Статус высокопоставленных политических деятелей Чжаньго

Статус высокопоставленных политических деятелей Чжаньго

Во второй половине периода Чжаньго, после ухода с политической арены аристократии как высшего слоя общества, чжоуская элита существенно изменилась. Дело в том, что в интересующее нас время при назначении на высокие посты принимали во внимание не принадлежность к определенному кругу знати, как то было в период Чуньцю, а только личные заслуги и достоинства.

Что касается управления важнейшими царствами в период Чжаньго, то оно постепенно переходило в руки министров-цинов, которые фактически заместили собой своих сюзеренов-гунов, со временем полностью лишив их власти. Этот процесс был длительным и завершился в конце периода Чжаньго. Заметим, что из семерых правителей сильнейших царств четверо (трое из Цзинь и один из Ци) в недавнем прошлом были цинами, имевшими большую силу и влияние и боровшимися за власть. Став всевластными правителями царств, вчерашние цины или, точнее, их потомки сделали все для того, чтобы возглавленные ими новые государства не имели ничего общего с феодальной системой, дающей вотчинникам огромную наследственную власть. Их целью было укрепить бюрократическую административную систему, на которую они намеревались надежно опереться. По такому же пути шли прежде полуварварские царства Цинь и Чу, осуществившие соответствующие реформы^[70].

Новая система в различных царствах выглядела по-разному, но суть ее всюду была одинаковой: управлять царством должен сам правитель, роль которого постепенно возрастала. Показательно, что большинство правителей в конце IV в. до н. э. уже именовали себя ванами, титулом, который прежде носил лишь чжоуский сын Неба, да еще самовольно чуские правители. Правители второго плана, не имевшие большого политического влияния и соответствующего статуса, нередко называли себя хоу (князь). Если правитель терял часть своих территорий или становился вассалом более сильного царства (как это произошло в свое время с полуварварскими Дай, Чжуншань или Шу), он тоже лишался права на титул вана и обретал новый, более низкий, чаще всего хоу.

Иногда титул хоу давался близким родственникам правителя (например, циньскому Жан-хоу, игравшему важную роль в политике Цинь в III в. до н. э.) [Вяткин, т. VI, с. 93 и 105], но это следовало заслужить. К слову, близкие родственники правителя, обычно имевшие право на титул хоу, получали, как правило, соответствующее рангу служебное ненаследственное владение. У Сыма Цяня есть такая фраза:

«Жан-хоу был [дядей вана], его заслуги были весьма велики перед Цинь, но и его в конце концов изгнали; двое младших братьев вана, не имея никаких прегрешений, все равно поплатились своими владениями» [там же, с. 93]. Из нее явствует, что никто в царстве Цинь не имел права на наследственное владение и если близкий родственник правителя получал служебное владение, он обязан был добросовестно служить, иначе он просто лишался его. И судя по всему, в период Чжаньго так было не только в Цинь.

Известно также, что в конце Чжаньго титул хоу получали и деятели сравнительно низкого происхождения. Так, титулом Вэнь-синь-хоу именовался в царстве Цинь Люй Бу-вэй, вначале просто очень богатый купец, а позже видный политический деятель [Вяткин, т. VII, с. 389, примеч. 2]. Из царства Вэй пришел в Цинь и Фань Суй, который вначале был неудачливым странствующим ши, но, оказав царству Цинь ряд важных услуг, в 226 г. до н. э. получил владение в Ин и титул Ин-хоу [Сыма Цянь, гл. 79; Вяткин, т. VII, с. 226]. А в царстве Чжао отцу некоего Ли Туна, сумевшего проявить героизм в борьбе с Цинь и ценой своей жизни отстоять родной город Ханьдань, пожаловали титул Ли-хоу с полагавшимся владением [Сыма Цянь, гл. 76; Вяткин, т. VII, с. 188–189, 361, примеч. 17]. Похоже, что так же обстояло дело и в других царствах [Вяткин, т. VI, с. 83 и 116].

Кроме высокопоставленных деятелей разного происхождения, удостаивавшихся титула хоу и сответствующего ему владения, существовала чуть более низкая, но многочисленная категория цзюней. Этот титул был новым, он появился именно в период Чжаньго и тоже, как правило, сопровождался получением служебного, ненаследственного владения. Напомним читателю о чжаоском У-лин-ване, который под довольно нелепым предлогом просил именовать его не хоу, а цзюнем. Это свидетельствовало о том, что между титулами хоу и цзюнь не было большой принципиальной разницы. И когда вэйскому Яну в Цинь было дано владение Шан и титул цзюнь и он начал именоваться Шан-цзюнем, это означало, что его формальный статус был уравнен с фактическим. Выше него в Цинь был только один человек— правитель Сяо-гун, сын которого уже стал носить титул вана.

Из этого можно сделать вывод, что титул цзюнь с сопровождавшим его владением был лишь чуть ниже титула хоу и наравне с ним соответствовал порятию «правитель, хозяин, повелитель». В этом смысле цзюни чем-то напоминали цинов в конце Чуньцю, когда они один за другим становились всевластными правителями.

Получение правителем вместо хоу титула цзюнь, как это было в Малом Вэй в 330 г. до н. э., конечно, свидетельствовало об определенной деградации древнего царства, хотя вэйский престол по-прежнему занимал законный наследник, только теперь уже с титулом цзюнь. Иногда одного и того же деятеля, как, например, упоминавшегося уже Жан-хоу, одновременно именовали и цзюнем— Хуаян-цзюнь или просто цзюнь [Вяткин, т. VII, с. 156 и 218].

Носители высших титулов хоу или цзюнь обычно занимали и высшие должности в царстве. Так, Жан-хоу длительное время был первым министром-сяном царства Цинь. В отличие от периода Чуньцю, когда все министерские должности традиционно занимали цины, в период Чжаньго, особенно во второй его половине, должность первого министра, сяна, равно как и другие важные должности, в частности военачальников, занимали только те, на которых падал выбор правителя. Отныне это право принадлежало только ему.

Как видим, на самом верхнем уровне система, о которой идет речь, стала принципиально отличаться от предшествовавшей. На смену наследственным, постоянно враждующим цинам, чьи влиятельные позиции хотя и зависели от благосклонности правителя, но далеко не всегда, пришли наемники. Они оплачивались из казны и занимали свою должность лишь пока это было приемлемо для нанявшего их правителя. Министры-сяны и иные высшие должностные лица, включая военачальников^[71], обладали немалыми полномочиями, порой большими, чем некогда цины. Существенно, что в период нахождения их на высокой должности все они, как правило, были свободны в своих решениях, а иногда и радикальных реформах. Единственным, но имеющим принципиальное значение ограничением их власти было отношение к ним самого правителя.

Стоит заметить, что используемый нами термин сян условен. На практике главный министр мог именоваться иначе, в некоторых царствах бывало одновременно по два сяна, а иногда случалось и так, что не сян, а принятый на службу реформатор с иной формальной должностью фактически управлял царством и отвечал за все, что в нем происходит (назовем вэйского Яна, проводившего реформы в Цинь). Сян или облеченный всей полнотой власти министр-реформатор нередко был не местным жителем, а пришельцем из иного царства, принадлежавшим к числу так называемых странствующих ши. Эти ученые, носители разного рода идей, были готовы служить там, где их возьмут и дадут простор для осуществления выношенных ими планов. К слову, таких сянов из числа странствующих гии во второй половине периода Чжаньго было особенно много, так что иногда может создаться впечатление, что правители порой не столько не доверяли своим знающим политикам, сколько предпочитали иметь рядом с собой умного человека, лишенного тесных связей в царстве и потому полностью зависящего от благосклонности к нему его нанимателя-правителя.

Уже упоминалось, что, пока министр-сян находился на своей должности и был формально высшим представителем исполнительной власти в царстве, он располагал немалыми полномочиями. Но когда от правильного решения зависело очень многое, в качестве советников привлекались и иные высокопоставленные представители политической элиты, независимо от их формальных званий. На совещаниях право высказать свои мысли предоставлялось всем. Но последнее слово и право принятия решения оставалось за правителем. В этом смысле власть советников и министров-сянов была существенно ограничена. Иногда, как мы знаем, они вовсе могли ее лишиться вместе с должностью и оплатой за нее. Но когда решение, на котором настаивал кандидат в сяны или в реформаторы, принималось, ситуация кардинально менялась. Поставленный на должность избранник правителя обретал огромные возможности, полномочия и вместе с ними, естественно, еще и большую ответственность. Это как раз и отличало министра-сяна и тем более реформатора от советников независимо от того, какие у кого были звания^[72].

Выработанные на совещаниях-дискуссиях планы, советы и рекомендации занимали немалое место в политических интригах против соседних царств. Они широко представлены в различных главах труда Сыма Цяня, прежде всего в биографиях видных политических деятелей Чжаньго, а также в «Чжаньго-цэ». Судя по пространной форме включенных в них речей, они не могут считаться дословным пересказом той либо иной точки зрения. Речи составлялись много позже, совсем другими людьми и вполне могли быть переинтерпретированы. Но главное — каждая из них отражала определенную позицию, которая и рассматривалась во время совещания^[73].

Итак, одной из функций главных министров-сянов, кандидатов в реформаторы и советников правителя (нередко они были из числа тех, кто в прошлом занимал высокие посты и потому был хорошо знаком с интригами в сфере политики и дипломатии) было их участие в обсуждении важнейших государственных, чаще всего внешнеполитических проблем. А сохранение должности с ее большими полномочиями в немалой мере зависело от того, насколько аргументированной и соответствовавшей намерениям или надеждам правителя была их позиция. Можно сказать, что именно благодаря своим разумным планам и советам обычно и держались у власти министры-сяны. В отличие от цинов времен Чуньцю у них не было ни наследственных владений, ни многочисленных родственных и подчиненных им аристократических кланов, ни тем более зависимого от них населения, жившего в их громадных феодальных вотчинах.

У сянов, как и претендующих на этот статус странствующих ши с их новыми реформаторскими идеями, была только позиция. Разумеется, за свой труд, за мудрые советы и достигнутые благодаря им успехи, за повседневную работу по управлению царством администраторы высшего ранга, как, впрочем, и весь административный аппарат, обычно, независимо от их происхождения (они могли быть пришлыми ши или очень близкими родственниками правителей), получали высокое вознаграждение, чаще всего в виде владения какими-либо территориями. Но эти территории не имели характера вотчин и легко в случае чего отбирались, менялись на иные, передавались в качестве награды другим.

Что же касается того, какие деятели обычно предпочитались и чаще всего приглашались извне в качестве глав администрации или войска, то это зависело от очень многих факторов, хотя в первую очередь от того, чего хотел правитель. И здесь стоит еще раз заметить, что такого рода практика получила распространение в период Чжаньго не сразу^[74]. Похоже на то, что первым из тех, кто сознательно стал искать способных администраторов из других царств, был вэйский Вэнь-хоу. Судя по данным 65-й главы труда Сыма Цяня, он очень хотел иметь способного военачальника и назначил командующим войсками У Ци, человека с подпорченной репутацией, но — по рекомендации Ли Кэ — отличного знатока военного дела.

Впоследствии выяснилось, что Ли Кэ не ошибся. Однако потенции У Ци как реформатора ни вэйский Вэнь-хоу, ни его сын У-хоу не желали принять во внимание (хотя не исключено, что и сам У Ци в то время не предлагал себя в таком качестве). Любопытно другое. Когда стал вопрос о назначении министра-сяна в Вэй, все воинские заслуги и претензии У Ци не были учтены, а назначенный сяном Тянь Вэй вразумительно объяснил У Ци, что, когда царство не слишком стабильно, управлять им должен не пришлый военачальник, пусть и преуспевший в своем деле, но именно он, скромный вэйский администратор [Вяткин, т. VII, с. 53–54]. Стоит запомнить слова Тянь Вэя. Из них явствует, что по меньшей мере в пределах Чжунго в первой четверти IV в. до н. э., которую мы вправе отнести к первой половине периода Чжаньго, странствующие ши еще не имели больших шансов стать сянами — даже при наличии весомых заслуг.

Иначе обстояло дело вне Чжунго. В полуварварском Чу большее внимание уделяли реформам и реформаторам. После того как У Ци был вынужден покинуть Вэй, его пригласил чуский Дао-ван (401–381 гг. до н. э.), причем сразу же на должность сяна, дав ему все полномочия. Но довести до конца свои реформы он не смог, так как вскоре был убит представителями недовольной им чуской знати. Тем не менее начало было положено, и двадцатью годами спустя циньский Сяо-гун во всеуслышание объявил, что он нуждается в странствующем ши с реформаторскими идеями.

Циньский Сяо-гун без колебаний (хотя приглашенные на совещание его советники были против) взял в качестве реформатора вэйского Яна. Он проявил решительность и готов был идти на риск, дабы изменить потенции и статус полуварварского и явно отстававшего от других царства Цинь. И Сяо-гун не прогадал. Жесткие реформы вэйского Яна были проведены в Цинь последовательно и основательно, дав немалый результат. Однако Яну пришлось разделить участь своего чуского предшественника (его разорвали на части после смерти Сяо-гуна). Несмотря на драматический конец первых выдающихся реформаторов, властолюбивые устремления честолюбцев и желание правителей довериться имеющему интересные идеи странствующему ши, а также связанная со всем этим политическая практика вскоре стали нормой фактически во всех царствах.

С этого момента все большее распространение получают развернутые политико-дипломатические планы типа глобальных стратагем. Именно с такого рода идеями начали приходить то в одно, то в другое царство странствующие ши, обещавшие правителям легкие, по их словам, пути для достижения победы в борьбе с соперником, для укрепления своих позиций и в конечном счете для успеха в овладении Поднебесной. И что поразительно, их нередко мало продуманные и обоснованные и потому в общем-то легковесные идеи пользовались популярностью. К ним прислушивались. Носителей этих идей делали сянами, вручая им большую власть, причем иногда сразу в нескольких царствах. Наибольшую известность среди них получили Су Цинь и два его брата, Су Дай и Су Ли, о которых обстоятельно рассказано в 69-й главе труда Сыма Цяня и еще подробнее — в «Чжаньго-цэ». Судя по этим источникам, они сыграли довольно большую роль в политике и дипломатии семи сильнейших царств во второй половине Чжаньго.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.