Октябрьский мятеж

Октябрьский мятеж

Так называемые «демократы» при естественной поддержке западных политиков до сих пор утверждают, что никогда не было никакого заговора военных. Что это кровожадный Сталин все выдумал для уничтожения своих политических конкурентов. Именно конкурентов, а не противников. Ибо, по их мнению, все они были истинными борцами за народное счастье и «герои Октября». Признания же, мол, из обвиняемых были «выбиты» путем физического воздействия, пыток. Чтобы показать лживость этого утверждения, необходимо уделить особое внимание событиям 7 ноября 1927 года, которые после смерти Сталина из истории партии стали просто уходить в умолчание.

1927 год вошел в историю СССР как «год военной тревоги». Его начало ознаменовалось выступлением 23 февраля британского министра иностранных дел Джозефа Чемберлена с угрожающей дипломатической нотой в адрес Советского правительства с категорическим требованием прекратить «антибританскую» пропаганду и военно-политическую поддержку гоминьдановско-коммунистического правительства в Китае, образовавшегося в результате национально-освободительной революции 1925–1927 годов. Отказ СССР выполнить условия выдвинутого британского ультиматума стал поводом для английской разведки организовать целую серию антисоветских провокаций.

Так, 6 апреля 1927 года произошел налет на полпредство СССР в Пекине. Прямым его последствием стали победы антикоммунистических переворотов в Шанхае и в Ухани, а также разрыв гоминьдана с СССР. 12 мая произошел обыск английской полицией в офисе советско-английского акционерного общества «Аркос» в Лондоне. В результате этого обыска британское правительство Болдуина получило в свои руки секретные документы о подрывной деятельности Коминтерна в Великобритании и в Китае. 27 мая Британия, размахивая этими документами, разорвала торговые и дипломатические отношения с СССР. Одновременно с этими событиями произошла «засветка» 8 коминтерновских разведцентров за границей. Понятно, что вой, поднятый англосаксами в мировой печати по поводу коминтерновских шпионов, просто зашкаливал.

Уже тогда у наших разведчиков не вызывало сомнений, что найденные в офисе «Аркос» документы были подброшены зиновьевцами по указке Троцкого, точно так же, как произошел провал разведывательных резидентур. Таким образом ответила антисталинская оппозиция на отстранение в 1925 году Троцкого от руководства страной, а Зиновьева — от руководства Коминтерном. Вопрос, что общего между Чемберленом, Болдуином, Зиновьевым и Троцким, будем считать праздным, так как их действия явно были скоординированы. Ситуацию обострили результаты партийной дискуссии, проведенной в тот же год. В ней за позицию Троцкого проголосовало всего 4120 человек из 1 200 000 членов и кандидатов партии и 730 862 принявших участие. Это был полный разгром троцкизма.

Страна тогда отмечала десятую годовщину Октябрьской революции. Традиционно повсеместно проходили демонстрации. Состоялись демонстрации также в Москве и в Ленинграде. По поводу московской манифестации известная своей направленностью «Википедия» дает следующую картину:

«Параллельно с официальной демонстрацией в день 10-летия Октябрьской революции оппозиционеры организовали собственную параллельную демонстрацию. В Москве ее возглавили Троцкий, Каменев, Лашевич, Преображенский, Муралов, тогда как Зиновьев и Радек выехали в Ленинград.

С балкона 27-го Дома Советов на углу Тверской и Охотного (гостиница Националь. — Л. Н.) были вывешены оппозиционные лозунги, на балкон вышли Смилга и Преображенский, приветствовавшие колонны демонстрантов. Через некоторое время сторонники “генеральной линии” атаковали дом. С балкона противоположного 1-го Дома Советов из квартиры Подвойского в Преображенского и Смилгу начали бросать “льдинами, картофелем и дровами”. Ворвавшиеся в дом 20 человек избили оппозиционеров Грюнштейна, Енукидзе и Карпели, стащили с балкона Преображенского и Смилгу и сорвали оппозиционные лозунги. Во главе сторонников “линии ЦК” находился секретарь Краснопресненского райкома партии Рютин, впоследствии присоединившийся к “правому уклону”.

По заявлению члена партии А. Николаева, с его квартиры были сорваны оппозиционные лозунги “выполним завещание Ленина”, “Повернем огонь направо против нэпмана, кулака и бюрократа”, “За подлинную рабочую демократию”, а также портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева.

Троцкий, Каменев и Муралов в это время находились в автомобиле у места сбора колонн. По заявлению члена партии Архипова, на эту машину было устроено нападение, член партии Эйденов пытался избить Троцкого. Ряд рядовых оппозиционеров были избиты, плакаты вырывались у них из рук. Имеются также свидетельства, что в машину Троцкого стреляли.

Малоизвестно, что в этот день слушатель военной академии имени Фрунзе Охотников Я. О., участвуя в охране Мавзолея, напал на Сталина, ударив его в затылок. Судя по всему, Сталин счел произошедшее недоразумением. Сам Охотников впоследствии был репрессирован, однако эпизод с нападением на Сталина в его деле не числился».

А вот что пишет тогдашний рупор троцкистов «Бюллетень оппозиции» о тех же событиях:

«Что произошло на самом деле 7 ноября 1927 года? В юбилейной демонстрации участвовала, разумеется, и оппозиция. Ее представители шли вместе со многими заводами, фабриками, учебными заведениями и советскими учреждениями. Многие группы оппозиционеров несли в общей процессии свои плакаты. С этими плакатами они вышли с заводов и других учреждений. Что ж это были за контрреволюционные плакаты? Напомним их:

1)“Выполним завещание Ленина”

2)“Повернем огонь направо — против нэпмана, кулака и бюрократа”

3)“За подлинную рабочую демократию”

4)“Против оппортунизма, против раскола — за единство ленинской партии”

5)“За ленинский Центральный Комитет”.

Рабочие, служащие, красноармейцы, учащиеся шли рядом с оппозиционерами, несшими свои плакаты. Никаких столкновений не было. Ни один здравомыслящий рабочий не мог рассматривать эти плакаты как направленные против советской власти или против партии. Лишь когда отдельные заводы и учреждения влились в общий поток манифестации, ГПУ, по распоряжению сталинского секретариата, выслало особые отряды для нападения на демонстрантов, мирно несших оппозиционные плакаты. После этого стали происходить отдельные столкновения, состоявшие в том, что отряды ГПУ набрасывались на манифестантов, вырывали у них плакаты и наносили им побои. Отборная группа красноармейских командиров, взломав дверь, ворвалась в квартиру Смилги, на балконе которой висели плакаты оппозиции и портреты Ленина, Троцкого и Зиновьева. Вот в чем состояло восстание 7 ноября 1927 года!»[79].

А вот что доложил партийному активу Заместитель Председателя ОГПУ Ягода вечером 6 ноября 1927 года:

«…Проиграв во внутриаппаратной схватке, Троцкий, Каменев, Зиновьев и прочие оппозиционеры решили взять власть иным путем — в ноябре этого года. Они рассчитывают, что 7 ноября станет днем начала новой, “настоящей” революции. Троцкий остается верен тактике десятилетней давности: на штурм государственных высот он хочет бросить не толпу, а тайно сформированные особые отряды. Заговорщики называют их “Красной гвардией”. Их вожди планируют захватить власть не путем открытого восстания рабочих масс (которые, разумеется, их не поддерживают), а в результате “научно подготовленного” государственного переворота…

…Готовящие переворот настолько уверены в своей победе, что даже особо не скрывают этого. Все слышали, как троцкист Шмидт (Д. А. комдив. — Н. Л.) публично оскорбил, пообещав лично “отрезать ухи”, товарища Сталина. Еще недавно бывший одним из (как ему казалось) “всесильных” руководителей партии Каменев вчера клятвенно заверил Троцкого, что “все пройдет, как задумывалось”. Цитирую дословно донесение личного секретаря Каменева Я. Е. Эльсберга: “Как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, партия скажет: ««Вот Центральный комитет! Вот правительство!»”.

…Теперь что касается собственно планируемого на завтра, 7 ноября, переворота. Он должен начаться с захвата технических узлов государственной машины и ареста народных комиссаров, членов центрального комитета и комиссии по чистке (как они ее называют) в партии. Заниматься этим должны специально сформированные отряды “красногвардейцев” Троцкого. Именно поэтому, товарищи, просьба ко всем присутствующим — сегодня остаться ночевать здесь, в Кремле. Дезактивацией “Красной гвардии”заговорщиков займется специальный отряд ОГПУ Невидимому натиску Троцкого мы противопоставим невидимую оборону… Все будет сделано тихо, чтобы не тревожить массы трудящихся, отмечающих первое десятилетие великого праздника нашей революции»[80].

События развивались следующим образом. В полночь с 6 на 7 ноября по приказу Шапошникова, командующего Московским ВО, была тихо поднята 2-я Московская пехотная школа им. Ашенбренера. Как рассказывал очевидец и участник тех событий и одновременно выпускник этой школы Лебедев В. Г., курсантам была поставлена задача немедленно занять, а потом забаррикадироваться внутри зданий центральной почты, телеграфа, телефонной станции и взять под особую охрану электростанцию. Применение оружия ограничивалось лишь крайними случаями. Более того, как потом выяснилось, командующий округом на всякий случай подтянул к Калужской Заставе два бронедивизиона.

Рис. 13. Курсанты 2-й пехотной школы им. Ашенбренера.

В 10 часов утра начался парад. К тому времени «красногвардейцы» Троцкого уже обошли все известные им квартиры членов ЦК, ответственных работников правительства и, не найдя никого, устремились на захват правительственных зданий, вокзалов, почты, телеграфа и телефонной станции. Тут они неожиданно для себя столкнулись с отрядами Маленкова, тогдашнего сотрудника Организационного отдела ЦК ВКП(б), организовавшего на отпор троцкистам рабочую молодежь заводских окраин Москвы. Возникли перепалки, местами переходящие в потасовки типа «стенка на стенку», что сразу исключило массовое применение огнестрельное оружие.

К 11 часам окончательно провалилась попытка захвата центральной электростанции. Курсанты выставили в окна пулеметы и предупредили штурмующих, что могут открыть огонь на поражение. Те тут же откатились.

Зная, что значительная часть высшего командного состава — его сторонники, но основная масса военнослужащих настроены против него, Троцкий задумал провокацию, в результате которой на мавзолее должна была начаться сумятица. А это, в свою очередь, дало бы повод военным, участвующим в параде, вмешаться в происходящее, где уже не играло бы никакой роли, кто за кого. В суматохе Сталина и его соратников можно было под шумок уничтожить. За организацию провокации взялся начальник Академии им. Фрунзе Эйдеман, один из ближайших подручных Тухачевского. Он выдал трем своим слушателям, одним из которых был Охотников, специальные пропуска в Кремль. Время провокации было подгадано к моменту объезда Ворошиловым парадных расчетов на Красной площади, когда внимание всех будет невольно приковано к этому действу.

Без помех попав в Кремль, провокаторы встретили сопротивление только у входа в туннель, ведущий на трибуну мавзолея (вот тебе и обещания Ягоды усилить охрану), а затем на самой трибуне. И там, и там возникли потасовки. Не без труда охране удалось скрутить злоумышленников. И хотя в какой-то момент Охотников нанес удар Сталину, большой сумятицы не возникло.

К половине двенадцатого до Троцкого дошло, что мятеж провалился. И тогда он бросил в бой свой последний резерв. В здании Московского университета в тот момент проходил съезд еврейского студенчества. Взбежав на трибуну, Троцкий призвал всех присутствующих выступить в защиту идеалов Октябрьской революции, давшей так много евреям, против антисемитски настроенных членов ЦК во главе со Сталиным. Студенты с энтузиазмом рванулись на улицу, где, слившись с участниками антиправительственной манифестации, попытались прорваться на Красную площадь. Но им преградила дорогу все та же молодежь, откликнувшаяся на призыв Маленкова. Вновь произошла потасовка, обернувшаяся синяками, ссадинами, разбитыми носами. До применения оружия, того, что жаждал Троцкий, дабы спровоцировать на вмешательство армейские части, принимавшие участие в параде, дело вновь не дошло.

И именно в этот момент Шапошников ввел в Москву свои броневики. Основная масса москвичей восприняла их появление как продолжение парада. Повсеместно локальные стычки прекратились, а люди, в них участвовавшие, стали расходиться. Откуда-то на площадях, в парках, в скверах появились музыканты. Зазвучали песни, начинались танцы. Большой праздник начал входить в свои права. Все задержанные милицией были распущены по домам. Отпущен был даже Охотников. Сталин так объяснил этот жест:

«Из апелляции к “улице” ничего у оппозиции не получилось, так как она оказалась ничтожной группой. Но это не вина, а беда ее. А что, если бы у оппозиции оказалось немного больше сил? Не ясно ли, что апелляция к “улице” превратилась бы в прямой путч против Советской власти? Разве трудно понять, что эта попытка оппозиции, по сути дела, ничем не отличается от известной попытки левых эсеров в 1918 году? По правилу, за такие попытки активных деятелей оппозиции мы должны были бы переарестовать 7 ноября. Мы не сделали этого только потому, что пожалели их, проявили великодушие и хотели дать им возможность одуматься»[81].

И это говорит «кровожадный диктатор». Сталин в то время, конечно, не обладал тем авторитетом и той полнотой власти, которую он приобрел впоследствии. Но на ход событий большую роль оказали чуть ранее опубликованные результаты навязанной троцкистами дискуссии в ВКП(б). Поэтому единомышленники Троцкого в рядах РККА (Тухачевский и др.), двурушники в ОГПУ (прежде всего сам Ягода), а также партийные бонзы (Эйхе, Постышев, Косиор и прочие) оказались деморализованными и решили поиграть в нейтралитет, посмотреть, как будут разворачиваться дела.

Но заговор-то уже существовал. Причем мог перерасти в открытое антинародное вооруженное восстание, как бы ни хотелось откреститься от этого антисталинским кругам — партноменклатуре и различного «разлива» либерал-демократам. Только заговорщики, действовавшие до описанных событий почти открыто, после последовавшей за ними ссылкой Троцкого и исключения из партии наиболее активных его сторонников ушли в подполье. А как сказано:

«В подполье можно встретить только крыс»[82].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.