Буддийский пантеон и храмы
Буддийский пантеон и храмы
И в Индии, и в Китае, и в странах Юго-Восточной Азии объектом религиозного культа были одни и те же персонажи. Однако в разных странах они пользовались различной степенью уважения и популярности. В этом смысле показательно, что культ великого Будды, легендарного основателя буддизма, в Китае никогда так и не занял подобающего ему первого места. Разумеется, в его честь тоже строили храмы и воздвигали памятники. Однако роль Будды всегда была второстепенной. Согласно подсчетам Д. Цукамото, гораздо больше было изображений и славословящих надписей, посвященных некоторым другим буддам. Если в VI – VII веках в дотанском Китае Великий Будда по традиции еще стоял на первом месте (ему было посвящено 43 надписи, Майтрейе – 35, остальным еще меньше), то начиная с Тан картина изменилась. На передний план вышли типично китайские, то есть получившие особую популярность именно в китайском буддизме, Амитаба и Гуань-инь. В храмовом комплексе Лунмыня, который формировался в основном с V по IX век, число надписей и изображений, посвященных Будде, равно 94, тогда как на долю Амитабы приходится 222, а Гуань-инь – 197. Правда, Майтрейя по?прежнему уступал Будде – ему посвящены 62 надписи [995, 366 – 378; 268, 171 – 172].
Таким образом, наибольшее значение в буддийском пантеоне Китая приобрели те будды и бодисатвы, с именами которых китайцы охотнее всего связывали свои надежды на светлое будущее, на счастливую жизнь и великие перемены. Все остальные персонажи буддийского пантеона занимали в Китае более чем скромное положение, и к их помощи и покровительству прибегали лишь в конкретных случаях, когда речь шла о покровительстве в сравнительно узкой сфере влияния того или иного божества.
Кроме будд и бодисатв, число которых (если иметь в виду общепризнанных святых) было довольно ограниченным, в буддийский пантеон включалось большое количество божеств и святых более низкого ранга, в первую очередь архатов. Помимо 16 важнейших из них – по традиции они считались сподвижниками самого Будды (в Китае их число достигало иногда 18, причем они, в свою очередь, имели по 500 – 1500 своих архатов-последователей) – особым почитанием среди китайских буддистов пользовались 500 архатов, составлявших вторую группу святых этого ранга. Считается, что все они были участниками IV буддийского собора [744, 199; 164, 198 – 199]. Статуи 500 архатов, иногда именуемых «500 буддами», можно было встретить в известных буддийских храмах.
В соответствии с распределением функций и влиятельности буддийских божеств-патронов создавались и функционировали храмы, которые составляли львиную долю всех центров буддизма в стране. В отличие от монастырей, храмы представляли собой обычно культовые сооружения в один, реже несколько залов, посвященные тому или иному конкретному представителю буддийского пантеона. Обслуживались они монахами, которые призваны были следить за порядком и совершать ритуалы и обряды. Такого рода храмы охотно посещал народ, особенно в дни буддийских праздников. К божеству-патрону храма возносились тысячи молитв и просьб, сопровождавшихся возжиганием свечей и курений, поднесением подарков.
Строго говоря, институт храмов в наиболее общем и типичном для средневекового Китая значении этого слова возник именно с буддизмом и благодаря ему. Разумеется, прежде в стране существовали даосские и конфуцианские храмы (хотя и далеко не в столь значительном количестве), однако они представляли собой обычно лишь залы с алтарями, курильницами и ритуальной утварью для жертвоприношений. Подлинными храмами в современном их виде они стали именно под влиянием буддийских храмов, причем главную роль в этой трансформации сыграли скульптурные идолы и изображения, которые занимали в буддийских храмах основное место.
Ни писаной, ни скульптурной иконографии (идолов) древние китайцы, как правило, при отправлении культов не знали. Эта форма искусства появилась вместе с буддизмом. Обычно на центральном месте храмового помещения или в главном его зале ставилось изображение божества, в честь которого выстроен храм. Оно почти всегда сопровождалось изображениями сподвижников или охранителей божества.
В китайском буддизме идол был не просто изображением божества, но его воплощением. Согласно традиции, восходящей к мальчикам, воплощавшим в дни ритуальных празднеств своих умерших дедов, этот идол представлялся чем?то вроде авторизованного божеством представителя. Соответственным был и ритуал. Идола вносили в храм, посвященный тому же божеству, где уже имелся свой идол. Затем у божества, воплощенного в храмовом идоле, просили отдать часть своей субстанции новому идолу, и после этого новый идол перемещался в построенный для него храм. Иногда за этой церемонией следовал обряд отверзания, хорошо известный и в других религиях. Жрец смазывал кровью или красной тушью глаза, рот, нос и уши (иногда также руки и ноги) идола. Считалось, что после этого идол становился воплощением божества, которое могло все видеть, слышать и чувствовать [38, 197 и сл.].
При изготовлении идолов обычно руководствовались строгими, сложившимися еще в древности традициями, восходившими к индо-греко-буддийскому искусству Кушанского царства. Из века в век сохранялись одни и те же канонические позы, имевшие большое значение и четкую семантику, жесты и даже выражения лиц. Интересно отметить, что, за исключением ясных, благообразных канонизированных лиц основных будд и божеств буддизма, остальные персонажи (святые, стражи и т. п.) приобрели под влиянием тантризма специфический облик: искаженные от ярости лица со страшным оскалом зубов, дико вытаращенные глаза и т. п. [335, т. VI, 89]. Все эти маски тщательно сохранялись и дожили до наших дней, хотя на протяжении веков и подверглись заметной китаизации (особенно в одежде, атрибутах и т. п.).