Глава 6 ГОСУДАРСТВО АДМИРАЛА КОЛЧАКА

Глава 6

ГОСУДАРСТВО АДМИРАЛА КОЛЧАКА

Демократические трепачи

Перенесемся теперь совсем в другие места, на Урал и в Сибирь. Там тоже есть свои «областники». Все эти правительства насильно заставили объединиться чехословаки: иначе обещали открыть фронт.

С перепугу Комуч и Сибирская Дума собрали в Уфе 8 сентября 1918 года Государственное совещание. До 23 сентября заседали в этом городе представители Комуча, Прикомуча, Временного Сибирского правительства, Временного областного правительства Урала, войсковые правительства Уральского, Сибирского, Енисейского, Астраханского, Семиреченского, Иркутского казачьих войск, правительства Башкирии, киргизского правительства Алаш-Орда, Временного правительства автономного Туркестана, Национального управления тюрко-татар внутренней России Сибири, представители съезда городов и земств Сибири, Урала и Поволжья. Всего до 200 человек.

24 сентября они создали Директорию из 5 человек: член ЦК партии эсеров правый эсер Н.Д. Авксентьев (председатель), кадет Н.И. Астров, народный социалист Н.В. Чайковский, беспартийный, но близкий к эсерам П.В. Вологодский. И член «Союза возрождения России» генерал В.Г. Болдырев.

Директория не имела административного аппарата, но ей формально подчинялись объединенные в октябре 1918 года Сибирская и Народная армии, командование которыми принял генерал В.Г. Болдырев.

После провозглашения 28 октября Чехословацкой республики чехословаки окончательно вышли из борьбы. Их поставили охранять Транссибирскую магистраль, а на фронт не посылали — чехословаки не хотели вмешиваться во внутренние дела иностранного государства.

Тем временем красные наступали с Волги и из Туркестана. Уральским и оренбургским казакам пришлось сражаться на два фронта. Директория переехала в Омск, где при действующем Сибирском правительстве стала ненужной. Взамен себя и областных правительств она б ноября утвердила Всероссийский совет министров под председательством главы Сибирского правительства П.В. Вологодского.

Одновременно с Директорией и Временным Сибирским правительством в Омске находилось еще два подпольных совета и несколько «полномочных представителей» других правительств. Но реальная власть находилась в руках казачьего атамана Красильникова — монархиста по убеждениям и реалиста по образу жизни.

Никакой реальной власти у Директории не было и в помине, вся реальная власть находилась в руках у тех, кто вооружен. Это даже в крупных городах и на Транссибирской магистрали. А в стороне от нее о власти Директории вряд ли вообще кто-то слыхал.

К востоку от Байкала у Директории тоже власти не было.

Опять «интервенты»

Еще в июне 1918 года западные державы восприняли угрозы Троцкого Чехословацкому корпусу как недружелюбный акт и в поддержку корпусу объявили Владивосток международной зоной.

До августа 1918 года на Дальнем Востоке России, а именно на рейде Владивостока, находились лишь японские корабли. Япония опасалась дипломатических осложнений с США и не расширяла интервенции.

Летом 1918-го Франция и Британия оказывали давление на США, с тем чтобы те способствовали эвакуации из России Чехословацкого корпуса, необходимого, по их мнению, на Западном фронте для войны против Германии.

Американский президент упорно сопротивлялся неоднократным требованиям союзников отправить воинский контингент в Сибирь, но в конце концов сдался. 17 июля 1918 года госдепартамент США опубликовал меморандум, в котором выражалось отрицательное отношение США к интервенции, однако говорилось, что американские войска будут посланы для помощи эвакуации Чехословацкого корпуса. Аналогичные декларации были сделаны Японией, Францией, Британией, Италией и Китаем.

Все страны, участвовавшие в «интервенции», сделали заявление, что не будут вмешиваться во внутренние дела России.

3 августа 1918 года во Владивостоке высадился батальон британцев (829 чел.), 9 августа — рота французских колониальных войск (107 чел., в основном вьетнамцы), 12 августа — японская дивизия (16 тыс.), 16 августа — два американских полка с Филиппин (3011 чел.), 3 сентября — еще 5002 американца (значительную часть которых составляли штабное управление, медицинский персонал и телеграфисты) во главе с генерал-майором Вильямом Грэйвсом. В сентябре во Владивосток прибыли 1400 итальянцев.

Осенью, после окончания Мировой войны, появились и польские части: поляки считали себя подданными Польши, но готовы были воевать за русские интересы, как за свои собственные.

Американцы всерьез занялись проблемой эвакуации чехословаков — на поддержание функционирования Транссибирской магистрали было направлено 285 железнодорожных инженеров и механиков, во Владивостоке был развернут завод по производству вагонов (всего было выпущено 30 тыс. штук).

У скопища разноплеменных войск Антанты был даже свой главнокомандующий — французский генерал М. Жанен. Но все бравые союзники друг другу не доверяли еще больше, чем белогвардейцам и красным. И совместных операций не проводили. У войск каждой державы были свои командующие. И они когда слушались Жанена, а когда и нет.

Японцы — «интервенты» себе на уме

Японцы не подчинялись Жанену и вообще вели только собственную политику. Американцы согласились с тем, что японцы имеют право на историческую провинцию Матсмай. Только представления у европейцев и японцев о границах провинции были разными. Японцы считали, что в Матсмай входит остров Хоккайдо, все Курильские острова, Камчатка и весь Сахалин.

Американцы думали, что Матсмай — это Хоккайдо, юг Курильских островов и юг Сахалина.

По японо-американскому соглашению контингент японских войск на русском Дальнем Востоке не должен был превышать 10 тысяч солдат и офицеров. Но уже к 1 октября 1918 года численность японских войск на Дальнем Востоке России и в полосе отчуждения КВЖД была увеличена до 73 тысяч, что примерно в 8 раз превосходило численность, согласованную с западными странами. Японскими войсками командовал генерал Отани. Он претендовал на верховное командование всеми союзными войсками восточнее Байкала, что встретило энергичное сопротивление генерала Гревса. За этими разногласиями скрывались противоречия японских и американских интересов: Япония, стремясь к полному захвату Дальнего Востока, противилась распространению власти адмирала Колчака.

К концу 1918 года Япония начала сокращение своего военного присутствия в России. К февралю 1919 года численность японских войск на российском Дальнем Востоке и КВЖД составляла 25,6 тысячи — три дивизии. Одна дивизия размещалась вдоль железной дороги в Забайкалье, другая — вдоль КВЖД в Маньчжурии и третья — вдоль железной дороги в Приморье.

С августа 1918-го по январь 1919 года потери японских войск составили 77 убитыми, 226 умершими и 183 ранеными.

Военный и военно-морской

Директория недееспособна. Что делать? Выбор и россиян, и союзников пал на Александра Васильевича Колчака (1873–1920). До ноября 1918 года он прошел обычный путь военного человека. Простой и ясный, как орудийный ствол, блестящий и твердый, как сталь кортика.

Адмиралом он был вовсе не сухопутным. И делами военными руководил совсем неплохо. Стиль командования лихой, несколько авантюрный, напористый. Приняв командование на Черном море, Колчак тут же вывел корабли в открытое море. Прежнее командование как-то больше проводило маневры: якобы русский флот не готов к войне с немецкими кораблями.

Под командованием Колчака русский флот разгромил и загнал в нейтральные порты врага. После чего на флагманском корабле взвились флаги, обозначающие: «Благодарю за отличные маневры». Так и командовал, уважаемый начальством, а подчиненными порой и любимый.

Февральскую революцию А.В. Колчак принял спокойно. Он считал, что демократия всколыхнет патриотические чувства масс и позволит победоносно завершить войну.

В июне 1917 года Севастопольский совет начинает разоружать офицеров. Колчак воспринял это как личное оскорбление и демонстративно выбросил в море свою Георгиевскую саблю: пусть ныряет, кто хочет!

Сложив полномочия командующего, он уезжает в Петроград. На заседании правительства он требует оградить армию от политической пропаганды, восстановить дисциплину.

В конце июля 1917 года по приглашению англоамериканской миссии в качестве советника отбывает в Британию, затем в США. Он надеется воевать в составе американского экспедиционного корпуса в проливах — Босфоре и Дарданеллах.

Кадеты предлагают баллотироваться в Учредительное собрание… Колчак согласен! Он убежден в необходимости либерализма, демократизации правления Россией. Известие об Октябрьском перевороте и разгоне «Учредилки» задерживает его в Японии. Оценка Колчака однозначна: это дело рук германской разведки! Колчак просит союзников разрешить и дальше воевать в их рядах. Но английское командование предлагает выполнить союзнический долг в самой России.

В сентябре 1918 года во Владивостоке Колчак организовывает отряды «для борьбы с большевиками и немцами». Начинаются трения с японцами: Колчак требует уважения к русскому мундиру, более высокого статуса для добровольцев.

В середине октября 1918 года Колчак решил пробираться на юг, к Деникину. 4 ноября он прибывает в Омск.

Узнав об этом, Директория тут же приглашает его стать военным и морским министром Сибирского правительства. Великие политики, эсеры искренне считали — популярный в самых широких слоях Колчак обеспечит популярность и самого правительства. Он сделает офицеров лояльными социалистами…

Это при том, что в самом правительстве шла отчаянная грызня. И политическая, между членами разных партий. И коммунальная, за портфели, влияние и власть.

А.В. Колчак мгновенно стал не знаменем Директории… А знаменем для врагов Директории и вообще всякого разврата под названием демократия.

Диктатор

ЦК эсеров официально призывает вооружать противников Колчака. Узнав об этом, в ночь на 18 ноября 1918 года казаки атамана Красильникова арестовали всех социалистов — членов Директории. Н.Д. Авксентьев и В.М. Зензинов не имели никакого отношения к призывам эсеров. Их и не тронули: щедро снабдили деньгами и отправили в эмиграцию.

Вот эсеров, повинных в призывах воевать с Колчаком, казаки не помиловали: кого расстреляли, кого попросту выпороли.

А кадетам казаки предложили передать всю полноту власти адмиралу А.В. Колчаку. Сам Александр Васильевич решительно отрицал, что участвовал в заговоре и даже что вообще о нем знал. Не участвовать — да, не участвовал, но вот насчет того, что не знал… очень сомнительно!

Потому что в заговоре ведущую роль играли представитель Деникина полковник Лебедев, генерал Андогский, полковник Волков. Заговорщикам активно помогали командующий войсками Антанты в Сибири французский генерал М. Жанен, американский генерал У. Гревс, Уордл, американский же адмирал О. Найт, командующий английскими войсками А. Нокс.

Сразу после переворота консул США во Владивостоке передает Колчаку кредиты, выданные и не использованные Временным правительством, на сумму 262 млн долларов, а также оружие на сумму 110 млн долларов.

А японцы поддерживали не Колчака, они давали оружие атаманам Г.С. Семенову и И.П. Калмыкову.

Ранним утром 18 ноября 1918 года А.В. Колчак произнес: «Я не искал власти и не стремился к ней, но, любя Родину, не смею отказаться, когда интересы России потребовали встать во главе правления».

Государство Колчака

Директория присвоила Колчаку титул Верховного правителя Российского государства и Главнокомандующего всех вооруженных сил. Деникин, Юденич и Миллер признали его в этом качестве. А Колчак подтверждал их полномочия и соглашался с их ролью. Фактически, разумеется, никакого подчинения не было и быть не могло.

Военный диктатор с неограниченным запасом полномочий, А.В. Колчак создал при себе Совет министров и особый совещательный орган, Совет Верховного правителя — прямо как у Деникина. Разница в том, что Антон Иванович действительно с кем-то советовался, и довольно часто, а вот Колчак предпочитал действовать по наитию и полагаясь не столько на закон, сколько на свое понимание «справедливости».

Государство Колчака распространяло власть на Западную Сибирь и Урал. Оренбургская губерния и Уральская казачья область были фронтовой и прифронтовой зонами. К востоку от Красноярска власть Колчака ослабевала, к востоку от Иркутска просто сходила на нет. В Приморье, Монголии и в русской Маньчжурии было сравнительно спокойно. От Байкала на восток до Хабаровска на 3 тысячи километров тянулся своего рода «пояс анархии», где власть принадлежала местным атаманам и «батькам».

На Севере вообще не было никакой власти. И инородцы Севера, и жившие в тех местах русские были предоставлены самим себе.

В декабре 1918 года — январе 1919 года на территории государства Колчака проживало порядка 15 миллионов человек. Из них 6 миллионов на Урале и в Предуралье, 6 миллионов на юге Западной Сибири, 2 миллиона на юге Восточной Сибири и Дальнего Востока, примерно 200 тысяч в русской Маньчжурии и в Монголии, около 500 тысяч на всем необъятном Севере. Точнее подсчитать невозможно, потому что перепись никогда не проводилась, а в 1917–1918 годах множество людей уезжало из Европейской России в Сибирь — и как в более сытый край, и спасаясь от большевиков.

Из этого многолюдства самое большее три-четыре миллиона жили в городах и близ Транссибирской магистрали. Из них полтора-два миллиона — в Сибири. Реально Колчак контролировал только эти районы и это население. И даже здесь было неспокойно!

Большинство эсеров из Комуча плохо относились уже Уфимской директории, как к «противоестественному союзу революции и реакции». Тем более эсеры не простили разгона «своих». Они так ничему и не научились. Официальным лозунгом сибирских эсеров стало гибельное: «Ни Ленин, ни Колчак». В белых генералах и офицерах они видели только «реакцию» и «диктатуру». И боролись с ней, как могли: вели агитацию, расклеивали листовки, срывали мобилизации.

При этом ведь эсеры оставались самой популярной из интеллигентских партий. Ведь к XX веку в крови 70–80 % провинциальных интеллигентов текло хотя бы немного крестьянской крови. А сибирское крестьянство не знало крепостного права, в большинстве своем было грамотно и полно собственного достоинства.

Даже с большевиками не было полностью покончено: в Томске сидел подпольный ревком большевиков — Нейбута и Рабиновича и, уверяю вас, вел агитацию вовсе не в пользу Колчака. А поймать эту публику не удавалось: всякий раз, когда контрразведка нападала на след, кто-нибудь предупреждал «борцов за народное дел». Помочь контрразведке Колчака? Нет, что вы! Это было бы так неинтеллигентно. С таким пособником «реакционных диктаторов» все сразу прекратили бы знакомство.

Из 2–3 миллионов горожан в Предуралье и Урале, 1–2 миллионов горожан в Сибири Колчак реально мог опираться в лучшем случае на десятую часть. В основном на часть интеллигенции, примерно половину военнослужащих, казаков, учащейся молодежи.

Невозможно придумать ничего более анекдотичного, чем советская байка: «Социальную опору колчаковщины составляли сибирские купцы, уральские промышленники, помещики, кулачество, зажиточное казачество, мелкая буржуазия города».[189]

Помещики не могли бы составить опору Колчаку, даже если бы очень хотели: их в Сибири просто не было. Купцы и промышленники вели себя так же, как и на Юге: старались воспользоваться моментом и ничего не дать армии.

Кулачество… Об отношениях государства Колчака с крестьянами придется поговорить особо.

Остается, видимо, «мелкая буржуазия города» — особенно если считать под ней и интеллигенцию.

Если Юг Деникина — это армия без государства, то Сибирь Колчака — это все же армия во главе государства. Колчак имел право облагать налогами — и облагал. А население старалось никаких налогов не платить. Колчак считал себя вправе проводить мобилизации… И проводил. А население прилагало колоссальные усилия, чтобы избежать мобилизации.

Верховный правитель

Независимо от своего желания Колчак вынужден был применять силу. Вопрос был только, сколько именно силы и в каких формах применять. Тут многое определяется личными качествами первого и неограниченно могущественного лица — Александра Васильевича Колчака.

Судя по всему, он вовсе не был плохим, жестоким человеком. Колчак — военачальник, Колчак — начальник экспедиции был человечен и добр. Его уважали и любили.

Колчак — правитель государства приносил в гражданское управление казарменный дух нетерпимости, неукоснительного слепого подчинения, авторитаризма, жестокости. Слишком часто Колчак наивно распахивал глаза, отказываясь понять своих подданных. Его все меньше уважали, почти не любили, боялись.

Колчак «точно знает», что люди должны платить налоги. Что это их вклад в общую победу над большевизмом. Он искренне гневается на тех, кто обманывает свое государство, и совершенно от души не хочет понимать: не все люди считают его государство «своим».

Для вроде бы вполне вменяемого Колчака 19-летний крестьянский парень, который не хочет воевать на его стороне, не инакомыслящий и не «другой». Он — предатель! Обсуждая нежелание людей поступать «правильно», Колчак неоднократно срывался на крик, стучал кулаком по столу, топал ногами… Только что не катался по земле.

И отдавал крутые приказы в духе «Всыпать шомполов!», «Показать канальям, где раки зимуют!», «Расстрелять!».

Исполнители же истово выполняли приказы и даже добавляли от себя. Не только от чрезмерного усердия, но и потому, что сами думали так же. Почему люди не хотят вести себя «хорошо» и ведут себя «плохо»?! Их надо наказать, и это наказание глубоко справедливо. Пусть осознают свои заблуждения и исправляются.

Мобилизации городского населения были сравнительно несложны: города в Сибири тогда были небольшие, в них не особенно спрячешься. А то еще ставились заслоны на железнодорожных станциях, на улицах… Мужчин призывного возраста останавливали и могли тут же на месте «мобилизовать».

Или еще проще: начальники любых воинских команд имели права «мобилизовать» любого подходящего им человека. А откажется — вплоть до расстрела на месте. Археолога Г.П. Сосновского забрали в армию непосредственно на вокзале г. Ачинска: он собирался ехать в Красноярск для участия в археологической экспедиции.[190]

Сам он был не таким уж и врагом колчаковского режима. Н.К. Ауэрбаху он писал из своей части: «В Иркутске появились отряды Семенова и возвращаются отряды Красильникова после освобождения Якутской области от большевиков… ст. Колтуки… занята красногвардейской бандой… Учебная команда нашего полка… отправилась на усмирение…»[191] Лояльнейшее письмо, но, судя по всему, имей Г.П. Сосновский возможность выбирать — долго бы его ждали в армии генерала Колчака.

Проблема признания

До переворота союзники были готовы признать Директорию… Но пока в Париже и Лондоне копались, в Сибири уже произошел переворот.

На следующий день лорд Роберт Сесил сказал бывшему российскому поверенному в делах Константину Набокову: «Мы решили признать Директорию. Она свергнута. Кто может сказать, сколько будет править новый режим? Не случится ли с ним того же через три недели? Мы не можем принимать решения в таких обстоятельствах. Нам остается только ждать развития событий».

Иностранцы готовы были признать правительство Колчака — но при условии, если он докажет, что «не реакционер». 28 мая 1919 года Командование стран Антанты ставило свое признание Колчака законным правителем России в зависимость от получения следующих гарантий:

1. Созыв Учредительного собрания, как только Колчак возьмет Москву.

2. Проведение свободных местных выборов на всех контролируемых Колчаком территориях.

3. Отказ от восстановления привилегий какого-либо класса и отказ от восстановления режима, уничтоженного революцией.

4. Признание независимости Финляндии и Польши.

5. Консультации с Лигой Наций об отношениях правительства Колчака с Прибалтийскими, Закавказскими и Закаспийскими территориями.

6. Вступление в Лигу Наций.

7. Подтверждение, что правительство Колчака признает российские внешние долги.

Колчак ответил 4 июня 1919 года. Он выразил согласие почти по всем пунктам. Признавая независимость Польши и допуская обсуждение независимости Финляндии, Колчак отвергал возможность независимости остальных государств, возникших на территории бывшей Российской империи.

12 июня 1919 года Колчаку было отправлено следующее послание: «Союзные державы подтверждают получение ответа адмирала Колчака. Они удовлетворены тоном этого ответа и намерены оказать помощь, обещанную в предыдущем послании».

Таким образом, о каком-либо признании правительства Колчака не было сказано ни слова. Он все-таки оказался слишком «реакционен».

Доблестные союзники

На Юге России «интервенты» пробыли три месяца. В Сибири и на Дальнем Востоке — почти два года. Видимо, у Запада не было уверенности, что Сибирь — это неотъемлемая часть России. В январе 1919 года М. Жанен был назначен командующим вооруженными силами всех союзных государств «на востоке России и на западе Сибири». Обратите внимание на формулировку! Как видно, союзники разделяли Россию и Сибирь.

Британские и американские части эвакуируются из Владивостока только в феврале-марте 1920 года. Японцы остались и после этого — в надежде сохранить свои базы.

Но раз Колчак — Верховный правитель всей России, пусть он отвечает за ее политику в целом.

В январе 1919 года Колчак подписывает соглашение, которое обязывает «высшее русское командование согласовывать ведение операций с общими директивами, сообщаемыми генералом Жаненом, представителем высшего международного командования». А Жанен получал право «производить общий контроль как на фронте, так и в тылу».

При этом 13 декабря 1918 года Клемансо телеграфировал генералу Жанену, так называемому главнокомандующему союзных войск в России, только что прибывшему во Владивосток: «План союзников не носит наступательного характера. Он лишь предусматривает не дать доступа большевикам к Украине, Кавказу и Сибири, где организовываются российские силы, выступающие за порядок. Таким образом, главная цель — установить и поддерживать оборонительный фронт перед этими регионами. Если потребуются наступательные действия для сокрушения большевизма, они будут проведены впоследствии силами самих русских».

На севере России велись операции англичан, на юге французы и греки действовали против Григорьева… Но в Сибири ни французские, ни английские солдаты ни разу не скрестили оружие с большевиками или с «зелеными».

Американцам пришлось участвовать и в боевых действиях, но и это — считаные эпизоды, когда на них нападали. Самый крупный бой за время их присутствия на Дальнем Востоке России произошел 25 июня 1919 года. На роту американцев, стоявшую гарнизоном на станции Романовка, напало около 300 красных партизан. В этом бою американцы потеряли убитыми и ранеными 51 из 92 бойцов.

Всего за 1 год и 8 месяцев интервенции на Дальнем Востоке и севере России американцы из примерно 12 тыс. контингента потеряли безвозвратно 353 человека, из них 180 в боях, остальных от болезней (122), несчастных случаев (46) и самоубийств (5).

Безвозвратные потери британцев и французов на театрах интервенции во всей России (включая небоевые потери, то есть самоубийц и заболевших) составили примерно 500 британцев и 50 человек французов.

Из всех иностранных частей только польские части отчаянно дрались в Сибири. Большинство поляков были «местные», родившиеся в России. У них было много и друзей, а часто и родственников — русских. На ход военных действий в России их присутствие почти никакого влияния не оказало.

К 1 апреля 1920 года все иностранные войска (кроме японцев) покинули Дальний Восток России, выполнив задачу по эвакуации чехословаков.

Про помощь союзников

Союзники готовы были помогать, но только за деньги. В уплату за обмундирование, снаряжение, вооружение Колчак передал своим доблестным, но не совсем бескорыстным союзникам 9200 пудов (147 тонн) золота в монетах и слетках — золотой запас Российской империи.

Коммунисты могут говорить о «щедрой помощи» что угодно, но армия Колчака была заметно беднее Красной Армии.

Самые лучшие самолеты в армии Колчака — это 23 французских самолета «Сальмсон» 2А. И эти, купленные за немалые денежки самолеты прибыли во Владивосток очень поздно: 21 января 1920 года.[192] До этого самые лучшие самолеты Колчака — это «подаренные» перелетевшими к ним красными летчиками «Нюпорты» и «Сопвичи» — 6 штук.

А до этого все, что было, — это купленные еще чехословаками 25 американских самолетов LWF «Модель 4». Как ухитрились его купить чехословаки — уму непостижимо. LWF — это невооруженный почтовый самолет со слабым двигателем и очень невысокими летными качествами. Один из 25 LWF разбился еще во Владивостоке, при первом облете. Из остальных — три аварии и две катастрофы в воздухе за полгода.

Тем не менее чехословаки продали эти самолеты по 13 000 долларов за штуку. При том, что покупали за 12 700 долларов.

В результате всех этих чудес на 28 сентября 1919 года у Колчака было 45 самолетов, из них только 28 исправных.

У красных — больше 70 исправных работающих машин.

Кроме того, союзники требовали политических решений. Они предоставляли помощь только при условии, что «будут иметь доказательства, что белые действительно помогают русскому правительству добиться свободы, самоуправления и мира».

Белые провозгласили принцип: «За помощь — ни пяди русской земли!» То есть отказывались признать право народов на отделение от России. Колчак ссылался на то, что нельзя же принимать такие ответственные решения, пока идет Гражданская война. Вот соберется Учредительное собрание…

Иностранцы отказывались понимать такой «империализм». При том, что англичане вовсе не собирались предоставлять независимость Индии, а французы — Западной Африке. Трения между русскими белогвардейцами и союзниками шли по нарастающей…

Пока же иноземцы пользовались железными дорогами, приобретали все больше прав на эксплуатацию природных богатств Сибири. За первые три месяца 1919 года они вывезли из Сибири больше 3 млн шкурок пушных зверей, леса на 5 млн и металлов на 7 млн долларов.

Крестьянские полугосударства

Крестьяне не хотели воевать с красными еще сильнее горожан. В Сибири не было помещичьих земель. Проблемы земель «кулаков», которые можно разделить, тоже не было. И вообще земли каждый брал, сколько хотел. «Продовольственная диктатура» до Сибири не докатилась. Крестьянство было монолитно, жило традиционным укладом и хотело в основном одного: чтобы его оставили в покое.

Город был нужен: слишком многое крестьянин покупал. Продавая зерно и продукты, он приобретал и ткани, и одежду, и сапоги, и керосин, и орудия труда, и утварь, и посуду. Крестьяне хотели торговать… Но какое-то время прожить могли и без города.

Уже с лета 1918 года многие районы Сибири жили фактически автономно от любой власти. С лета 1918 года на Алтае существовала своего рода «крестьянская республика», не платившая налогов и жившая своим самоуправлением. Это была Советская власть, но без коммунистов. Фактически тут командовал глава партизанского отряда, фронтовик Ефим Мефодьевич Мамонтов (1885–1922). Военный диктатор на этой территории. Если Колчаку можно, почему Мамонтову нельзя?

К январю 1919 года население этой республики превысило 50 тысяч человек, а в августе крестьянское движение против Колчака стало массовым. Население «советской республики Мамонтова» возросло до 200 тысяч. А в ноябре-декабре 1919 года 40-тысячная армия Мамонтова взяла такие города, как Семипалатинск, Павлодар, Змеиногорск, и 10 декабря вступила в Барнаул. Только в Барнауле эта совершенно самостоятельная армия и встретилась с Красной Армией.

На правом берегу Енисея возникла Тасеевская республика с населением до 30 тысяч человек. В ее Советах были и коммунисты, но ее глава и начальник вооруженных сил Петр Ефимович Щетинкин (1885–1927) гораздо позже вступил в РКП (б).

По каким принципам одни поддерживали Колчака, а другие шли в «зеленые» — уму непостижимо. На левом берегу Енисея, как раз «напротив» Тасеевской республики, в селах Большая Мурта и Береговая Подъемная колчаковский режим поддерживали. В этих селах действовали сборные пункты для добровольцев. Около трехсот местных крестьян и сельских интеллигентов прошли через них, направляясь в армию Колчака.

Идеология повстанцев так же фантастична: Щетинкин распространял листовки, уверяя, что действовал от имени… Государя Императора! Впрочем, по его мнению, и «Ленин с Троцким в Москве подчинились Великому Князю Николаю Николаевичу и назначены его министрами… Призываю всех православных людей к оружию за царя и Советскую власть». И в другом месте еще «круче»: «Пора покончить с разрушителями России, Деникиным и Колчаком, продолжающими дело предателя Керенского. Надо всем встать на защиту поруганной Святой Руси и русского народа».

Коммунистом не был и Александр Диомидович Кравченко (1881–1923) — член Ачинского совета, агроном,[193] а с ноября 1918 года — командир партизанского отряда на юге Енисейской губернии. С декабря 1918-го по июнь 1919 года отряды А.Д. Кравченко лихо действовали на железнодорожном перегоне Камарчага — Канск.

Летом 1919 года колчаковские части вошли на территорию Тасеевской республики. Тогда Щетинкин ушел на юг и соединился с отрядами Кравченко. Эта крестьянская армия была не меньше армий Махно и Григорьева — до 18 тысяч бойцов. А что не применялись тачанки — так от них в тайге и толку нет. Вот артиллерийских стволов было 6.

Когда насели колчаковцы, крестьянские повстанцы через тайгу ушли на юг и 13 сентября 1919 года захватили большой город Минусинск, превратили его в свою столицу. К ноябрю 1919 года в «государстве Кравченко-Щетинкина» жило до 150 тысяч человек, а их армия наносила удары по колчаковцам. Только в январе 1920 года «зеленая» армия Кравченко соединилась с Красной Армией Советской республики. До того воевала автономно.

Почему восставали крестьяне? Во-первых, они не видели смысла в Гражданской войне и не хотели воевать на стороне Колчака. Большевики — союзники немцев? Но они и в Мировой войне воевать тоже не хотели.

Во-вторых, Колчак требовал налогов зерном и продуктами. Крестьяне вовсе не считали, что они что-то должны. Они хотели продавать продукты, а не отдавать для снабжения армии.

Такая позиция крестьян приводила в бешенство Колчака и его окружение. Александр Васильевич посылал карательные отряды, чтобы заставить крестьян давать зерно и рекрутов. Очень часто карателями были казаки. Сословной неприязни и презрения к крестьянам у казаков было даже больше, чем у дворян. Крестьяне были для них взбунтовавшимися холопами, которым полагается исправно платить налоги и ломать шапки, когда с ними говорит господин урядник или есаул. Казаки откровенно сводили счеты.

Впрочем, и городская интеллигенция не чувствовала в крестьянах дорогих сородичей; городские ополченцы вели себя, как в оккупированной дикой стране. Как французы в Западной Африке. Общее число избитых, выпоротых, ограбленных до нитки исчисляется уж по крайней мере десятками тысяч. Порой деревни сжигались, было много случаев, когда пороли шомполами и женщин. Находились даже любители именно таких мероприятий — особенно городские мальчишки. Порядка 25 тысяч крестьян было убито в ходе военных действий или расстреляно. Точные цифры неизвестны.

Крестьяне все меньше хотели поддерживать Колчака. Его государство тратило огромные силы на войну с «зелеными» и красными партизанами в собственных тылах. К зиме 1919 года общее число красных и «зеленых» партизан в тылах Колчака превысило 140 тысяч человек. 10 % всего мужского населения Сибири.

Под ударами и Красной Армии, и внутренних врагов государство Колчака медленно, но верно разваливалось. Все меньше была власть в крупных городах. Мелкие все чаще переходили в руки «зеленых». «Пояс порядка» вокруг железной дороги все сужался.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.