Глава двадцать пятая Князь и мужик

Глава двадцать пятая

Князь и мужик

Двадцатидевятилетний князь Феликс Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, был наследником крупнейшего в России состояния. Семейство Юсуповых владело четырьмя дворцами в Петрограде и тремя в Москве. В разных частях Российской империи находились принадлежащие ему тридцать семь имений. В его распоряжении были угольные и железнорудные шахты, заводы и фабрики, создававшие богатства, превосходившее по размерам состояние царской семьи. «Одно из наших землевладений, – писал Юсупов, – тянулось на двести верст вдоль побережья Каспийского моря; нефти было столько, что земля, казалось, насквозь ею пропитана. Крестьяне смазывали ею колеса своих телег». Однажды отцу Юсупова вздумалось подарить жене на день рождения самую высокую в Крыму гору. Перед революцией состояние Юсупова оценивалось в 700–1000 млн золотых рублей (350–500 млн долларов). В какую сумму оценивались бы эти владения сегодня, трудно даже представить.

Богатства собирались князьями Юсуповыми в течение столетий. Князь Дмитрий Юсупов был потомком татарского хана Юсуфа, одного из приближенных Петра Великого. Князь Борис Юсупов был фаворитом императрицы Елизаветы Петровны. Самый знаменитый представитель семейства, князь Николай Юсупов, был другом Екатерины II, советником ее сына Павла I и двух ее внуков – императоров Александра I и Николая I. Подмосковное поместье князя Николая Юсупова Архангельское представляло собой шедевр садовой архитектуры. Там были огромные парки и сады с оранжереями, зверинец, стеклянный и фарфоровый заводы, собственный театр, в котором были заняты актеры, музыканты и танцоры, принадлежавшие князю. По мановению трости сидевшего в зрительном зале князя танцовщики и балерины появлялись на сцене в костюмах Адама и Евы. В картинной галерее Архангельского были собраны портреты трехсот его любовниц. Перед своей смертью в возрасте восьмидесяти одного года престарелый жуир завел себе восемнадцатилетнюю наложницу.

Родившийся в 1887 году Феликс Юсупов очутился в волшебном мире искусства и роскоши, созданном стараниями его жизнелюбивых предков. Гостиные и галереи Юсуповского дворца на набережной реки Мойки, в котором он появился на свет, были увешаны картинами, превосходившими своим количеством и художественной ценностью большинство музейных коллекций Европы. Тут же находилась мебель Марии-Антуанетты и люстра, некогда освещавшая будуар мадам де Помпадур. На столах лежали украшенные бриллиантами портсигары, изготовленные мастерами фирмы Фаберже. На обед приглашалось две тысячи гостей. Яства подавали наряженные в живописные костюмы арабы и татары. Один из юсуповских особняков в Москве был построен в 1551 году. Служа охотничьим дворцом Ивану Грозному, он соединялся с Кремлем подземным ходом протяженностью в несколько верст. Под сводчатыми залами, украшенными старинными гобеленами и мебелью, таились темницы. Когда их открыли – Феликс был тогда ребенком – обнаружили висящие на цепях скелеты.

Выросший среди роскоши и богатства, Феликс был худеньким, заброшенным ребенком, чье рождение так разочаровало его мать. Княгиня Зинаида Юсупова, одна из самых известных красавиц своего времени, до этого родила троих сыновей, из которых выжил лишь один. Ей страстно хотелось, чтобы следующий ребенок оказался девочкой. Когда вновь родился мальчик, молодая женщина, чтобы как-то утешить себя, отпустила ему длинные волосы и до пяти лет наряжала, словно девочку, в платьица. Удивительное дело, но это доставляло удовольствие маленькому Феликсу, который любил обращаться на улице к незнакомым людям: «Посмотрите, какая хорошенькая девочка!» Впоследствии князь вспоминал: «Мамин каприз наложил заметный отпечаток на мой характер».

В отрочестве Феликс был тоненьким, как тростинка, томные глаза, длинные ресницы. Его часто называли «самым красивым молодым человеком в Европе». По наущению старшего брата он нередко наряжался в платья матери, надевал ее драгоценности, парики и в таком виде разгуливал по улицам. В «Медведе», модном петербургском ресторане, на него заглядывались гвардейские офицеры, которые посылали «красавице» записки с приглашением поужинать вместе. Феликс с удовольствием принимал эти приглашения и удалялся с офицерами в отдельные кабинеты. Приехав в Париж, он и там устраивал комедии с переодеванием. Однажды, находясь в Театре Капуцинов, Феликс заметил сидевшего в противоположной ложе толстого усатого господина, с восхищением разглядывавшего его. Посыльный принес записку, которую Феликс тотчас вернул назад; почитателем его оказался английский король Эдуард VII.

Половую жизнь Феликс начал в двенадцать лет. Это произошло в обществе молодого человека, приехавшего из Аргентины, и его спутницы. Пятнадцатилетним юношей, во время путешествия по Италии в сопровождении гувернера, юный князь впервые посетил миланский бордель. После этого, по словам Юсупова, он «окунулся в жизнь, полную наслаждений, заботясь лишь об удовлетворении своих желаний… Мне нравились красота, роскошь, уют, окраска и запах цветов». Одно время он приохотился к опиуму и имел связь с «очаровательной парижанкой». Устав от развлечений, князь поступил в Оксфордский университет, продолжая содержать собственного повара, камердинера, экономку и грума, который должен был ухаживать за тремя верховыми лошадьми. Из Оксфорда молодой человек перебрался в Лондон, где обзавелся черными коврами, оранжевыми шелковыми портьерами, современной мебелью, приобрел рояль, собаку, попугая, а в качестве прислуги и повара нанял чету французов. Он попал в кружок веселой молодежи, к которому принадлежали балерина Анна Павлова, князь Сергей Оболенский и бывший король Португалии Мануэль. В любое время дня и ночи, когда бы к нему ни приходили друзья, Феликс Юсупов брал в руки гитару и исполнял для них цыганские романсы.

После того как его старший брат Николай был убит на дуэли одним разгневанным супругом, Феликс стал единственным наследником огромного состояния. В 1914 году князь вернулся в Россию для женитьбы. Невестой его была племянница императора, княжна Ирина Александровна, самая завидная партия в империи. Как и подобает русскому аристократу, Феликс облачился на свадьбу в черный фрак с шитыми золотом лацканами и воротом и белые брюки. На Ирине Александровне была кружевная вуаль Марии-Антуанетты. В качестве свадебного подарка государь преподнес невесте двадцать девять бриллиантов, от трех до пяти каратов каждый.

Во время войны князь не был призван в армию и вел разгульный образ жизни. Французский посол охарактеризовал его следующим образом: «Князь Феликс Юсупов, двадцати восьми лет, обладает живым умом и эстетическими наклонностями; но его дилетантизм слишком склонен к нездоровым мечтам, к литературным образам Порока и Смерти в стиле его любимого автора, Оскара Уайльда. Во всяком случае, его инстинкты, лицо, его манеры делают его похожим скорее на героя „Дориана Грея“, чем на Брута или Лорензаччио».

С Григорием Распутиным князь познакомился еще до свадьбы. Оба любили развлекаться в ночных ресторанах с весьма сомнительной репутацией. Однажды по просьбе Юсупова старец лечил его от недуга методом внушения и наложения рук. При встречах Феликс слышал, как сибирский мужик отзывается о своих августейших покровителях: «Вот „Сама“ – мудрая, хорошая правительница… А „Он“ что? Что понимает? Да и то сказать – какой же он царь-государь? Божий он человек».

По словам Юсупова, Распутин был за то, чтобы заставить царя отречься в пользу Алексея, а императрицу назначить регентом. В своих «Воспоминаниях» князь приводит слова старца: «Когда с этим делом покончим, на радостях и объявим Александру с малолетним сыном, а Самого-то на отдых в Ливадию отправим…»

Еще за год до того, как в голове Юсупова созрел план убийства Распутина, князь понял, что присутствие сибирского проходимца возле престола губит монархию, что старца необходимо убрать.

Со своей обличительной речью Пуришкевич выступил 2 декабря. На следующее утро домой к нему явился возбужденный князь Феликс Юсупов. Он заявил, что давно решил уничтожить Распутина, но ему нужны помощники. Пуришкевич охотно согласился содействовать выполнению задуманного. В заговор были посвящены еще несколько лиц: офицер Сухотин, военный врач Станислав Лазаверт и друг Юсупова молодой великий князь Дмитрий Павлович, сын Павла Александровича, самого младшего из дядей императора Николая II. Из-за разницы в возрасте Дмитрий называл приходившегося ему двоюродным братом государя «дядей Ники». Элегантный и обаятельный, Дмитрий Павлович пользовался особым расположением императрицы Александры Федоровны, которую любил развлекать шутками и забавными историями. Но характер его беспокоил государыню. «Дмитрий бездельничает и непрерывно пьянствует, – сетовала она в одном из писем супругу. – …Прикажи Дмитрию вернуться в полк, город и женщины – для него яд».

Весь декабрь заговорщики встречались, уточняя, как сподручней заманить и убить свою жертву, а затем убрать труп. Дату назначил великий князь Дмитрий Павлович, по горло занятый «делами». Незанятым у него оставался лишь вечер 29 декабря. Если же отменить одну из назначенных заранее встреч, это вызовет подозрения. Местом убийства было выбрано подвальное помещение во дворце Юсуповых – место отдаленное и тихое. Жена Феликса, Ирина Александровна, находилась на лечении в Крыму. Юсупов должен был сам привезти Распутина на автомобиле, которым управлял переодетый шофером доктор Лазаверт. Приведя старца в подвал, князь угостит его отравленным вином и пирожками; сообщники будут ждать наверху, а когда все будет кончено, уберут труп.

Слушая вой декабрьской метели, Распутин чувствовал, что над ним нависла угроза. Узнав о резком выступлении Пуришкевича в Думе, он понял, что наступил кризис. Энергичный депутат, удерживаемый клятвой молчать, тем не менее, кипя от нетерпения, то и дело намекал, что со старцем что-то должно произойти. Распутин, до которого доходили обрывки слухов, стал осторожен и угрюм и старался как можно реже появляться днем на улице. Его преследовала мысль о близкой смерти. Проезжая со своими поклонницами мимо Петропавловской крепости, старец пророчествовал: «Я вижу много замученных; не отдельных людей, а толпы; я вижу тучи трупов, среди них несколько великих князей и сотни графов. Нева будет красна от крови». Во время их последней встречи, свидетельствовала Вырубова, «государь сказал, как всегда: „Григорий, перекрести нас всех“. „Сегодня ты благослови меня“, – ответил Григорий Ефимович, что государь и сделал».

По словам Арона Симановича, секретаря и доверенного лица сибирского крестьянина, где-то в декабре 1916 года Распутин передал ему необычное, оказавшееся пророческим письмо, подтвердившее еще раз загадочность натуры этого удивительного человека. Письмо содержало предупреждение и было, в основном, адресовано Николаю II.

«Дух Григория Ефимовича Распутина-Новых из села Покровского.

Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до первого января я уйду из жизни. Я хочу Русскому Народу, папе, русской маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять. Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на твоем троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они еще сотни лет будут править Россией. Если же меня убьют бояре и дворяне, и они прольют мою кровь, то их руки останутся замаранными моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в стране дворянства.

Русской земли царь, когда ты услышишь звон колокола, сообщающий тебе о смерти Григория, то знай: если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, т. е. детей и родных не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божеское указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен подумать, все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о своем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил своей жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о твоем избранном роде.

Григорий»[81]

Поскольку суть заговора состояла в том, чтобы заманить Распутина в подвал дворца на набережной Мойки, то молодой князь принялся обхаживать старца.

«Доверие Распутина ко мне – столь важное для осуществления нашего плана – росло с каждым днем, – писал Юсупов. – И когда я… предложил ему приехать ко мне в один из ближайших дней, чтобы вместе провести вечер, Распутин охотно согласился».

Причиной тому было не только расположение к обаятельному молодому человеку и желание посидеть вечерком за чашкой чая, но и стремление увидеть славившуюся красотой княгиню, с которой старец еще не был знаком. Юсупов вспоминал: «…Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, и, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет. Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму, с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет».

Наживка была аппетитной, и Распутин клюнул на нее. Узнав о предстоящем ужине, и Симанович, и Вырубова пытались отговорить Распутина от поездки в гости. Впоследствии Анна Александровна писала: «16 декабря государыня послала меня к Григорию Ефимовичу отвезти ему икону… Я слышала от него, что он собирается очень поздно ехать к Феликсу Юсупову знакомиться с его женой, Ириной Александровной. Хотя я знала, что Распутин часто видался с Феликсом Юсуповым, однако же мне показалось странным, что он едет к ним так поздно… Вечером я рассказывала государыне, что Распутин собирается к Юсуповым знакомиться с Ириной Александровной. „Должно быть, какая-то ошибка, – ответила государыня, – так как Ирина в Крыму, а родителей Юсуповых нет в городе“».

К вечеру подвальное помещение дворца было подготовлено для расправы. Юсупов так описывает эту комнату: «Она была полутемная, мрачная, с гранитным полом, со стенами, облицованными серым камнем, и с низким сводчатым потолком… резные, обтянутые потемневшей кожей стулья… небольшие столики, покрытые цветными тканями, шкаф с инкрустациями, внутри которого был сделан целый лабиринт из зеркал и бронзовых колонок. На этом шкафу стояло старинное Распятие из горного хрусталя и серебра итальянской работы XVI века… На полу лежал большой персидский ковер, в углу, где стоял шкаф… шкура огромного белого медведя… Посередине комнаты поставили стол, за которым должен был пить свой последний чай Григорий Распутин.

…На столе стоял самовар и много разных печений и сластей, до которых Распутин был большой охотник. На одном из шкафов приготовлен был поднос с винами и рюмками. Топился большой гранитный камин, дрова в нем трещали, разбрасывая искры на каменные плиты… Из шкафа с лабиринтом я вынул стоявшую там коробку с ядом, а со стола взял тарелку с порошками… Доктор Лазоверт[82], надев резиновые перчатки, взял палочки цианистого калия, растолок их и, подняв отделяющийся верхний слой шоколадных пирожков, всыпал в каждый из них порядочную дозу яда». Закончив свою работу, доктор бросил перчатки в огонь. Это была ошибка: камин задымил, и комната наполнилась удушливым дымом.

Распутин тоже приготовился к встрече. Приехав в полночь к нему домой, Юсупов увидел, что старец одет в белую шелковую рубашку, вышитую васильками; черные бархатные шаровары и высокие сапоги на нем были совсем новые. От него исходил сильный запах дешевого мыла. Уводя его к себе в подвал, Юсупов обещал, что, хотя княгиня Ирина устраивает наверху вечеринку с друзьями, она скоро спустится вниз. Сверху доносились звуки пластинки с записью «Янки дудль», которую бесконечно ставили на граммофон остальные заговорщики, чтобы создать впечатление, будто там в разгаре вечеринка.

Очутившись наедине со своей жертвой, Юсупов предложил Распутину отравленных пирожков, но тот в первый момент отказался. Однако вскоре взял один, потом второй… Юсупов, не отрываясь, смотрел, как он ест их один за другим, рассчитывая, что действие цианистого калия будет мгновенным. Однако сибирский крестьянин продолжал разговаривать как ни в чем не бывало. Потом попросил мадеры, она тоже была отравлена, выпил две рюмки. Яд не оказывал никакого действия. Голова у хозяина закружилась. Заявив, что у него сильная жажда, Распутин выпил чаю. Заметив гитару, попросил князя спеть. Тот пел песни одну за другой, «труп» с наслаждением слушал. Сгрудившись наверху, Пуришкевич, великий князь Дмитрий Павлович и остальные заговорщики слушали, затаив дыхание, дрожащий голос певца и неотчетливые голоса двух человек.

Более двух часов длился этот кошмар. Не выдержав, Юсупов кинулся наверх спросить, что ему делать. Доктор Лазаверт не мог ответить: у него сдали нервы, и он несколько раз падал в обморок. Великий князь предложил отказаться от задуманного и отпустить Распутина с миром. Но самый старший и решительный из злоумышленников, Пуришкевич, сохранивший присутствие духа, заявил, что Распутина нельзя отпускать. Взяв себя в руки, Юсупов решил пойти в подвал и расправиться с гостем. Пряча за спиной браунинг великого князя, он спустился вниз и увидел, что Распутин сидит тяжело дыша и требует еще вина. Неожиданно старец предложил поехать к цыганам. «Мыслями-то с Богом, а телом-то с людьми», – многозначительно подмигнув, сказал он. Взгляд Юсупова упал на хрустальное Распятие. Старец заявил, что шкаф с лабиринтом ему нравится больше. «Григорий Ефимович, – возразил Юсупов, – вы бы лучше на Распятие посмотрели да помолились бы перед Ним». Распутин удивленно, почти испуганно посмотрел на князя, потом на Распятие. Юсупов выстрелил. Распутин заревел диким, звериным голосом и повалился навзничь на медвежью шкуру.

При звуке выстрела сообщники Юсупова кинулись вниз, в подвал. Над умирающим Распутиным, держа револьвер в правой руке, заведенной за спину, стоял совершенно спокойный князь. Он вглядывался в лицо старца с чувством непередаваемой гадливости. Хотя крови не было видно, доктор Лазаверт, пощупав пульс, заявил, что Распутин мертв. Но диагноз оказался ошибочным. Минуту спустя, когда Юсупов остался наедине с «убитым», он заметил, что лицо старца конвульсивно вздрагивает, а левый глаз стал приоткрываться. «И оба глаза Распутина, какие-то зеленые, змеиные, с выражением дьявольской злобы впились в меня», – вспоминал Юсупов. Неожиданно Распутин вскочил на ноги; изо рта его шла пена. Пальцы его впились в плечо князя и старались схватить его за горло. Оставив в руках нападавшего оторванный погон, Юсупов в ужасе метнулся к лестнице. Рыча и хрипя, как раненый зверь, за ним по ступенькам поднимался Распутин.

Пуришкевич услышал снизу «дикий, нечеловеческий крик». Это кричал Юсупов: «Пуришкевич, стреляйте, стреляйте, он жив! Он убегает!» Пуришкевич бросился в подвал и едва не столкнулся с Юсуповым. «Глаза князя были навыкате; не видя меня… он кинулся к выходной двери… и пробежал на половину своих родителей».

Придя в себя, Пуришкевич выскочил во двор. «То, что я увидел внизу, могло бы показаться сном, если бы не было ужасною для нас действительностью: Григорий Распутин, которого я полчаса тому назад созерцал при последнем издыхании… быстро бежал по рыхлому снегу во дворе дворца вдоль железной решетки, выходившей на улицу… Я не мог поверить своим глазам, но громкий крик его в ночной тишине на берегу: „Феликс, Феликс, всё скажу царице!“ – убедил меня, что это он, что это Григорий Распутин, что он может уйти… что еще несколько мгновений, – и он очутится за вторыми железными воротами на улице…

Я бросился за ним вдогонку и выстрелил.

В ночной тиши чрезвычайно громкий звук моего револьвера пронесся в воздухе – промах!

Распутин наддал ходу; я выстрелил вторично на бегу – и… опять промахнулся.

Не могу передать того чувства бешенства, которое я испытал против самого себя в эту минуту.

Мгновения шли… Распутин подбегал уже к воротам, тогда я остановился, изо всех сил укусил себя за кисть левой руки, чтобы заставить себя сосредоточиться, и выстрелом (в третий раз) попал ему в спину. Он остановился, тогда я, уже тщательнее прицелившись, стоя на том же месте, дал четвертый выстрел, попавший ему, как кажется, в голову, ибо он снопом упал ничком в снег и задергал головой. Я подбежал к нему и изо всех сил ударил его ногой в висок. Он лежал с далеко вытянутыми вперед руками, скребя снег и как будто бы желая ползти вперед на брюхе; но продвигаться он уже не мог и только лязгал и скрежетал зубами».

Увидев лежащего на снегу Распутина, выбежавший во двор Юсупов набросился на истекающего кровью крестьянина и принялся наносить ему удары каучуковой гирей. Тот затих. Его завернули в синюю портьеру, связали веревкой и повезли к реке, где и сбросили в прорубь.

По словам В. Н. Воейкова, «17 декабря, в 2 часа дня [полиция] обнаружила следы крови на панели и перилах 4-го пролета и на одном из устоев большого Петровского моста. Там же на льду лежал мужской ботик, оказавшийся принадлежавшим Распутину». После того как водолазы извлекли из воды его труп, выяснилось, что легкие наполнены водой. Выходит, отравленный, изрешеченный пулями старец еще дышал, когда его бросили в реку.

«Утром 17 декабря, – вспоминала А. Вырубова, – ко мне позвонила одна из дочерей Распутина… Она сообщала мне с некоторым беспокойством, что отец их не вернулся домой, уехав поздно вечером с Феликсом Юсуповым… Приехав во дворец, я рассказала об этом государыне. Выслушав меня, она выразила свое недоумение. Через час или два позвонили во дворец от министра внутренних дел Протопопова, который сообщал, что ночью полицейский, стоявший на посту около дома Юсуповых, услышал выстрел в доме, позвонил. К нему выбежал пьяный Пуришкевич и заявил ему, что Распутин убит…»

Возбужденный Пуришкевич снова забыл о необходимости держать случившееся в тайне. После того как в морозном воздухе четырежды прозвучали выстрелы, привлекшие внимание городового, Пуришкевич, положив ему руку на плечо, сказал: «Если ты любишь царя и Родину, поклянись, что никому не скажешь: Распутин убит». Сутки спустя новость, приукрашенная множеством деталей, стала известна всему Петрограду.

Не потерявшая самообладания императрица приказала Протопопову расследовать преступление и найти убийц. Войдя в Юсуповский дворец, группа сыщиков обнаружила на лестнице следы крови, которые вели во двор. Князь объяснил, что накануне во время попойки один из гостей, обезумев, застрелил собаку. С этими словами князь показал лежавший во дворе труп животного. Однако, заметил Протопопов, обращаясь к императрице, исчезновение Распутина почти наверняка связано с шумом, доносившимся из Юсуповского дворца, а хвастливые речи Пуришкевича и кровь, обнаруженная полицейскими, указывают на то, что сибирский крестьянин, очевидно, убит. Правом отдать приказ арестовать великого князя обладал лишь император, однако государыня распорядилась посадить Дмитрия Павловича и Феликса Юсупова под домашний арест. В конце дня, когда Юсупов позвонил и попросил императрицу принять его, та ответила отказом, повелев изложить все, что он намерен ей сообщить, в письменном виде. В письме, направленном государыне, Юсупов отрицал свою причастность к убийству.

Узнав о том, что сын его замешан в преступлении, отмечал Палеолог, «великий князь Павел Александрович спросил его:

– Ты убил Распутина?

– Нет.

– Ты готов поклясться перед святой иконой Богородицы и над портретом твоей матери?

– Да.

Тогда великий князь Павел протянул ему икону Богородицы и портрет покойной великой княгини Александры.

– Теперь поклянись, что не ты убил Распутина.

– Клянусь».

На следующий день после исчезновения Распутина Лили Ден, фрейлина Александры Федоровны, увидела императрицу лежащей на кушетке в ее Сиреневой гостиной, наполненной ароматом цветов и дров, пылающих в камине. Рядом с ней сидели четыре великие княжны и Анна Вырубова. Веки у Анны Александровны были красны от слез, но глаза государыни были сухие и ясные. Лишь необычная бледность щек и сумбурность письма, которое она писала супругу, свидетельствовали о ее волнении.

«Дорогой мой! – сообщала она Николаю Александровичу. – Мы сидим все вместе – ты можешь себе представить наши чувства, мысли – наш Друг исчез. Вчера Аня видела его, и он ей сказал, что Феликс просил его приехать к нему ночью, что за ним заедет автомобиль, чтоб он мог повидать Ирину. Автомобиль заехал за ним (военный автомобиль) с двумя штатскими, и он уехал. Сегодня ночью огромный скандал в Юсуповском доме – большое собрание, Дмитрий, Пуришкевич и т. д. – все пьяные. Полиция слышала выстрелы. Пуришкевич выбежал, крича полиции, что наш Друг убит.

…Наш Друг эти дни был в хорошем настроении, но нервен. Феликс утверждает, будто он не являлся в дом и никогда не звал его. Я все еще полагаюсь на Божье милосердие, что его только увезли куда-то. Калинин[83] делает все, что только может. Я не могу и не хочу верить, что его убили. Да смилуется над нами Бог! Такая отчаянная тревога (я спокойна – не могу этому поверить). Приезжай немедленно… Феликс последнее время часто ездил к нему.

Благословляю и целую. Солнышко».

Распутина не нашли и на следующий день, и государыня телеграфировала в Ставку: «Всё еще ничего не нашли. Розыски продолжаются. Есть опасение, что эти два мальчика затевают еще нечто ужасное. Не теряю пока надежды. Надеюсь, что ты выедешь сегодня, мне страшно необходимо твое присутствие».

Труп нашли лишь на третий день. В спешке преступники не заметили, что калоша их жертвы упала на лед возле проруби. Трудно поверить, но перед смертью Григорий Ефимович сумел освободить одну из связанных рук. Она была поднята как бы в крестном знамении, словно бедняга попытался благословить оставшихся на земле.

«Когда в столице узнали об убийстве Распутина, – вспоминала А. А. Вырубова, – все сходили с ума от радости». Встречаясь на улице, люди целовались, превозносили как героев Юсупова, Пуришкевича и Дмитрия Павловича. В Казанском соборе, у иконы святого Дмитрия, толпился народ, чтобы затеплить свечу святому покровителю великого князя. Зато в провинции, где крестьяне знали, что такой же, как они, мужик имеет большое влияние при дворе, к событию отнеслись иначе. Один старый князь, вернувшийся из своего поместья под Костромой, заявил М. Палеологу: «Для мужиков Распутин стал мучеником. Он был из народа; он доводил до царя голос народа; он защищал народ против придворных: и вот придворные его убили. Вот что повторяется во всех избах».

Как ни сложна и многообразна история человечества, в ней редко встречаются такие самобытные, широкие натуры, как Григорий Распутин. Каков был источник и границы его сверхъестественных возможностей, не дано знать никому, и таинственность эта всегда будет подогревать интерес к личности сибирского чудотворца. Двойственность его образа: с одной стороны, миротворца, утешителя, дарующего благодать, с другой – циничного, лукавого, похотливого сатира – вот что лежит в основе этого неизбывного интереса. В природе Распутина отразились не только две стороны русской души – сострадание и долготерпение наряду с диким языческим началом, но и непрерывно происходящая в каждом борьба добра со злом.

Что же касается зла, которое натворил Григорий Распутин, то тут еще надо все взвесить как следует. Его называют чудовищем, но, не в пример прочим чудовищам, он никого не лишал жизни. Он подкапывался под своих недругов и смещал важных сановников, но, скинув их с высоких постов, он им больше не мстил. С женщинами старец поступал по-хамски, но все это, как правило, происходило с их согласия. Спору нет, чтобы соблазнять своих поклонниц, он злоупотреблял ореолом «Божьего человека», а когда не находил иного способа добиться своего, прибегал к насилию. Но даже в таких случаях реальные факты сильно преувеличивались слухами.

Самым тяжким преступлением Распутина было то, что он обманывал императрицу. Он сознательно внушал ей, что у него есть лишь один облик, что он «отец Григорий», «наш Друг», «Божий человек», избавлявший от страданий ее сына и отгонявший от нее страхи. Другой же Распутин – пьяное, ухмыляющееся, наглое животное – существовал для государыни лишь в злокозненных докладах, составленных врагами их обоих. Известный всем как проходимец и лицемер, он старательно прятал от императрицы второе свое обличье. Но кому могло прийти в голову, что царица не ведала об этом? Вот почему появление лжестарца во дворце воспринималось всеми как подтверждение самых гнусных домыслов. Мы можем приписать такое положение вещей ограниченности, слепоте, неведению государыни. И все же тот факт, что Распутин злоупотреблял материнскими чувствами и доверием к нему императрицы, чудовищен.

Как и следовало ожидать, известие об убийстве Распутина особенно тяжело отозвалось не на царе, а на императрице. Узнав, во время совещания в Ставке, об исчезновении старца, государь тотчас вышел из комнаты и отправил супруге телеграмму: «Возмущен и потрясен». Однако в Петроград он выехал лишь 18 декабря (1 января), получив подтверждение о смерти Распутина. Но, как и прежде, императора заботило лишь то, как отзовется на его супруге случившееся. В последние месяцы он не слишком-то прислушивался к рекомендациям старца. Бестолковое вмешательство «Божьего человека» в политические и военные проблемы часто раздражали Николая II. По словам П. Жильяра, государь терпел сибирского мужика потому лишь, что он не хотел поколебать веру в него императрицы, которой она только и жила. Царь не желал удалять от себя Распутина: если бы цесаревич умер, то в глазах матери он стал бы убийцей собственного сына.

Больше всего государь страдал от того, что в преступлении принимали участие члены императорской фамилии. «Мне стыдно перед Россией, что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика», – воскликнул, по словам фрейлины, император. «Никому не дано право заниматься убийствами. Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь Вашему обращению ко мне», – написал Николай II, отклонив ходатайство великих князей снять опалу с Дмитрия Павловича. Почти пятьдесят лет спустя великая княгиня Ольга Александровна, сестра царя, испытывала то же чувство презрения и стыда за поведение своей родни. «В убийстве Распутина не было ничего героического, – заявила она. – Это было преднамеренным и подлым преступлением. Вспомните два имени, какие и поныне связывают с этим злодеянием. Одним было имя великого князя, внука царя-освободителя; вторым – имя потомка знаменитого рода, жена которого приходилась дочерью великому князю. Это ли не свидетельство того, как низко мы пали».

Вскоре после приезда государя в Петроград было собрано достаточно улик, чтобы предъявить обвинение трем главным участникам преступления. Великий князь Дмитрий Павлович получил предписание продолжать службу в рядах русских войск, находившихся в Персии на турецком фронте. Ссылка спасла ему жизнь, поскольку в России вскоре произошла революция. Юсупов был отправлен в курское имение Ракитное. Год спустя вместе с женой, Ириной Александровной, он покинул пределы России, захватив с собой из всего своего несметного богатства лишь драгоценности стоимостью два миллиона золотых рублей да два полотна кисти Рембрандта. Благодаря роли, которую князь сыграл в убийстве Распутина, престиж его достиг апогея. Что же касается депутата Думы, превратившегося в «национального героя», то наказать его по заслугам было теперь не под силу даже всероссийскому самодержцу.

Гроб с трупом Распутина был тайно доставлен в «часовню Чесменской богадельни, находившейся на полпути между Царским Селом и Петроградом». После вскрытия тело было омыто, облачено и положено в гроб молодой послушницей Акилиной при помощи больничного служителя. Два дня спустя гроб был закопан в часовне святого Серафима, строившейся на опушке Императорского парка близ станции Александровская. На церемонии присутствовала Лили Ден. «Стояло чудесное утро, – вспоминала она. – Небо было голубое, светило солнце, снежный наст сверкал, словно алмазная россыпь. Моя карета остановилась на дороге, и меня провели по покрытому ледяной коркой полю к недостроенной часовне. Вместо мостков на снег были брошены доски, и когда я подошла к часовне, то заметила полицейский фургон, подъехавший к свежевырытой могиле. Через несколько минут я услышала звон бубенцов и увидела Анну Вырубову, с трудом ковылявшую по полю. Вскоре подъехал закрытый автомобиль, и к нам присоединились одетые в траур члены императорской семьи. В руках Ее Величества были белые цветы, она была бледна, но совершенно спокойна, хотя я заметила, что, когда из фургона извлекли дубовый гроб, в глазах ее сверкнули слезы… Священник отслужил панихиду, и, после того как государь и императрица бросили на крышку гроба по горсти земли, царица раздала великим княжнам и нам цветы, и мы кинули их на гроб. Прежде чем крышка гроба была заколочена, императрица положила на грудь Распутину икону с именами ее самой, мужа, сына и дочерей и вложила в руки письмо. Текст его был таков: „Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтоб оно постоянно было со мной на скорбном пути, который остается мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах.

Александра[84]“»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.