Глава 5 Как поляки сочиняли «Украину»

Глава 5

Как поляки сочиняли «Украину»

«Украинцы» — этой особый вид людей. Родившись русским, «украинец» не чувствует себя русским, отрицает в самом себе свою «русскость» и злобно ненавидит все русское. Он согласен, чтобы его называли кафром, готтентотом, кем угодно, но только не русским. Слова: Русь, русский, Россия, российский — действуют на него, как красный платок на быка. Без пены у рта он не может их слышать. Но особенно раздражают украинца старинныя, предковския названия: Малая Русь, Малороссия, малорусский, малороссийский. Слыша их, он бешено кричит: «Ганьба» («позор», по-польски hanba). Это объясняется тем, что многие из украинцев по тупости и невежеству полагают, будто бы в этих названиях кроется что-то пренебрежительное или презрительное по отношению к населению Южной России»[7].

Андрей Стороженко, русский историк, славист, публицист, литературовед

Считается, что отцом украинства как идеологии был поляк Ян Потоцкий. В 1795 году в Париже он издал свою книгу «Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах», написана она была на французском языке, и в ней, пожалуй, впервые была сформулирована четко и недвусмысленно теория о том, что русские и жители Малороссии — это два разных народа. Причем последний и называется не малороссы, а украинцы.

Ян Потоцкий привел список славянских народов, и «украинцы» там фигурировали как отдельная нация. Якобы именно они в древности разделялись на четыре ветви — на полян, древлян, тиверцев и северян. Согласно теории Потоцкого, русский народ происходил от северо-восточных славян, словен новгородских, а вот племена кривичей, дреговичей и бужан стали основой не только русского, но и украинского народов. И отчасти польского. Жителей Галиции и Волыни Потоцкий и вовсе посчитал потомками сарматов. В 17–18 веках в Польше была крайне популярна теория, что, дескать, все поляки являются потомками легендарного сарматского племени. Польской шляхте крайне импонировала эта версия, и, надо сказать, она находила прямое отражение в быту и жизни дворянства — шляхтичи старались одеваться, «как сарматы», говорить на латыни, проводить время в сражениях и охоте. Этим и объясняется то, что вполне себе европейцы поляки так много позаимствовали в одежде и даже вооружении у степных народов.

Сочинения Яна Потоцкого, конечно, нельзя назвать научным трудом, скорее это была пропагандистская литература. По сути, автор все сводил к простому тезису — раз украинцы не русские, раз это отдельный народ, то и земли Правобережной Малороссии стоит считать землей украинцев, а у Российской империи прав на них нет. Потому что при таком подходе получается, что не было никакого воссоединения русских земель, не было их собирания. Получается, что это кошмарная варварская Россия захватила невинную проевропейскую Малороссию-Украину и теперь готова поглотить всю Европу. Ничего не напоминает?

Ян Потоцкий

Конечно, появление книги Потоцкого стало таким вот пропагандистским ответом на раздел Польши. Разумеется, поляки, точнее верхушка польского общества, смириться с разделом не могли. Тот факт, что часть земель досталась Австрии или Пруссии, поляков не очень задевал, а вот русская власть над Польшей вызывала у них невероятное возмущение. Во-первых, они помнили, что совсем недавно, в 1612 году, эта несчастная Россия им едва не упала в руки, как созревшее яблоко. Во-вторых, польская шляхта привыкла считать русских людьми второго сорта, и тот факт, что теперь эти русские будут Польшей управлять, раздражал польских аристократов ужасно. Тут уместно вспомнить один факт: когда войска Суворова вошли в Правобережную Малороссию для подавления восстания барских конфедератов, один из руководителей восстания Казимир Пулавский в своем воззвании написал, что русские — это животные, которые всегда были рабами, которых могут победить даже польские хлопы, с которыми шляхтичам и воевать стыдно. Что характерно, войска Суворова разгромили конфедератов быстро, легко и практически без потерь.

Украинскую концепцию переосмыслил и развил польский публицист, историк, библиофил Тадеуш Чацкий. В 1801 году он написал научную работу «О названии «Украина» и зарождении казачества». И если Потоцкий все же утверждал, что русские и украинцы берут начало от общего славянского корня, то Чацкий родословную украинского народа выводил от орды укров, которая якобы переселилась в Поднепровье в 7 веке откуда-то из-за Волги.

Сочинения Потоцкого и Чацкого, конечно, знали в узких кругах и относились к ним снисходительно-критически. Они скорее всего и остались бы просто чтением для ограниченного числа интеллектуалов, но сыграло свою роль особое отношение царя Александра Первого к польскому дворянству. Царь Александр, либерал и западник, и участник заговора против собственного отца Павла Первого, и соучастник его убийства, полякам всячески благоволил, считая их этакой прогрессивной частью российской политической элиты. Что отчасти было верно, потому что польское и малороссийское дворянство куда более активно отдавало своих детей в лицеи и университеты, нежели русское. Да и система образования в Речи Посполитой возникла куда раньше, чем в Российской империи.

Министром иностранных дел Александр назначил ярого русофоба Адама Чарторыйского, который в будущем, во время польского восстания 1830–1831 годов, возглавит правительство мятежников. Ян Чацкий, выполнявший при Чарторыйском дипломатические поручения русского правительства, в 1806 году был избран почетным членом Императорской Академии наук. Его брат, видный масон Северин Чацкий — камергер, член Государственного совета, действительный тайный советник. Поляки заседали в Сенате империи, но главное, им позволили встроиться в систему образования.

Первым малороссийским этнографом стал поляк Адам Чарноцкий, некогда он бежал из русской армии, поступил на службу к Наполеону, вместе с его войсками участвовал во вторжении в Россию, а когда вернулся туда в 1819 году, назвался именем ученого Зориана Доленги и даже был представлен императору. Александр Первый приказал зачислить Чарноцкого в состав Министерства народного просвещения и даже выдавать ему по 3000 рублей серебром в год, чтобы ученый ездил себе спокойно и занимался наукой, составлял описания малороссийского народа.

Адам Чарторыйский

В этом выразился типичный, причем во все времена, подход части русского истеблишмента к своей стране и своим гражданам, ну или, в случае империи, к подданным. Свои оказываются недостаточно «европейцами», своя страна — «немытая Россия», а вот поляки или другие иностранцы воспринимаются как носители сокровенного знания о том, как лучше Россию обустроить. Причем подобный подход, как показывает история страны, свойственен не только либералам-оппозиционерам, но и части властных элит. Так вот, Александр Первый сделал практически все возможное, чтобы дикие польские идеи об особом народе, населяющем Малороссию, стали частью общественного сознания. Причем даже не Правобережной части, где поляки и так влияли на политику и на общественную жизнь, потому что российские власти оставили им и поместья, и титулы, а на Левобережье и Слобожанщине.

Понятно, что с момента окончательного раздела Польши представители польской элиты мечтали свою страну возродить. Причем в тех масштабах, которых она достигла в эпоху наибольшего могущества, то есть нужно было бы вернуть русские земли. Но сделать это без поддержки населения было невозможно, и это понимали все. И вот проект формирования новой ментальности, новой идентичности для населения Малороссии, проект, который переформатировал русских в украинцев, был частью польской политической игры. Сейчас трудно поверить в то, что такие отточенные политические технологии существовали уже в 19 веке, тем более что проект создания новой идентичности был долгосрочным, нужно было ведь сначала научить школьников и студентов, а потом подождать, пока они вырастут.

С другой стороны, ничего особенно нового поляки не придумали. Еще в начале 18 века в Польше стали активно открываться народные и духовные школы, открывали их униатские священники. Особенно активно их стали открывать после Замойского собора 1720 года, на котором решено было унифицировать богослужение, приняв литургические книги, одобренные папской властью, и отказавшись от использования некатолических изданий. И для польских властей уже тогда было жизненно необходимо реализовать проект перехода русских, или, как писали в Польше, «natio Ruthenica», русинского народа, русинской нации, в униатство или лучше католичество, и отказ от русской идентичности в пользу польской. Причем сами русские жители Польши понимали, что переход в унию им ничего не даст, они так и останутся для шляхты быдлом и чернью, но вот при этом уже перестанут быть русскими. Однако сама технология поляками уже была отработана, а в Российской империи понимали, что назад в унию русских зазвать не получится, поэтому решили развить проект регионально-национального сепаратизма.

Большая загадка, каким образом этот проект удалось придумать и, главное, реализовать, и ведь понятно, что для его координации нужно было привлечь серьезные силы или структуры. Часть историков придерживается конспирологической версии, полагая, что здесь не обошлось без участия масонов. Поляки играли ведущую роль в масонских ложах юго-западной России. Так, например, на эмблеме ложи «Соединенные славяне», образованной в 1818 году в Киеве с ответвлениями во многих малороссийских городах и Правобережья и Левобережья, девиз «Славянское единство» был написан по-польски.

Играли масоны роль в польском проекте или нет, можно гадать бесконечно. Но главное, что задачи свои поляки понимали весьма четко. Приближенный Адама Чарторыйского, ксендз и историк Валериан Калинка уже в 70-е годы 19 века сформулировал отношение к Малороссии так:

«Край этот потерян для Польши, но надо сделать так, чтобы он был потерян и для России. Реакция Востока на Запад, начавшись с бунта Хмельницкого, постоянно усиливается и отбрасывает нас к средневековым пястовским границам; приговор еще не произнесен, но дела обстоят очень плохо. Как защититься? Чем? Силы нет, о праве никто и не спрашивает, а прославленная западная христианская цивилизация сама себя отрицает и отступает… Где плотина против того потопа, который после всех моральных прав и материальные нити порвал, и валит, приближается, хлынет в любой день и все затопит? Где? Возможно, в своеобразии этого русского народа. Поляком он не будет, но обязательно ли он должен быть Москалем? Бог его им не сотворил, не на то его предназначил; им его могут сделать только обстоятельства, собственная ненависть, чужая увертливая сила и большая хитрость. То самосознание и та жажда к своеобразию, которые появляются у Русина, хватит ли их, чтобы дать отпор российской абсорбции и ассимиляции? Нет: это не Поляк, который, даже будучи проглоченным, не даст себя переварить. У Поляка другая душа, и в ней такая стойкая сила, что переваренным он быть не может; но между душой Русина и Москаля такой принципиальной разницы, такой непроходимой границы нет. Но она была бы тогда, когда б каждый из них имел свою веру: и потому Уния была столь мудрым политическим делом, а ее запущение столь пагубным. Русь как племя по натуре своей иная, а если б она по совести и по духу была б католической, то собственно Россия была бы возвращена в свои природные границы и в них удерживалась бы, а на Дону, Днепре и Черном море было бы что-то иное… Раз уж этот пробуждающийся народ проснулся не в польских чувствах и сознании, то пусть останется при своих, но пусть они будут душой с Западом, а с Востоком только формой связаны. Русь — это страна и народ, от которого надо суметь отказаться ради того, чтобы его не утратить; пусть она будет собою и пусть будет католической в другом обряде, а тогда и Россия никогда не поднимется и к братским отношениям с Польшей вернется. А если бы даже — предположим наихудшее — этому никогда не бывать, то и в таком случае лучше Русь самостоятельная, чем Русь российская»[8].

И вот ведь какая интересная штука — еще в 70-е годы 19 века Валериан Калинка Малороссию именует Русью, население ее русским, а никаких украинцев последовательный оппозиционер русских властей и знать не знает.

В начале 19 века поляки приобрели колоссальное влияние в системе образования Юго-Западного края, так назывались тогда все те территории, которые отошли к России после раздела Польши. Адам Чарторыйский в 1803 году стал попечителем Виленского учебного округа, включавшего в себя, помимо прочего, Киевскую, Волынскую и Подольскую губернии. Чарторыйский стал налаживать в округе образование на польском языке и на польский манер. В качестве школьного инспектора Волынской, Подольской и Киевской губерний князь Чарторыйский пригласил Тадеуша Чацкого, автора теории про орду укров. Через несколько лет он основал Кременецкий лицей. Также в городе Умань Киевской губернии, там, где когда-то гайдамаки устроили резню, было организовано знаменитое Уманское базилианское училище. Оно было униатским, а среди его воспитанников были польские поэты Северин Гощинский, Богдан Залесский, Михаил Грабовский, Антоний Мальчевский. В их восприятии Малороссия была неотъемлемой частью Польши, а малороссы — частью польского народа. В своем очерке «Украинское движение» русский историк Андрей Стороженко писал:

«В первой четверти XIX века появилась особая «украинская» школа польских ученых и поэтов, давшая чрезвычайно талантливых представителей: К. Свидзинский, С. Гощинекий, М. Гробовский, Э. Гуликовский, Б. Залесский и мн. другие продолжали развивать начала, заложенные гр. Я. Потоцким и Ф. Чацким, и подготовили тот идейный фундамент, на котором создалось здание современного нам украинства. Всеми своими корнями украинская идеология вросла в польскую почву»[9].

Причем чем больше узнаешь о деятельности поляков на ниве народного просвещения, тем больше склоняешься к мысли, что ее все же кто-то тщательно координировал. Потому что параллельно с лицеями, с университетами возникали и школы, и училища для крепостных крестьян при панских усадьбах. Там также детей учили на польском языке, в польском духе. Рассказывали о временах казачества, когда якобы поляки, казаки и малороссы жили душа в душу и вместе строили единую и нерушимую Речь Посполитую. Возник даже специальный термин «Третья уния». То есть согласно идеологии польского движения, первая уния была Люблинская, появившаяся в 1569 году, когда Польша и Литва стали единым государством. Вторая уния — это Брестская, на которой создали греко-католическую церковь. Ну а вот Третья уния должна была стать культурно-национальной, которая смогла бы объединить поляков и русских-малороссов в одну народность. Власти Российской империи на всю эту деятельность смотрели снисходительно, термины «пропаганда», «психологическая борьба», «война идеологий» тогда были никому не известны. И поскольку поляки занимались вроде бы только образованием, русского царя открыто не ругали, то многим чиновникам казалось, что ничего страшного не происходит.

Родной брат графа Яна Потоцкого, сочинившего украинцев, граф Северин Потоцкий в первые годы 19 века был попечителем вновь открытого Харьковского университета, который располагался, как мы помним, на Слободской Украине. Он привлек нескольких польских профессоров к преподаванию в нем. В Харькове образовался целый польский ученый кружок. Мысли Яна Потоцкого и Фаддея Чацкого об особой истории «украинцев», о том, что это не русский народ, а народ особый, европейский, причем близкий к полякам, именно через университетскую среду были распространены в Левобережной Малороссии и Слободской Украине.

Есть характерный эпизод из жизни Николая Гоголя, когда он решил поселиться в Киеве, в декабре 1833 года он писал своему приятелю Михаилу Максимовичу из Петербурга:

«Благодарю тебя за все: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! В Киев! В древний, в прекрасный Киев! Он наш, он не их, не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей».

Сейчас на Украине принято считать, что великий украинский писатель Мыкола Гоголь писал эти строки про «москалей», что, дескать, Киев не москальский, а наш, украинский. На самом же деле Гоголь писал как раз про поляков, которые пытались занять должности в Киевском университете Святого Владимира.

«Говорят, уже очень много назначено туда каких-то немцев, это тоже не так приятно. Хотя бы для святого Владимира побольше славян. Нужно будет стараться кого-нибудь из известных людей туда впихнуть, истинно просвещенных и так же чистых и добрых душою, как мы с тобою».

Кременецкий лицей, ставший настоящим рассадником польской пропаганды, был закрыт в 1831 году, после разгрома польского восстания, его перевели в Киев, и как раз на его основе был создан университет имени Святого Владимира, о котором пишет Гоголь. Интересно, что когда в 1831 году был издан указ о закрытии лицея, там не нашли ни одного ученика, все до одного, независимо от национальности — русские, поляки, малороссы, — ушли в повстанцы.

Стоит признать, что в целом бредовые идеи Потоцкого и Чацкого, все эти сочинения про древних укров, все же ложились на вполне подготовленную почву. Потому что со времен воссоединения русских земель Малая Русь ощущала по отношению к себе этакую небрежность со стороны Великороссии, малороссийскому дворянству и интеллектуалам — даже при том, что они играли колоссальную роль в жизни Российской империи, — казалось, что заслуги их малой Родины в борьбе за русские земли, за сохранение русской идентичности и православия не слишком оценены в большой России.

В 1762 году, например, появилось стихотворение Семена Дивовича «Разговор Великороссии с Малороссиею». Семен Дивович родился в казацкой семье в начале 1730-х годов, в городке Семеновка Топальской сотни Стародубского полка на Гетманщине. Учился в Киево-Могилянской академии, потом в университете в Санкт-Петербурге. Его стихотворение начиналось со слов, точнее с вопроса Великороссии, которая спрашивает Малороссию:

«Кто ты такова родом, откуду взялася?

Скажи, скажи начало, с чего произвелася?»

То есть Великороссия как бы демонстрирует, что совершенно не в курсе, как жила и откуда взялась Малороссия. Малороссия отвечает долгим рассказом о героической истории и происхождении казаков, впрочем, уточняя, что всегда желала быть вместе с царем российским.

Малороссия:

От древних казаров род веду и начало

Названий сперва было у меня немало;

Ибо по полунощных рассеянна странах,

В готских, жмудских и других слыла я именах.

Великороссия:

И ныне как зовешься — объяви точно мне,

Под ким прежде жила, иль кто подлежал к тебе?

Малороссия:

От рассеяний Малой Россиею слыву,

Издавна своими было вождями живу

И неприятелям многим сопротивлялась,

Сильно, храбро и бодро с оными сражалась,

Потом к польским королям стала уж надлежать,

А оттуда отдалась других царей искать.

Великороссия:

Кому после в защиту себя привернула

И кому повек ужо служить присягнула?

Малороссия:

Российского государя пред всеми почла,

Ему добровольно себя вечно предала.

Великороссия, прослушав рассказ о жизни Малороссии, признает, что не знала правду о жизни Малороссии и не ценила ее заслуг.

Довольно, ныне твою правду принимаю,

Верю всему, почитаю, храброй сознаю.

Отсель и чины твои равнять с мерой стану

И от дружбы с тобою вечно не отстану.

Мы будем в неразрывном впредь согласии жить

И обе в едном государстве верно служить.

Посяпоры понимала темно о тебе;

Благодарствую, что протолковала ты мне.

И стихотворение Дивовича возникло не просто так. Великороссы постоянно демонстрировали полную неосведомленность в малорусской истории. Более того, к малороссам относились как к не вполне полноценным русским, ненастоящим, этаким полуполякам, которые, пока тут Москва с татарами воевала, отсиживались у себя в Польше. Это надменное отношение великороссов к малороссам подметили даже галицко-русские ученые. Юрий Иванович Венелин, русский и болгарский историк и публицист, уроженец Закарпатья и выпускник Львовского университета, один из создателей славистики, в своем небольшом памфлете «О спор? между Южанами и С?верянами на счетъ их россизма» писал с изрядной долей иронии, точно подметив особенность северо-восточного русского говора:

«Общее, собственное название Северянъ и Южан есть Росс, а страны их, общей по свойству Славянской Географической Этимологии, Русь. Северяне называют себя прилагательным, производным от Русь (точно так, как и Французы и Италианцы прилагательными же, от Italia, France — Italiano, Fran?ais), Русьскими, но пишется Русские, ибо последнее — с — делаетъ лишним — ь-; Южане, напротив, еще ближе и естественнее, не прилагательным, но матереименным (matronymicum), от Русь (Русин), Русинами, т. е., сынами Руси. Однако же женский пол у Южан слыветъ: Русска, как и у Северян. Но, впрочем, все равно: Русин ли, Русак ли, Русский ли, Россиянин, или коренное Росс ли.

Здесь нельзя не упомянуть о важном споре между Южанами и Северянами на счет их Россизма (здесь подразумеваю мнение черни, простолюдия). По мнению Москвитян, например, тот только настоящий Русский, кто умеетъ гаварить па-настоящему, т. е. па-Русски, а это значит: по-Северному. Но горе Южанину; вы можете знать в совершенстве Северное Русское наречие или, так называемый, Русский язык; можете даже почти совершенно подделаться под Северный выговор; но горе вам, если вы спотыкнулись въ малейшем оттенении в выговоре; вам скажут: «Вы верна из Немцов?» или «Вы верна не здешний?», и тогда, любезный мой Южанин, называйся, как тебе заблагорассудится, Испанцем, Пруссаком, Халдейцем, или Тарапанцем, все равно, все тебе поверят, и как ты ни вертись, ни божись, все ты не русский! Но ты скажешь, что ты Мало-Росс; все равно, все ты не русский, ибо Московскому простолюдину чуждо слово Росс; и будет ли этот Росс велик или мал, для него все равно, только он убежден, что он не Русский, а Поляк, или Хохол, или Литва, или Козак, или Украинец, или что-либо похожее; словом, что он не свой. И в самом деле, можно ли человека почесть своим, который не носит красной или цветной рубашки, называет щи борщом и не гаварит харашо, а добре!»

Как ответ на эту великоросскую политику, на преподавание в университетах Москвацентричной истории, где у русского мира был лишь один, безальтернативный центр, в начале 18 века появился сразу целый ряд произведений, описывающих историю Малороссии. Авторы хотели познакомить российского читателя — то есть образованный класс, политическую элиту, крестьяне ведь книг не читали — с историей Западной и Южной Руси, со страницами истории казачества. Ну и заодно таким образом показать, что малороссийское дворянство, имеющее зачастую именно казачье происхождение, ничем не хуже великоросского, чьи роды вели историю еще со времен Дмитрия Донского и Ольгерда.

Пожалуй, самые известные произведения — это летопись Самуила Величко и «Д?йствія през?льнои и отъ начала поляковъ крвавшои небывалой брани Богдана Хмельницкого, гетмана Запорожского зъ поляки» казачьего полковника Григория Грабянко. Последнее произведение было издано в Киеве в 1853 году под названием «Летопись Григория Грабянки». Оригинал летописи не сохранился. В 18 веке было известно около 20 списков летописи Грабянки, а впервые ее напечатали в журнале «Российский магазин 1793 года».

Сегодня на Украине принято считать, что эти произведения — прямое доказательство древности украинской державы. Наряду с «Конституцией» Филиппа Орлика и «Летопись Грабянки», и Летопись Величко издают на украинском языке с непременной пометкой — «переведено с древнеукраинского». Трудно сказать, какой уж это был древнеукраинский язык (подлинников ведь никто не видел), видимо, такой же, как в документах Великого княжества Литовского и в договоре гетмана Орлика. Но стоит заметить, что Самуил Величко, бывший канцелярист Войска запорожского, свою летопись озаглавил «Летопись событий в Юго-Западной России в 17 веке», а в предисловии книгу характеризует как творение «правдешнього Малой России сына и слуги». Так что и Величко, и Грабянко на Украине переводят со вполне себе русского языка, беря за основу издания середины 19 века. Что, впрочем, никак не умаляет ценности обоих произведений. Хотя в них много неточностей, Грабянко, например, много чего от себя присочинил, и получилось больше художественное произведение, нежели историческое исследование.

Про книгу Величко в 19 веке некоторые академические ученые и вовсе говорили, что она составлена неразборчивым компилятором, собиравшим без критики все, что попало. Но тем не менее при правильном подходе оба произведения могут быть любопытными источниками сведений о жизни Малороссии в польский период и особенно во времена Руины. Величко, например, пользовался дневниками польского хрониста С. Окольского о подавлении в 1638 году польскими войсками крестьянско-казацкого восстания. И важно понимать, что в этих произведениях не было четкого отделения украинцев от русских, обособления их в особую нацию. Украинцами оба автора именуют казаков, но не всех малороссов, и термин «Украина» они используют еще не как название отдельной страны, а как обозначение отдельной территории. То есть это лишь географический термин. Так сегодня часто говорят и в российских регионах, например: «Мое родное Поморье», «мы поморы», «моя Кубань», «мы кубанцы».

И вот еще важная деталь: найти книгу Величко или Грабянко на русском языке, на современном нам русском языке, невозможно. Их нет ни в одном магазине, их не печатают, с ними работают редкие ученые. То есть великорусское чванство никуда не делось, хотя очевидно — не признавая эти книги нашим общим, русским, наследием, мы даем украинским националистам отличный шанс сочинить свою историю государства, которого никогда не существовало.

Вообще, слово «украинец» в 18 веке уже встречалось и в русских, точнее, не только в казачьих и малорусских, источниках применительно к населению Малороссии и казакам. Выдающийся военный инженер генерал-майор Александр Иванович Ригельман, выпускник шляхетского кадетского инженерного корпуса, долго жил в Слободской Украине и в Малороссии. Он составлял карты и планы городов, строил крепости по днепровской линии. Когда он вышел в отставку и поселился под Черниговом, то написал книгу «Летописное повествование о Малой России и ее народе и козаках вообще». Она увидела свет в 1786 году. Так вот в ней Александр Ригельман впервые название «украинцы» распространил не только на жителей Слобожанщины или запорожских казаков, которые охраняли границы, а на все население Малороссии. В книге Ригельмана «Украина» и Малороссия — это тоже синонимы. Впрочем, отставной военный инженер не считал украинцев-малороссов особым народом. Это видно из текста «Повествования», которое, кстати, стоит рекомендовать к прочтению всем интересующимся историей Малороссии, Польши и Литвы. У Ригельмана «украинцы» — это тоже еще не народ, а жители определенной местности, в случае Ригельмана — польской Украйны.

«Чрез умножившихся униатской веры еще более притеснения украинцам стало, чрез что козаки, восставши, вооружились и жестоко поляк побили.

К сему злу зло вящее Малороссии причинялось, ибо многие уже русские, живущие в Малой России, князья, воеводы, старосты и прочие именитые люди, посягая за себя в жену из польского роду веры римского исповедания, а своих дочерей отдавая за поляк, смесились чрез сие так, что, наконец, все те отпали от греко-российского закона и прилепились к римской вере, чрез что, а паче по смерти гетмана Конашевича и князя Острожского, вознегодовавши оные на россиян веры русской и приложась к полякам, усильно старалися преложить также веру и церковь греко-российскую в унию и из сего делали в Украйне людям всякое понуждение и налоги. А к большему притеснению, по бывшей у поляк с шведами войне, расположили поляки войска свои в воеводстве Киевском, по всем тамо городам, селам и деревням, от коих произошли всякие обиды и наглости всем украинским жителям. Козаки с посполитыми сего, наконец, снести не могли, возволновавшись все вдруг, ударили на поляк и побили их множество, а кои спастись могли, разбежались».

Но, возможно, самым главным произведением, заложившим основы будущего малороссийского сепаратизма и автономизма, а потом и украинского сепаратизма, стала анонимная книга «История русов, или Малой России». Неизвестно даже, когда она была написана, то ли в конце 18-го, то ли в начале 19 века. В рукописных списках книга стала расходиться в 1820-е годы, и, как полагают филологи, скорее всего, ее тогда и сочинили. Есть несколько версий относительно того, кто мог быть автором книги, но нет смысла в них углубляться. Важно отметить два факта: книга была крайне популярна у образованного класса, и ее долгое время считали источником серьезных знаний. Начиналась она с того, что автор заявлял о традиционных малороссийских — и как мы уже говорили, вполне обоснованных — обидах:

«История Малой России до времен нашествия на нее Татар, с Ханом их Батыем, соединена с Историею всея России, или она-то и есть единственная История Российская; ибо известно, начало сея Истории, вместе с началом правления Российского, берется от Князей и Княжеств Киевских, с прибавлением к ним одного только Новгородского Князя Рюрика, и продолжается до нашествия Татарского беспрерывно, а из сего времени бытие Малой России в Общей Российской Истории едва упоминается; по освобождении же ея от Татар Князем Литовским Гедимином, и совсем она в Российской Истории умолчена».

«История русов» среди всех произведений так называемого казачьего исторического цикла была самой недостоверной. Она не просто извращает факты и события русской истории, а умышленно фальсифицирует ее. С одной стороны, анонимный автор (или авторы) утверждает, что Малороссия и Великороссия — это одна страна, одна Россия, Русь. С другой стороны, именно в этом произведении была сконцентрирована вся казачья мифология об особой роли казачества, о его доблести, подвигах, особом пути, его уникальной роли в жизни Малороссии, столь милая малороссийскому дворянству, имевшему казачье происхождение. Кроме того, в «Истории русов» был собран весь золотой фонд польско-литовской русофобской мысли, все анекдоты, легенды, дикие выдумки. И читая «Историю русов», совсем не трудно понять, откуда на сегодняшней Украине, в современной украинской идеологии взялись все эти рассказы про типичный «москальский рабский менталитет». Это все отголоски польских сочинений, уманских и харьковских образовательных программ и все той же «Истории русов». Вот, например, там приводятся слова якобы крымского хана о России:

«В ней все чины и народ почти безграмотны и множеством разноверств и странных мольбищ сходствуют с язычеством, а свирепостью превосходят диких… между собою они безпрестанно дерутся и тиранствуют, находя в книгах своих и крестах что-то неладное и не по нраву каждого».

Казачьему предводителю авторы приписывают такое высказывание:

«В народе московском владычествует самое неключимое рабство и невольничество в высочайшей степени, и что у них, кроме Божьего да царского, ничего собственного нет и быть не может и человеки, по их мыслям, произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать. Самые вельможи и бояре московские титулуются обыкновенно рабами царскими и в просьбах своих всегда пишут они, что бьют ему челом; касательно же посполитова народа, то все они почитаются крепостными».

Автор «Истории русов» выдвигает дикие теории о том, что, например, племя печенегов называлось так от «печеной пищи», которой они питались, что поляне и древляне назывались так из-за мест своего обитания — «степей безлесных», а казаков и хазар так называли якобы «по легкости их коней, уподобляющихся козьему скоку». А потом автор говорит о племени «мосхов». Якобы был такой народ, который пошел от князя Мосоха, «кочевавшего при реке Москве и давшего ей сие название». И вот эти самые московиты или мосхи к русским/русам никакого отношения не имеют. А история их Московского государства — это не история Руси. Согласно «Истории русов», собственно русское племя объединялось вокруг Киева. Но вообще всю историю русского народа автор свел к истории одного лишь казачества. Якобы казаки происходят от казар, которые не отдельный народ, а этакая особая каста воинов, якобы так называли «всех таковых, которые езживали верхом на конях и верблюдах и чинили набеги; а сие название получили, наконец, и все воины славянские, избранные из их же пород для войны и обороны отечества, коему служили в собственном вооружении, комплектуясь и переменяясь так же своими семействами. Но когда во время военное выходили они вне своих пределов, то другие гражданского состояния жители делали им подмогу и для сего положена у них складка общественная или подать, прозвавшаяся наконец с негодованием Дань Казарам. Воины сии, вспомоществуя часто союзникам своим, а паче грекам, в войнах с их неприятелями переименованы от царя греческого Константина Мономаха из Казар Казаками и таковое название навсегда уже у них осталось».

Казаки, по мнению автора, всегда были не какой-то там бесконтрольной шпаной с пограничья, а сразу благородными шляхтичами, рыцарями. И никогда они не жили только на южном пограничье, на краю дикого поля, потому что Малороссия — казачья страна, вся, от края до края. А казачья держава никем и никогда не была покорена, с Польшей или Россией соединялась исключительно добровольно. И конечно, казачьи гетманы — это потомки древних родов, а не разбогатевшие на грабеже и бандитизме полевые командиры:

«По соединении Малой России с державою польскою, первыми в ней гетманами оставлены потомки природных князей русских Светольдов, Ольговичей или Олельковичей и Острожских кои по праву наследства… правительствовали своим народом уже в качестве гетманов и воевод».

Ну и понятное дело, что казаки постоянно воевали то с турками, то с поляками, то с москалями, причем побеждая, например, турок, они практически спасали всю Европу. А если они проигрывали какие-то сражения (а в реальной, невыдуманной, истории это было сплошь и рядом, и казаки вообще, что в московском войске, что в польском, играли роль вспомогательной легкой кавалерии), то, по словам автора, это все было предательство.

Собственно, отсюда берет начало вся сегодняшняя украинская политическая риторика и даже политтехнология. Если где-то не случается перемога, то есть победа, то тут же находятся виноватые во всем зрадники-предатели. Одним словом, история России, по мнению автора «Истории русов», сводилась к истории казачества Малороссийского. Причем написана эта книга была без малейшего намека на научный подход, там нет ссылок на источники, возникает ощущение, что документы, например Великого княжества Литовского, автор никогда не читал. Но самое удивительное, что весь этот антинаучный бред подвергли серьезной, вдумчивой критике только в 70-е годы 19 века. Долгое время, повторюсь, эта книга считалась вполне надежным источником, свидетельствующим о жизни Южной Руси. Что, конечно, не могло не сыграть свою роль в форсировании малороссийского сепаратизма и украинства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.