Глава XVI Поляки

Глава XVI

Поляки

О первоначальном развитии и судьбах польского народа нам известно значительно меньше, так как источники начинают подробно говорить о поляках только с IX века. Отношение польского языка к другим славянским языкам ясно свидетельствует о том, что поляки принадлежали к западной ветви славянства и издавна являлись соседями поморян, велетов, сербов и чехов, а все это, равно как и их исторические места поселения, неопровержимо доказывает, что они издавна обитали там же, где и позднее, и что они в меньшей степени, чем другие вышеупомянутые народы, продвинулись со своей прародины между Вартой и Западным Бугом. Но и поляки с самого начала не были единым и таким большим народом, каким они позднее выступили в истории. И здесь первоначально обитала лишь группа небольших родов и родственных племен, о которых история оставила нам несколько неясных известий и следы которых проявляются еще в существующем и поныне разнообразии диалектов польского языка и в различном характере культур отдельных польских областей. Так же, как и в соседней Чехии, здесь усилилось одно из древних племен, которое подчинило себе другие, объединило их и дало свое имя всему вновь созданному объединению.

Однако о подробностях этого исторического процесса нам известно немного.

Что касается древней племенной дифференциации, то уже Киевская летопись различает у поляков, которых она называет ляхами, две большие ветви: полян и мазовшан. Эти сведения дополняют и другие современные источники, в частности учредительная грамота Пражского епископства под 973 годом (см. выше, стр. 120), затем «Житие св. Мефодия», описание путешествия короля Альфреда и сообщения географа Баварского, а также другие данные, свидетельствующие, что в области, первоначально занимавшейся этой группой славян, обитали следующие племена.

Висляне (Uislane — географа Баварского) — в верховьях Вислы, в позднейшей так называемой Малопольше, с центрами Краков и Сандомир. Не ясно, однако, являлось ли это наименование названием действительно существовавшего племени или же оно было собирательным для обозначения географического положения полян, обитавших на Висле — этом большом торговом пути, благодаря которому Польша вообще приобрела известность[403].

Поляне (Polani, Poloni, Pulani), называвшиеся так по полю (равнине), на котором они обитали по обоим берегам Варты; область полян помещалась между лютичами, поморянами, слензанами и мазурами, то есть между рекой Нотец, низовьями Варты, средним течением Одры, доходя на востоке до окрестностей Ленчицы и Серадза, обитателями которых были уже другие племена (ленчицане, серадзане), вскоре объединившиеся с полянами. Древнюю область между верховьями реки Нотец и Вислой населяли куявяне, однако упоминаются они лишь позднее, в хронике Кадлубека и Богухвала. Уже при князе Мечиславе поляне подчинили себе другие соседние племена, и вообще можно предполагать, что в конце X века при Болеславе (992–1025) объединение полянами польских племен было завершено. Главным толчком к этому, по моему мнению, было наступление немцев на полабских славян. В организации этой сильной славянской державы, которая, к сожалению, просуществовала недолго, Болеслав видел средство сдержать немецкое наступление. В области расселения полян следует искать колыбель и центр древней Польши уже и потому, что старая традиция локализовала первые народные политические и религиозные центры в Гнездно, Крушвице и Познани. В Познани в 968 году было учреждено и первое польское епископство.

О другом большом племени — мазовшан (Mazovienses), позднее называвшихся мазурами, нам также почти ничего не известно. Территорией их расселения являлась область на среднем течении Вислы, к востоку от полян и к северу от Свентокшиских гор.

Зато о племени слензян (Silensi) в верхнем течении Одры, между реками Бобра и Висла[404], нам известно, что еще в X веке в состав его входил и ряд других более мелких племен, среди которых учредительная грамота Пражского епископства и географ Баварский называют бобрян (бобжан) на реках Бобре и Гвизде, дедошан (дзядошан) на нижнем течении Бобры, ополян — у Полья и требовян (тшебовян); последние уже жили, пожалуй, на территории сербов (см. выше, стр. 113). О загадочных хорватах, часть которых по некоторым известиям можно локализовать у верхней Одры и которые у различных польских историков фигурируют под названием польских хорватов[405], я упоминал уже выше, на стр. 76 и 120, прим. 6, куда и отсылаю читателя. Одновременно обращаю внимание читателя и на соответствующие страницы в разделе, посвященном русским славянам, где истолковывается сообщение Киевской летописи о двух племенах, вышедших из ляхов, то есть из Польши, и осевших на Руси: о радимичах на Соже и вятичах на Оке (см. стр. 160–161). Я не считаю их польскими племенами.

В связи с историей Польши следует упомянуть о так называемом ляшском вопросе: проблеме происхождения и значения наименования ляхи (польское Lach, чешское Lech, русское лях; первоначально, с носовым звуком, ленх).

Киевский летописец на первых страницах своей хроники обозначает названием ляхи целую ветвь славян, к которой относит полян, мазовшан, лютичей, поморян, вятичей и радимичей. Помимо Киевского летописца, о ляхах упоминает современный ему византийский летописец Киннамос (II, 18), который при этом добавляет: «?????, ?? ???????? ???? ?????»[406]. Зато польские исторические источники ляхов поначалу вообще не знают, и лишь в хронике Кадлубека с главы X неожиданно появляются Lechitae. Отсюда их и взяли позднейшие польские и чешские летописцы, создавшие, помимо этого, и мифических праотцов — Чеха, Леха, Руса и Мега.

Очевидно, что наименование лях (чешское Lech) было дано полякам их соседями; это подтверждается также тем, что как литовцы, так и венгры сохранили это старое название (Le?kas, lengyel), а в турецком и иранском языках сохранялось название Лехистан для обозначения Польши. Таким образом, историческое значение наименования ляхи ясно: так называли поляков их соседи, причем скорее всего восточные. Западные соседи поляков — лютичи, ободриты и сербы — этого названия не знали; в противном случае следы его сохранились бы в многочисленных известиях западных источников. Однако такое толкование исторического термина лях еще не объясняет его первоначального значения и связи с наименованием поляк, которое, как мы видели, обозначало жителя полей. Такие крупные лингвисты, как, например, В. Ягич, А. Соболевский, В. Негринг, Е. Бернекер, выводят наименование лях[407] от слова l?da, русского ляда, чешского lada, и если такое объяснение, что весьма правдоподобно, является верным, то в названиях полян и ляхов мы можем видеть обозначения двух групп населения, живущих в различных экономических условиях: жители полей — это хлебопашцы, а жители нераспаханной земли — ляды — это люди, которые занимались не земледелием, а охотились и пасли скот. Таким образом, ляхи первоначально были охотниками и пастухами, а поляне — хлебопашцами. Областью же ляхов была та часть Польши, которая не являлась землей полян, то есть Повисленье, Мазовщина и Малопольша, где наименование ляхи удержалось до сих пор. Отсюда понятно, почему русские славяне и славяне, обитавшие в Венгрии, звали поляков ляхами, в то время как сербы, лютичи и ободриты, знавшие в качестве соседей только полян, называли и весь народ этим вторым именем.

Изложенные выше экономические различия между ляхами и поляками сами по себе не означают предшествовавших им этнических различий между обеими группами населения. Однако ряд польских историков шел значительно дальше, сделав вывод, что ляхи были иного происхождения, чем остальной польский народ, и что пришли они в польские земли откуда-то со стороны, подчинили эти земли и удержались здесь в виде шляхты, со временем ополячившейся, но по происхождению бывшей все же чужой. Впервые эта известная теория о чужеземном происхождении польской шляхты появилась в польской историографии еще в 1730 году, проповедуемая сначала робко, а позднее, с 1837 года, все более настойчиво. Эта точка зрения защищалась И. Лелевелем, К. Шайнохой, В. Мацийовским, А. Куником, А. Беловским, а позднее главным образом Фр. Пекосинским. Лелевель и Беловский видели в польской шляхте касту, пришедшую с Балкан; Шайноха и Куник видели в ней германскую дружину; Мацийовский — племя полабских славян; Пекосинский считал, что лехиты — обитатели здешних мест, а шляхта — захватчики, пришедшие примерно в VIII или IX веках из земли ободритов[408].

Однако историческими свидетельствами эти теории не подтверждаются. Такого известия, которое подтверждало бы приход особого племени завоевателей и образование из него шляхты, нет. Польское дворянство, как и всякое другое, образовалось в результате эволюции старых социальных отношений, и если в этом процессе и приняли участие чужеродные элементы, это все же не дает оснований отождествлять всю шляхту с каким-то особым, чуждым полякам племенем.

Что касается общих границ доисторической Польши, то они ясны уже из того, что говорилось о границах соседних с Польшей народов. На западе польская граница шла по рекам Гвизда и Бобра, затем по Одеру, до впадения в него Варты; на севере граница шла по Варте и реке Нотец, вплоть до Вислы у Торуня, откуда поляки вскоре стали проникать дальше на север, затем по нижнему течению Осы и Дрвенца; на востоке старая польская граница, судя по всему, проходила недалеко от нынешней, придерживаясь левого берега Буга и Стыра. В Галиции эту старую границу пока установить трудно (скорее всего она проходила между Саном и Вислокою). Естественную границу на юге составляли Карпатский горный хребет, а с Моравией и Чехией — Есеницкие и Орлицкие горы. Здесь чешский элемент издавна проникал только до района Опавы и вдоль Вислы[409] к реке Ольше, подвергаясь здесь значительному влиянию польского языка[410]. Окрестности укрепленного пункта Немчи (Niemcze) были уже польскими.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.