Глава одиннадцатая. Вперед в прошлое Часть первая. (Время Путина. Срок первый)

Глава одиннадцатая. Вперед в прошлое Часть первая. (Время Путина. Срок первый)

Сотрудник КГБ не бывает бывшим

(В. Путин)

И не уйдешь ты от суда мирского,

Как не уйдешь от Божьего суда

(А. С. Пушкин. «Борис Годунов»).

Избрание президентом Путина. Его предыдущая деятельность. История с генеральным прокурором Скуратовым. Начало Второй войны в Чечне. Книга «Куда едет „крыша“ России под названием ФСБ?». Взрывы домов. История журналиста Андрея Бабицкого. Задержание Анны Политковской. Победа партии «Единство» на выборах в Государственную Думу. Захват заложников в Норд Осте. Продолжение войны в Чечне. История с полковником Будановым. Взрывы в Тушино. Взрыв в московском метро. Усиление в России расовой нетерпимости. Убийство А. Кадырова. Деятельность министра печати и информации М. Лесина. Репрессии против телевизионных каналов НТВ — 6-го канала — ТВ-С, газеты «Новые Известия» и пр. Преследования Евг. Киселева, Шендеровича, Светл. Сорокиной, Парфенова.

В канун Нового, двухтысячного, года, Б. Ельцин внезапно заявил о своем уходе с поста президента и порекомендовал на свое место В. Путина, который и был вскоре, весной 2000 г., избран новым президентом. Рекомендация Ельцина подана как внезапное решение, хотя всё довольно давно было подготовлено, согласовано с Путиным (по словам Путина за 2–3 недели до Нового года). Не известно, на каких условиях основывалась передача власти, но в соглашении оговорено, что Ельцин и его близкие не должны в будущем подвергаться никаким судебным преследованиям. В недавнем прошлом незаметный, мало кому знакомый подполковник КГБ к моменту назначения на пост и.о. президента стал уже достаточно известен. К 90-му году у него 16 лет стажа работы в ГБ, последние 5 лет в Дрездене, «по линии политической разведки». Потом он, с согласия начальства ГБ, работал с мэром Петербурга А. Собчаком. После того, как Собчака не переизбрали, Путин остался не у дел. Его пригласил в Москву П. Бородин, который в то время возглавлял президентскую администрацию (тот самый Бородин, которого позднее швейцарский суд обвинял в крупных денежных махинациях, взятках, связанных с ремонтом кремлевских дворцов. Путин, в ответ на такие обвинения, напомнил о золотом правиле — презумпции невиновности; если бы он всегда руководствовался этим правилом! — ПР). Постепенно Путина назначили руководителем Главного контрольного управления президента (1997). Затем он стал первым заместителем главы президентской администрации (в мае 1998), в июле того же года — директором ФСБ, а 9 августа 1999 г. — премьер министром. Он сменяет на этом месте С. Степашина, которого многие прочили в приемники Ельцина, но тому внушили, что «Степашин — слабенький», что он не сможет остановить наступление Лужкова с Примаковым в борьбе за место президента, и Степашин оказался отставленным. В этот момент рейтинг Путина — 2 % (а у Степашина — 10 %, при этом с весны его рейтинг вырос на 7 %). По другим данным у Степашина рейтинг растет еще более: 14, 23, 28, 33 %, а у Путина остается 5 % (не доверяли ему 29 %). На протяжении минимум месяца после назначения его премьером вся «политическая тусовка» (кроме выдвинувших его) смеялась «над его политической потенцией». Когда Трегубова спросила у одного из кремлевских пиарщиков, А. Волина, стал ли бы он Путина «раскручивать в президенты», тот ответил: «Безнадежен». А потом добавил, отвечая на вопрос: есть ли средство резко поднять его рейтинг и сделать президентом? «Да. Есть. „Маленькая победоносная война“» И война в Чечне вскоре снова началась. Потом в сентябре были взорваны дома (один, 9-этажный жилой дом, в Москве, 9 сентября, на улице Гурьянова; во взрыве обвинили террористов), и рейтинг Путина стал расти с потрясающей скоростью, по 3–4% в неделю. К декабрю, на пике вновь развязанной военной операции в Чечне, он достиг 45 % (Трегубова Е. Байки кремлевского диггера. М.,2003, с. 201–203. Далее ссылки: Тр. С указанием страниц. Позднее мы остановимся подробней на этой книге- ПР).

Еще несколько слов о взрывах домов перед началом второй чеченской войны, в сентябре 1999 г., в том числе о предупрежденном взрыве в Рязани в ночь с 23 на 24. Жильцы дома нашли в подвале мешок с белым веществом, похожим на сахар. В мешке обнаружили детонатор и включенный часовой механизм. Для расследования создана комиссия, в которую входил и известный правозащитник Сергей Ковалев. 24 сентября министр внутренних дел В. Рушайло заявил о предотвращении в Рязани масштабного террористического акта, а затем глава ФСБ Н. Патрушев опроверг это заявление, сообщив, что никакого террористического акта не готовилось, а проводились просто «антитеррористические учения». В мешке, действительно, оказался сахар, но непонятно был ли он там с самого начала, или мешок подменили. Непонятно и то, зачем при учениях класть мешок с сахаром, да еще вставлять в него детонатор. Не исключено, что Рушайло был прав и взрыв готовился, но террористами не из Чечни, а из ФСБ.

Это позволяет предполагать, что и удавшиеся взрывы были провокацией, еще более масштабной: 4 сентября в Буйнакске (64 убитых), 8–9 и 13 — в Москве на улице Гурьянова и на Каширском шоссе (108 и 124 убитых) и в Волгодонске 16 сентября (убито19). Более тысячи пострадавших, триста с лишним убитых. Такое могло вызвать и вызвало панику. Одна из версий: взрывы устроил Березовский; чтобы замести следы, он же финансировал фильм о взрыве в Рязани. Весной 2003 в Англии состоялся суд над Березовским (Россия требовала его выдачи). Судьи сочли представленные доказательства его вины недостаточными. Возможно, там были и обвинения о подготовке взрыва в Рязани? Вряд ли. Власти всячески старались замести следы. И неизбежно возникал вопрос: кому это выгодно? Во всяком случае, кто бы ни был виноват, рейтинг Путина стал безудержно рaсти. PS.22.09.09. В сентябре исполнилось 10-летие с момента взрывов домов. Исполнители так и не обнаружены. Журналист Скотт Андерсон подготовил для американского журнала Konde Nast (его русская версия GQ) статью о взрывах, «Никто не осмеливается назвать это заговором», основанную на собеседованиях, собственных заключениях. Редакция отказалась её публиковать. Автор рассказывает, что в прошлом году посетил место взрыва одного из московских домов (погибло 121 его жителей). Родственники убитых каждый год в день взрыва до сих пор приходят на место катастрофы. Один из них, старик, рассказал Андерсону: «Недавно избранный премьер-министр Путин обвинил во взрывах чеченских террористов и приказал применить закон выжженной земли в новом наступлении на мятежный регион. Благодаря успеху этого наступления никому до этого неизвестный Путин стал национальным героем и вскоре получил полный контроль над властными структурами России. Этот контроль Путин продолжает осуществлять и по сей день <…> Они говорят, что это сделали чеченцы, но это всё вранье. Это были люди Путина. Все это знают. Никто не хочет об этом говорит, но се об этом знают». В дальнейшем старик, видимо, напуганный родными или сам испугавшийся, отказался говорить на эту тему и подтвердить сказанные им слова. Они могли быть и плодом воображения человека, потерявшего родных, и правдой. Водном случае — Путин герой, раздавивший врагов, напавших на страну; он вывел Россию из кризиса. Но, может быть, «кризис был сфабрикован российскими секретными службами, с тем, чтобы привести к власти своего человека?» Встреча автора с Мих. Трепашкиным, бывшим работником органов. Он стал позже экспертом Общественной комиссии по взрывам домов, собрал ряд фактов. Его арестовали накануне суда, где он собирался эти факты огласить. Он получил четыре года лагерей, отсидел их, вышел на свободу, но продолжает утверждать, что взрывы — провокация. Трепашкин поддерживает доказательства Андерсона, считает, что в них нет журнальных преувеличений. Трепашкин писал Ельцино — никакого результата. После выхода на свободу пробовал продолжить расследование. Ему посоветовали не делать этого, объяснили, что материалы дела засекречены на 75 лет.

В более объективных тонах выдержана статья о взрывах в Викопедии: «Взрывы жилых домов (1999)». В ней приводятся разные версии происшедшего. Всего погибло при взрывах 307 человек, около 1700 получили ранения. Свое мнение о взрывах высказал в связи с их юбилеем известный журналист, знаток положения на Кавказе: Андрей Бабицкий. Он всё же не исключает вариант осуществления взрывов чеченскими террористами. Фильм о взрывах домов, о событиях в Рязани награжден в 2005 на кинофестивале в Копенгагене. Сейчас о взрывах забыли, и в России, и на Западе. На митинг в Новопушкинском сквере пришло около 30-ти человек, в том числе М. Трепашкин, С. Ковалев. Не слишком много. Так и остались взрывы в числе мнгих российских неразгаданных тайн. (конец вставки- ПР)

=================

Как — то связан Путин того времени с делом Генерального прокурора Ю. Скуратова. Тот, видимо, стал слишком «любопытен», начал рыться в делах, которые, по мнению высокого начальства, не следовало трогать (не исключено, что речь шла и о деле Бородина: взятки за ремонт Кремлевских дворцов и т. п.). Скуратова подловили на «аморалке», засняли тайком фильм, где он парился в бане с «девочками». Состряпали типичную провокационную версию. Скуратова не любили. И, вероятно, было за что. Его противник, видный кремлевский политик А. Волошин, несколько раз вносил в Совет Федерации предложение об его увольнении (Тр.с.208). Путин как-то причастен к истории Скуратова. Сам он рассказывал: «Была встреча вчетвером. Борис Николаевич, премьер-министр Примаков, я, тогда директор ФСБ, и он (Скуратов-ПР). Борис Николаевич достал кассету и фотографии, сделанные с видеозаписи. На стол положил. И говорит: „Я считаю, что вы не можете работать дальше Генеральным прокурором“». Всё дело — прямой шантаж, по классической схеме, ситуация многих кинофильмов. Здесь «хорош» и Ельцин, и остальные присутствовавшие. Возникает вопрос: Кто непосредственно организовывал сцену в бане и съемку ее? Ответ не известен. Но присутствие Путина на «совещании четырех» вряд ли случайно. Мало вероятно, что он в деле не был замешан. Иначе незачем его приглашать на столь деликатное совещание. Он резко осуждал Скуратова, говорил, что должность Генерального прокурора «несовместима с таким скандалом», что тот «должен быть образцом морали и нравственности», более даже, чем премьер (о президенте Путин не говорил, а ведь у Ельцина в прошлом была история, о которой он предпочитал не вспоминать: бегство из какого-то дома — любовницы? — прыжок в речку, о чем рассказывал последний министр Внутренних дел СССР В. Бакатин). Не промолвил ни слова Путин и о «заказчиках скандала», его организаторах. Вся история, хотя детали ее не ясны, слишком дурно пахнет. Очень много в ней вранья, демагогии, искажения событий, ложной информации.

Остановимся на начале второй Чеченской войны (с 1999 г., длительный период) и на взрывах домов. Именно в связи с названными событиями Путин приобрел подлинную популярность. Начиная войну, он еще не был президентом. Но, видимо, его позиция в вопросе о Чечне, обещания успешно и быстро провести военные действия, закончить их, весьма импонировали Ельцину, властным структурам, способствовали возвышению Путина. Желание реванша в то время характерно и для военной верхушки, и для большого числа государственных руководителей (в частности, для Ельцина), и для значительной части населения России. Необходим был человек, который осуществит мечты реваншистов. Путин вполне подходил на такую роль. Сперва он утверждал, что ограничится территорией Дагестана: в Чечню войска входить не будут. Не исключал он и переговоров с Масхадовым. Затем, вводя войска непосредственно в Чечню, уверял, что окончат войну в несколько месяцев. Знаменитая его фраза: «Мы их в сортире мочить будем». Уже Дагестанская фаза войны не слишком ясна. Непонятно, почему перед самым вторжением чеченцев в Дагестан с границы были отведены российские войска. Нападение террористов из Чечни явно не придумано, но трудно сказать, кто его инспирировал. Менее всего во вторжении в Дагестан была заинтересована Чечня. Более всего — определенные силы в России, Ельцин, Путин, который на этом строил карьеру. Возникает извечный вопрос: кому это выгодно? Как и взрывы домов в Буйнакске, Волгодонске и в Москве в сентябре 1999 г., изменившие в значительной степени отношение общественности к войне в Чечне.

Происходит перелом в общественном мнении. Первую войну, относительно короткую (1994–1996 гг.), население, в основном, осуждало. Она вызывала сильный общественный протест. К 1999 году симпатии общества к Чечне притупились. Но война все же была недостаточно популярна. Требовалось «накалить атмосферу». Этому в значительной степени способствовали сентябрьские взрывы домов. В газете «Эстония» где-то в конце февраля — начале марта 2000 г. перепечатаны извлечения из книги Наталии Геворкян и Андрея Колесникова, специальных корреспондентов газеты «Ъ». Они готовили предвыборную книгу интервью для Путина, задавали ему вопросы (Тр.с.254). Тот отвечал на них. Книга получилась, естественно, относительно хвалебной, но некоторые вопросы, довольно острые, в ней поставлены. Путин отвечал журналистам в спокойном тоне, демонстрировал широту взглядов, терпимость. Он, например, осуждал репрессии, которые в прошлом проводились карательными органами против художников — неформалов. По его словам, профессионалов ГБ «раздражало, когда разгоняли неформальных художников. До сих пор непонятно, кому в голову это приходило. Вот в Москве <…> картины бульдозерами сносили. КГБ возражал, говорил, что это чушь и не надо этого делать. Но какой-то дядя уперся в идеологическом отделе ЦК, даже непонятно почему. Просто окостеневшие мозги были, вот и всё» (судя по материалу о Бульдозерной выставке, дело обстояло не совсем так; уже здесь Путин говорит неправду — ПР).

Но тон резко изменился, когда речь зашла о второй Чеченской войне, о взрыве домов. Один из разделов называется: «Серьезно дали по зубам» (та же терминология, что и «мочить в сортире» — терминология воровской «малины», ее «пахана» — ПР). Вопрос корреспондентов: «надо ли было начинать вторую чеченскую войну?» Ответ: «Мы ничего не начинали. Мы защищаемся. И мы их выбили из Дагестана. А они опять пришли. Мы опять выбили, а они пришли. И в третий раз выбили. А когда дали им серьезно по зубам, они взорвали дома в Москве, в Буйнакске, в Волгодонске». Путин утверждает, что решение продолжать операцию в Чечне приняли только после взрыва домов (вероятно так, но неясно, что причина, а что следствие — ПР). Вопрос: «существует версия, что дома взрывали российские спецслужбы, чтобы оправдать начало военных действий». Ответ: «Что?! Взрывали свои собственные дома? Ну, знаете… Чушь! Бред собачий. Нет в российских спецслужбах людей, которые были бы способны на такое преступление против своего народа. Даже предположение об этом аморально и по сути ни что иное, как элемент информационной войны против России». Пафос явно искусственный, возмущение притворное. Бывший гебист, конечно, больше других знает, на что были способны спецслужбы и какие операции они проводили. И угрожающий намек: тот, кто задает такие вопросы — враг России (прием, который Путин позднее будет применять неоднократно- ПР).

Кое-что о таких операциях, в связи с Чечней, рассказано в книге «Куда едет „крыша“ Росии под названием ФСБ?». Фрагменты ее опубликованы в «Новой газете» (27–29 августа 2001 г.). Один из авторов — тоже бывший гебист, подполковник, пошедший по другому, не путинскому, пути. Другой — ученый-историк. Авторы уверены, что, публикуя книгу, никакого преступления не совершают и действуют согласно Закону о печати, требующего информировать общество об особо важных для него сведениях. Несколько слов об авторах: А. Литвиненко — бывший сотрудник спецслужб (род. в 1962 г. в Воронеже). 20 лет провел в армии, прошел путь от рядового до подполковника. С 1988 г. работал в органах контрразведки КГБ СССР, с 1991 г. — в центральном аппарате МБ-ФСК-ФСБ России, по специальности: борьба с терроризмом и организованной преступностью. Участник боевых действий во многих «горячих точках». В 1997 г. переведен в самое секретное подразделение ФСБ — Управление по разработке преступных организаций; оперативный сотрудник, затем заместитель начальника 7 отдела. В ноябре 1998 г. выступил на пресс-конференции с критикой руководства ФСБ, сообщив о полученных им противозаконных приказах. В марте 1999 г. он был арестован по сфабрикованному обвинению и помещен в Лефортово. В ноябре 1999 г. оправдан, но прямо в зале суда, услышав оправдательное решение, был снова арестован ФСБ и посажен по новому сфабрикованному уголовному делу. В 2000 г. оно прекращено; Литвиненко выпущен, дав подписку о невыезде. Против него начато 3-е уголовное дело. Угрозы со стороны ФСБ и следователей в адрес семьи. Вынужден нелегально покинуть Россию, после чего на него заведено 4-е уголовное дело. Спецслужбы пытались ему самому «пришить» участие во взрывах домов. В настоящее время вместе с семьей живет в Великобритании, где в мае 2001 г. получил политическое убежище. Находится в федеральном розыске. PS. В октябре 06 г. Литвиненко получил британское гражданство, а 1 ноября 06 г. (предположительно) его отравили в Лондоне крайне ядовитым веществом, полонием-210. 26 ноября он скончался в лондонской больнице (в 42 года). В последние годы он занимался расследованием взрывов домов в России, террористическими актами, проводимыми агентами ФСБ, делом об убийстве Анны Политковской. Ведется международное следствие. Подозрения падают на кремлевскую администрацию, в которой ныне очень много сотрудников ФСБ. По некоторым данным ныне 78 % русской политической элиты, как и президент, состоит из бывших сотрудников КГБ или ФСБ (декабрь 06 г. Может быть, данные не точны, но сотрудников КГБ много). В результате проведенного расследования, по словам англичан, выяснилось, что большинство улик связано с Андреем Луговым, тоже бывшим офицером ФСБ. Потребовали его выдачи для предания суду. Россия выполнить требование отказалась, ссылаясь на то, что закон не позволяет выдавать русского гражданина за границу в качестве обвиняемого (а как же с участием в работе интерпола? — ПР).

Смерть Литвиненко вызвала оживленные отклики во всем мире. Слишком уж наглым, с уверенностью в безнаказанности было его убийство. В Англии — стране законности и порядка. Преступление, совершенное против английского гражданина. Перед смертью Литвиненко прямо обвинил Путина в своей гибели. Большое количество статей, посвященных этой теме. И не только статей. Друг Литвиненко Александр Гольдфарб в соавторстве со вдовой погибшего Мариной посвятил этой теме книгу «Смерть диссидента». Книга бывшего корреспондента Би-Би-Си в Москве Мартина Сикссмита «Дело Литвиненко». Готовятся и другие книги. В январе 07 по одному из главных коммерческих телевизионных каналов Англии показывали фильм «Как убить шпиона». Негодование мировой общественности очень велико. Но Литвиненко не оживить. Как говорил, насколько я помню, Берия: «Нет человека — нет дела».

Соавтор Литвиненко Ю. Фельштинский (род. в 1956 г.) — ученый-историк. В 1974 г. поступил на исторический факультет МГПИ им Ленина. В1978 г. эмигрировал в США. Там он получил степень доктора философии. В 1993 г. в Институте истории Российской Академии Наук ему присуждена ученая степень доктора. Он — первый из иностранных граждан, кому в России 1990-х гг. присуждена такая степень. Редактор, составитель и комментатор многих томов архивных документов, автор ряда книг, из которых несколько в 1990-е гг. изданы в Москве.

Позиция авторов следующая: эпоха «честных чекистов», о которых упоминал даже А. Сахаров, канула в Лету. ФСБ — одна из служб, наиболее коррумпированных. Там, видимо, осталось несколько сот романтиков, но они общей картины не меняют, им приходится туго (вероятно, Литвиненко в прошлом — один из них — ПР). Десятки же тысяч сотрудников правоохранительных органов (только в Москве их около 60 000), оставаясь на государственной службе, используют ее в своих интересах, для собственного обогащения, работают лично на себя. Террористические акты ими не упреждаются, а нередко организуются. Уже совершённые — не расследуются и не доводятся до суда. Сотрудники спецслужб создают «крыши» криминальным структурам, сами становятся вымогателями, внедряются в самые разнообразные экономические образования (банки, финансовые компании и пр.). Участвуют в политических делах, за которые они охотно берутся (например, дело НТВ, Ходорковского и многие другие), что позволяет им заручиться снисходительностью властей. Они не борются с рэкетом, а конкурируют с ним, имея неограниченные технические возможности без всякого контроля подслушивать, следить, шантажировать, убивать. Незаконность действий оправдывается секретностью, а секретность прикрывает незаконность. Приставка «Спец..» оправдывает любые действия и исключает какие-либо вопросы.

Авторы книги упоминают о заказных убийствах, захвате заложников, торговле наркотиками, контрабанде оружия, о роли силовых ведомств в развязывании войны в Чечне. По их словам, можно было бы писать об этом бесконечно. Но они касаются затронутой темы лишь мимоходом, только чтобы показать тот фон, на котором происходили сентябрьские взрывы домов в 1999 году. Именно взрывы и предотвращенный террористический акт в Рязани в ночь на 23 сентября 1999 г. — основная тема их книги (подготовке взрыва в Рязани посвящен и кинофильм, по-моему довольно убедительный, поставленный на средства Б. Березовского; фильм неоднократно изымался на границе у людей, которые пытались его провезти в Россию, но затем власти решили показать его по телевидению: слишком уж много о нем говорили — ПР).

Литвиненко и Фельштинский рассказывают о событиях первой Чеченской войны конца 1994 г. В то время российские войска и силы оппозиции Дудаеву готовили штурм Грозного. Он должен был начаться со дня на день Надо было изменить общественное настроение, вызвать негодование, направленное против сторонников Дудаева. По утверждению авторов, с этой целью была инсценирована неудачная танковая атака, расстрелянная защитниками Грозного, а в Москве готовился взрыв поезда. 18 ноября 1994 г. он прогремел на железнодорожном мосту через реку Яузу. По утверждению экспертов, взрыв произошел преждевременно, до прохождения через мост железнодорожного состава. Сработали два мощных тротиловых заряда. Искорежено около 20 метров железнодорожного полотна, а в ста метрах от взрыва обнаружили разорванный на части труп самого подрывника, капитана Андрея Щеленкова, сотрудника нефтяной компании «Ланако»: он подорвался на собственной мине, когда прилаживал ее к мосту. Только благодаря оплошности, стоившей Щеленкову жизни, стало известно об организаторах взрыва. К нему причастен руководитель фирмы «Ланако», Максим Лазовский, уроженец Грозного и особо ценный агент Управления ФСБ по Москве и Московской области, связанный и с уголовной средой.

Но вернемся к интервью с Путиным. На вопрос, что делать с Чечней, где начиналась затяжная партизанская война, он отвечал: «Я вот что вам скажу. У нас какие варианты поведения? Опять уйти из Чечни, все бросить и все время ждать, когда на нас снова нападут?» И далее: «Всех, кто с оружием, по горным пещерам — разогнать и уничтожить. После президентских выборов ввести, возможно, прямое президентское правление на пару лет. Восстановить экономику, социалку, показать, что можно нормально жить, вытащить молодежь из среды насилия, в которой она живет, провести программу образования… Надо работать. Не бросать так, мы один раз уже бросили. Ведь мы на самом деле преступление совершили. И чеченский народ бросили, и Россию подставили. Надо напряженно работать, а после этого переходить к полноценным политическим процедурам, предоставить возможность им, и нам решать, как сосуществовать. Все равно ведь будем жить вместе.

Мы их выселять никуда не собираемся, как когда-то Сталин решал эту проблему. И Россия тоже никуда не денется. Нам никто не навяжет решение силой, а мы будем готовы по максимуму учитывать их интересы. Мы будем договариваться и искать компромиссный вариант нашего сосуществования», «Тех, кто будет браться за оружие, мы уничтожим»; «Чечне выгодно оставаться в составе России. На сегодняшний день никакого разговора о каком-то другом статусе вне рамок России быть не может»; «Здесь только одно средство может быть эффективным — наступление. Бить первому, но так, чтобы противник уже не встал» (терминология Путина напоминает слова из сатирической песенки о советском футболисте: его «прорабатывает» начальство за проигрыш, за то, что он «не сделал рыжего» — нападающего команды противника: «начал делать, так уж делай, чтоб не встал» — ПР). После приведенных слов прошло много лет. Оканчивается второй срок президентства Путина. Выбран один, затем второй президент Чечни (сын убитого Кадырова). Но обстановка в ней до сих пор далека от благополучного решения.

Знаменательно, что в приведенном интервью Путина уже весной 2000 г. отчетливо прозвучало утверждение: мир 1996 г., окончание первой войны с Чечней — не только ошибка, но и преступление. Утверждение, близкое правящим структурам (и генералам, и чиновникам), антидемократическим кругам, значительной части населения России. Оно задевало в какой-то степени и Ельцина (ведь это он заключил преступный мир).

Чеченская война продолжалась. В Чечню введены крупные военные подразделения. После кровопролитных боев они захватили ее большую часть, заняли Грозный. Война превратилась в партизанскую. Попытки независимых журналистов правдиво рассказать о ней вызвали суровые репрессии властей. Наиболее характерный пример — история Андрея Бабицкого. Во время путча, в 1991 г., он публиковал корреспонденции из района Белого дома, осажденного заговорщиками. Позднее печатал корреспонденции из Чечни, расходящиеся с официальными сведениями. В Грозном он находился в самые трагические дни второй осады и штурма города российскими войсками. Был аккредитованным корреспондентом на Северном Кавказе, т. е. находился там легально. Ушел из Грозного перед самым его взятием. Задержан военными, хотя все документы у него были в порядке. Содержался в одном из блокпостов (Чернокозово), в крайне тяжелых условиях. Затем «обменен» на попавших в плен русских солдат (на кого, кому передан, как произошел обмен так и не стало известно) и исчез. На довольно длительное время, более месяца. Все уже считали его мертвым. Но, видимо, не было приказа убивать. Хотели проверить, как будут реагировать. Затем его освободили «похитители» и тут же арестовали местные власти, обвинив в подделке паспорта. Обвинение вздорное, шитое белыми нитками. Бланк паспорта оказался подлинным, Бабицкий никак не мог сам его достать, чтобы подделать.

Иностранные журналистки обнаружили дом, где Бабицкого держали в заключении, у чеченцев, связанных с российскими спецслужбами. Всё было весьма легко проверить. Тем не менее обвинения, предъявляемые Бабицкому, поддерживала Генеральная прокуратура. Они становились всё серьезнее. Всё более разрастался международный скандал. И только высказанное мнение Путина («по-моему, не стоит держать под арестом»), не приказ, распоряжение, а только мнение привело к освобождению Бабицкого, сперва условного, под расписку о невыезде, с обязательством явиться по первому требованию, с продолжением расследования. Генеральная прокуратура сразу же «забыла» о прежних обвинениях. Суд всё не начинался. Потом дело было «спущено на тормозах». Бабицкого так и не оправдали, но ни к чему не приговорили. Он был выпущен в Чехию. Ныне живет в Праге и выступает по радио «Свобода», на самые различные темы, в частности о положении на Кавказе. 30 апреля 2004 г. в Брюсселе (ранее в Москве, а 31-го в Праге на радио «Свобода») состоялась презентация книги Олега Панфилова, директора ЦЭЖ (центра экстермальной журналистики при Союзе журналистов России) «История Андрея Бабицкого» (около 380 стр.), с огромным количеством документального материала, со специальной главой о роли Кремля в его истории.

«Высказанного мнения» Путина о деле Бабицкого, как оказалось, добиться было не так-то просто. Трегубова в своей книге, в разделе «Спасти рядового Бабицкого», рассказывает о происходившем, о роли журнальной общественности: было ощущение, что если журналисты не будут ежедневно, ежечасно о нем кричать, его просто тихо убьют. Журналисты пытались надавить на руководство страны. «Хартия Московских журналистов» зазвала к себе А. Волошина и потребовала передать Путину открытое письмо в защиту Бабицкого, подписанное более 50-ю ведущими русскими и зарубежными журналистами: «Ответственность за жизнь Андрея Бабицкого целиком и полностью лежит на тех, кто передал его в руки неизвестных людей в масках, тех, кто принял и санкционировал это решение, и лично на и.о. президента Владимире Путине. У нас есть все основания считать, что российская власть отказалась не только от принципа свободы слова, но и от элементарного соблюдения законности. Такая власть называется тоталитарной». Этими словами заканчивалось письмо, которое Волошин унес в Кремль. Ночью, в половине двенадцатого, у Маши Слоним, где собиралась «Хартия», зазвонил телефон. Наталия Геворкян (о ней мы упоминали выше — ПР), которая как раз брала у Путина интервью, попросила позвонить на радио «Свобода» и сказать, что Бабицкий жив. Наталия сама «нажимала» на Путина, и тот ей сообщил новость о Бабицком. По сути это было и свидетельство, что Путин к истории Бабицкого имел непосредственное отношение. Сама Геворкян позднее говорила: Путин «отвечал мне о Бабицком с такой откровенной ненавистью, что мне становилось просто страшно за жизнь Андрея». К сожалению, акция писателей в защиту Бабицкого, по словам Трегубовой, «стала вообще последней совместной акцией российских журналистов в защиту чьих-либо (и в первую очередь — своих собственных) прав» (Тр.с.251-56). И все это произошло, когда Путин только начинал свой первый президентский срок. Позднее он действовал гораздо более «круто». «Хартия» распалась. Еще только раз собралась она, далеко не в полном составе, весной 2003 г., на поминки убитого «всеми нами любимого Сергея Юшенкова» (Тр.с.382).

С меньшим шумом, более кратковременно, но с аналогичными приемами провели «задержание» известной журналистки, корреспондента «Новой газеты» Анны Политковской (позднее она — одна из немногих, пыталась во время событий с Норд Остом вести переговоры с террористами, спасти заложников; получила премию Международной организации журналистов. А еще позднее её убили). Политковская официально прибыла в Чечню от своей газеты, представилась военному начальству, ее водили по расположению части, что-то показывали, объясняли. Потом арестовали, посадили в одну из ям для заложников. Над нею издевались, грозили расстрелом, инсценировали его. Все же освободили, решив, что достаточно «попугали» и в дальнейшем она будет молчать. Надежды не оправдались: Политковская, вернувшись в Москву, сразу же рассказала в «Новой газете» обо всем, что с нею произошло.

В конце ноября 1999 г. состоялся Стамбульский саммит ОБСЕ, последняя поездка Ельцина в качестве президента. Из-за позиции России по Чечне, весьма агрессивной, он был на грани срыва. Ельцин заявлял: западные страны «НЕ ИМЕЮТ ПРАВА упрекать Россию Чечней». Такой основной тезис планируемого им выступления. Оно означало полный разрыв с Западом. Главе президентской администрации Волошину удалось смягчить текст выступления и на саммите советской стороне все же удалось добиться от европейских стран, чтобы в Хартию европейской дипломатии не вписали пункт, что нарушение прав человека «не является внутренним делом государства» (Тр.с.209, 221-2). А через 40 дней, 31 декабря 1999 г., Ельцин заявил oб отставке и порекомендовал на место своего преемника Путина.

В декабре 1999 г. прошли думские выборы. Победило «Единство» — партия без четкой программы, созданная «под Путина». Существенную роль в победе сыграли средства массовой информации, телевиденье, в частности кремлевский пиарщик Г. Павловский, который еще до закрытия избирательных участков разнес по всей стране вести о победе «Единства» и тем, вероятно, повлиял на результаты голосования в последние часы. А «главным режиссером кремлевской победы», финансировавшим избирательную кампанию партии Путина, был Березовский. Он привел к власти Путина и тем самым способствовал запуску механизма уничтожения свобод, в частности СМИ, а потом, поругавшись с Путиным, стал фактически единственным гарантом сохранения независимых от государства СМИ. Он владел 49 % акций ОРТ. Телеканал НТВ финансировался Гусинским (Тр.с. 211, 216,231, 237). Победа «Единства» на выборах явилась знаком того, что весной 2000 г. Путин станет президентом. Что и произошло.

У некоторых возникали опасения, связанные с прошлым Путина (служба в ГБ), но их старались рассеять. Трегубова рассказывает о разговоре с С. Б. Ивановым, будущим министром обороны, ранее разведчиком, коллегой Путина. На опасения, что тот «закрутит гайки», в частности ликвидирует свободные СМИ, Иванов ответил: «Ну что вы! Ложные страхи! Вы поймите: мы с Владимиром Владимировичем оба проработали в советское время за границей. Мы уже тогда видели, что где-то есть другая, цивилизованная жизнь! И поэтому мы оба — цивилизованные люди. Так что всё это ерунда, когда про нас говорят, что мы введем какие-то силовые меры и уничтожим оппозицию» (Тр.с.219). PS. Какое-то время Иванов казался чуть ли не самым вероятным кандидатом на пост президента, если выборы 08 г. состоятся — ПР.

Время шло. Путин уже давно стал президентом. Провозглашались победы. И всё же проблема Чечни продолжала оставаться одной из наиболее болезненных для властей. Она определяла и события «Норд Оста». 23 октября 2002 г. группа вооруженных чеченцев, совсем молодых (некоторые — несовершеннолетние), захватила заложников, зрителей московского театра «Норд Ост». Театр, основанный незадолго до происшедших событий, 19 0ктября 2001 г., пользовался большим успехом. Свободных мест, обычно, не оставалось. Зал был полон. Три дня зрители и артисты находились в плену террористов. Освобождены они 26 октября, с использованием властями газа. Террористы грозили взорвать здание, себя и заложников, если их требования не будут удовлетворены. Эти требования — прекратить вооруженные действия в Чечне, вывести оттуда российские войска — были заведомо невыполнимы. Но террористы, вероятно, надеялись на какие-то переговоры, возможность компромисса, а главное — хотели оживить несколько остывшее внимание и в России, и в мире к чеченским событиям; такая цель оправдывала, по их мнению, гибель и заложников, и их самих. Но наступившего финала они вряд ли хотели.

Освобождение заложников стоило дорого. Все террористы убиты, но погибло и очень большое количество захваченных ими зрителей. Принявшие решение о применении газа утверждали, что оно было неизбежно, иначе погибли бы все. Путин сообщал (для заграницы), что газ совершенно безвреден для жизни — явная ложь. До сих пор неизвестно, какой газ применялся. Знакомый автора одной из статей о Норд Осте, генерал МВД, уверял, что газ изготовлен из 12 компонентов. Пуская его, учитывали всё. «И получилось всё так здорово <…> как не ожидали. Только потом медики и МЧС (спасатели) плохо сработали, а спецслужбы задачу выполнили».

Допустили явную передозировку газа (на всякий случай), рассчитанную на крепких, здоровых, молодых, а не на истощенных, детей, пожилых (3 дня они провели под угрозой смерти, почти без пищи и воды). В общем, перестарались, менее всего думая о судьбах и жизни людей.

Было объявлено: штурмовали Норд Ост потому, что террористы «начали расстрел заложников» или «собирались расстреливать». Через год стало известно, что никакого расстрела не было, что это заведомо лживое пропагандистское обоснование силовой акции. Распространялись слухи и о том, что где-то перед штурмом террористы начали переодеваться в обычную одежду, т. е. хотели взорвать всё и бежать (а как они были одеты ранее? и откуда взяли другую одежду? — ПР).

Поэтому, дескать, действия властей были вынужденными, спасли всё же сотни жизней. Но ходили и другие слухи: о том, что террористы имели возможность взорвать здание уже после того, когда пустили газ, но не воспользовались такой возможностью. Во всяком случае, некоторые из спасшихся заложников успели намочить платки, принять какие-то меры защиты. В таком случае, и взорвать, вероятно, могли.

На самом деле, были назначены первые серьезные переговоры, с участием представителя президента на Северном Кавказе Виктора Казанцева. Они должны были начаться не позднее утра 26-го. Вместо них запустили газ. Казанцев в Москву даже не стал вылетать. Тот же генерал МВД говорил: «Мы знали, что собираются требовать террористы; они хотели отпустить бо`льшую часть заложников в обмен на самолет для вылета в одну арабскую страну; там они бы сдались властям, отпустили оставшихся заложников и устроили пресс-конференцию с антироссийскими выступлениями»; чтобы предотвратить подобное развитие событий был предпринят штурм с применением экспериментального газа; «Было принято политическое решение в переговоры не вступать». Более всего власти боялись повторения событий лета 1995 г. в Буденовске, когда террористам дали уйти в обмен на освобождение заложников и обещание начать переговоры. Об этом публично рассуждал замминистра МВД В. Васильев: тогда отпустили бандитов и получили в ответ еще больше терроризма; поэтому сейчас отпускать было нельзя; на этот раз президент и власти решили уничтожить всех, любой ценой. Вот и уничтожили, убили многих, включая женщин, несовершеннолетних, но не допустили «унижения России». О массовой гибели невинных людей думать не хотели. Газ сработал не так, как было задумано, — говорили потом бойцы штурмовых групп «А» и «Б»: когда пустили газ террористы не спали, отстреливались. Выжившие заложники рассказывали: женщины — террористки понимали, что идет газовая атака, засыпали медленно, в течение 10 минут, могли всё взорвать, всех убить. Видимо, по какой-то причине не хотели этого делать или не верили, что власти готовы поставить на кон жизнь почти тысячи человек, да еще в центре Москвы, когда дело уже шло к мирной развязке.

Долго оставалось точно неизвестным, сколько было зрителей-заложников, сколько террористов, как попали последние, с большим количеством взрывчатки, в центр Москвы, кто виноват в этом. Назывались разные цифры погибших: сперва 2, потом 5, 10… конечная официальная цифра 129, говорили и о 130, а реальная цифра не ведома. Число убитых пулями (непонятно чьими) — пять, остальные погибли от газа. Долго не вывешивали списки погибших, находящихся в больницах и пр. Слухи о том, что не все пострадавшие включены в список, что на самом деле количество их намеренно занижено.

Непонятно, почему застрелили всех террористов: ведь взять кого-либо из них живьем, одурманенных газом, вероятно, оказалось бы не столь уж сложно. А они могли дать важные сведения. Не исключено, что кому-то это было невыгодно. Не сообщалось, сколько убито бойцов спецназа, сколько их всего было.

Явно плохо подготовили медицинскую помощь. О ней, судя по всему, думали в последнюю очередь, а затем свалили на нее основную вину. Такова была общая линия: винить во всем спасателей. Медикам не сообщили заранее состав примененного газа, не снабдили нужным количеством антидотов, обезвреживающих ОВ. Машины стали пребывать через два-три часа после запуска газа. Медицинский персонал не мог оказать помощь быстро, на месте происшествия. Полумертвых людей сперва выносили из здания, складывали на землю, иногда на довольно длительное время, потом грузили в машины, везли в больницы и только там, через несколько часов, начинали применять противоядия (позднее в некоторых газетах опубликована неофициальная хронометрическая фотосъемка, сделанная из соседнего дома).

Было трудно спасти всех, учитывая, что здание заминировано, могло в любой момент взлететь на воздух по сигналу извне. В таких условиях вряд ли справились с эвакуацией любые медики, хоть израильские, хоть американские. По утверждению автора одной из статей, заложники были обречены заранее, с самого начала, и теми, кто в Чечне задумывал акцию (Басаев и др.), и властями Кремля, приказавшими штурмовать, пустить газ, а не вести «унизительные» переговоры. И начальники сепаратистов, и российские думали о чем угодно, только не о жизни рядовых, никому не ведомых простых людей. Если бы боевики взорвали при штурме всех: себя, заложников, спецназ — это могло бы даже устроить кремлевское руководство: злые чеченцы убили огромное количество безвинных людей, как в Нью-Йорке «Аль-Каида». Такое должно было вызвать сочувствие Запада.

История с «Норд Остом» продолжалась и далее. В «Новой газете» (№ 58, 11 августа 2003 г.) напечатана статья Анны Политковской «Заложница „Норд Оста“ стала заложницей государства». Автор писала о тяжелых последствиях применения газа, противоречащим победным реляциям, рассказывала об Е. Ф. Коростелевой, оказавшейся среди заложников; после освобождения Коростелева сама едва добрела до дома, но через несколько дней, когда стали особенно болезненными следствия отравления газом, обратилась в поликлинику. Там ее направили к следователю; начались многократные допросы, обвинения в том, что она мошенничает, что вообще не была заложницей, что лжет, из корысти обвиняя террористов в нанесении ей вреда (корысти никакой не было: она просила причитающееся ей пособие перевести детям погибших). Но ее показания противоречили официальной статистике (получалось, что есть жертвы, в нее не попавшие). Всякая импровизация, напоминание о происшедшем, с точки зрения властей, казалась недопустимой. Коростелеву довели до нервного срыва. Дело о ней передали в суд. Итог статьи: каждую неделю приходится писать о том, что действия спецслужб, правоохранительных органов становятся все более опасными для жизни общества, отдельных граждан; «Патрушев получил Героя за „Норд Ост“, хотя должен был быть отдан под суд», а Коростелова, за страдания которой он должен бы отвечать, привлечена к суду «за оскорбление террористов». Вообще все более становится непонятным, где террористический акт, а где спровоцированные специальными органами действия.

5-го ноября 2002 г. десять правозащитников, во главе с С. Ковалевым, осудили захват заложников террористами в Норд Осте, но и заявили о том, что он вызван действиями властей в Чечне, что им пользуются для резкого усиления цензуры. Во властных структурах говорили, что на каком-то канале передавалось что-то, что могло помочь террористам, вызвать к ним сочувствие. Я лично такого не видел. Но опасения правозащитников оказались не напрасными. В связи с событиями Норд Оста, в октябре 2002 г., министр СМИ Лесин угрожал закрыть ряд газет, радио «Эхо Москвы». Тогда же Дума, а затем, в ноябре, Совет Федерации начинают обсуждать поправки и дополнения к закону о печати, которые меняют его сущность, ограничивает свободу слова: в «чрезвычайных ситуациях»: за обнародование сведений, которые власти сочтут вредными (интервью с террористами и т. п.; кто террорист — определяют власти), опубликовавшие их будут считаться пособниками террористов. Расплывчатая формулировка, под которую можно подвести всё, что угодно. Дума единодушно приняла поправки. В Совете Федерации за них голосовали 145 членов Совета, против — 1, воздержалось -2. Союз журналистов России, объединения журналистов Москвы, Петербурга обратились к Путину с призывом не утверждать поправок, расценивая их как восстановление цензуры. Путин сделал вид, что прислушался к критике, поправок не утвердил, но и не отклонил (вернул на доработку). В марте 2003 закон вновь обсуждался в Думе и принят в первом чтении. Затем в мае — во втором. Все депутаты, кроме членов «Единой России», голосовали против, но это дела не изменило.

23 октября 2003 г. отмечалась годовщина событий в Норд Осте. Начальство всячески старалось, чтобы о них забыли. В годовщину трагических событий открыли памятник жертвам, но власти не хотели, чтобы на нем были перечислены поименно погибшие (с большим трудом это все же удалось «пробить»). Телевиденье подготовило несколько бессодержательных передач. Генеральная прокуратура, ведущая следствие, вообще молчит. Число заложников вроде бы выяснилось (912), но количество жертв так и осталось неизвестным. Все яснее становится, что террористы, когда пустили газ, могли успеть и подорвать здание, и убить заложников.

История с судебными исками потерпевших, родственников погибших. Они отклонялись судами один за другим. Было создано общество «Норд Ост» для защиты прав потерпевших. Кое — чего всё же удалось добиться. Где-то в средине мая 2004 г. власти объявили о начале выплат.

В связи с годовщиной Норд Оста появились новые материалы о происшедшем. В «Новой газете“ напечатана статья П. Фельгенгауэра» «Норд — Ост“: репутация или газ? Оказывается у власти был выбор» (№ 80, 27 октября 2003 г.). По словам автора, за год после трагедии ни один из существенных вопросов не прояснился: почему власти приказали начать штурм 26 октября, даже не попытавшись всерьез вести переговоры? почему террористы не взорвали заминированное здание? что за газ туда закачали спецслужбы?