Имперская национальная политика на украинских землях: цели и методы

Имперская национальная политика на украинских землях: цели и методы

Имперская политика в XIX в. по отношению к украинцам находится в центре большого количества исследований истории Украины. Начиная от классиков украинской историографии и заканчивая современными отечественными и зарубежными историками — исследователями истории Украины, политика Российского имперского правительства относительно украинских земель признавалась ассимиляторской и русификаторской, направленной на полную интеграцию украинских земель в политическую, экономическую и социальную системы Российской империи. В последнее время, благодаря исследованиям современных зарубежных и отечественных историков (А. Каппелера, А. Миллера, Я. Грицака и др.), она начинает рассматриваться в общих рамках царской «политики относительно национальностей».

И Российская, и Австрийская империи были многонациональными государствами. От способа решения национального вопроса зависела их дальнейшая судьба, территориальная целостность, экономическое могущество. Таким образом, основным содержанием политической жизни на украинских землях в конце XVIII — первой половине XIX в. была их интеграция в государственную систему Российской и Австрийской империй. Украина имела для российского государства особый стратегический и экономический вес. Поэтому всякая возможность обособления от России подавлялась в зародыше.

Для достижения конечной цели — полной интеграции присоединенных территорий — Российская империя действовала отработанными веками и не раз оправдывавшими себя методами: политико-административная унификация, система наместничеств — генерал-губернаторств, поиск сотрудничества с лояльными элитами[202], уничтожение национального войска, сословная унификация по общеимперскому образцу и т. д.

Как указано выше, украинские земли подвели под четко обозначенный имперским правительством ранжир унифицированного административно-политического раздела. Однако Российская империя не имела в своем распоряжении достаточных экономических и административных рычагов, чтобы быстрыми темпами преодолеть исторические особенности регионов. Она могла лишь постепенно, нивелируя их и приспосабливаясь, использовать в собственных интересах[203]. Поэтому управление в Украине осуществлялось на отличных от центра основаниях. Для этого выделялись политико-территориальные единицы с иной структурой власти. В частности, в последней четверти XVIII в. ими были наместничества, а в XIX в. такими стали генерал-губернаторства. Все украинские губернии объединялись в генерал-губернаторства: Малороссийское (Черниговская, Полтавская, позднее — Харьковская губернии), Киевское (Киевская, Подольская и Волынская губернии), Новороссийское и Бессарабское (Екатеринославская, Херсонская, Таврическая и Бессарабская губернии). Генерал-губернаторы были абсолютными хозяевами на вверенной им территории. Они олицетворяли военную, судебную и административную власть, а подчинялись лично императору.

Левобережная Украина, территория бывшего казацкого государства Гетманщины, уже на протяжении XVIII в. постепенно теряла свой полуавтономный статус. Но основные изменения произошли начиная с 1780-х гг. В 1781 г. была упразднена административно-полковая система. В 1835 г. здесь было отменено традиционное украинское право, которое основывалось на Литовском статуте, а в 1831–1835 гг., когда были образованы Полтавская и Черниговская губернии, упразднено городское самоуправление, основанное на магдебургском праве.

Слободская Украина во многом напоминала Гетманщину. Эта пограничная территория была заселена в XVII в. казаками и крестьянами из Правобережной Украины, которые внедрили здесь автономную административно-полковую систему, подобную той, что существовала на Левобережье, хотя многих институционных форм, которые существовали в казацком государстве, здесь не было. Имперская власть в 1765 г. отменила полковую систему, а вместе с ней и автономию Слобожанщины.

Степень интеграции Правобережной Украины в состав Российской империи долгое время была очень низкой, а ее территория оставалась под польскими политическими и культурными влияниями. Эти влияния охватили даже Киев, «мать городов русских», в котором языком интеллектуальной жизни вплоть до 30-х годов XIX в. был польский. Интеграция Правобережья в Российскую империю начала проходить быстрыми темпами лишь после расправы с польским восстанием 1830–1831 гг. Созданные здесь Киевская, Подольская и Волынская губернии официально назывались Юго-Западным краем и подчинились власти киевского генерал-губернатора, а сам Киев до конца XIX в. превратился в русский городской анклав среди украинского сельского населения.

В отличие от других регионов, Южная (Степная) Украина не имела глубоких традиций оседлой жизни. Это была территория «Дикого поля», которое к последней четверти XVIII в. заселяли лишь татары и запорожские казаки. Даже после ликвидации Крымского ханства (1774) и Запорожской Сечи (1775) Южная Украина еще долго продолжала сохранять пограничный характер: в середине XIX в. каждый седьмой житель здесь был военнослужащим. Другой особенностью этого региона было чрезвычайное плодородие черноземных степей. Близость моря создавала возможность эффективно и дешево связать этот новый земледельческий район с европейским рынком.

Крестьянские хаты из разных уездов Киевской губернии. Изображение из книги Де ля Флиза «Етнографическія описанія крестъянъ Кіевской губерніи…». 1854 г.

Степь. Рисунок М. Микешина, гравюра «СВ». Середина XIX в.

Вслед за политико-административной унификацией, правительство активно действовало в направлении интеграции украинских сословий в общеимперскую социально-политическую систему. Сословные права в Украине, закрепленные законодательно Литовскими статутами 1566 и 1588 гг. и нормами традиционного права, к началу второй половины XIX в. были практически полностью уничтожены.

Прежде всего, это коснулось казацкого самоуправления на Левобережье и в Слобожанщине. Его принудительно упразднили, рядовы х казаков перевели в категорию государственных крестьян, а казацкую старшину имперское правительство привлекло на свою сторону, частично уравняв ее в правах с русским дворянством. Те, кто захотел остаться на военной службе, сделали это в качестве рядовых или офицеров регулярной государственной российской армии. Введение городских дум вместо магистратов лишило казацкую старшину исключительных прав и на городское самоуправление. Вместо казацких судебных органов в полках и сотнях, рассчитанных на судопроизводство относительно всех сословий, правительство ввело на украинских землях сословные суды: отдельно для дворян, мещан и для государственных крестьян, а крепостных, как и раннее, должен был судить их владелец.

Инкорпорация казацкой старшины в состав российского дворянства открывала путь для служебной карьеры. Существование Киево-Могилянской академии, Черниговского, Переяславского и Харьковского коллегиумов обусловливало тот факт, что новое украинское дворянство было более образованным, нежели российское. Это давало лучшие шансы для продвижения по служебной лестнице. Наиболее амбициозные и богатые среди малороссийских дворян выезжали на службу в Петербург, образуя там своеобразную малороссийскую колонию чиновников. Для большинства нового украинского дворянства между «малороссийским» и «великороссийским» патриотизмом не существовало противоречий. Они имели все основания называть империю своей, так как на протяжении

Xутор Глоды Полтавской губернии. Начало XX в. Открытка

XVIII в. выходцы из малороссийских семей своей деятельностью расчищали путь к ее триумфу. Тип «малоросса», который объединял симпатию к Украине, к ее природе, песням и т. д. с лояльностью к Российской империи, был одной из характерных фигур в украинской политической и культурной истории XIX в. Ярчайшим представителем этого типа стал всемирно известный писатель Николай Гоголь. Рожденный в украинской семье казацкого происхождения, он совершил блестящий дебют в украинской литературе как автор произведений на украинскую тему. Гоголь очень любил Украину и недолюбливал Россию, хоть прожил там большую часть жизни. По-русски он писал с ошибками, переводя мысли с родного языка. Но свою душу он считал составленной из двух частей — украинской и российской; ни одной из них он не отдавал предпочтения, считая, что они взаимодополняют друг друга. Сильные различия украинского и российского национального характеров были, по его мнению, только предпосылкой для их соединения в будущем, чтоб явить миру что-то более доскональное[204].

По отношению к украинской культуре имперская политика в течение XIX в. прошла определенный путь трансформации от лояльности до репрессий. Сначала Россия была толерантной по отношению к культурному возрождению украинцев и даже симпатизировала ему. Российская общественная мысль всех политических направлений первой половины XIX в. относилась в основном позитивно к Украине и украинцам. Интерес к украинскому языку, литературе и истории был большим, и общепризнанным был вклад Украины в общероссийскую или славянскую культуры.

Согласимся с мнением А. Каппелера, высказанным на Втором международном конгрессе украинистов во Львове в 1994 г., что до тех пор, пока украинский язык и народная культура воспринимались как дополнительный красочный периферийный феномен российской культуры, была возможность поддерживать их с доброжелательностью. Только когда в русском обществе остро возник вопрос о русской идентичности, актуальной стала и проблема Украины. В то время как до середины XIX в. доминировали имперская соборность, наднациональная идентичность, то после Крымской войны и особенно после Польского восстания 1863 г. возник этнически направленный русский национализм.

Таким образом, начиная со второй половины XIX в. царская политика по отношению к Украине начинает приобретать репрессивный характер. Это проявлялось, прежде всего, в языковой политике, выраженной в циркулярах 1863 и 1876 гг. Этим почти абсолютным запретом украинского языка государство пошло даже дальше, чем в репрессивной политике относительно поляков. Подобные меры принимались также в отношении белоруссов и литовцев.

Речь идет, прежде всего, об известном циркуляре министра внутренних дел П. Валуева, который был издан 18 июля 1863 г. и разослан во все украинские губернии. Запрещалось издание на национальном языке книг — «учебных и вообще предназначенных для начального чтения народа». Обучение на украинском языке определялось циркуляром как политическая пропаганда. Те, кто за это брался, обвинялись «в сепаратистских замыслах, враждебных России и губительных для Малороссии».

Слова валуевского циркуляра о том, что и самого украинского языка как такового «не было, нет и быть не может», свидетельствовали об откровенно антиукраинском направлении всей внутренней политики царского правительства. Этим циркуляром, по выражению выдающегося политического и церковного деятеля Украины Ивана Огиенко, на национальную литературу, науку, культуру накладывали тяжкие оковы. Украинскую интеллигенцию отдаляли от народа, запрещали ей обращаться к нему на родном языке.

Позднее, в середине 70-х гг. XIX столетия, в Петербурге была создана тайная правительственная комиссия, которая должна была выработать эффективные меры борьбы с украинской интеллигенцией. После почти года работы комиссия пришла к такому выводу: «допустить отдельную литературу на простонародном украинском наречии означало бы положить прочную основу для убеждения в возможности обособления, хотя бы и в далеком будущем, Украины от России».

Докладную записку вместе с проектом соответствующего указа немедленно отправили Александру II. 18 мая 1876 г. царь подписал указ, которым запрещалось не только печатать на украинском языке оригинальные и переводные произведения (даже тексты к нотам), но и завозить на территорию Российской империи подобные книги и брошюры, напечатанные за границей. Также запрещались украинские театральные спектакли, концерты на национальном языке. Этот указ стал кульминацией наступления самодержавия на культурные права украинского народа.

Национальная политика Австрийской империи по отношению к вошедшим в ее состав украинским территориям некоторым образом отличалась от аналогичной политики Российской империи. Закарпатье попало под власть венгерской администрации, прочувствовав все проявления национальной и социально-экономической эксплуатации. Венгры начали настоящую «вендетту», отомстив украинцам за интервенцию царской армии в 1849 г. Тотальная мадьяризация края охватила все сферы жизни. Даже греко-католическая церковь постепенно превратилась в инструмент антиукраинской политики венгерского правительства, поскольку епископы назначались на должности по его санкции. В русле ассимиляторской политики закрывались украинские периодические издания, приходские школы. Если в 1881 г. насчитывалось 353 школы с украинским языком преподавания, то через два года их уже было только 282, а в 1914 не осталось ни одной[205].

На Буковине во время ее перехода под власть Австрийской империи соотношение между украинским и румынским населением составляло соответственно 69 и 26 %[206]. Однако австрийское правительство признавало Буковину сугубо румынской территорией. Вена назначала на административные должности румын, вводила в школах их язык. В 1786 г. Буковина как 19-й округ вошла в состав королевства Галиции и Лодомерии. Это еще больше осложнило положение украинцев в крае. Занимая господствующее положение, поляки направили свои усилия на латинизацию и полонизацию украинцев. В местных школах преподавание велось на румынском и польском языках, а по-украински можно было учиться лишь в частных начальных школах, где занятия проводили церковнослужители (чаще всего — дьяки). Греко-католическая консистория во главе с митрополитом Михаилом Левицким добивалась от австрийского правительства создания условий для обучения молодого поколения на украинском языке, но краевой школьный совет заблокировал выполнение соответствующих распоряжений Вены.

В Галиции доминирующее положение поляков было настолько значительным, что в 1825 г. в местных начальных школах начали вводить обучение на польском языке[207]. Попытки защитить право украинцев получать образование на родном языке наталкивались на бездеятельность центра и неистовое сопротивление польских вельмож.

На ассимиляцию украинцев было также направлено внедрение немецкого языка в трехклассных и четырехклассных школах, а также гимназиях и Львовском университете.

Таким образом, игнорируя особенности истории, быта, обычаев, мировоззрения украинцев, имперские правящие круги стремились растворить их в господствующей этнической среде, лишить возможности для любых форм национальной самоорганизации. Не в последнюю очередь это стало возможным из-за отсутствия более или менее заметной прослойки украинской экономической и интеллектуальной элиты. Полонизация и русификация значительной части украинской верхушки, интеграция ее в общеимперскую политическую систему еще больше закрепляли за украинцами статус негосударственной, второстепенной нации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.