Социально-экономическое и культурно-историческое развитие государства Рюриковичей
Социально-экономическое и культурно-историческое развитие государства Рюриковичей
Благодаря военным походам правящие круги имели значительные денежные поступления, а само государство поднимало свой престиж на международной арене. Заинтересованность в получении доходов от межгосударственных военных конфликтов и внешнеторговых операций составляла наиболее характерную черту политики правителей конца IX — первой половины X в. В то же время, центральная казна начала уже пополняться доходами из внутренних районов страны. Далее эта тенденция усиливалась, а сам процесс феодализации стремительно развивался.
В социально-политической сфере отношения между разными группами элитарной верхушки развивались в диалектически связанной оппозиции двух основ — государственной и родовой. Верхних ступеней социальной иерархии пытались достичь как представители старой племенной знати, гак и безродные, но полностью преданные великому князю и его окружению выходцы из разных земель и народов. Среди них, кроме автохтонов, находились скандинавы, номады, хазары, финно-угры и др.
В результате этого процесса сформировался социальный слой, известный в летописных источниках под названием «дружина». Этот институт не был специфическим для какого-либо народа или региона, но представлял собой общеисторическое явление. В состав дружины входили представители обоих полов и всех возрастных групп. В широком понимании дружина включала, прежде всего, обязанных службой княжеских вассалов и имела четыре основные черты — функциональную, экономическую, организационную, идеологическую. Она разделялась на определенные группы, в основном — на «старшую» и «младшую». Первая из них состояла из представителей военно-феодальной аристократии, которые часто именовались «боярами», «лучшими мужами», а вторая — из рядовых профессиональных воинов («отроков», «децких», «пасынков»).
Конкретная сущность древнерусского феодализма состояла в государственной принадлежности земельных владений, которые раздавались в пользование великим князем киевским (а позже — удельными князьями) тем, кто служил ему. Права господина зависели от владения соответственным столом. Такой «государственный феодализм» характеризуется вырастанием землевладения непосредственно из отношений господства. Происхождение определяло и существенные моменты феодальных отношений, среди которых, кроме вышеупомянутого, имелось еще два. Первый из них — доминирование «волости» как формы землевладения, близкой по существу к бенефициальной (бенефиций — земельное владение, которое жаловал король или крупный феодал за службу вассалу в пожизненное пользование), и подчиненное значение «вотчины» как формы землевладения, близкой по своей сути к западноевропейскому аллоду (в раннефеодальных государствах Западной Европы свободно отчуждаемая индивидуально-семейная земельная собственность). Второй — господство централизованной рентной системы эксплуатации «волости» князьями при наличии и «вотчинной» — в домениальных владениях. В отличие от полной, обособленной собственности, характерной для феодальной Западной Европы, в Европе Восточной на первом месте находилась собственность условная, временная, необособленная.
Но это совершенно не говорит об отсталости социально-экономического развития восточноевропейского региона. Ведь существует и мнение, что западноевропейская модель феодализма была очень конкретным (может быть, даже уникальным) политическим вариантом в истории, а не собственно этапом. При этом следует упомянуть еще об одном факторе: географическое расположение средневековых обществ черноморско-средиземноморского бассейна, центром которого в те времена была Византийская империя. Вследствие этого общие древнерусскому феодализму черты следует искать не только на Балканах, но и далее на юг, в частности в средневековом Египте.
Конечно, это не было простое отображение процессов в контактной зоне между цивилизациями Востока и Запада по условной линии «Три К» (Киев — Константинополь — Каир), а конкретные проявления общеисторических закономерностей. В отличие от Египта и Византии, где зафиксирована этническая обособленность господствующих прослоек общества (в первом из этих случаев) или же частая смена династий (во втором), на Руси с самого начала у власти находились лишь Рюриковичи, представители которых достаточно быстро были ассимилированы славянами. По этому поводу можно вспомнить хотя бы имена первых князей: Олег и Игорь— скандинавские (Хельгу и Ингвар), а в третьем поколении уже Святослав — чисто славянское имя.
В то же время, в отличие от западноевропейских феодалов всех рангов, которые в подавляющем своем большинстве, получив свои владения, оставались там навсегда, а затем передавали их своим потомкам (этот процесс происходил из поколения в поколение), древнерусские все время находились в движении. Они не жалели сил и энергии, чтобы получить политически и экономически выгодный стол.
Киев. Памятник св. равноапостольной княгине Ольге, св. равноапостольным Кириллу и Мефодию, св. апостолу Андрею Первозванному. 1911 г. Восстановлен в 1996 г. Скульптор И. Кавалеридзе
Специфика древнерусского феодализма выразилась и в отличиях при формировании поселенческих структур. В этой части Европы становление городских форм жизнедеятельности не происходило по единой социологической схеме — такие процессы были многогранными и разнообразными. Условно возможно выделить три основные пути градообразования: торгово-ремесленный, общинно-феодальный, государственно-феодальный. Первый путь оказался фактически тупиковым, поскольку обусловливался не столько внутренними, сколько внешними причинами. Торгово-ремесленные центры пришли в упадок и прекратили существование в конце X — начале XI в. в связи с прекращением функционирования трансъевропейской торгово-экономической общности. Общинно-феодальный и феодальный (государственный) пути образования городов являлись естественной эволюцией новых социальных форм жизни, возникших из потребностей развития самого восточнославянского общества. Города становились центрами древнерусской государственности, изначальными функциями которых были: административно-политическая, редистрибутивная (концентрация и перераспределение прибавочного продукта), а также культовая. Для земледельческой округи древнерусский город — это естественное средоточие, он был рожден этой округой и без нее не мыслился[11].
Иногда древнерусский город называют коллективным замком, где проживали феодалы определенного микрорегиона или же более обширных территорий. Сам вопрос о том, что собой представлял восточноевропейский замок, сегодня еще до конца не решен. Но следует констатировать, что к характерным чертам планирования таких населенных пунктов, рассчитанных на проживание самого феодала, его челяди, представителей местной администрации, дружинников, населения, которое обрабатывало земли местного хозяина и постоянно находилось на феодальном дворище, обычно относят жилища самого феодала и его окружения, разнообразные производственные и хозяйственные строения. На многих, особенно крупных замковых площадках, не было выявлено постоянных стационарных жилищ самих феодалов. Но этот, на первый взгляд, парадоксальный момент в жизни восточноевропейского феодала, можно объяснить спецификой восточноевропейского города как коллективного замка. Ведь крупные земледельцы именно здесь проводили большую часть своего времени, в городских усадьбах, а на местах хозяйством занимались представители их администраций.
Основная масса населения проживала не в городе или замке, а в селе. Крестьянство в широком понимании охватывало всех мелких производителей, которые вели индивидуальное хозяйство собственными силами. Именно в первую очередь в результате труда самих крестьян развивалось сельское хозяйство — они сделали наибольший взнос в усовершенствование орудий обработки земли (рала, затем плуга и т. д.), вывели новые сорта зерновых и технических культур, новые породы скота. Достаточно успешно развивались разнообразные ремесла, что наложило свой отпечаток на весь социально-экономический потенциал общества. Нынче можно говорить о паритетных отношениях между городом и селом в древнерусское время; об определенной специализации и хозяйственных возможностях жителей отдельных поселений в зависимости от экологической специфики в зонах их размещения; о высоком уровне развития сельского ремесла, которое во многих случаях не уступало городскому; об особенностях идеологических представлений широких народных масс.
Говоря об мировоззрении, следует остановиться и на проблеме так называемой древнерусской народности. Начиная со времен раннефеодальной монархии, о чем уже говорилось выше, наблюдается передвижение отдельных князей с их окружением со стола на стол, между которыми могли быть сотни и тысячи километров. В соперничестве за лучшие города и территории в отдельные коалиции могли вступить князья со своими военными дружинами из разных регионов. Географическое расположение земель не имело никакого значения во время достижения поставленных целей.
В первую очередь интенсивные микромиграционные процессы во времена раннефеодальной монархии (как, впрочем, и позже) проходили в верхних слоях общества, что было связано со становлением и укреплением верховной собственности государства на племенные территории и проникновением туда представителей великокняжеского аппарата.
Это способствовало поддерживанию контактов на высшем уровне между отдельными районами Руси, не позволяло полностью акцентировать внимание князей лишь на внутренних проблемах конкретной подвластной территории в конкретное время. Приведем лишь несколько примеров: Владимир Мономах занимал ростовский, смоленский, владимир-волынский, снова смоленский, черниговский, переяславльский, а после и киевский столы; его сын Мстислав Великий — новгородский, ростовский, смоленский, снова новгородский, белгородский, киевский княжеские столы. Показательной является судьба и другого сына упомянутого Владимира — Юрия Долгорукого, который был князем ростово-суздальским четыре раза, переяславльским — дважды, городецко-остерским — один раз, киевским — трижды. В столице Руси все трое и были похоронены. Поэтому следует констатировать, что для рода Рюриковичей все восточноевропейские земли действительно являлись «полем единения» и они вероятнее всего это реально ощущали.
Конечно, вместе с князьями в этом ощущении были солидарны их бояре, весь государственный административный аппарат, а также подчиненные ему вспомогательные службы. К этому контингенту относились не только представители восточных славян, но и выходцы из иных территорий. К ним следует присоединить и представителей воинской элиты, а также младшей дружины, которые в полной мере зависели от княжеской милости. Но это совсем не означает, что каждый из попадавших на Русь автоматически и бесповоротно становился участником таких объединительных тенденций. Значительное количество наемников-профессионалов, определенное время пребывая на службе у определенного хозяина, позже могли переходить под знамена иного (и не только в пределах Русской земли).
Еще одна «государственная группа» — церковный клир. С конца X в., после принятия христианства, он в основном формировался из числа автохтонов. Но в самых верхних его прослойках значительное влияние имели иностранцы, в первую очередь назначенные из Константинополя митрополиты (только двое за всю древнерусскую историю — Иларион и Климент Смолятич — были по происхождению русами). Они-то, а также ортодоксальные монахи из Византии, в первую очередь выполняли имперские доктрины, хотя одновременно мыслили о единении подданных своего духовного властелина в рамках всего христианского мира. Но их коллеги-автохтоны действительно являлись искренними патриотами Русской земли.
А если говорить о крупных ремесленниках и купцах, которые в большинстве проживали в городах, то они вследствие своей профессиональной деятельности контактировали с разными группами населения на разных территориях, получая разнообразную информацию. Поэтому также могли ощущать определенную близость, чего нельзя сказать о сельском люде. А именно эта социальная прослойка составляла подавляющую массу населения средневекового общества (даже в XV–XVIII вв. до 90 % жителей всего мира существовало благодаря исключительно сельскохозяйственной деятельности). Но закрытый характер хозяйствования и поэтому отсутствие постоянных, интенсивных контактов между отдельными общинами не позволяли ощущать своего единства с аналогичными структурами, особенно учитывая обширные пространства большей части Восточной Европы. Вряд ли, чтобы смерд под Галичем что-то знал о жителях сельской местности под Черниговом или Курском, не говоря уже об сельском населении Новгородчины или Суздальщины. Их «миры» в те времена были более локальными и конкретными.
Не могли ощущать какого-либо единства и те группы населения, которые пребывали фактически в состоянии рабства (холопы и другие). Они, как например в Древнем Риме, не принадлежали к гражданскому обществу, а являлись своеобразными «вещами» у определенного хозяина.
Поэтому следует констатировать, что этническое единение ощущали только представители верхних социальных прослоек того времени. Они принадлежали к носителям субкультуры, которая получила наименование официальной, городской, дружинной в противоположность народной или сельской. Первая из вышеназванных, т. е. элитарная, вследствие прогрессивной стадии развития феодализма, являлась передовой, более интегрирующей. В этом явлении существует принципиальное отличие от специфики этнических образований более поздних времен (особенно времен формирования наций), когда между отдельными территориями и, естественно, группами населения устанавливаются более тесные взаимосвязи. А это, в свою очередь, способствовало закреплению нового самосознания в отношении конкретного индивидуума к новой исторической общности. Поэтому, вероятно, только около 10 % членов вышеперечисленных социальных групп населения Киевской Руси ощущало какое-то единство на уровне всего восточнославянского мира. А подавляющее количество жителей «сел и весей», с точки зрения современной науки, являлись просто безэтничными.
Принятие гипотезы, что древнерусская этническая общность существовала на уровне элиты и практически не ощущалась рядовым населением (в первую очередь крестьянами), позволяет более логично реконструировать механизм дальнейшего появления на исторической арене русских, украинцев и белорусов, а также объяснить отсутствие попыток этнической интеграции в единую общность всего восточнославянского населения после нашествия орд Батыя. Мнение о крепких и разносторонних связях по горизонтали и вертикали на протяжении всего древнерусского периода не позволяет обоснованно указать на причины, которые привели к столь быстрому разделению восточных славян на три ветви.
Принятие христианства в конце X в. стало одним из поворотных пунктов истории восточнославянского этнического массива. Это эпохальное событие было подготовлено всем процессом внутреннего развития государства. Еще до официального провозглашения христианства государственной религией Руси в 988 г. оно находило приверженцев среди отдельных социальных групп населения. Новые идеологические веяния, опираясь на определенные традиции, постепенно проникали в общественное сознание. Но процесс этот проходил постепенно и не безболезненно. Он провоцировал неоднозначную реакцию разных социальных групп, что иногда приводило к противостоянию, столкновениям и разным конфликтам. В зависимости от расстановки этих сил и политической конъюнктуры, православное вероучение переживало свои падения и взлеты. Короткие периоды подъемов сменялись в целом негативным отношением к новой вере (пример — времена Ольги и Святослава) с последующей терпимостью к новым религиозным взглядам.
Киев. Св. равноапостольная великая княгиня Ольга и св. равноапостольный великий князь Владимир. Фрагмент главного входа кафедрального собора Св. Владимира. Вторая половина XIX в. Скульпторы Р. Бах, Г. Залеман
Вместе с тем следует отметить, что и язычество в определенной степени эволюционировало. Религиозная реформа 980 г., когда на киевском холме «вне двора теремнаго» Владимир Святославич создал пантеон во главе с Перуном (в него вошли Хоре, Даждь-бог, Стрибог, Симаргл и Мокошь), была попыткой объединить наиболее популярных божеств из разных регионов Восточной Европы. Но она, как показало время, оказалась не в состоянии удовлетворить потребности раннефеодального общества и его государства. Необходимо было найти такую религиозную структуру, которая бы отвечала интересам Киевской державы. С учетом этого введение христианства стало результатом осознанного выбора великого князя киевского, всей государственной верхушки.
Сохранение язычества, хотя и «модернизированного», не способствовало равноправным взаимоотношениям Киевской Руси с христианскими странами средневекового мира. Принятие христианства византийского образца отвечало системе политического устройства Киевской Руси, в то время относительно единой раннефеодальной монархии. Христианизация открывала путь к признанию Киевской державы как самостоятельного образования в политической структуре в средневековом мире и создавала возможность закрепления за ее властелином новых знаков власти и титулатуры. А само создание церковной организации на Руси осуществлялось путем осторожных поисков взаимоприемлемых вариантов отношений между церковью и светской властью.
Златник Владимира Святославича. Аверс и реверс
Следует помнить и о том, что княжескому окружению импонировала идея божественного характера власти византийского василевса и богоизбранности христианской империи. В государстве, с которым Русь контактировала достаточно тесно, православные иерархи не имели претензий на верховенство над могущественной светской властью. Православная церковь в Византии, которая существовала в системе централизованного государства, не являлась носителем универсалистских тенденций, как это было в случае с папством в Риме, а, напротив, проповедовала единение церкви и государства. Такие взаимоотношения отвечали потребностям восточнославянского общества. Поэтому константинопольское православие нашло поддержку на Руси, в первую очередь в элитарных кругах.
Но этому предшествовали «испытания веры», как их называл летописец в статье под 987 г., когда представители княжеского окружения активно знакомились с догмами почти всех мировых религий — магометанством волжских булгар, иудаизмом хазарских евреев, христианством Рима и Константинополя. Такие «религиозные экспертизы» сами но себе уже свидетельствуют об интенсивных поисках оптимального варианта усовершенствования идеологической надстройки молодого государства. И только после этого окончательный выбор было сделан.
Наиболее важный взнос церкви в становление и развитие древнерусской раннефеодальной организации обоснованно определяется как идеологический: перенесение на Русь, приспособление и применение в новых условиях классических идей древневосточного и византийского обществ о естественности господства и подчинения в человеческом обществе, о божественности происхождения власти, о труде как проклятии, которое лежит на человеке испокон веков, с момента его изгнания из рая. Кроме этого, христианство активно содействовало определенному развитию духовности (привычки, мораль, этика и т. д.), знакомству с достижениями культур других европейских государств и народов, а также античного наследия. Все это соответствовало идеологической модели развития Киевской Руси.
Но следует помнить о том, что среди факторов, которые влияют на трансформацию всей культуры того или иного народа, наиболее важным является показатель его социально-экономического развития. Можно уверенно говорить о том, что в конце X в. н. э. восточнославянское общество достигло высокого уровня развития, а поэтому «сильным мира сего» понадобилось новое идеологическое обоснование произошедших изменений. Следует также отметить, что избрание монотеистической религии еще раз подтверждает справедливость интерпретации Киевской Руси как государства именно феодального, в котором происходили процессы, присущие обществам такого типа. В подобных обществах все отношения строились по вертикали, верхней «планкой» которой был монарх — князь, король или император. При такой социальной стратификации в духовном отношении на самом «верху» мог быть только один бог, в данном случае — христианский.
Сам механизм принятия новой веры Владимиром Святославичем в Херсонесе (летописном Корсуне), что в окрестностях современного Севастополя, «Повесть временных лет» описывает достаточно подробно: великий князь киевский со своим войском окружил этот византийский город, но все попытки взять его окончились безрезультатно. Помог русам местный житель Анастас, который указал на то место, где можно было перекрыть водоснабжение и оставить жителей без воды. Это сработало. Взяв город, Владимир предъявил ультиматум византийским императорам: дружба и мир в обмен на согласие на свадьбу с их сестрой Анной. Крещение Владимира и многих его дружинников состоялось в церкви Св. Василия.
После возвращения в Киев началось крещение всей Руси. Известно, что акция была достаточно длительной. Введение новой религии наталкивалось на неповиновение отдельных групп населения и требовало применения принудительных мер. Так, в самой столице государства народ был согнан к Днепру, где людей крестили священники, которые с князем прибыли из Корсуня, а также те, кто добрался из самого Цареграда-Константинополя. Перед днем крещения Владимир сурово предупредил: «Аще не обрящеться кто заутра на реце, богат ли, ли убог, или нищь ли работникъ, противень мне да будеть». Аналогично проходило крещение и в Новгороде Великом. Говорили местные жители, приближенные великого князя: «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем».
Крещение князя Владимира. Миниатюра из Радзивилловской летописи
Сам процесс принятия новой веры представил Владимира как тонкого политика, который не только поставил себя на равных с византийскими императорами, но еще и заставил отдать ему в жены их сестру. Этот случай был беспрецедентным для тех времен и не отвечал византийской политической доктрине. Русь навязала свою модель. В результате принятия новой религии славянская общность Восточной Европы стала идеологическим партнером большей части европейских стран эпохи Средневековья. Позитивное значение православия на Руси не вызывает сомнений. Отдельные споры возникают только в вопросах, на какие же сферы человеческого бытия больше влияла новая религия — на быт, мораль, культуру или другие сферы.
Но противостояние старой языческой и новой веры на Руси не закончилось быстро, а привело к появлению одного феномена в духовной культуре, который получил название «двоеверие». Религиозный синкретизм проявился на обоих уровнях древнерусской культуры (как элитарной, так и народной), наложил свой отпечаток на поведение, критерии ценностей и практическую сторону деятельности представителей разных социальных групп населения. Двоеверие не ограничилось кругом верований и обрядов, оно оказывало большое влияние и на развитие философско-мировоззренческих идей, включая этическое и эстетическое сознание, историческое мышление, представление о самом обществе. Весь комплекс памятников материальной культуры и письменности, устная традиция, в зафиксированных наиболее старых слоях живопись свидетельствуют о взаимодействии в культуре Киевской Руси нескольких мировоззрений. И в более поздние времена даже правоверные христиане иногда, сознательно или несознательно, придерживались принципа двоеверия: «Бога люби, а черта не гневи».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.