20. Новые планы изворотливого норманна
20. Новые планы изворотливого норманна
По возвращении в Антиохию Боэмунд вновь взял княжество в свои руки, Танкред, хоть и был разочарован, предпочел смириться: ведь он внес столь небольшой вклад в освобождение своего дяди… Ради необходимого сотрудничества племянник и дядя без лишних слов предали прошлое забвению.
Боэмунд, не мешкая, начал военные действия против соседей, в первую очередь против правителя Алеппо Ридвана[651]. Вместе с войсками из Эдессы он устроил несколько набегов на регион Алеппо и захватил Мослимих, перебив часть его жителей и обложив выживших данью в 7000 золотых монет, которые пошли на выплату доли его выкупа. Взамен франки обязались отпустить мусульман, схваченных перед взятием города; жители окрестного региона тоже были обложены данью[652]. С Ридваном заключили перемирие, что позволило Боэмунду выступить против Византии.
Тщетно Алексей требовал вернуть империи киликийские города Адану, Мамистру и Тарс. На сей раз, чтобы завладеть ими, он послал полководца Вутумита. Последний отправился на помощь к армянину Татулу, управлявшему территорией Мараша, но был в спешном порядке отозван в Константинополь. Чуть позже, весной 1103 года, Боэмунд, Танкред, Балдуин и его кузен Жослен де Куртене, напав на Татула, вынудили его сдаться. Последний уступил Мараш Жослену и удалился в Константинополь[653], тогда как Боэмунд захватил город Эльбистан к северу от Мараша.
Эти завоевания, как и нейтралитет Данишмендида, защищали Боэмунда от любых нападений со стороны Анатолии. Норманн возобновил кампанию против Ридвана: в марте 1104 года он захватил город Бассарфут, между тем как Жослен перерезал дороги между Алеппо и Евфратом, откуда Ридван мог ожидать помощи. Чтобы успешно завершить операцию, нужно было взять крепость Харран между Эдессой и Евфратом. Момент казался подходящим из-за конфликта, вспыхнувшего после смерти атабека Кербоги (1102 год) между двумя кандидатами на власть, эмиром Мосула Джекермишем и эмиром Мардина Сукманом. Тем не менее, ввиду общего врага, они сумели позабыть про распри и объединить силы, планируя напасть на Эдессу в мае 1104 года. Балдуин дю Бург обратился за помощью к Боэмунду, который явился в сопровождении Танкреда, Бернарда де Валанса и Даимберта Пизанского, бывшего патриарха Иерусалима, укрывшегося в Антиохии. Его армии присоединились к воинству Балдуина дю Бурга и Жослена де Куртене.
Все эти объединенные войска составляли основную часть христианских сил Северной Сирии; все они двинулись на Харран. Уверенные в будущей победе, христиане отказались от штурма, не желая разрушать крепость, которую они намеревались использовать после захвата. Вильгельм Тирский упомянул даже о споре насчет обладания городом, который затеяли притязавшие на него Боэмунд и Балдуин[654]. Узнав о приближении мусульманской армии, они двинулись ей навстречу, на юг. Верный своей обычной тактике, Боэмунд должен был ворваться в схватку в самый последний момент. Но у турецкой армии тоже был план: изображая бегство, броситься врассыпную перед христианскими силами, которые, преследуя их, попадут в расставленную ловушку. В результате турки не только разгромили христиан, но и захватили Балдуина с Жосленом[655]. Боэмунд, едва избежав плена, отступил к Эдессе, чьим регентом на время отсутствия Балдуина стал Танкред. Затем Боэмунд возвратился в Антиохию[656].
Поражение под Харраном (7 мая 1104 года) едва не привело к краху. Фульхерий Шартрский счел эту битву самой катастрофичной из всех, в которых вплоть до сего времени участвовали христиане[657]. В военном плане франкское рыцарство понесло серьезные потери погибшими и пленными. Впервые западноевропейская конница потерпела жестокое поражение в бою на открытой местности, где её фронтальные атаки до сих пор считались неудержимыми. Миф о непобедимых франках начинал рассыпаться. Мусульмане, воспрянув духом, отважились атаковать противника. Алеппо, которому грозил натиск крестоносцев, окончательно избег франкского завоевания. Последствия поражения, однако, были не столь значительны из-за неспособности противников твердо договориться между собой. Стяжав победу над франками, Джекермиш и Сукман вновь увязли в ссоре, дав христианам возможность организовать защиту, в частности, в Эдессе, которую удерживал Танкред.
Племянник Боэмунда, однако, не мог надеяться на то, что ему удастся долгое время сопротивляться Джекермишу без поддержки своего дяди, который вскоре отправился к нему на помощь. Задержавшись из-за плохого состояния дорог, князь Антиохии прибыл слишком поздно: Танкреду тем временем удалось сделать удачную вылазку, окончившуюся победой. Боэмунд появился тогда, когда турки уже ударились в бегство: он довершил их разгром[658].
Согласно Альберту Ахенскому — лучшему в данном случае источнику, — Танкред по случаю взял в плен женщину знатного происхождения. Взамен на ее освобождение турки предложили отдать Балдуина дю Бурга — или выкуп в 15 000 золотых монет. Король Иерусалимский убеждал Боэмунда и Танкреда согласиться на обмен, но те предпочли взять выкуп, поскольку крайне нуждались в деньгах, чтобы платить своим войскам. Этот случай вновь продемонстрировал, каковы пределы солидарности франков. Альберт Ахенский осуждает решение двух норманнов, которое, по его словам, усиливало их собственную власть в ущерб Балдуину и позволяло им сохранить Эдессу с ее богатствами[659]. Танкред, вероятно, не хотел, чтобы история с Эдессой закончилась для него тем же опытом, что и его временное правление в Антиохии. Боэмунд, в свою очередь, плохо воспринял бы, если бы ради освобождения Балдуина приложили больше усилий, нежели раньше для него самого. К тому же, вне всякого сомнения, он предпочел бы, чтобы Танкред обосновался в Эдессе: тогда за ним не пришлось бы присматривать в Антиохии, где племянник мог оказаться потенциальным соперником. В результате Балдуин остался в плену, а Танкред укрепил оборонительные городские сооружения.
Вернувшись в Антиохию, Боэмунд приготовился отражать нападения одновременно Ридвана из Алеппо и византийских войск. Ободренный поражением, понесенным франками под Харраном, правитель Алеппо побуждал к восстанию жителей недавно завоеванных городов и крепостей в восточной части княжества. Ему сдались Артах, Мааррат-Масрин и Сармин; франкские гарнизоны отступили, оставив Мааратан-Нуман, Аль-Бару и Кафартаб. Спустя лишь год успехи пятилетних завоеваний в этом регионе были сведены к нулю. Более того, опустошив регион, Ридван подошел к Антиохии, вплоть до «Железного Моста» — под угрозой оказалось само существование княжества[660]. Спасти его в этот момент помогла внезапная кончина в июне 1104 года малика Дукака из Дамаска, чьи два сына вступили в борьбу за наследство[661].
Опасность возросла еще и потому, что в войну вступили и византийцы. Алексей завязал хорошие отношения с королем Балдуином Иерусалимским: он велел освободить многих его рыцарей, попавших в плен в Рамле, уплатив за них выкуп фатимидским властям Египта. Раймунд Сен-Жильский был на его стороне, и басилевс поддерживал завоевания графа в регионе Триполи. Летом 1104 года Алексей направил в Киликию византийскую армию под командованием военачальника Монастры, который отобрал у Боэмунда Тарс, Адану и Мамистру, в то время как греческий флот под предводительством флотоводца Кантакузина высадился в Лаодикее, захватив порт и нижний город, а затем и почти всю Лаодикею, кроме цитадели. Боэмунд, спешно подойдя со всеми имеющимися у него силами, ринулся на византийцев, отразивших его атаку. Князю удалось лишь сохранить цитадель, усилить ее гарнизон и сменить его начальника, которого Боэмунд заподозрил в измене. После этого он ушел в Антиохию[662].
Боэмунд понял, что его сил недостаточно, чтобы бороться одновременно против турок, византийцев и Раймунда Тулузского, который все более уверенно контролировал территории, расположенные к югу от Антиохии, что являлось для антиохийского князя дополнительной угрозой. С момента выплаты выкупа и сокрушительного поражения в Харране норманнскому предводителю не хватало ни денег, ни войск. В сентябре 1104 года он собрал совет в базилике Святого Петра, пригласив на него и Танкреда. Обрисовав положение, он предложил следующее решение: вновь доверить регентство Танкреду и отправиться на Запад за поддержкой, субсидиями и воинским подкреплением, «склонить народы Галлии на свою сторону». Танкред вызвался отправиться вместо него, но Боэмунд отклонил предложение: племянник был недостаточно известен и общепризнан, чтобы справиться с такой миссией. Более полезен он будет в Антиохийском княжестве, управляя им в качестве регента, — Боэмунд же тем временем наберет войска, необходимые для победы над их врагами. К тому же Боэмунд утверждал, что принес обет «на клинке своего меча» посетить гробницу святого Леонарда, покровителя узников[663].
Альберт Ахенский прозорливо высказался относительно цели этой миссии: «Боэмунд отправился в путь, желая добраться не только до Италии, но и до Галлии, чтобы набрать в ней воинов и поднять князей против греческого правителя Алексея»[664]. Действительно, норманнский предводитель рассчитывал отправиться на Запад, чтобы призвать к новому крестовому походу, что было единственным средством пробудить энтузиазм масс, которые, конечно, не двинулись бы в путь ради одного только спасения княжества Антиохийского. Но на этот раз новым крестоносцам предстояло сначала нанести поражение Алексею, которого Боэмунд изобразил главным врагом божьего воинства в Святой земле. Полностью отождествляя свое дело с крестовым походом, чьим поборником он стал, Боэмунд превратил своих противников, Алексея и Раймунда Тулузского, в главных виновников той угрозы, что нависла над всеми латинскими государствами, включая Иерусалим и Гроб Господень, ради освобождения которых многие отказались от всего, что имели.
В конце осени 1104 года Боэмунд отправился в Апулию. Стивен Рансиман справедливо полагал, что он взял с собой «копии “Деяний франков”, анонимной хроники Первого крестового похода глазами норманнов»[665]. На мой взгляд, именно в это время Боэмунд велел внести в нее первые поправки. По мнению английского историка — взявшего на вооружение гипотезу, предложенную в свое время Аланом Креем, — речь идет о добавлении в текст хроники проанализированного выше отрывка, согласно которому Алексей якобы обещал Боэмунду землю в «пятнадцать дней пути в длину и восемь дней пути в ширину ab Antiochia». Однако на самом деле поправок гораздо больше — это и добавления, возвеличивающие роль Боэмунда, и исключение, как уже говорилось выше, некоторых лестных замечаний относительно Алексея и Раймунда Сен-Жильского.
Можно предположить, что в первоначальной версии норманнского Анонима образ графа Тулузского не был столь негативным. Эта версия была близка к рассказу Раймунда Ажильского, чьи следы можно обнаружить в позднейших вариантах, например, в повествовании Тудебода и порой даже в самих «Деяниях». Чтобы объяснить некоторое сходство меж ними, вовсе не нужно, как это часто делали, выдвигать предположение о том, что норманнский Аноним опирался на текст Раймунда Ажильского. И тот, и другой, будучи свидетелями событий, могли описывать одни и те же факты, которые провансальский хронист, разумеется, интерпретировал в пользу Раймунда Сен-Жильского, чего не делал норманнский Аноним даже в первой версии хроники. Поправки, внесенные им в то время, вероятно, относились к рассказам, которые он счел слишком благожелательными по отношению к графу Тулузскому, — автор попросту убрал их. В версии, известной Тудебоду, они, как видно, еще существовали, но после новой «корректировки», выполненной в ходе пропагандистской поездки Боэмунда по Франции, эти эпизоды исчезли из повествования. Таким образом, существование разных версий «Деяний» можно объяснить возраставшей заботой Боэмунда представить Алексея и его союзников главными врагами «паломничества» в Святую землю.
Вероятно также, что в ходе первой правки из текста исчезло упоминание о сенешале короля Франции Ги Рыжем, сбежавшем в 1098 году с осады Антиохии, — его место в тексте занял Петр Пустынник. В версии Тудебода эта замена уже присутствует[666]. Каковы были ее причины? Не было ли это сделано потому, что Боэмунд уже тогда не желал настраивать против себя короля Франции? Вполне вероятно, ибо он нуждался в его поддержке как при наборе воинов, так и в проповедовании крестового похода, которые он намеревался начать в его королевстве.
Можно пойти еще дальше. Очень вероятно, что Боэмунд уже тогда планировал дипломатический демарш, чтобы добиться руки одной из дочерей короля. Прежде чем отправиться в пропагандистский «тур», Боэмунд, как мы помним, отправил во Францию своего родственника и бывшего собрата по темнице Ричарда де Принципата. Последнему было поручено подготовить его путешествие и доставить от его имени в монастырь Сен-Леонар-де-Нобла приношение по обету — серебряные оковы — в знак признательности за освобождение из тюремных застенков Данишмендида[667]. Гвиберт Ножанский утверждает, что был свидетелем того, как Ричард де Принципат, «красивейший муж», явился к королю Франции, чтобы просить руки его дочери Констанции[668]. Он не указывает точной даты этого первого посольства, но можно предположить, что оно состоялось до прибытия Боэмунда во Францию или сразу же после него.
Перед тем как отправиться на Запад, Боэмунд вновь поручил регентство Антиохии Танкреду. Последний сохранил также Эдессу, которую он обязался передать Балдуину дю Бургу, как только тот будет освобожден. Тем не менее он доверил правление Эдесским княжеством своему родственнику, чтобы полностью посвятить себя Антиохии. Вскоре он стал называть себя «герцогом и князем Антиохийским», чего не делал во время своего первого регентства, последовавшего за пленением Боэмунда. Формальное свидетельство этого титула относится к 1108 году, но ничто не мешает думать, что Танкред носил его уже с 1105 года[669].
Маловероятно, правда, что Танкред проявил в этом инициативу. К этому времени Боэмунд уже считался «князем Антиохийским» на законном основании. Ряд историков посвятил немало страниц данному вопросу, но нам нет необходимости задерживаться на нем. Известно, что в июле 1098 года в двух грамотах, предоставленных генуэзцам, норманн называл себя только «Боэмундом» и «Боэмундом, сыном герцога Апулийского Роберта Гвискарда»[670]. Однако в воспроизведенном Альбертом Ахенским письме с просьбой о помощи, которое Танкред отправил Боэмунду весной 1104 года, хронист именует его «славным князем Антиохии, назначенным Богом»[671]. Но Альберт написал эту часть своей книги после 1106 года — вероятно, в 1120 году. Слишком поздно для того, чтобы это упоминание имело значение.
Монеты и печати тоже не дают нам определенных указаний на этот счет. Густав Шлюмбергер, а вслед за ним и Ральф Евдейл, сослались на две медные монеты, одну из которых можно уверенно отнести ко времени Боэмунда[672]. Первая монета — византийского типа, с поясным портретом святого Петра на аверсе: правая рука святого поднята в благословляющем жесте, в левой руке — крест; на монете можно различить надпись на греческом «Петр» («o Petros»). На реверсе виден крест и буквы B-M-H-T — без сомнения, аббревиатура имени «Боэмунд» в греческой огласовке. Сходство аверсов позволяет сопоставить эту монету с теми, что были изготовлены Боэмундом в качестве сеньора Бари. На реверсе второй монеты, которая может быть отнесена к эпохе Боэмунда или его сына Боэмунда II, есть надпись: «Боэмунд, слуга Христов»[673].
Однако монеты не могут просветить нас относительно титула, принятого Боэмундом в Антиохии. С другой стороны, печать, которой он пользовался, вероятно, является той же печатью, что была у него в Италии, с надписью «Бог, спаси слугу твоего Боэмунда»[674]. Итак, у нас нет ни одного прямого свидетельства об официальном использовании Боэмундом до его отъезда титула «князь Антиохии». И все же можно полагать, что он признавал себя таковым с момента инвеституры, пожалованной ему патриархом Даимбертом.
Зато довольно частое использование этого титула Боэмундом наблюдается после его отъезда из Антиохии. В 1105 году, в Бари, в одной грамоте он назван «Боэмундом […] Антиохийским», правда, лакуна в тексте не дает возможности утверждать, что между его именем и названием его города было слово «князь» (princeps)[675]. В сентябре 1106 года Боэмунд составил послание папе Пасхалию II, прося его о поддержке против Алексея; он подписал его следующим образом — «князь Антиохии и слуга христианского воинства»[676]. Понтифик же не имел ничего против того, чтобы называть его в грамоте от 18 ноября «Боэмундом, князем Антиохийским»[677].
Боэмунд был крайне заинтересован в том, чтобы взять себе этот титул в то время, когда он призывал Запад к крестовому походу против Алексея, единственного, кто вместе с Раймундом Тулузским не признавал свершившегося факта: создания независимого латинского княжества Антиохии. Нет ничего удивительного в том, что между 1105 и 1111 годами в шести грамотах, выпущенных в Бари людьми, действующими от имени Боэмунда, его называли также «князем Антиохийским»[678].
Томас Эсбридж справедливо полагает, что Боэмунд унаследовал имевшееся у норманнов еще до эпохи крестовых походов понятие «князь», связанное с представлением о полноправной, независимой власти, обладающей юрисдикцией на определенной территории[679]. Однако аргументы, подобранные им для доказательства того, что Боэмунд пользовался титулом князя Тарентского перед своим уходом из Италии в 1096 году, не убедительны. Подтвердить его правоту может лишь одна грамота: в октябре 1093 года Боэмунд дважды подписал ее «Боэмунд, милостью божьей князь, сын Роберта Гвискарда»[680]. Но заметим, что слово «князь» используется в данном случае без указания княжества. Кроме того, это не оригинал грамоты, а ее копия, появившаяся либо в 1267, либо в 1272 году, что по меньшей мере оставляет вопрос о надежности источника открытым. Даже приняв его на веру, по нему можно заключить лишь то, что Боэмунд хранил в памяти представление о княжестве в определенном выше смысле, но не то, что в то время существовало княжество Тарентское[681].
Доверив Антиохию Танкреду — который позднее благодаря принудительному займу собрал необходимые войска и тем самым спас военное положение, — Боэмунд в сентябре 1104 года отправился в путь из гавани Святого Симеона в сопровождении своего верного союзника Даимберта Пизанского, который намеревался защищать себя перед папой Пасхалием II. Впоследствии Даимберт принял участие в первом призыве к крестовому походу Боэмунда в Южной Италии и был полностью восстановлен понтификом в правах.
Согласно «Истории священной войны», Боэмунд отправился по морю в сопровождении флота из тринадцати кораблей[682]. Вероятно, речь идет о торговых генуэзских судах, поскольку Антиохия, как и другие латинские государства Востока, сильно зависела от итальянского морского флота. Ранее мы указывали на льготы, которые Боэмунд предоставил не раз помогавшим ему генуэзцам. Ускользнув от греческого флота и императорских чиновников, Боэмунд в декабре 1104 года (или в январе 1105 года) высадился в Бари[683]. Тогда он не знал, что его давний недруг, Раймунд Тулузский, был тяжело ранен во время нападения на крепость Мон-Пелерен под Триполи в конце 1104 года; 28 февраля 1105 года граф скончался[684]. Вероятно, по этой причине последующие версии текста норманнского Анонима оказываются все более и более недоброжелательными по отношению к графу Тулузскому, союзнику «недостойного императора Алексея», которого Боэмунд хотел разгромить.
Анна Комнина добавляет к легенде о Боэмунде любопытный эпизод, касающийся его возвращения в Южную Италию; его нет ни в одном из латинских источников. Возможно, причиной его появления послужила традиционная репутация норманнов, признаваемых людьми хитрыми и изворотливыми[685]. По свидетельству дочери Алексея, чтобы усыпить бдительность византийской администрации, особенно в портах, где ему необходимо было остановиться, Боэмунд распустил в Антиохии слухи о своей кончине. Там же демонстративно изготовили его гроб, поместили его на диеру, чтобы доставить в Апулию, и спутники Боэмунда, чьи имена не названы, принялись разливаться в каждом порту в погребальном плаче и стенаниях. В море Боэмунд, разумеется, выбирался из гроба, чтобы подышать свежим воздухом, но как только корабль приближался к какой-либо гавани, предводитель вновь занимал «исходное положение». Чтобы избежать малейших подозрений, вместе с ним в гроб положили задушенного петуха, который испускал зловоние, якобы исходившее от тела норманнского предводителя. Принцесса, утонченная византийка, казалось, была поражена: как этот прославленный Боэмунд мог выносить подобную пытку — он, кто «больше всех наслаждался этим мерзким запахом»? Урок, извлеченный ею из всей этой истории: варвары обладают неимоверным упорством и способны на все, чтобы добиться поставленной цели, в данном случае, свержения византийской власти:
«Из этого случая я поняла, что все племя варваров не знает удержу в своих стремлениях и готово добровольно вытерпеть любые страдания. Вот и Боэмунд живой, умерший только для вида, не побоялся жить рядом с мертвечиной. В первый и единственный раз видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества. Никогда прежде ни варвар, ни эллин не придумывали против врагов ничего подобного, да и будущие поколения, я полагаю, такого не увидят»[686].
На Корфу Боэмунд, решив, что он в безопасности, наконец покинул смрадный гроб и дерзнул даже «вызвать» правителя города, чтобы беззастенчиво рассказать о своем «подвиге» и передать ему послание для его господина Алексея. Содержание послания было еще более дерзким: он объявлял басилевсу, что доверил Антиохию Танкреду («а он достойный противник для твоих военачальников»). Что касается самого Боэмунда, он возвращается на Запад, ведомый грозными намерениями относительно Алексея. Это не что иное, как объявление войны Византии, против которой Боэмунд пообещал двинуть всех воинов Запада:
«Живой, я умер, и мертвый, воскрес, чтобы поколебать подвластную тебе Романию. Если я переправлюсь на другой берег, увижу лонгивардов, латинян и германцев и моих франков, верных сынов Арея, я не перестану заливать потоками крови твои земли и города, пока не водружу свое копье в самой Византии». Вот до какой наглости дошел этот варвар![687].
Основывается ли версия Анны Комниной на достойных доверия документах, или же это плод ее воображения? Во всяком случае, верно одно: она не ошибается, говоря о неистовой решимости Боэмунда и цели, которой он отныне следовал — обрушить власть византийцев, подняв ради этого Запад на новый крестовый поход. Для ее достижения ему требовалась поддержка понтифика, короля Франции и правителей Западной Европы. Их Боэмунду обеспечило его дипломатическое мастерство.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.