Е. и Х. Херон ИСТОРИЯ БЭЛБРОУ (1898){1}
Е. и Х. Херон ИСТОРИЯ БЭЛБРОУ (1898){1}
Прискорбно, что столь многие воспоминания мистера Флаксмана Лоу связаны с наиболее мрачными эпизодами его деятельности. Впрочем, это практически неизбежно, так как по преимуществу сугубо научные и менее яркие случаи, вероятно, показались бы широкой публике малоинтересными, какими бы ценными и поучительными они ни представлялись знатоку предмета. Мы также рассудили, что предпочтительней будет ознакомить публику с завершенными расследованиями, увенчавшимися некими положительными доказательствами, нежели с теми многочисленными случаями, когда нить внезапно обрывалась, оставляя лишь догадки, которые невозможно было подвергнуть убедительной проверке.
К северу от полосы низин выдается в море тупоносый мыс Бэл-Несс. На мысе, в окружении сосен, стоит квадратный и удобный каменный особняк, известный в округе как Бэлброу. Без малого триста лет встречает он лицом к лицу восточный ветер и все это время в нем проживает семейство Сваффамов; их горячую любовь к отчему крову никоим образом не преуменьшает тот факт, что в особняке испокон веку обитает привидение. По правде говоря, Сваффамы даже гордятся Призраком Бэлброу, давно завоевавшим двусмысленную славу, и никто из них, конечно, и не подумал бы жаловаться на его недостойное поведение, пока профессор Юнгворт из Нюренберга{2} не собрал доказательства его вины и спешно не призвал на помощь мистера Флаксмана Лоу.
Профессор, хорошо знакомый с мистером Лоу, в подробностях изложил, при каких обстоятельствах он поселился в Бэлброу, а затем перешел к неприятным событиям последних недель.
Выяснилось, что мистер Сваффам-старший, проводивший большую часть времени за границей, предложил профессору снять дом на летний сезон. Юнгворты приехали и были совершенно очарованы. Однообразные виды с лихвой искупались широкой панорамой побережья и пьянящим воздухом. Вдобавок, дочь профессора часто навещал ее жених, Гарольд Сваффам, сам же профессор с восторгом занялся ревизией фамильной библиотеки Сваффамов.
Юнгвортов своевременно предупредили о призраке, который придавал старому дому особый шарм, но никогда и ничем не тревожил покой его обитателей. Некоторое время Юнгворты считали, что описание это вполне соответствует истине, но начало октября принесло резкую перемену. До тех пор призрак, как свидетельствовали семейные анналы Сваффамов, оставался лишь тенью, шорохом, кратким вздохом, не принимая определенную форму и не доставляя никаких хлопот. Но в первые дни октября в доме начали происходить странные вещи, и ужас достиг апогея, когда три недели спустя в коридоре была обнаружена мертвая горничная. Именно тогда профессор решил, что пришло время обратиться за помощью к Флаксману Лоу.
Мистер Лоу прибыл холодным вечером; дом уже начинал таять в фиолетовых сумерках, ветерок доносил с суши смолистый запах сосен. Юнгворт встретил его в просторном холле, освещенном горевшим в камине огнем. Профессор был плотным немцем с густой шапкой седых волос, круглыми глазами, казавшимися еще больше за стеклами очков, и добрым, мечтательным лицом. Всю свою жизнь он посвятил филологии и знал только два развлечения: игру в шахматы и курение большой пенковой трубки с чашечкой, вырезанной в виде головы Бисмарка{3}.
— Итак, профессор, — сказал мистер Лоу, когда они устроились в курительной, — с чего все началось?
— Я расскажу вам, — ответил Юнгворт, выпятил подбородок, постучал по своей широкой груди и продолжал, словно оскорбленный неслыханной вольностью:
— Начнем с того, что он предстал передо мной!
Мистер Флаксман Лоу улыбнулся и заверил собеседника, что начало просто прекрасное.
— Отнюдь не прекрасное! — воскликнул профессор. — Я сидел здесь один; было, если не ошибаюсь, около полуночи. Вдруг я услышал, как по дубовому полу холла кто-то крадется и стучит, точно маленькая собачка когтями: тук-тук. Я свистнул, подумав, что это Рэгс, собачка моей дочери, а затем открыл дверь и увидел… — он помедлил и пристально уставился на Лоу сквозь очки, — нечто, сразу исчезнувшее в переходе между двумя крыльями дома. Это была фигура, напоминавшая человеческую, но тонкая и прямая. Кажется, я заметил копну черных волос и что-то развевающееся и летящее следом, наподобие платка. Меня охватило отвращение. Я снова услышал шаги и царапанье когтей, а затем это нечто остановилось, как мне показалось, у входа в музей. Пойдемте, я покажу вам.
Профессор провел мистера Лоу в холл. Сверху нависал пролет темной и массивной главной лестницы, а прямо под ним начинался упомянутый профессором коридор. Он был более двадцати футов в длину; примерно посередине находилась глубокая ниша с дверью, к которой вели две ступеньки. Юнгворт объяснил, что эта дверь служила входом в большую комнату, называемую музеем, где мистер Сваффам-старший, своего рода просвещенный дилетант, держал различные диковинки, собранные во время путешествий по свету. Далее профессор поведал, что тотчас же последовал за фигурой, которая, по всей видимости, скрылась в музее, но не нашел там ничего, помимо шкафов с сокровищами Сваффама.
— Я никому об этом не рассказывал, заключив, что видел призрак. Но два дня спустя одна из служанок заявила, что в темноте, когда она шла по коридору, на нее из ниши кинулся какой-то мужчина. Ей удалось вырваться, и она с криками убежала в комнату для прислуги. Мы незамедлительно обыскали дом, но не нашли ничего, что могло бы подтвердить ее рассказ.
Я не обратил внимания на этот случай, хотя он совпадал в деталях с виденным мною. Неделю спустя моя дочь Лена как-то поздно вечером спустилась за книгой. Когда она собиралась пересечь холл, на нее сзади что-то набросилось. В серьезном расследовании от женщин мало толку — она упала в обморок! С тех пор она хворает; врач говорит, что бедняжка «истощена», — развел руками профессор. — Завтра она намерена уехать, чтобы сменить обстановку. Вслед за этим и другие обитатели дома подверглись подобным нападениям; результат был всегда одинаков — они теряли сознание, а после чувствовали лишь слабость и мало что помнили.
Однако в минувшую среду произошла трагедия. К тому времени слуги отказывались проходить по коридору иначе как группами по три-четыре человека, а большинство предпочитало добираться в эту часть дома через террасу. Но одна горничная, по имени Элиза Фриман, сказала, что не боится Призрака Бэлброу, и тем вечером вызвалась потушить свет в холле. Когда она возвращалась по коридору мимо двери музея, на нее, видимо, кто-то напал. Как бы то ни было, она до смерти испугалась. На рассвете ее нашли мертвой возле ступенек. На рукаве у нее расплывалось небольшое кровавое пятно, но на теле не обнаружилось никаких ран, за исключением маленькой выпуклой пустулы под ухом. Врач сказал, что горничная отличалась крайней анемичностью и, вероятно, умерла от испуга, поскольку у нее было слабое сердце. Это удивило меня, так как она всегда казалась исключительно сильной и энергичной молодой женщиной.
— Смогу ли я завтра до отъезда мисс Юнгворт увидеться с нею? — спросил Лоу, когда профессор дал понять, что добавить ему нечего.
Профессору не слишком хотелось подвергать дочь расспросам, но в конце концов он согласился, и наутро Лоу успел до отъезда Лены перекинуться с нею несколькими словами. Она оказалась очень хорошенькой, но апатичной и поразительно бледной девушкой с испуганным взглядом и светло-карих глаз. Мистер Лоу спросил, может ли она описать нападавшего.
— Нет, — ответила она. — Я его не видела; он ведь напал сзади. Помню только, как перед глазами мелькнули темные костлявые пальцы с блестящими ногтями и забинтованная рука, а затем я упала в обморок.
— Забинтованная рука? Это что-то новое.
— Оставьте, просто полет воображения! — нетерпеливо вставил профессор.
— Я видела бинты на руке, — повторила девушка, устало отворачиваясь, — и почувствовала исходящий от нее запах антисептика.
— Вы поранили шею, — заметил мистер Лоу, разглядев маленькое круглое розовое пятно у нее под ухом.
Лена вспыхнула, побледнела, нервным движением резко подняла руку к шее и тихо сказала:
— Он чуть не убил меня. Еще до того, как он до меня дотронулся, я знала, что он там! Я его почувствовала!
Когда они вышли, профессор извинился за ненадежность ее свидетельства и указал на расхождения между показаниями дочери и своими собственными.
— Она утверждает, что не видела ничего, кроме руки, а я говорю вам, что у него не было рук! Какой абсурд! Вообразите только раненое существо, которое пробирается в дом, чтобы пугать молодых женщин! Не знаю, что и думать! Это человек или Призрак Бэлброу?
В послеобеденный час, вернувшись с прогулки по берегу, мистер Лоу и профессор увидели мрачного молодого человека с бычьей шеей и резкими чертами лица, угрюмо стоявшего у камина в холле. Профессор представил его мистеру Лоу как Гарольда Сваффама. Последнему можно было дать около тридцати, но он уже завоевал на лондонской бирже репутацию дальновидного и успешного игрока.
— Рад познакомиться, мистер Лоу, — начал он, бросив на собеседника проницательный взгляд. — Должен заметить, что для человека вашей профессии вы выглядите не слишком чувствительным и нервным.
Мистер Лоу только поклонился.
— Вы не собираетесь защищать свое ремесло от моих инсинуаций? — продолжал Сваффам. — Выходит, вы намерены изгнать из Бэлброу наше бедное старое привидение? Вы забываете, что это наше наследие, фамильная ценность! И что это тут поговаривают, будто оно взбесилось? — закончил он, бесцеремонно поворачиваясь к Юнгворту.
Профессор повторил свой рассказ. Было ясно, что в присутствии будущего зятя он испытывал благоговейный трепет.
— Что-то похожее я услышал от Лены, которую встретил на станции, — сказал Сваффам. — По моему мнению, женщин в этом доме поразила эпидемия истерии. Вы согласны со мной, мистер Лоу?
— Возможно. Хотя истерией трудно объяснить смерть горничной.
— Здесь я ничего не могу сказать, мне необходимо прежде изучить все детали. Приехав, я не сидел сложа руки. Осмотрел музей. Снаружи в него никто не входил, а единственная дверь выходит в коридор. Под половицами, насколько я знаю — толстый слой бетона. В настоящий момент таковы все известные нам обстоятельства дела о призраке.
На несколько секунд он глубоко задумался, затем резко обернулся к мистеру Лоу; похоже, он поступал так всякий раз, когда собирался к кому-либо обратиться.
— У меня возник план — что скажете, мистер Лоу? Я предлагаю отвезти профессора в Ферривейл и на день-два поселить его в гостинице; я также удалю оставшихся в доме слуг, скажем, на сорок восемь часов. Тем временем мы с вами попробуем разгадать секрет новых фокусов нашего призрака.
Флаксман Лоу ответил, что этот план в точности совпадает с его предложениями. Профессор начал было возражать, однако Гарольд Сваффам любил делать все по-своему, и не прошло и сорока пяти минут, как они с Юнгвортом отбыли в двуколке.
К вечеру на небо набежали тучи. Бэлброу, подобно всем зданиям, выстроенным на открытой местности, был крайне восприимчив к переменам погоды. Не прошло и нескольких часов, как дом наполнился скрипом и треском; в закрытые ставнями окна ломился воющий штормовой ветер, ветви деревьев, стеная, бились о стены.
На обратном пути Гарольд Сваффам был застигнут бурей и промок до костей. Вследствие этого было решено, что он переоденется и отдохнет часа два на диване в курительной, пока мистер Лоу будет дежурить в холле.
Начало ночи прошло без происшествий. Тусклый свет горел в большом, обшитом деревянными панелями холле, но коридор был погружен в темноту. Слышались только дикие стоны и свист ветра, налетавшего с моря, и окна гудели от порывистых ударов дождевых струй. Чуть погодя мистер Лоу зажег приготовленный заранее фонарь и, освещая себе путь, прошел по коридору к двери музея. Дверь подалась под его рукой, и дыхание ветра что-то зашептало ему на пороге. Он проверил ставни, заглянул за высокие шкафы с сокровищами Сваффама, чтобы убедиться, что в комнате, кроме него, нет ни единой живой души.
Внезапно ему почудилось, что позади раздалось какое-то царапанье; он обернулся, но не увидел ничего, что могло бы издать подобный звук. Наконец он поставил фонарь на скамейку, установив его так, что свет из открытой двери падал в коридор, и вернулся в холл, где потушил лампу и снова занял свой пост у закрытой двери курительной.
Медленно тянулись минуты; ветер продолжал завывать в широкой каминной трубе, старые половицы потрескивали, словно из всех уголков дома доносились крадущиеся шаги. Но Флаксман Лоу не обращал внимания на голоса дома; он ждал определенного звука.
Через некоторое время он услышал этот звук — осторожный скрежет дерева о дерево. Он наклонился вперед, наблюдая за дверью в коридоре. По выложенному плитками полу музея странно процокало, как собачьи когти, что-то непонятное; затем существо, кем бы оно ни было, остановилось за открытой дверью и стало прислушиваться. Ветер на миг утих, и Лоу, в свою очередь, прислушался, но не услышал ни звука — лишь в широкой полосе света, падавшего из-за двери, выросла призрачная тень.
Порывы ветра с новой силой обрушили на дом тяжелые удары, и даже пламя в фонаре замерцало; когда свет снова сделался ровным, Флаксман Лоу увидел, что бесшумная фигура миновала дверь и стояла теперь на ступеньках снаружи. Он едва различал смутную тень в темном углу ниши.
Затем бесформенная тень издала звук, который мистер Лоу никак не ожидал услышать. Существо принюхалось, сделав глубокий, ясно различимый вдох, как медведь или другое крупное животное. В то же мгновение гулявший по холлу сквозняк донес до мистера Лоу слабый, незнакомый запах. Он вспомнил слова Лены Юнгворт — так вот оно, существо с забинтованной рукой!
И вновь, в реве бури и стуке ставен, луч света пересекла тьма. Существо выпрыгнуло из ниши, и Флаксман Лоу понял, что оно приближается к нему сквозь обманчивую черноту холла. Секунду он медлил, затем распахнул дверь курительной.
Гарольд Сваффам, еще сонный, приподнялся на диване.
— Что случилось? Призрак явился?
Лоу рассказал ему о том, что видел. Сваффам выслушал его с кривой улыбкой.
— И что вы теперь думаете? — спросил он.
— Я попросил бы вас немного подождать с этим вопросом, — ответил Лоу.
— Иными словами, я должен полагать, что у вас имеется теория, объясняющая все эти нелепости?
— Теория у меня имеется, но она может измениться в зависимости от того, что нам предстоит узнать, — сказал Лоу. — Однако сейчас мне хотелось бы выяснить, правильно ли я заключил, исходя из названия дома, что он построен на могильном холме или кладбище?{4}
— Вы правы, хотя это никак не связано с последними выходками нашего призрака, — решительно заявил Сваффам.
— Как я понимаю, мистер Сваффам недавно прислал домой один из тех многочисленных ящиков, которые лежат сейчас в музее? — продолжал мистер Лоу.
— Да, действительно, он прислал один ящик в прошлом сентябре.
— И вы его открыли, — добавил Лоу.
— Верно, хотя и тешился надеждой, что не оставил никаких следов своей работы.
— Я не осматривал ящики, — сказал Лоу. — Я пришел к такому выводу на основании других фактов.
— И еще кое-что, — произнес Сваффам, продолжая улыбаться. — Как вы считаете, грозит ли какая-нибудь опасность… разумным мужчинам вроде нас? Истеричных женщин нельзя всерьез принимать в расчет.
— Безусловно. Любому, кто вздумает в одиночку разгуливать по этому крылу дома после наступления темноты, угрожает смертельная опасность.
Гарольд Сваффам откинулся на спинку дивана и скрестил ноги.
— Возвращаясь к началу нашей беседы, мистер Лоу, позвольте напомнить вам о различных противоречивых деталях, которые вам придется согласовать, прежде чем представить миру стройную теорию.
— Мне это хорошо известно.
— Начнем с того, что наш первоначальный призрак являл лишь некое туманное присутствие, о котором можно было только догадываться по смутным шорохам и теням. Но сейчас появилось нечто осязаемое и способное, как мы видим, напугать человека до смерти. Далее, Юнгворт заявляет, что существо было тонким, высоким и несомненно лишенным рук, в то время как мисс Юнгворт не только видела руку и пальцы, но и разглядела их так отчетливо, что поведала нам о блестящих ногтях и бинтах. Она также испытала силу этой руки. С другой стороны, Юнгворт описывал, как существо стучало когтями, подобно собаке, — а вы подтверждаете это описание и добавляете, что оно принюхивалось, как дикий зверь. Но что это за создание? Его можно увидеть, можно почувствовать его запах и прикосновение, и при этом оно благополучно прячется в комнате, где не скрылась бы даже кошка! И вы по-прежнему утверждаете, что сумеете все объяснить?
— Разумеется, — убежденно ответил Флаксман Лоу.
— У меня нет ни малейшего намерения или желания показаться грубым, но простой здравый смысл заставляет меня честно и прямо высказать свое мнение. Я считаю, что загадочное существо — порождение воспаленного воображения, и собираюсь это доказать. По вашему мнению, сегодня ночью нам все еще угрожает опасность?
— Да, и опасность очень серьезная, — ответил Лоу.
— Что ж, как сказано, я намерен доказать свою правоту. Позвольте мне запереть вас в одной из дальних комнат, откуда вы не сможете прийти мне на помощь. Я проведу остаток ночи, расхаживая в темноте по коридору и холлу. Так или иначе, мы получим доказательство.
— Можете так и поступить, если настаиваете, но по крайней мере прошу разрешить мне наблюдать за вашим опытом. Я выйду наружу и буду следить за вами через окно в коридоре, которое я видел напротив двери музея. Было бы несправедливо отказать мне в праве выступить свидетелем.
— Спорить не стану, — ответил Сваффам. — Однако ночка выдалась такая, что хороший хозяин собаку из дома не выгонит, а я предупреждаю, что запру за вами дверь.
— Не имеет значения. Одолжите мне макинтош и пусть в музее, на том же месте, где я его оставил, горит фонарь.
Сваффам согласился. О дальнейших событиях красочно повествует мистер Лоу. Он вышел, дверь за ним сразу же была заперта; ощупью бредя в темноте, он обогнул дом и наконец оказался у окна коридора, находившегося почти напротив двери музея. Дверь была по-прежнему открыта, тонкая полоса света прорезала сумрак. Чуть дальше зиял черный и пустой провал холла. Лоу, стараясь укрыться от дождя, ожидал появления Сваффама. Затаился ли в темном углу напротив ужасающий желтый хищник на тощих ногах, готовый со смертоносной яростью наброситься на любого, кто осмелится пройти мимо?
Затем Лоу услышал, как в глубине дома захлопнулась дверь, и через мгновение появился Сваффам; в руке он держал свечу, островок слабых лучей на фоне непроницаемой черноты. Он шел по коридору размеренными шагами, на его смуглом лице была написана мрачная решимость. Когда он приблизился, мистер Лоу ошутил холодок, что так часто предвещает странные повороты судьбы. Сваффам миновал окно и углубился в коридор. Дверь музея еле заметно дрогнула, и в коридор за его спиной выпрыгнула тощая фигура со сморщенной головой. Хриплый крик, шум падения и полная темнота слились воедино.
Мистер Лоу мгновенно разбил стекло, открыл окно и бросился с подоконника в коридор. Там он зажег спичку и в дрожащем свете ее огонька увидел картину, проступившую на мгновение из тьмы.
На полу с распростертыми руками лицом вниз лежало тяжелое тело Сваффама; на глазах у Лоу от упавшего человека отделилась согбенная тень, подняв над плечом несчастного жуткую узкую голову.
Огонек спички слабо задрожал и погас, и Лоу услышал быстрый стук когтей по полу. Он нащупал свечу, которую обронил Сваффам, зажег ее, наклонился над упавшим и перевернул его на спину. Вся кровь отхлынула от лица Сваффама; белое как воск лицо казалось еще белее по контрасту с черными волосами и бровями, а на шее, под ухом, вздулась маленькая пустула, откуда стекала к скуле тонкая кровавая струйка.
В это мгновение, движимый каким-то бессознательным чувством, Лоу поднял глаза. Из-за двери музея наполовину высовывалась костлявая шея и лицо — надменное, зловещее лицо с тусклым взглядом, запавшими глазницами и оскаленными потемневшими зубами. Рука Лоу нырнула в карман, и по коридору и холлу эхом раскатился выстрел. В разбитом окне вздохнул ветер, на навощенном полу затрепетал узкой лентой обрывок бинта, и видение исчезло, а Флаксман Лоу с трудом потащил Сваффама в курительную.
Прошло некоторое время, прежде чем тот пришел в сознание. Лоу рассказал, как нашел его в коридоре; Сваффам слушал с гневным красным блеском в темных глазах.
— Призрак провел меня, — произнес он со странным глуховатым смешком, — но теперь, думаю, пришла моя очередь! Нужно отправиться в музей и тщательно его осмотреть, однако сперва позвольте мне узнать ваше мнение о происшедшем. Вы оказались правы, говоря, что нам угрожает серьезная опасность. Сам я могу лишь добавить, что почувствовал, как на меня что-то набросилось, и больше я ничего не помню. Боюсь, если бы этого не случилось, я не стал бы вторично спрашивать, что вы думаете о случившемся, — прибавил он с мрачной откровенностью.
— Главных улик две, — ответил Лоу. — Обрывок желтоватого бинта, который я только что подобрал с пола в коридоре, и отметина у вас на шее.
— Что вы сказали? — Сваффам быстро вскочил на ноги и принялся изучать свою шею в зеркальце, висевшем сбоку от каминной полки.
— Стоит лишь связать их, и вы наверняка сами сумеете во всем разобраться, — сказал Лоу.
Сваффам задумался.
— Будьте любезны, изложите свою теорию полностью, — буркнул он вскоре.
— Хорошо, — добродушно ответил Лоу, так как в сложившихся обстоятельствах раздражительность Сваффама показалась ему вполне естественной. — Длинная и узкая фигура, которая показалась профессору лишенной рук, при следующем появлении обретает новые свойства. Мисс Юнгворт видит забинтованную руку и темные пальцы с блестящими — что, конечно же, означает позолоченными — ногтями. Постукивание при ходьбе соответствует этим деталям, поскольку нам известно, что сандалии, сделанные из полосок кожи, часто встречаются вместе с позолоченными ногтями и бинтами. Старая высохшая кожа, вполне понятно, будет издавать стук при соприкосновении с навощенными полами.
— Браво, мистер Лоу! Вы хотите сказать, что призрак нашего дома — мумия?!
— Так я считаю, и все, что я видел, лишь укрепляет меня в этом мнении.
— Воздам вам должное, ведь эта теория сложилась у вас еще до сегодняшнего вечера — собственно, еще до того, как вы сами что-либо увидели. Вы заключили, что отец прислал домой мумию, а затем пришли к выводу, что я открыл ящик.
— Да. Полагаю, вы удалили все или почти все внешние покровы, оставив конечности свободными; на них были одни только бинты, обернутые вокруг каждой конечности. Мне думается, что эту мумию бальзамировали по фиванскому методу{5}, используя ароматические специи, которые придали коже оливковый цвет и сделали ее сухой и гибкой, как дубленая шкура; черты лица остаются при этом узнаваемыми, а волосы, зубы и брови сохраняются в совершенстве.
— Звучит убедительно, — сказал Сваффам. — Однако, чем объяснить периодическое пробуждение мумии к жизни? Отметины на шее у жертв ее нападений? И как связан со всем этим наш старинный Призрак Бэлброу?
Сваффам старался говорить оживленным тоном, но его волнение и упадок духа были очевидны, несмотря на все попытки их скрыть.
— Начнем с самого начала, — сказал Флаксман Лоу. — Всякий, кто объективно и рационально изучает спиритические феномены, рано или поздно сталкивается с некими загадочными явлениями, которые не в силах объяснить ни одна из распространенных теорий. По причинам, в которые сейчас нет необходимости вдаваться, мне кажется, что настоящий случай принадлежит к этой категории. Я вынужден заключить, что призрак, который на протяжении стольких лет извещал о своем существовании лишь мерклыми, туманными проявлениями, является вампиром.
Сваффам недоверчиво дернул головой.
— Мы нынче не в Средние века живем, мистер Лоу! Кроме того, откуда здесь взяться вампиру? — насмешливо заметил он.
— Некоторые известные исследователи данных предметов считают, что сочетание определенных условий может привести к самозарождению вампира. Вы говорите, что дом этот построен на древнем могильном холме, то есть в таком месте, где вполне естественно ожидать появления первичного психического эмбриона. В мертвых человеческих организмах содержатся все семена добра и зла. Сила, которая заставляет данные семена или эмбрионы прорастать — не что иное, как мысль, и если веками предаваться мысли, лелеять ее, она может в конце концов обрести таинственную жизненную силу, которая будет увеличиваться, вовлекая в себя подходящие и необходимые элементы из своего окружения. Этот эмбрион долгое время оставался беспомощным разумом, который ждал возможности принять материальную форму и посредством ее осуществить свои желания. Невидимое и есть реальность; материальное лишь способствует его проявлению. Нечувствительная реальность уже существовала, когда вы обеспечили ее действенным физическим носителем, распеленав мумию. Мы можем судить о природе эмбриона только по его проявлениям в материальном мире. В них мы видим все признаки вампирического разума, который пробудил к жизни и наполнил энергией мертвое человеческое тело. Отсюда отметины на шеях жертв, а также их вялость и малокровие: вампиры, как вы знаете, питаются кровью.
Сваффам поднялся и взял фонарь.
— Отправимся за доказательствами, — отрывисто бросил он. — Хотя… минутку, мистер Лоу. Вы говорите, что выстрелили в это привидение? — И он взял револьвер, который Лоу положил на стол.
— Да, я целился в ногу, мелькнувшую на ступеньках.
Не произнося больше ни слова, с револьвером наготове, Сваффам направился к музею. Лоу двинулся за ним.
Вокруг дома завывал ветер, и предрассветная тьма окутывала мир, когда перед ними открылось самое невероятное зрелище, когда-либо заставлявшее содрогаться людские сердца.
Наполовину свесившись наружу из продолговатого деревянного ящика в углу большой комнаты, лежала тощая фигура в прогнивших желтых бинтах; чахлую шею венчали растрепанные волосы. Передняя полоса кожи на сандалии и часть правой ступни были отстрелены.
Сваффам с дергающимся лицом посмотрел на мумию и затем, схватившись за разорванные бинты, швырнул ее в ящик, где мумия застыла как живая, разинув широкий рот с влажными губами.
На мгновение Сваффам замер над ней; затем он выругался, поднял револьвер и принялся снова и снова мстительно стрелять в ухмыляющееся лицо. Под конец он втиснул существо в ящик и, схватив оружие за ствол, разнес на куски голову мумии с таким взрывом злобы, что вся эта ужасная сцена стала напоминать убийство.
После, повернувшись к Лоу, он сказал:
— Помогите мне закрыть крышку.
— Вы намерены ее похоронить?
— Нет, мы должны избавить от нее землю, — свирепо произнес Сваффам. — Я положу ее в старое каноэ и сожгу.
На рассвете дождь прекратился, и они перенесли на берег ветхое каноэ. Внутрь они положили ящик вместе с его чудовищным обитателем и обложили ящик вязанками хвороста. Парус был поднят, дерево загорелось, и Лоу со Сваффамом молча смотрели, как каноэ подхватил отлив — сперва виднелась мерцающая искорка, после вспыхнуло дрожащее пламя, пока наконец далеко в море не завершилась история этого мертвого существа, чей конец наступил спустя 3000 лет после того, как жрецы Амона положили мумию на вечный покой в предназначенной ей пирамиде.
Кабинет диковинок. Гравюра из книги Анн-Клода де Келюса «Собрание египетских, этрусских, греческих, римских и галльских древностей» (1752–1755).