Пришествие гуннов

Пришествие гуннов

Аммиан Марцеллин [1993: 494-495] описывает войну гуннов с готами так: «1. И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничат с гревтунгами и обычно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе. При их содействии они смело прорвались внезапным нападением в обширные и плодородные земли Эрменриха, весьма воинственного царя, которого страшились соседние народы из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов. 2. Пораженный силой этой внезапной бури, Эрменрих в течение долгого времени старался дать им решительный отпор и отбиться от них; но так как молва все более усиливала ужас надвинувшихся бедствий, то он положил конец страху перед великими опасностями добровольной смертью. 3. Витимир, избранный после его кончины царем, оказывал некоторое время сопротивление аланам, опираясь на другое племя гуннов, которых он за деньги привлек в союз с собою. Но после многих понесенных им поражений, он пал в битве, побежденный силой оружия». Дальше идет описание отступления готов на запад, а потом за Дунай. Можно согласиться с А.Х.Халиковым [1987: 89-91], что гунны – народ, кочевавший во II-IV веках в сухих степях и полупустынях Прикаспия, образовавшийся в результате смешения той части хуннов, которые бежали от сяньбийцев с территории современной Монголии, и местных народов, в основном, угорского происхождения. Гунны кочевали круглый год, на зиму отгоняя стада в малоснежные пустынные районы, и были соседями аланов, которые, занимая более влажные степи, были вынуждены из-за глубокого снега заготавливать на зиму сено. Ничего удивительного нет в том, что обычная степная вялотекущая малая война между гуннами и аланами перешла в «горячую» фазу войны на уничтожение и покорение. Некоторые исследователи связывает это с увлажнением степи, в результате чего для аланов вновь стали привлекательными их старые земли, оставленные ранее из-за засушливости и заселенные после этого гуннами. Но это совершенно необязательно. Достаточно вспомнить прежнюю историю хуннов: их истребительную войну с сяньбийцами и прошлое аланов – столь же истребительную, но победоносную войну против скифов в III в. до н.э.; станет понятно, что войну необязательно могли повлечь именно атлантические циклоны. Итак, война началась, и гунны начали оттеснять аланов к долинам Дона и Кубани, которые последние использовали как укрытия на зиму для семей воинов и скота и, кроме того, в которых жили оседлые аланы, которые, кроме заготовки сена для скота кочевников, также выращивали хлеб и занимались ремеслом и торговлей.

Вернемся к цитированному тексту. Оставим пока тему «добровольной смерти Эрменриха» (об этом ниже), остановимся на подвигах «Витимира». Отметим упомянутое вскользь «избрание» вождя, что подтверждает данную выше «докоролевскую» характеристику «империи Германариха». (Иордан любит употреблять слово «наследовал», но это явно диктуется тенденциозностью его труда). Рассмотрим более, чем странную фразу: «Витимир... оказывал... сопротивление аланам, опираясь на другое племя гуннов, которое он за деньги привлек в союз с собою». Если речь идет о войне готов с гуннами, а остатки разбитых аланов были всего лишь подневольными союзниками последних (см. выше цитату), то почему говорится о войне с аланами? Более того, весьма странно, чтобы «другое племя гуннов» выступало против собратьев на стороне врага, да еще и за деньги. Из истории известно, что, хотя степные воины и занимались часто подобным промыслом, но наниматься к чужакам против своих – это бывало только после разрушения степных традиций, через несколько поколений после широких контактов с соседними народами (например, можно сравнить сельджуков XI века с ними же века XII). Совершенно невероятно, чтобы «степные дикари» гунны, жившие в то время натуральным хозяйством и не знавшие, что такое деньги, стали бы этим заниматься (подобного за ними не замечалось и в V веке) (о неясности см. [Буданова Готы 1999: 164 165]). Итак, эту фразу надо «вывернуть наизнанку»: «Витимир» оказывал сопротивление гуннам, опираясь на одно из недобитых аланских племен, которое привлек за деньги. Такая редакция имеет больший смысл, но оставляет вопросы. Гунны воевали с аланами ради их пастбищ, а также по причине степной вражды, переходящей из поколения в поколение. Зачем им нападать на оседлых готов, к тому же тогда, когда и аланы еще не все покорены (часть аланов потом отступала от гуннов до самой Испании)? И как могли аланы брать деньги с союзников за войну, которую они и так вели? Придется «перевернуть» фразу еще раз: аланы в своей войне против гуннов за деньги привлекли на свою сторону своих западных соседей готов. Вот тогда все становится на свои места. Аланы, имея «во всем равную» гуннам конницу, остро нуждались в пехоте, которая защищала бы их зимники в долине Дона, чтобы главные их силы могли напасть на уязвимые зимние стойбища гуннов (кормя коней зерном в торбах). Аланы были вполне платежеспособным народом, с развитыми ремеслом и торговлей, а готы, как все германские народы эпохи Великого переселения, были до золота сами не свои (и, как было сказано выше, они тогда, вероятно, не знали никаких налогов, источниками существования для «короля» и его дружины были военная добыча и различные приношения, в том числе от иноплеменников); аланы могли расплачиваться с готами также и своими прекрасными боевыми конями (в некоторых вариантах «второй» сказки Кащей говорит, что он семь лет работал у Бабы Яги, чтобы получить от нее волшебного коня [Новиков 1974: 214-215]). Остроготы ввязались в войну, в результате чего гуннам стало ясно, что единственная для них возможность разгромить аланов – это сначала разгромить готов, и они «смело прорвались внезапным нападением» в готское Приазовье. Как?

Иордан [1997: 84-85]: «...Взъярилось на готов племя гуннов, самое страшное из всех своей дикостью...» (дальше идет легенда о происхождении гуннов). «Вот эти-то гунны, созданные от такого корня и подступили к границам готов. Этот свирепый род, как сообщает историк Приск, расселившись на дальнем берегу Мэотидского озера, не знал никакого другого дела, кроме охоты, если не считать того, что он, увеличившись до размеров племени, стал тревожить покой соседних племен коварством и грабежами. Охотники из этого племени, выискивая однажды, как обычно, дичь на берегу внутренней Мэотиды, заметили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, то, ступая вперед, то, приостанавливаясь, представлялся указующим путь. Последовав за ним, охотники пешим ходом перешли Мэотидское озеро, которое [до тех пор] считали непереходимым, как море. Лишь только перед ними, ничего не ведающими, показалась скифская земля, олень исчез. Я полагаю, что сделали это, из-за ненависти к скифам, те самые духи, от которых гунны ведут свое происхождение. Вовсе не зная, что кроме Мэотиды существует еще другой мир, и приведенные в восхищение скифской землей, они, будучи догадливыми, решили, что путь этот, никогда ранее неведомый показан им божественным [соизволением]. Они возвращаются к своим, сообщают им о случившемся, расхваливают Скифию и убеждают все племя отправиться туда по пути, который они узнали, следуя указанию оленя. Всех скифов, забранных еще при вступлении, они принесли в жертву победе, а остальных, покоренных, подчинили себе. Лишь только они перешли громадное озеро, то – подобные некоему урагану племен, захватили там алпидзуров, алцидзуров, итимаров, тункарсов и боисков, сидевших на побережье этой самой Скифии. Аланов, хотя и равных им в бою, но отличных от них [общей] человечностью, образом жизни и наружным видом, они также подчинили себе, обессилив частыми стычками».

Отметим, что о причине войны ничего не сказано: «взъярились» гунны, и все. Это понятно – в апологетическом сочинении не стоило много писать о том, что сам «король» остроготов своей недальновидной политикой и вверг народ в крайне опасную войну. Кроме того, вероятно, в обороне аланских зимников на Дону принимали участие только небольшие готские дружины, а не ополчение и, вполне понятно, что от этих почти мирных походов (гунны не умели брать укрепления) на осталось следа в готских преданиях. Комментируя данный отрывок, исследователи соглашаются с Иорданом в том, что «прорыв» гуннов, действительно, произошел не через долину Дона, во всей истории крайне трудно преодолимую для степной конницы, а именно через Азовское море. Можно только добавить, что совершенно необязательно безоговорочно поддерживать версию о броде, открывшемся из-за «гумидизации лесной зоны», которая иногда выдвигается. Да, мог обмелеть Керченский пролив (правда до него надо было добраться через долину Кубани, населенную аланами и столь же трудно преодолимую, как долина Дона), могла обмелеть Кутюрьма (мелководный бар Дона), мог открыться брод и через широкую часть моря (сейчас максимальная глубина его 13 метров, а в древности его недаром звали «Мэотидскими болотами»), но это не обязательно. Азовское море зимой замерзает, хотя и не каждый год, и поистине гунны, «будучи догадливыми», могли додуматься до столь несложной стратагемы как переход моря по льду (а вот Иордан, писавший в теплой Равенне, больше мог поверить вмешательству духов, чем тому, что на реке или на море образовался бы прочный лед). В.В.Седов также полагает, что гунны перешли Керченский пролив по льду [2002: 199].

Итак, гунны форсировали Азовское море и применили против готов свою непревзойденную тактику «обессиливания частыми стычками». То, что было эффективным против конного народа аланов, хотя частично и оседлого, должно было иметь сокрушительный успех против готов, почти не имевших, вероятно, конницы, и у которых не было, как у аланов, больших лесистых речных долин для укрытия. Пешие готы не имели никакой возможности переловить даже мелкие отряды гуннов, они могли только обороняться в своих селениях, что имело бы мало смысла, если гунны стали бы вытаптывать посевы и продолжать осаду до тех пор, пока загнанный в поселок скот не погибнет от бескормицы. Можно добавить, что как раз во владениях Кащея – степном Крыму и Северной Таврии, среднегодовая толщина снежного покрова составляет менее 10 см, то есть допускает круглогодичное кочевание, привычное для гуннов (и древних хуннов). Если эти условия и не совсем подходят для мирной жизни пастушеского племени (в некоторые годы снега выпадает больше; на снегу, бывает, образуется наст), то обеспечить конским кормом военную кампанию (и не одну) крымская степь вполне может (а в случае природного бедствия гунны могли запастись сеном у покоренных к тому времени племен или временно отступить обратно за Азов). Слова Иордана об «урагане племен», что вели за собой гунны, могли быть просто переносом на эту «первую» войну позднейших событий, когда, действительно, Аттила объединял под своими знаменами едва ли не половину племен европейских варваров. Но могло это частично иметь место и в тот период. Аланы, например, почти все, одно племя за другим, перешли на сторону гуннов. И тогда положение готов в Приазовье стало безнадежным.

«Когда геты [так в тексте – В.Б.] увидели этот воинственный род – преследователя множества племен, они испугались и стали рассуждать со своим королем, как бы уйти от такого врага. Германарих, король готов, хотя, как мы сообщали выше, и был победителем многих племен, призадумался, однако, с приходом гуннов. Вероломному же племени росомонов, которое в те времена служило ему в числе других племен, подвернулся тут случай повредить ему». Дальше следует цитированное выше место (см. глава I) о казни Сунильды «за изменнический уход [от короля] ее мужа». И далее: «Братья же ее Сар и Аммий, мстя за смерть сестры, поразили его в бок мечом. Мучимый этой раной, король влачил жизнь больного. Узнав о несчастном его недуге, Баламбер, король гуннов, двинулся войной на ту часть [готов, которую составляли] остроготы; от них везеготы, следуя какому-то своему намерению, уже отделились. Между тем, Германарих, престарелый и одряхлевший, страдал от раны и, не перенеся гуннских набегов, скончался на сто десятом году жизни. Смерть его дала гуннам возможность осилить тех готов, которые, как мы говорили, сидели на восточной стороне и назывались остроготами. Везеготы же, т.е. другие их сотоварищи, обитавшие в западной области, напуганные страхом своих родичей, колебались, на что им решиться в отношении племени гуннов, они долго размышляли и...» ...и бежали за Дунай, на римские земли. [Иордан 1997: 86].

Чтобы понять цитированный отрывок, нужно вспомнить, в каком отчаянном положении оказались остроготы к 375 году (этим годом историки датируют разгром и покорение остроготов гуннами). Раскиданные в голой таврической степи, готские поселки были бессильны против набегов гуннов, которые в это время добивали последние непокорные племена аланов и «с побежденными заключали союз» (археологи отмечают среди гуннских древностей того периода много сарматских (аланских) элементов [Халиков 1987: 90]). То есть сила гуннов еще более возрастала, а остроготы несли большие потери от набегов и голода. Последним оставалось только отойти из степи в лес (в долину большой реки или в лесную зону), а еще лучше – уйти к собратьям-везеготам, вместе с которыми или отбиться от гуннов, опираясь на лесисто-горно-болотистую местность, или уйти вместе с ними дальше – за Дунай. Но между Днепром и Днестром жили уличи и тиверцы, которые, видимо, уже давно перестали пропускать готские отряды через свои земли, а с вторжением гуннов, возможно, вступили в союз с последними (что может быть естественнее для гуннов, чем сблизиться с народами, враждебными готам, которые могут обеспечить суровой зимой их коней сеном и зерном?). Готам оставалось или прорываться прямо на запад через Днепр, Южный Буг и Днестр, или уйти в леса среднего Поднепровья (долины Дона и Донца с покорением аланов были для готов потеряны). И тут «королю» нужна была в первом случае активная поддержка россов-росомонов (их удар в тыл собратьям), во втором – как минимум, их пассивное содействие (чтобы не помогали гуннам выбивать их из лесов). Однако, этой поддержки от союзников готы не получили. Вероятно, народное собрание постановило разорвать союз с «Востроготом» и направить послов к уличам и тиверцам с просьбой о восстановлении дружбы, «приязни» и союза с ними. Князь россов отправил «королю» вежливое послание: дескать, ничего не могу сделать, а жену, пожалуйста, верни обратно. То, что Кащей, «движимый гневом», получив это послание, приказал казнить заложницу (или жену), можно понять. И получил тяжелое ранение, выбыв из игры. В результате готы вместо одного удара – потери важного стратегического союзника, получили два – еще и потерю единого командования. Легко можно понять, что молодые вожди, которых Кащей столь долго и, вероятно, успешно, держал в руках, воспользовались случаем показать себя во всем блеске своей военной славы и кинулись воевать кто как мог. Даже если, как пишет Аммиан Марцеллин, и был «избран Витимир», то, вероятно, его реальная власть была ничтожна, а «после многих понесенных поражений» и вообще иссякла. Если объединенными усилиями всего союза остроготов и можно было пробиться за Днестр, то для готов, потерявших единое руководство, все было потеряно. Небольшая часть их прорвалась к везеготам, преследуемая гуннами, а добились они только того, что втянули собратьев в войну с «Баламбером», окончившуюся поражением.

Большинство же остроготов подчинились гуннам, то есть заключили с ними договор о союзе, обязались не нападать ни на гуннов, ни на их союзников и, в случае войны, выставлять войско на помощь гуннам. После чего гунны, вероятно, вернулись в степи Прикаспия. Это может показаться спорным, ведь известно, что часть везеготов укрепилась в лесах к северу от Дуная и держалась там до 380 года, после чего также ушла за Дунай. Однако, надо напомнить слова древних авторов: «а с уцелевшими заключили союз» и «покоренных подчинили себе». Везеготы, имевшие неосторожность поссориться с гуннами, оказались врагами всех племен, союзных гуннам («покоренных» ими), и продолжать осаду лесного лагеря везеготов вполне могли и эти союзники, а гунны – на тот момент еще не профессиональные воины, а «мирные» пастухи и охотники, отстаивавшие свои пастбища – с торжеством и с богатой добычей [Аммиан Марцеллин 1993: 495], вернулись к своим семьям.

В качестве иллюстрации к этой раннесредневековой коллизии можно привести любопытный эпизод из «Песни о Нибелунгах». На Бургундское королевство напали враги – саксы и датчане, но были разбиты, при этом бургунды взяли в плен, а также в качестве заложников, много врагов, в том числе обоих королей-захватчиков. Король Гунтер советуется по поводу заключения мира с богатырем Зигфридом – своим будущим зятем.

« “…Условья мира, Зигфрид, я от тебя не скрою.

Пятьсот коней, груженных казною золотою,

Дать в выкуп обещает мне побежденный враг”.

Ответил витязь: “Поступать не подобает так.

Нет, отпустите пленных без выкупа домой,

А чтоб они не смели идти на вас войной,

Обоих государей заставьте слово дать

На вас и ваших подданных вовек не нападать”.

“Согласен”, - молвил Гунтер…» [Зап. эпос 1977: 273-274].

В начале XIII века (к этому времени относится дошедший до нас вариант «Песни…») рассказ о мире без аннексий и контрибуций должен был восприниматься слушателями просто как красивая сказка. В феодальной Европе давно уже велись войны за обладание земельными владениями или «казной золотой». Но это не фантастика, а архаизм (как и эпизод, упомянутый в предыдущем разделе), восходящий к эпохе Великого переселения народов. Тогда действительно было так. Поскольку с побежденных – таких же полуголодных грабителей, что и победители – взять было нечего, война либо шла до полного изгнания побежденных, либо последние давали «слово» не нападать на победителей и их «подданных» (союзников). Фактически это означало включение побежденного племени (или союза племен) в победивший союз, как бы ни было рыхло и непрочно подобное политическое объединение. Несомненно, именно так поступили около 375 года победители-гунны с побежденными готами.