Кащеево царство

Кащеево царство

Иордан пишет [1997: 83-84]: «После того, как король готов Геберих отошел от дел человеческих, через некоторое время наследовал королевство Германарих, благороднейший из Амалов, который покорил много весьма воинственных северных племен и заставил их повиноваться своим законам. Немало древних писателей сравнивали его по достоинству с Александром Великим...» затем перечисляются подвиги Германариха и покорение народов, а дальше: «Он властвовал, таким образом, над всеми племенами Скифии и Германии, как над собственностью». Один из «древних писателей» – Аммиан Марцеллин [1993: 494], говоря о вторжении гуннов, дает такое сообщение: «...Они [гунны – В.Б.] смело прорвались внезапным нападением в обширные и плодородные земли Эрменриха, весьма воинственного царя, которого страшились соседние народы из-за его многочисленных и разнообразных военных подвигов». Современные исследователи уже достаточно сказали (см., например, [Рыбаков 2001: 25-31]; [Иордан коммент. Скржинской: 265]), о преувеличенности предположений некоторых историков об «империи Германариха». В самом деле, что за странная империя, в которой подданные живут так далеко (какие-нибудь «васинабронки»), что от них нет никакой пользы сюзерену, изнемогающему в жестоких войнах на берегу Азовского моря? Можно еще добавить, что упоминаемый «король Геберих» был предводителем везеготов (судя по его подвигам), а то, что вождь остроготов Германарих упоминается в одной фразе с ним, говорит только о том, что автор механически связывает предания разного происхождения и имеет весьма смутные представления о географической изоляции остроготов от везеготов. Чтобы лучше понять положение Иордана, надо вспомнить, сколько труда, времени и крови потратила Москва на подчинение Твери (всего-то на расстоянии немногим более 150 км) и для сравнения - время и усилия, требуемые для покорения громадной территории от Урала до Камчатки (заняло всего около полувека). Пожалуй, если бы историк времен Петра I не имел под рукой летописей (а Иордан сколько-нибудь систематизированных источников готского происхождения не имел), и был бы столь же нетверд в географии, как автор «Гетики», то он просто обязан был бы поместить Тверь и Рязань где-нибудь у берегов Тихого океана.

Таким образом, с «империей» ясно. Германарих (он же Кащей), действительно, был «весьма воинственным царем», совершившим «многочисленные и разнообразные военные подвиги». То, что именно он объединил разрозненные племена Приазовья и Крыма в мощный союз остроготов, несомненно. Это доказывается хотя бы тем, что и Иордан до Германариха пишет только о вождях везеготов. Уже упоминалось, что в западноевропейском фольклоре Германарих оставил более, чем заметный след (для сравнения – такие могучие вожди, как овладевавшие Римом вестгот Аларих и вандал Гензерих, не упоминаются в самых известных памятниках германского эпоса совсем). Итак, племена Приазовья Кащей так или иначе вовлек в союз с несколькими готскими племенами, а кто входить в этот союз не хотел (как, например, герулы), те стали «в большей части перебитые».

Рис.4 Римский военачальник Стилихон (убит в 408г). Резьба по слоновой кости (Vв).

В связи с полным отсутствием сколько-нибудь реалистических изображений вождей германцев времен Великого Переселения народов, портрет Стилихона-германца (вандала) по происхождению, поможет представить, как выглядел его старший современник Кащей. Римляне того времени уже весьма мало отличались от варваров.

Стоит пояснить, почему здесь слова «король», «государство» в данном случае закавычиваются. «Держава Германариха», разумеется, не была государством, а сам Кашей не был монархом (во всяком случае, до «второй» войны). Он был просто признанным вождем одного из готских племен. Хотя у него уже, несомненно, была дружина, подчиненная лично ему, но против всего племенного ополчения эта горстка выстоять, безусловно, не могла. И правил Кащей родным племенем не по собственному произволу, а по постановлению народного собрания племени (на тот момент, возможно, уже – собрания воинов ополчения). Другие готские и неготские племена, признавая власть «короля» (тиуданса) добровольно или не совсем, продолжали жить по-старому, но в случае войны должны были предоставить свое ополчение (или малочисленные дружины) в распоряжение верховного вождя. Явно не могла на тот период идти речь о налогах (дани). Племена Приазовья жили натуральным хозяйством, а поэтому взять с них было нечего. Гораздо позже, намного более «развитое» протогосударство Аттилы налогов не ведало. Мы знаем, что на свадьбу Аттилы и Ильдико съехались вожди всех подвластных племен, которые привезли подарки «новобрачному» [Буве-Ажан 2003: 276]. Поскольку же у Аттилы было больше тридцати «законных» жен различного ранга [там же: 72], а правил он 20 лет, понятно, что подобные мероприятия представляли собой регулярный смотр боевых соратников, а заодно и способ замаскированного обложения их данью. За три четверти века до этого в Приазовье навряд ли существовала даже и эта патриархальная система налогообложения. Дружина Германариха, также как и он сам кормились за счет военного грабежа, может быть отчасти за счет пиратства за морем и на Днепре.

Остается нерешенным вопрос о том, кто принимал решения в этом союзе племен об объявлении войны тому или иному народу (а других политических вопросов, собственно, у этого союза, и не было)? Было ли это волевым решением вождя? (Тогда его надо называть королем без кавычек, а государство – монархией). Было ли это функцией совета вождей племен? (А если так, в какой пропорции при «голосовании» учитывались голоса коренных готских и недавно покоренных племен?) Можно рискнуть высказать предположение, основываясь на сообщении Иордана о том, что Германарих умер на сто десятом году жизни (как отмечалось выше, это сообщение автора следует считать если и не совершенно точным, то близким к истине). В описываемый период «собирания земель» в середине IV века Кащей уже был очень старым человеком, пользующимся вполне понятным уважением вождей племен, годящихся ему во внуки (отсюда и его «эпическая» старость – для двадцатипятилетних удальцов (до более старшего возраста они, вероятно, доживали редко) даже семидесятилетний старик кажется просто «бессмертным»). Здраво оценивая настроения молодых головорезов, он всегда принимал решения, устраивающие большинство вождей, и этим добился огромного авторитета. Через двадцать-тридцать лет все привыкли к тому, что вождь принимает только мудрые решения, и перестали пытаться их оспаривать. Кроме того, слишком старый, чтобы самому вести воинов в бой, Кащей должен был доверить это молодым вождям (вероятно, большинство войн и велось небольшими отрядами), а это ставило его в чрезвычайно выгодную позицию. Вожди связывали свое честолюбие с победами на поле боя, у них не было причин рассматривать «короля» как стоящего на их пути к славе. С другой стороны, за любое из частных военных поражений несли ответственность эти низшие вожди. А Кащей укреплял свою славу не только мудрейшего из готов, но и непобедимого (особенно, если он прославился победами в молодости).

«Все современные историки, изучавшие жизнь и характер Аттилы, отмечают, что он был, прежде всего, дипломатом... Молодой император [Аттила – В.Б.], желавший заявить о себе, должен был всегда и везде оставаться дипломатом: в оттенках поведения, в осознании важности внешнего облика, в выборе послов, в торжественности или разгульном веселье приёмов, в грубом нажиме или в тонкостях заключаемых договоров. Там надо внушать страх, тут проявить мягкость, здесь казаться суровым, а там добродушным жизнелюбом, быть то строгим, то милосердным. Аттила стал выдающимся актером политической игры, обладая врожденным талантом подчинять себе людей» [Буве-Ажан 2003: 80]. Следует добавить, что Аттила – единственный из «варварских» вождей Великого переселения, о «жизни и характере» которого мы имеем хоть сколько-нибудь полные сведения. Кроме того, Аттила, пожалуй, – самый удачливый из «королей». Поэтому, хотя весьма рискованно экстраполировать данные об Аттиле на Германариха-Кащея, вполне логично предположить, что «счастье и удача» последнего объяснялись теми же личными качествами, что и редкостное везение первого. Ниже будут приведены примеры «коварства Кащея» на дипломатическом поприще.

Но умелое дипломатическое маневрирование – это только одна составляющая власти «короля», была ведь и другая. В главе I упоминались средневековые немецкие предания о короле «амелунгов» Дитрихе Бернском [Мифы и легенды 2000: 531-585]. Как отмечалось, прототипом Дитриха был вождь остроготов Теодорих Великий, живший в V-VI вв. н.э. Его враг, зловредный Эрманерих, назван «королем Рима», то есть хронология, как часто бывает в фольклоре, весьма спутана. Однако, несомненно, что многие коллизии борьбы Дитриха с Эрманерихом отражают реальные перипетии IV века. С именем Эрманериха связана крайняя жестокость, как в быту (насилие над женой своего «канцлера» Зибиха [там же: 561], так, особенно, в политической деятельности. Он беспричинно убивает (вешает) герцогов Харлунгов [там же: 562-564], из чистого властолюбия вторгается во владения Дитриха [там же: 562-563]. Он захватывает груз с золотом Дитриха и семерых его рыцарей, которых угрожает убить, если Дитрих не отдаст ему все свои земли (для средневекового рассказчика это - чистая фантастика, но в более ранний период взятие заложников от подвластных племен и управление последними посредством угрозы убийства первых было не просто очень распространено, а являлось универсальным способом сохранения единства государства, точнее, протогосударства). Дитрих, спасая жизнь пленных, отдает противнику свои земли. Войско Эрманериха с дикой жестокостью разоряет эти области. Дитрих на коленях умоляет его оставить ему хотя бы Берн (Верону), но Эрманерих изгоняет его [там же: 571-575]. Дитрих обращается за помощью к королю гуннов Этцелю, и тот дает ему войско, с которым Дитрих разбивает Эрманериха [там же: 578-580], но, очевидно, победа его была неокончательная, потому что «Тридцать лет прожил Дитрих у гуннов и всегда приходил на помощь королю Этцелю во всех его походах» [там же: 582]. Наконец, Эрманерих умер, «королем в Риме» стал его канцлер Зибих (его аналог – столь же отвратительный Бикки, советник Ёрмунрекка в «Старшей Эдде»). Дитрих с Хильдебрандом вернулись от гуннов в Берн, где их поддержал весь народ («долго они были под игом жестокого Эрманериха»). С этим войском Дитрих разгромил Зибиха и захватил все земли остроготов [там же: 583-584]. Как видим, несмотря на многочисленные анахронизмы, можно составить мнение о той памяти, которую оставил исторический Германарих у своего родного племени. Конечно, как указывалось в предыдущей главе, его образ расщепился на положительного героя – Хильдебранда, и отрицательного – Эрманериха, однако баланс явно выходит отрицательным, учитывая, что положительный герой известен под другим именем (подробнее об этом см. Приложение).

Как относительно все в мире, так относительна и жестокость варварского вождя, но для нас здесь ценно то, что фольклор германских народов неопровержимо свидетельствует: жестокость Кащея по отношению к своему народу была выше, чем по меркам этого народа считалось нормальным, и даже значительно выше, если учесть столь широкое распространение образа зловредного «Эорменрика» в германском эпосе – он просто затмил собой всех мелких злодеев едва ли не всех германоязычных народов Европы. Безусловно, все отмеченные в легендах о Дитрихе жестокости Эрманериха в действительности существовали у исторического прототипа последнего, и это неудивительно. Несколько десятилетий спустя Атаульф, вождь везеготов (преемник Алариха), заявил следующее: «…Однако, на большом опыте он убедился, что готы никоим образом не могут повиноваться законам по причине своей разнузданной дикости, а государство не может быть лишено законов, ибо государство без законов – это не государство», и поэтому он предпочел служить издыхающей Римской империи, чем продолжать пытаться построить готское государство. Историк Орозий передает это заявление из вторых рук, но сомневаться в его верности (если не подлинности) трудно (Орозий. История. VII, 43, 2-8, цит. по [Федорова 1995: 384-385]). Германарих явно был вынужден вбивать в «разнузданные» головы остроготов столь же непопулярные «законы» и, вероятно, с ненамного большим успехом. Однако эта жестокость в полном объеме проявилась, вероятно, только в последние годы его жизни, уже после подчинения гуннам (см. ниже). До прихода гуннов главным инструментом его власти была все-таки дипломатия.

И последний вопрос. «После поражения герулов Германарих двинул войско против венетов, которые, хотя и были достойны презрения из-за [слабости их] оружия, были, однако, могущественны, благодаря своей многочисленности и пробовали сначала сопротивляться. Но ничего не стоит великое число негодных для войны, особенно в том случае, когда и бог попускает и множество вооруженных подступает. Эти [венеты], как мы уже рассказывали в начале нашего изложения – именно при перечислении племен – происходят от одного корня и ныне известны под тремя именами: венетов, антов, склавенов. Хотя теперь, по грехам нашим, они свирепствуют повсеместно, но тогда все они подчинились власти Германариха». [Иордан 1997: 84]. Со времен Тацита под венетами понимались славянские племена. Понимая данный отрывок буквально, можно сделать вывод о том, что все черняховцы – россы, уличи, тиверцы вошли в состав союза готов, и не добровольно, а после военного поражения. Однако в родовых преданиях (и героических песнях), на основе которых Иордан писал этот отрывок, преувеличения "все они" весьма часты, и перенесения описаний военных действий с одной эпохи на другую - также обычное дело. Археологи фиксируют [Рыбаков 2001: 37] один разгром черняховских городищ на Днепре того периода, и наиболее логично отнести его ко «второй» войне. В.П.Буданова [Готы 1999: 162] пишет: «Серьезные военные конфликты между этими племенами [готов и антов – В.Б.] до прихода гуннов отсутствовали. Угроза со стороны готов «применить оружие» (armo commovit), вероятно, не была реализована».

Обратимся к фольклору. Во «второй» сказке тиверцев герой впервые увидел Кащея, когда тот был уже «связан» (т.е. после «первой» войны с гуннами). В былине уличей Кащей начинает причинять беспокойство только после того, как его освободили. А вот о россах речь вполне может идти:

1.Россы («росомоны») в любом отношении могли быть отнесены к венедам.

2.К моменту вторжения гуннов Иордан говорит о росомонах, как о племени, служившем Германариху, называя их «вероломными» за «уход от короля». Жена вождя росомонов оказывается в пределах досягаемости «короля» (проще говоря, была заложницей в его ставке; если же (см. гл.I) «росомонка Сунильда» была женой Германариха, то это еще больше говорит за союз россов с готами). Косвенно об этом говорит и то, что ее имя было переведено на готский – достаточно близкое знакомство.

3. В «первой» сказке, относимой к россам, в отличие от фольклора других союзов, есть описания кащеева царства, кащеева войска и самого Кащея. Такое различие о чем-то говорит.

Итак, «служили». Однако, о военной победе готов речь явно не идет. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть абсурдность такого замысла – идти походом против самого дальнего из славянских племен, оставляя в тылу уличей и тиверцев в 100-200 км. от своих собственных поселений. Присоединение росомонов была не военной, а дипломатической победой Кащея, союз же готов и росомонов был направлен против других славянских племен. Между везеготами, на тот момент довольно успешно грабящими земли Империи, и союзом остроготов были владения тиверцев и уличей. Что может быть естественнее для Кащея, чем попытаться «выбить» этот клин, установить общую границу с собратьями, вместе с ними принимать участие в походах на римские владения, а там, может быть, и возглавить всех готов? (Напомним, что имя «Германарих» этимологизируется не из готского, а из латинского и означает «царь германцев», может быть, даже «царь всех германцев», носителю такого имени и вовсе стыдно засиживаться в причерноморском захолустье.) Стимулы россов к союзу понять труднее, но можно. По всей Европе рушились тогда структуры прежней племенной жизни. Пахари бросали поля, народы бросали насиженные земли и шли на смерть. В «Калевале» есть строки: «Не нужна мне кладовая / Серебро, что взято с бою / Несравненно мне дороже, / Чем все золото, что дома, / Серебро, что взяли плугом» [Калевала 1984 р. 12: 127]. Вероятно, к IV веку многие россы уже рассуждали так, далеко не все уже были довольны своей спокойной и обеспеченной жизнью, и симпатии к готам были сильны. Мог быть у них еще один повод (или предлог) перейти на сторону готов. Из той же «росомонской» версии былины мы знаем, что Кащей, еще до всех более известных событий занимался пиратством на Днепре. Излишне говорить, что торговый путь по Днепру был наиболее необходим именно россам. Уличи и тиверцы, в крайнем случае, могли возить хлеб на 100-300 км. посуху. И у россов могли появиться сначала претензии к союзникам (не могут уберечь торговый путь!), потом пересылки с готами, а затем и договор с последними, гарантирующий «мир и дружбу», «путь чист» по Днепру и предстоящий удар в спину собратьям (возможно, несколько завуалировано). Выше уже говорилось о полиэтничности союза остроготов. «Он [Х.Вольфрам – В.Б.] считал, что решающее значение для принадлежности к остроготским племенам имели, прежде всего, служба в армии (статус федератов) и сохранение верности роду Амалов, а не этническое и социальное происхождение» [Буданова О трансформации 1999: 28]. Хотя тут говорится о более поздних временах (статус федератов уже в римской армии), но несомненно, что складываться такая структура начала еще в IV веке. Однако, хотя россы интегрировались в «державу Германариха» и без каких-либо сложностей (например, если их княгиня, действительно, стала женой Кащея), но вскоре выявилась трудносовместимость такой принадлежности с сохранением прежней экономики «черняховского типа», хотя бы уже потому, что эта экономика необходимо требовала свободных торговых путей, то есть сохранения мира с соседями и т.д. А это обусловило в дальнейшем колебания россов между черняховским и готским миром.

Итак, «империя» пополнилась, но запланированный поход на запад не состоялся, потому что с востока пришли гунны.