«Представитель центральной власти»

«Представитель центральной власти»

3 октября в письме Георгию (в его лице он обращался ко всему терскому казачеству) Лазарь Бичерахов впервые развернуто изложил свои политические взгляды. Сформулированные еще довольно сумбурно, они основывались на нескольких твердых постулатах: союз со странами Антанты, антибольшевизм, «собирание» южных окраин бывшей империи, непредрешенчество до созыва Всероссийского Учредительного собрания. В последующем программа оттачивалась и переформулировалась, но основные ее идеи оставались неизменными.

Собственное положение казалось Бичерахову весьма надежным. Английское командование после замены генерала Денстервилля подтвердило свои обязательства в отношении Бичерахова, что давало надежду на продолжение щедрого финансирования. «Из Багдада прибыл мой старший адъютант с заверением от месопотамского командования, в полной поддержке и помощи мне, – писал он Георгию. – Сейчас начальник штаба месопотамского командования в Казвине прислал ко мне штаб-офицера для переговоров, узнать мои планы и взгляды на дальнейшее, чтобы сообразно им выработать план общих действий. Все это говорит за успех дальнейшей работы…»⁴³²

Бичерахов не находил серьезной конкуренции своему отряду в регионе, поэтому рассчитывал, что ему достаточно легко удастся объединить под своей властью большие территории Закавказья, Дагестана, Терека и Закаспия. «Положение Петровска считаю сравнительно прочным и уже имею планы на обратное движение в Баку и Закавказье. Занятие Баку будет сигналом восстания против турок и немцев и полного оздоровления края на почве русской ориентации и русской государственности»⁴³³.

Он считал, что народные массы азербайджанских тюрок, армян и грузин вполне созрели к восстанию, поскольку в полной мере вкусили «прелести» германо-турецкого господства. Разочарованы в «освободителях» даже самые «ярые туркофилы» из числа дагестанских народов. Начавшееся крупномасштабное восстание армян под руководством Андраника в Шушинском уезде – в глубоком тылу кавказской группировки турок – как будто подтверждало мысли Бичерахова. В такой обстановке он считал возможным в октябре говорить о переходе в наступление уже «в ближайшее время». Несколько раз он высказывался и о походе на столицу Кавказа – Тифлис, но эта возможность становилась реальной только после освобождения Баку⁴³⁴. А в одной из дневниковых записей он предусматривал даже «возможность операций» на Ростов и Тихорецк.

Кстати, советская сторона в этот период относилась к угрозе, исходившей со стороны Бичерахова, весьма серьезно, высоко оценивая опасность превращения первых его успехов в стратегическое поражение Красной армии и советской власти на всем Юге России. Побывавший летом на Северном Кавказе нарком труда и чрезвычайный комиссар по делам продовольствия, член Реввоенсовета Южного фронта А.Г. Шляпников 20 сентября докладывал В.И. Ленину, что «Бичерахов. взял Петровский-Порт и теперь совместно с англичанами организует поход на Грозный, где наши товарищи, замкнутые в кольцо, находятся без снаряжения. Спасти положение может лишь скорая помощь центра в виде нескольких полков и технических средств как для действий на суше, так и для морских операций». Против «хорошо организованных казаков» действуют местные силы – разрозненные, неорганизованные, недисциплинированные, сообщал Шляпников⁴³⁵.

В свою очередь, нарком по делам национальностей, член Реввоенсовета Южного фронта и фактический руководитель обороны Царицына И.В. Сталин доносил в СНК о том, что «Бичерахов не дремлет, спешно выгружает богатую артиллерию на каспийском побережье, вооружает терских казаков и, видимо, намерен двинуть их по двум направлениям: к Грозному и к Астрахани. Все это делает положение Южного фронта угрожающим (выделено мной. – А. Б.)». Сталин сравнивал Бичерахова с Деникиным и прямо ставил вопрос перед правительством об угрозе потери юга страны⁴³⁶.

Комиссар Северо-Кавказского военного округа Н.А. Анисимов 18 сентября в телеграмме В.И. Ленину и Я.М. Свердлову предупреждал: «Англичане теперь вместе с Бичераховым все свое внимание обратят на взятие Каспийского побережья и Астрахани.. Через два месяца будет поздно… за это время необходимо во что бы то ни стало покончить с ними (выделено мной. – А. Б.)»⁴³⁷.

Огромное значение в планах Бичерахова приобретал поиск союзников в борьбе с турками и большевиками. Имевшихся средств, как казалось тогда, было достаточно, чтобы поддерживать готовность к этой борьбе у всех желающих, в том числе и за пределами Кавказского региона. Его политическое мышление всегда отличалось наивным гигантизмом, происходившим от весьма слабого знания политических вопросов.

С сентября начались активные контакты Бичерахова с близлежащими областями – горскими и казачьими районами Терской области, Муганью, Закаспийской областью, наконец, с государственными антибольшевистскими органами власти, формировавшимися в Сибири. В каждом случае обстановка диктовала различные цели и формы этих контактов.

В случае с Муганью и Закаспийской областью, испытывавшими большие сложности в снабжении, их отношения носили покровительственный со стороны Бичерахова характер. У всех без исключения союзников Бичерахова не было буквально никаких средств для ведения борьбы с большевизмом. Руководители антибольшевистского сопротивления в Мугани и Закаспии не стеснялись в красках, чтобы описать свою нищету. Особенно в этом отношении отличалась Закаспийская область. Командующий войсками Гурьевского района генерал-лейтенант С.Е. Толстов в знак своего расположения посылает Бичерахову 40 шрапнелей, 10 гранат и 84 ручные гранаты⁴³⁸. Больше у него ничего нет. Богатство отряда казалось здесь несметным. Закаспий интересовал Бичерахова прежде всего как территория, через которую можно было установить контакты с сибирскими белыми правительствами, а также использовать в борьбе с большевиками незамерзающий порт Красноводск. Не мог не играть своей роли и престижный фактор: на карте обширные закаспийские земли выглядели внушительно, а их хозяин вызывал уважение.

В сентябре Бичерахов посетил войсковое правительство Уральского казачьего войска, где договорился начать совместное наступление против оплота большевизма на Нижней Волге и Северном Кавказе – Астрахани⁴³⁹.

Мугань, где в октябре 1918 г. организовалась диктатура (полковник Ф.М. Ильяшевич, Т.П. Сухоруков, Д.П. Кропотов, И.Б. Саратиков)⁴⁴⁰, добровольно присоединившаяся к Бичерахову, представляла для Бичерахова интерес другого свойства. Богатый хлебородный регион вполне мог обеспечить продовольствием растущую Кавказскую армию. Большая русская община старообрядцев и молокан нуждалась в защите.

Бичерахов становился донором для всех. Оружие и боеприпасы, деньги и готовые части направляются за Каспий, на Урал, в Чечню, Кабарду.

Но больше всех получило, разумеется, его родное терское казачество, ведомое к тому же его родным братом Георгием, о чем речь пойдет ниже.

С приходом Бичерахова в Дагестан начались активные контакты с влиятельными горскими деятелями, в частности с чеченским шейхом Али Митаевым. Велись переговоры с представителями кабардинских, осетинских, ингушских, дагестанских обществ. Смысл соглашений, которые Бичерахов предлагал горским народам, сводился к следующему: Бичерахов обещал не вмешиваться во внутреннее управление («и распри») этих народов, гарантировал им выборное самоуправление в обмен на «строго русскую ориентацию и борьбу с большевиками»⁴⁴¹. В начале октября он был «полностью уверен за Кабарду», «на три четверти» за Чечню и Дагестан; завязывал отношения с Осетией и Ингушетией («на успех в Осетии рассчитываю. Ингуши если не пойдут на соглашение, то им можно будет задать трепку»)⁴⁴². Конечно, не обходилось без больших денег, которыми располагал Бичерахов. В Дагестане, например, писал Лазарь брату Георгию: «Я разрушил в значительной степени турецкую ориентацию тем, что гарантировал финансирование дагестанского правительства (скорее всего, имелось в виду Горское правительство. – А. Б.) в случае его отказа от содействия туркам»⁴⁴³. В Кабарду также было отправлено несколько миллионов рублей. Набиравшее там силу контрреволюционное движение Заурбека Даутокова-Серебрякова, вскоре охватившее всю Кабарду, своими первыми шагами обязано именно Бичерахову: на присланные им деньги удалось сформировать два полка добровольцев⁴⁴⁴. Нечто подобное происходило и в других регионах.

Нельзя не напомнить первые шаги добровольцев в горских регионах в начале 1919 г.: желая потрафить терскому казачеству, они отвечали огнем, насилием, грабежами, реквизициями и изъятием заложников на любые признаки неповиновения горцев. «. Не исполнившие этого требования селения будут беспощадно истреблены без всяких предварительных предупреждений и условий» – характернейший образчик стиля общения представителей Вооруженных сил Юга России (ВСЮР) с горцами⁴⁴⁵. Итог: полыхающий восстаниями Северный Кавказ; расстроенный тыл ВСЮР; отвлечение от борьбы с Красной армией огромных сил и средств.

Между тем молва о Бичерахове к осени 1918 г. стала распространяться по всему Северокавказскому региону. Из Нальчика в середине октября ему писали: «Слухами земля полна. Один из них – слух о вас… Какую вы взяли на себя великую задачу об объединении нашей несчастной, разорванной на клочки России»⁴⁴⁶. Прослышав о его широкой благотворительной деятельности, антибольшевистские силы на Тереке сами искали контакта с ним. Так, например, поступил З. Даутоков-Серебряков, по просьбе которого в Петровск на встречу с Бичераховым ездил бывший командир Кабардинского полка Туземной конной дивизии И.И. Воронцов-Дашков⁴⁴⁷. Еще раньше, в сентябре 1918 г., к Бичерахову за деньгами обращался А.Г. Шкуро, партизанивший в районе Баталпашинска (ныне – Черкесск) и Кисловодска: «Для связи с отрядом генерала Лазаря Бичерахова, овладевшего уже, по слухам, Кизляром, я выслал разъезд с поручением просить у генерала денег на вооружение. У меня не было ни денег, ни какого-либо снабжения», – признавался А.Г. Шкуро⁴⁴⁸.

Наименее разработанной частью политического проекта Бичерахова оставался самый важный его раздел – организация власти. Представления Бичерахова о структуре и правилах функционирования гражданской власти оставались противоречивыми. Бичерахову очевидным образом не хватало политического кругозора и элементарной образованности, чтобы разобраться в хитросплетениях бурной политической жизни революционной России. Этим обусловливались его шатания от союза с большевиками до войны с ними же, то есть, по существу, из крайне левого лагеря в крайне правый. Такие колебания для человека, обладающего даже самыми общими политическими представлениями, были немыслимы. У Бичерахова таковых долгое время попросту не было.

Первые шаги во внутренней политике предпринимались немедленно по мере занятия территории Дагестана. Прежде всего они касались нормализации обстановки, прекращения межнациональных конфликтов, социально-бытовых вопросов. Так, после захвата Дербента Бичерахов записал в своем дневнике:

«1) Дербент. Успокоить население.

2) Вызвать представителей мусульман. Войти в соглашение.

3) Через дербентских мусульман войти в соглашение с мусульманами Баку, Кубинского уезда [Бакинской губернии] и Дагестана.

4) Постараться связаться с петровскими представителями и войти в соглашение.

5) Организовать охрану железнодорожного пути и связи.

6) Назначение районных и участковых начальников.

7) Установление местного суда и суда окружного в преступлениях государственных и между разными национальностями в Баку, Дербенте, Петровске, Кубе, Шемахе и Темир-Хан-Шуре.

8) Школьный вопрос.

9) Вопрос санитарный.

10) Вопросы почты и телеграфа»⁴⁴⁹.

Особенно сложной была проблема беженцев из Баку. В Петровске большое количество беженцев-армян располагалось в городском саду и в районе вокзала. Положение их было плачевным: много людей умерло от разных болезней; им не хватало воды⁴⁵⁰.

Бичерахов, безусловно, разделял власть военную и власть гражданскую. Если первой он намеревался владеть безусловно и единолично, то с последней явно не знал, что делать. Наблюдавшиеся им бесчисленные примеры зачаточных местных государственных образований (большевистский Баксовет, Муганская диктатура, бакинская Диктатура Центрокаспия, диктатура Тарковского, Горское правительство, Терский Казачье-Крестьянский совет и др.) не вызывали никакой реакции, кроме горькой иронии. Он наотрез отказывался от диктаторства, которое ему неоднократно предлагалось услужливыми помощниками. «Еще в Баку мне хотели навязать диктатуру (единоличную), но я уклонился. Здесь (то есть в Петровске. – А. Б.) опять все шло к тому, но я отказался. Я смотрю так, что, кто бы ни был диктатор, через две недели он будет спровоцирован и падет»⁴⁵¹. Что конкретно вкладывалось Бичераховым в понятие «диктатура», разобрать сложно. Имевшиеся перед его глазами свежие примеры «диктатур» – Муганская, Центрокаспия и Тарковского – таковыми ввиду реального отсутствия у них сил и средств на деле не являлись. Это были слабые режимы, власть которых подчас (в случае с Тарковским) не распространялась дальше «правительственного» кабинета.

Вместо этого Бичерахов «подал мысль» о создании «Кавказо-Прикаспийской краевой власти», сформулировав ее суть весьма туманно: «Власть эта на местах никакого значения иметь не будет, но будет иметь на этой окраине русское лицо и будет олицетворять русскую государственность. И будет иметь огромное значение в сношениях с иностранцами (соглашения, займы)»⁴⁵². Сбереженное «русское лицо» Кавказа эта власть передаст в руки Учредительного собрания, которое и решит участь страны. В этом – основная функция формируемой власти. Непредрешенчество, свойственное большинству белых режимов, взяло верх и здесь. В то же время Бичерахов не настаивал на реставрации царских порядков и был совсем не против предоставления широких автономий кавказским народам, вплоть до избрания национальных правительств.

Свое темное «народничество» Лазарь Бичерахов не без помощи своего брата, опытного революционера-меньшевика, направил в социалистическое русло. Лазарь не раз запрашивал Георгия о содержании тех или иных политических терминов, социализме и проч., искренне пытаясь разобраться в российском политическом хаосе. Перечни вопросов к брату составляют десятки пунктов. Разумеется, в столь короткий срок нельзя было освоить тонкости политических и экономических платформ многочисленных социалистических партий. Делая выбор, он руководствовался накопленной за минувшие месяцы эмпирией: большевики ассоциировались у него с террором, эксплуатацией межнациональной вражды, соглашательством с внешним врагом. Эсеры и меньшевики, ведшие борьбу с большевиками в Баку и на Тереке, понимались им как продолжатели «русского» дела, отстаивавшими единство страны, верность союзникам. Лазарь Бичерахов становился правым социалистом, но не через знания, а через практику.

Думается, что политические метания Бичерахова в немалой степени были обусловлены тем, что рядом с ним не оказалось политиков общероссийского масштаба. В Баку и Петровске, в отличие от Ростова, Екатеринодара, Омска или Уфы, не оседали бежавшие из Петрограда члены Временного правительства, депутаты Государственной думы и Учредительного собрания. В Ростове, например, появление добровольческого движения в начале 1918 г. сопровождалось и даже опережалось складыванием антибольшевистского политического течения, возглавляемого видными политиками и чиновниками. В Закавказье центром политической жизни стал Тифлис. Баку, Дагестан и Терек являлись ареной острой и многовекторной межэтнической борьбы, лишь самым поверхностным образом оформленной политическими институтами. Победоносно шествовавший со своим отрядом Бичерахов наблюдал лишь бежавший, по его словам, «быстрее синематографа»[9] невероятный калейдоскоп событий, лиц, интересов⁴⁵³.

К началу октября проект построения власти на Кавказе по инициативе Бичерахова обсуждался в Дагестане, Закаспии. Он был направлен на Терек, Казачье-Крестьянскому совету. Бичерахов ожидал к себе делегатов из Дагестана, Терека, Закаспия и Мугани.

12 октября по призыву Бичерахова в Петровске было созвано совещание из представителей «не занятых неприятелем и сохранивших верность России» областей. В этот день из Петровска в Энзели поручику С.Г. Альхави сообщалось: «Организуется краевая власть. Правительство накануне формирования»⁴⁵⁴. Заседания проводились семь дней, и 19 октября съездом окончательно было утверждено Положение о Кавказско-Каспийском союзе областей (в дальнейшем чаще всего он именовался просто Каспийско-Кавказским союзом), в состав которого вошли девять представителей (двое от Терского Казачье-Крестьянского правительства, двое от Закаспийского исполнительного комитета, двое от Мугани и Ленкорани и по одному от городов Петровск, Дербент и Армянского национального совета).

По Положению Совет обладал широкими полномочиями: назначал главнокомандующего, вел переговоры с союзниками, формировал местную казну и местное законодательство⁴.

Здесь же было объявлено об избрании Временного Союзного правительства – исполнительного органа Совета Союза – немногочисленного по составу: главнокомандующего и заведующего военно-морским отделом, заведующих финансами Союза, внешними сношениями, внутренними делами (с отделами: путей сообщения, торговли, земледелия, почт и телеграфа) и судной частью. В первоначальном проекте Временного Союзного правительства не было должности заведующего отделом народного хозяйства. В позднейших документах она упоминается.

Общими политическими целями нового государственного образования были объявлены: восстановление российской государственности и воссоединение разрозненных областей «Российской демократической республики»; продолжение борьбы с германо-турецкой агрессией в согласии с союзниками; наведение порядка и водворение законности на основах, существовавших до 25 октября 1917 г.⁴⁵⁶

Нельзя не обратить внимания на зачаточный характер властных институтов Каспийско-Кавказского союза: и Совет, и правительство малочисленны, их функции прописаны общо, а деятельность Совета объединяла и законодательную и исполнительную работу. Правительство не имело формального главы, и таковым, очевидно, нужно было считать главнокомандующего Бичерахова. Во всяком случае, в одном из документов Союзного правительства он назван «единственным, имеющим авторитет, [чтобы] созвать Временное правительство», в другом назван «председателем»; а в мемуарах бывшего начальника полевых войск Кавказской армии Б.В. Никитина Бичерахов именуется «председателем Временного правительства Союза Прикаспийских областей»⁴⁵⁷. Бичерахов же фактически принимал решения по кадровому составу правительства, хотя установленный на съезде делегатов Кавказско-Каспийского союза порядок предусматривал иное. Сохранилась черновая запись, сделанная его рукой, в которой напротив каждой должности стояло две-три фамилии и одна из них была выделена. В другой «памятной записке» Бичерахов отмечал: «Уничтожить всякие выборные начала, все лица по назначению»⁴⁵⁸.

Контингентом, из которого Бичерахову пришлось черпать кадры краевой администрации, стали прежде всего остатки чиновничьего аппарата областного уровня, пережившие большевиков в Порт-Петровске, Темир-Хан-Шуре и Дербенте или возвращавшиеся вслед за Бичераховым из Баку. Правда, им он не доверял. «Все власти (бывшие) здесь, но все это дискредитировано и беспочвенно», – сообщал он брату⁴⁵⁹. По убеждению Бичерахова, «никто из офицеров и гражданских лиц, принимавших участие в управлении краем, не может быть принят в дело»⁴⁶⁰. Исходя из этой установки круг лиц, могущих быть назначенными на административные должности, был узок. Например, на должность члена военно-окружного суда был приглашен престарелый генерал Н.К. Галицинский – участник Польской кампании 1863 г. и Русско-турецкой войны (1877–1878), уволенный в отставку 20 лет назад⁴⁶¹. Для сравнения можно напомнить, что у руля гражданского управления на территории, контролируемой Добровольческой армией, оказались виднейшие российские чиновники и политики, такие как бывший царский министр иностранных дел С.Д. Сазонов, бывший министр финансов Временного правительства профессор М.В. Бернацкий, целая плеяда ведущих депутатов Государственной думы и Учредительного собрания и др.

В составе Каспийско-Кавказского правительства не только не было знаменитостей, но даже имена министров удалось восстановить лишь с трудом, а именно: заведующего отделом народного хозяйства (Мерхалев), внешних отношений (Зимин, которого вскоре сменил В.Ф. Минорский), судной частью (Т. Наджаров). Заведующим военным и морским отделом и по совместительству главнокомандующим стал сам Л.Ф. Бичерахов. Управляющим делами правительства был назначен К. Атаманов. Кроме того, С.Г. Альхави был назначен официальным представителем правительства в Энзели – должность очень ответственная, учитывая, что через порт Энзели осуществлялась связь с союзниками⁴⁶².

Пожалуй, наиболее квалифицированным членом правительства стал Владимир Федорович Минорский – первый секретарь российской миссии в Тегеране (на дипломатической работе с 1903 г.), профессор, ученый-этнограф, на тот момент – один из ведущих специалистов по истории, этнографии, лингвистике народов Персии и Азербайджана, переводчик, публикатор и комментатор многих редких средневековых рукописей на арабском и персидском языках⁴⁶³. Минорский имел давний деловой контакт с Бичераховым и с началом Гражданской войны не раз высказывал пожелание своими усилиями «поддержать русское дело». В начале сентября он прибыл в Баку, где совместно с Воскресенским «подбадривал публику»⁴⁶⁴. К ротмистру Воскресенскому, с изумлением взиравшему на свои успехи в политике и флотоводстве, Минорский относился с большой ревностью и «очень-очень» просил Бичерахова склонить этого самодеятельного политика «способствовать» ему.

Если Воскресенский подтолкнул Бичерахова к политической карьере, то Минорский постарался придать ей более или менее правильные формы. Именно его перу принадлежат основные учредительные документы нового правительственного органа.

Трудно сказать, в какие организационные формы вылилось бы бичераховское понимание политики и государственности с «русской ориентацией», если бы в пределах досягаемости не обнаружились политически более зрелые антибольшевистские режимы.

С начала октября он с большим трудом стал собирать сведения о том, что происходит вокруг подконтрольных ему территорий. Интересно, что о текущем состоянии дел в Добровольческой армии он в тот момент почти ничего не знал (2 октября в дневнике сделана запись: «Об Алексееве сведений нет»). В то же время о значительно более далеких Поволжье и Сибири, благодаря уральским казакам, до Петровска доносились отрывочные сведения, весьма искаженные. Например, он знал, что «Самарское и Сибирское правительства» «состоят из членов Учредительного собрания и находятся в контакте» между собой, что «Казань очищена от большевиков» и что «железная дорога работает до Владивостока»⁴⁶⁵.

Наконец, 20 октября до Петровска дошла «радостная весть» о появлении Временного Всероссийского правительства (известного также как Уфимская директория), заседавшего в сентябре – октябре вначале в Уфе, а затем – в Омске. Временное Всероссийское правительство (председатель Н.Д. Авксентьев, члены Н.И. Астров, генерал В.Г. Болдырев, П.В. Вологодский, Н.В. Чайковский), объединившее по решению Уфимского государственного совещания 23 сентября 1918 г. сразу несколько поволжских и сибирских правительств, в том числе Временное Сибирское правительство, Комитет членов Учредительного собрания (Комуч), вполне обоснованно претендовало на роль всероссийского правительственного органа до созыва «хозяина земли русской» – Всероссийского Учредительного собрания.

5 октября новый орган государственной власти издал постановление «Об учреждении министерств, о главноуполномоченных и о взаимоотношениях органов центральных и автономных областных управлений», в котором, в частности, провозглашалось, что «все функции верховной власти, временно отправляемые ввиду создавшихся условий областными правительствами, должны быть переданы Временному Всероссийскому правительству, как только оно того потребует, причем установление пределов компетенции областных правительств предоставляется мудрости Временного Всероссийского правительства»⁴⁶⁶.

Трудно сказать, когда эта декларация дошла до Петровска и дошла ли вообще, но в любом случае, ища источник легитимации, новое Каспийско-Кавказское правительство готово было немедленно «заявить о своем подчинении его воле»⁴⁶⁷. Стремясь «немедленно осведомить» Временное Всероссийское правительство о своем существовании и политической позиции, в Уфу был направлен В.Ф. Минорский⁴⁶⁸. Посланцу был выделен автомобиль «форд», два шофера и 25 тыс. рублей на дорожные и представительские расходы. Пароходом он был направлен в Гурьев⁴⁶⁹. Командировочное удостоверение Минорского было отпечатано на типографском бланке «Главнокомандующего всеми вооруженными морскими и сухопутными силами Кавказа».

Однако путешествие оказалось медленным и многотрудным. Из Порт-Петровска Минорский отплыл только 28 октября. На рейде порта Гурьев его пароход сел на мель. Долгое время не удавалось выгрузить автомобиль. В Гурьеве стало известно, что населенный пункт Тузулук, лежавший на пути делегата, занят красными. Еще хуже было то, что Временное Всероссийское правительство за это время переехало из Уфы в Омск, что удлинило путь к нему на 800 километров – на неделю путешествия. Ожидая выгрузки автомашины, Минорский отправил в Омск с оказией письмо, а также послал туда же три телеграммы, «подробно рисующие наше положение»⁴⁷⁰. Сам он планировал в дальнейшем двигаться по маршруту Уральск – Илек – Оренбург – Стерлитамак – Уфа, а оттуда по прямому проводу связаться с Омском и на этом, по возможности, закончить поездку. Обратная дорога из Уфы в лучшем случае заняла бы две недели, при условии, если бы в Гурьеве Минорского ждал гидроплан. Понятно, почему дальнейшее путешествие казалось Минорскому малоперспективным. 2 ноября он доносил Бичерахову: «Боюсь, что Временное правительство ничем нам полезным быть не сможет, слишком поздно и слишком далеко оно закатилось…»⁴⁷¹ В другом послании Бичерахову он писал, что «Временное правительство может лишь поддержать и узаконить наше объединение»⁴⁷². Злоключения Минорского этим не кончились. Автомобиль пришлось оставить в гараже предприятия братьев Нобель в Гурьеве и дальше отправиться на перекладных. Ему удалось добраться только до Оренбурга, и обратно он вернулся лишь 15 декабря, к закату бичераховской «эпохи»⁴⁷³.

Но телеграммы Минорского в Омск достигли цели; а возможно, с Временным правительством удалось связаться иным путем. Так или иначе, уже 1 ноября Л.Ф. Бичерахов в статусе «командующего русскими силами в Прикаспийском крае» и в чине генерал-майора получал указания от Верховного главнокомандующего при Временном Всероссийском правительстве генерал-лейтенанта В.Г. Болдырева. Правда, официальный приказ о производстве Бичерахова в генеральский чин и назначении его «командующим русскими силами в Прикаспийском крае и в освобожденных им от большевиков районах» за подписью Верховного главнокомандующего генерал-лейтенанта В.Г. Болдырева⁴⁷⁴ был издан только 16 ноября, за два дня до военного переворота в Омске, в результате которого Директория пала и к власти пришел адмирал А.В. Колчак.

Неожиданно возникший Кавказско-Каспийский союз пришелся очень кстати Временному Всероссийскому правительству. Политическая обстановка на Востоке характеризовалась острой борьбой между областными правительствами, политическими партиями и течениями внутри этих правительств, так что объединение их на Уфимском государственном совещании, как и скорый (9 октября) переезд этого правительства из Уфы в Омск были результатом сложного компромисса. На момент обращения Л.Ф. Бичерахова к Временному Всероссийскому правительству последнее не имело «ни аппарата, ни финансов, ни официального органа»⁴⁷⁵. Переехав в Омск, оно существовало параллельно с заседавшим здесь же вполне жизнеспособным Сибирским временным правительством, объединению с которым мешали политические разногласия. Финансовое состояние нового правительства было плачевным. В конце октября управляющий ведомством финансов Д.Ф. Раков докладывал Директории, что в связи с развертыванием фронтов гражданской войны финансы находятся «в катастрофическом состоянии». Наличности имелось лишь 10 млн рублей при только сметной потребности в 40 млн рублей⁴⁷⁶.

Внешняя обстановка была не менее острой. «Дела на фронте ухудшались. Уфа, сравнительно недалеко отстоявшая от района военных действий, болезненно переживала падение Казани, Симбирска, нажим на Самару, – вспоминал бывший управляющий делами Временного Сибирского правительства Г.К. Гинс. – Чехи за кулисами угрожали оставить фронт… Казаки стали колебаться. Земли уральских и оренбургских казаков опять попадали под удар большевиков..»⁴⁷⁷ Связи с союзниками тоже были эпизодичны и осложнялись огромными расстояниями.

Поэтому неудивительно, что Каспийско-Кавказское правительство было немедленно признано Директорией. Оно было включено в стратегический план организации противо-большевистского фронта. Контролируемая Бичераховым территория должна была стать мостом к Югу России и к антибольшевистским силам, действовавшим в Средней Азии.

В начале ноября Бичерахов получил от Болдырева и его начальника штаба генерал-майора С.Н. Розанова три директивы (за номерами 1–3). Главной целью предусмотренных директивами мероприятий провозглашалось налаживание прочных и всесторонних связей на линии Новороссийск– Армавир – Петровск – Красноводск – Ташкент – Оренбург.

Ташкент еще предстояло освободить от большевиков, для чего на 15 ноября намечалась Ташкентская операция, после которой считалось возможным «установить связь Сибири с Черным морем при посредстве железной дороги порт Новороссийск – Армавир – Петровск – Баку, водного транспорта Баку – Красноводск, временно Петровск – Красноводск, железной дороги Красноводск – Ташкент – Оренбург»⁴⁷⁸.

Со своей стороны Бичерахов должен был развивать наступление на Баку, с тем чтобы получить доступ к нефтепромыслам и освободить железнодорожную ветку Петровск – Баку. Но главное, Бичерахову предписывалось «войти в тактическую связь с армией генерала Деникина и объединиться с отрядами, действующими в районе железной дороги Новороссийск– Армавир – Петровск, для обеспечения непрерывного железнодорожного движения по этой линии». Кроме того, он должен был продолжать поддерживать связь с англичанами и «распространять русское влияние как можно шире на Восточном Кавказе»⁴⁷⁹.

Начались контакты и по менее важным вопросам, которые должны были демонстрировать реальное вливание бичераховских вооруженных сил в состав вооруженных сил Временного Всероссийского правительства. Так, например, второй генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего полковник Леонов попросил передать в Омск наградные списки на офицеров Бичерахова⁴⁸⁰.

После переворота в Омске 18 ноября 1918 г. и установления диктаторской власти Верховного правителя адмирала А.В. Колчака легитимность Кавказско-Каспийского правительства и полномочия главнокомандующего Кавказско-Каспийской армией и флотом были подтверждены⁴⁸¹.

Передача власти от Директории в руки диктатора Колчака прошла бескровно. Верховный главнокомандующий генерал-лейтенант Болдырев был отпущен восвояси и вскоре, уже на Дальнем Востоке, в газетных интервью подводил итоги собственной деятельности по возрождению русской государственности и армии. Один из главных итогов – собирание русских земель – иллюзия, ставшая возможной благодаря Лазарю Бичерахову. «В тот момент, – сообщал Болдырев корреспонденту газеты «Далекая окраина», – Северный Кавказ и ряд других крупных областей изъявили согласие подчиниться Директории и все более и более ощущалось, что сплочение русских сил начинает принимать реальные формы»⁴⁸².

Тем не менее теперь Лазарь Бичерахов стал «представителем центральной власти» и, что важно, ощущал себя таковым. Подводя итог дагестанскому периоду его деятельности, его сподвижник Б.В. Никитин отмечал: «Бичерахов получил весь флот Каспийского моря и почти весь Каспийский бассейн, отбитый им у большевиков. Стратегическое положение освобожденных областей, богатства территорий и войска, связанные флотами коммерческим и военным, делали их большим русским центром всей окраины в течение половины 1918 года и начала 1919 года»⁴⁸³.

Возможно, что Бичерахов смог бы вырасти в крупномасштабного вождя антибольшевистского движения. Дипломатичность, ответственность, твердость – качества, необходимые хорошему политику, – отмечали в нем очень многие люди из самых разных политических лагерей. В свое время представитель Энзелийского комитета ВКП(б) С. Буданцев констатировал его «несомненные дарования в области стратегии и политики». Он назвал его «кавказским Наполеоном»⁴⁸⁴. Большевик А.П. Челяпин незадолго до этого сообщал Бакинскому совнаркому: «Бичерахов – очень умный, тонкий дипломат и ведет политику очень умело»⁴⁸⁵. В то же время многие отмечали его скрытность: «Его намерения неизвестны»; «Что-либо заподозрить в его словах нет возможности» и т. д.⁴⁸⁶

Отвлекаясь от основного повествования, отметим, что если кто и извлек выгоду из высокого положения Л.Ф. Бичерахова, так это его жена. Надежда Георгиевна Бичерахова, в отличие от своего лично скромного и непритязательного в быту мужа, имела задатки светской дамы, не была чужда роскоши. Лазарь Федорович потакал ее женским слабостям по части модных нарядов и обуви. Надежда Георгиевна в полной мере использовала положение мужа, которого он добился во второй половине 1918 г. Например, когда судьба занесла бичераховский отряд в «захолустный» с точки зрения светской жизни Порт-Петровск, Н.Г. Бичерахова, используя служебные возможности мужа, отправляла в Баку своему сапожнику заказы на новую обувь. Не могла она себе отказать и в последнем писке моды того времени, весьма недешевом, – она владела личным легковым автомобилем, который приобрела в Баку. Благодаря распоряжениям Л.Ф. Бичерахова он также путешествовал вслед за своей хозяйкой, куда бы ни забрасывала ее судьба.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.