ВОЗНЕСЕНСКИЙ ТРИУМФ

ВОЗНЕСЕНСКИЙ ТРИУМФ

В 1837 году генералу де Витту предстояло держать один из главных экзаменов в своей жизни, к которому он готовился тщательно и упорно в течение целого года. Летом этого года Иван Осипович представлял императору регулярные и поселенные войска Юга России. Отметим, что это был не обычный рядовой смотр, а грандиозная демонстрация русской военной мощи перед многочисленными представителями Европы. Смотр должен был наглядно продемонстрировать, что военная мощь России способна сокрушить любого врага, и с Петербургом лучше дружить, чем враждовать. Масштабы маневров были столь впечатляющими, что они навсегда вошли в историю военной истории России. Говоря современным языком, кавалерийский смотр 1837 года был грандиознейшей военной демонстрацией военной мощи России, организация и постановка которой требовала огромного труда от де Витта, который был назначен руководителем этого смотр-шоу. От того, как удачно будет организован смотр войск на юге страны, для Николая I зависело очень много.

В мае 1836 года Витт был вызван в Петербург, где ему было объявлено о намеченных на август будущего года маневрах. На это генерал ответил, что «войска с нетерпением ожидают его посещения». На это Николай заметил, что непременно «осчастливит их своим посещением».

В столице генерал особо не задержался. По возвращении он первым делом собрал окружных начальников, которым посоветовал обратить внимание на села, стоящие вдоль почтовой дороги, то есть на те, мимо которых поедет император со свитой. Историк пишет: «Начальники исполнили совет, и к осени в этих селах появились дома в 4 и даже в 5 комнат с клуней, с черепичными крышами, палисадниками и хозяйственными постройками. В конце каждого села можно было увидеть ток со скирдами из снопов вымолоченного хлеба и клуню с оштукатуренными кирпичными стенами».

Кто-то может упрекнуть де Витта в создании очередных «потёмкинских деревень». На это можно вполне резонно ответить: а когда у нас перед приездом высших лиц государства было иначе? Как бы то ни было, но целый ряд сёл, причем сёл, стоящих на стратегически важной трассе «Север — Юг», были в кротчайшее время приведены в образцовое состояние. Постройка просторных изб гарантировала комфортное размещение на ночлег большого количества солдат, а создаваемые места хранения провианта — своевременное обеспечение их хлебом и фуражом. Поэтому «модернизацию» придорожных сел следует оценивать как грамотное и правильное решение. Пройдет всего 16 лет, и труды Витта будут по достоинству оценены. В 1853 году в связи с началом Крымской войны начнется массовая переброска войск и припасов на Дунай и в Крым, вот тогда-то и пригодятся огромные избы, в которых можно будет размещать на ночлег целые роты и вместительные провиантские клуни.

Историк Н. Чулков пишет: «По возвращении из Петербурга Витт вызвал всех начальников военных поселений и объявил им, что государь назначил смотр на август будущего города для всей армейской кавалерии с её артиллерией, обозами и понтонными парками, и что все эти войска должны получать продовольствие на средства поселений во время смотра. Смотр продолжится две недели, но всё продовольствие должно быть заготовлено в месячной пропорции. Обратившись к полковым командирам, Витт просил их озаботиться, чтобы их части представились к смотру в самом блестящем виде, и обратить внимание на однообразную амуницию и обмундировку офицеров. Для этого он советовал закупить амуницию в петербургских магазинах, снабжающих гвардию, а сукно для мундиров, чтобы оно не было разных оттенков, выписать с одной фабрики. Окружные начальники заявили, что у поселения не хватит средств для продовольствия более 100 тонн, людей и лошадей, тем более, что для перевозки провианта и фуража потребуется огромное число подвод, перевозку же надо будет производить в самое рабочее время, что совершенно подорвет благосостояние хозяев; потребуются также подводы для перевозки войсковых тяжестей, на что у поселения не останется никаких средств».

Отметим продуманный подход де Витта к вопросам обеспечения войск продовольствием и новым обмундированием. Разумеется, что назначенный императором Николаем для смотра август месяц был крайне неудобен для военных поселенцев, которые в это время занимались полевыми работами. Но тут де Витт не мог уже ничего изменить, время смотра определял не он.

Продолжим цитирование Н. Чулкова: «…На это Витт возразил окружным начальникам, что он всегда предоставлял им полную свободу распоряжаться хозяйством поселений по их личному усмотрению, никогда не проверял их отчетов и верил всем доставляемым ими сведениям о неурожаях, градобитиях и низких ценах на хлеб и отчетам о расходовании денежных сумм; за это теперь он требует исполнения своего приказания и предупреждает, что если они не найдут средств исполнить его требование, он нарядит самое строгое следствие над ними. Граф Витт дал им сутки на размышление».

Говоря современным языком, на протяжении целого ряда лет де Витт не вмешивался в хозяйственные дела поселенцев, позволяя им, таким образом, богатеть. При этом граф прекрасно понимал, что отчеты, подаваемые ему, не отражают истинного положения дел, количество выращенного хлеба в них всегда значительно занижается, а излишки делятся между поселенцами и их ближайшими начальниками. Теперь же генерал вполне закономерно потребовал у своих подчиненных направить хотя бы часть из присвоенного на общее дело. Согласитесь, что требование вполне обоснованное! Что же было в конце концов решено?

Снова обратимся к Н. Чулкову: «На другой день окружные начальники объявили, что, если им разрешено будет позаимствовать хлеб из запасных магазинов, то они будут в состоянии приготовить нужное количество провианта, и только просили, чтобы поселения были освобождены от дачи подвод под тяжести войск при их передвижении. Витт согласился на эти условия».

И здесь де Витт показал себя, как вполне либеральный руководитель. Он не стал «дожимать» своих подчиненных: я, мол, отдал приказ, а ваше дело, как его исполнить! Он пошел на компромисс с тем, чтобы выполнить поставленную ему задачу, но при этом и не разорить людей. Опытный хозяйственник, он разрешает, чтобы резервные запасы хлебы были восстановлены постепенно и без особого ущерба поселенцам. В этом был определенный риск, так как всю ответственность за расход и последующее восстановление стратегических запасов продовольствия генерал брал на себя. Пошёл де Витт и на то, чтобы не давать подводы и лошадей войскам, что тоже бы разорило военных поселенцев. При этом, как увидим ниже, де Витт спланировал работу поселенцев так, чтобы основная её часть пришлась на зимние месяцы и не отвлекала бы людей от полевых работ весной и летом.

Не так много найдется и сегодня руководителей, которые при выполнении важнейшей государственной задачи стремятся не только решить её на высшем уровне, но при этом ещё заботятся и о благе рядовых исполнителей!

Местом проведения грандиозного смотра был определен уездный городок Вознесенск, где размещался штаб Сводного кавалерийского корпуса. Вознесенск был обычным захолустным городишком с несколькими улицами и двумя-тремя приличными домами. Теперь же предстояло подготовить его не только для размещения многочисленных штабов, но и для проживания императора и его свиты, а также для ожидавшихся многочисленных европейских гостей. При этом всё надо было сделать так, чтобы не ударить лицом в грязь. На кону был престиж державы! И это тоже легло на плечи де Витта.

Н. Чулков пишет: «Дома начальствующих лиц решено было переделать под помещение для государя, наследника, великого князя Михаила Павловича, иностранных принцев и лиц приглашенных. Корпусные командиры должны были снабдить всем необходимым квартиры наследника и великого князя, начальники дивизий — иностранных гостей, бригадные и полковые командиры и окружные начальники — свиты и приглашенных лиц. Все издержки решено было покрыть деньгами, вырученными от продажи хлеба. Обыкновенно хлеб продавался с публичного торга местным хлебопромышленникам, теперь же решено было продать его одесским негоциантам. Для производства работ по приготовлению помещений были высланы в Вознесенск всё поселенные мастеровые. Для продовольствия двора и гостей был выписан из Одессы ресторатор Дюссо; драпировка квартир поручена драпировщику, выписанному из Парижа; мебель заказана одесскому мебельщику Коклену. В конце сентября сотни людей были посланы в черкасские леса для рубки леса, а в декабре несколько тысяч подвод из первых 8 округов были посланы для перевозки заготовленного строительного материала. В других округах люди были заняты ломкой и доставкой известняка, дикого камня и кирпича. Работы этого рода продолжались до половины февраля. С половины мая началась перевозка провианта и фуража. Перестройки начались ещё в апреле, и скоро Вознесенска нельзя было узнать: образовался хорошенький городок с улицами, обсаженными деревьями и садами, выросший как бы по мановению волшебной палочки. Дом, где жил корпусной командир, превращен был в маленький дворец с прекрасным садом. Из манежа с прилегающими конюшнями было сделано помещение для бала с огромным залом, гостиными и пр. Зал был украшен по стенам оружием и военной арматурой, помещенными между зеленью роскошных растений. Канделябрами служили стволы пистолетов и ружей, расположенных звездами и украшенных вензелями государя и государыни из цветов и зелени. Выстроен был также театр с тремя ярусами лож. Одна из конюшен была превращена в роскошный буфет с несколькими залами. Квартиры для гостей были вполне меблированы и снабжены всем необходимым. Чтобы показать хозяйство поселян с наиболее выгодной стороны, ко времени царского проезда, к почтовой дороге сгоняли скот из разных сел, самих же поселян заставляли производить около дороги сельские работы при помощи особых плугов и других хозяйственных орудий, обыкновенно хранившихся в волостях».

Что и говорить, объём работ, выполненных с осени 1836 года до августа 1837 года, был поистине грандиозен. При этом из государственной казны на организацию приёма многочисленных гостей и на проведение самих маневров де Витт не взял ни копейки! Всё было сделано исключительно за счёт изысканных местных средств. Уже одно это говорит о незаурядных качествах генерала как организатора и администратора. Факт показухи (с придорожными работами поселенцев), разумеется, тоже был, как, впрочем, и на всех парадных мероприятиях со времен Рюрика до наших дней. Винить за это Витта не следует, он играл по установленным правилам.

Заметим, что и реконструкция целого города, и масса иных сопутствующих вопросов, которые необходимо было решать де Витту, носили хоть и важный, но всё же вспомогательный характер. Главной же задачей на предстоящих маневрах должна была стать высочайшая обученность и слаженность вверенных и приданных ему войск. При этом предстояло осуществлять одновременные маневры десятков тысяч всадников. Всё это могло быть достигнуто усиленными тренировками и ученьями. И за это отвечал также Витт.

Обратимся к хронике тех событий: «За несколько дней до приезда государя войска собрались под Вознесенском в лагере, который тянулся на протяжении восьми верст. Кавалерии было 350 эскадронов, пехоты — 30 батальонов. Со всех концов Европы съехались гости. Здесь были представители Австрии, Пруссии, Баварии, Швеции, Англии и даже Турции. Из Одессы и окрестностей были приглашены дамы. 17 августа приехал государь. В тот же день осматривал войска, и остался очень доволен. Смотры продолжались и в следующие дни. 23-го в 6 часу утра государь произвел тревогу. Через полчаса все войска собрались в назначенном пункте. Государь остался доволен быстротой, с какой войска прибыли на сборный пункт. Манёвры продолжались до часу, после его войска были отпущены, но почти немедленно государь, желая показать иностранным гостям выносливость своей кавалерии, снова дал сигнал к сбору и продолжил маневры ещё 4 часа. Тревога эта очень утомила войска…»

На смотре присутствовал старый соратник и друг де Витта генерал от кавалерии А.И. Чернышев, ставший к тому времени уже военным министром.

Ну а чем же занимался в это время де Витт? Предоставим слово очевидцу тех событий: «Витт опоздал к началу маневров и Николай Павлович после подтрунивал над ним, что он в благодарность за угощение приготовил ему сюрприз, только не знает, угодил ли этим сюрпризом. “Вот каких ты нажил беспокойных гостей, — шутил государь, — которые тебя, только и знай, что тревожат!” Действительно положение Витта было очень трудное: с одной стороны, приходилось хлопотать о гостях, с другой — командовать войсками на смотрах и маневрах…»

А вот воспоминание о Вознесенских маневрах будущего генерала Н.Н. Муравьева-Карского, который, будучи братом сразу трёх декабристов и сам замешанный в масонских делах, относился к генералу де Витту предельно отрицательно: «Граф Витт служил вчера забавою. Ему велено было командовать всеми поворотами ординарцев, на что у него недоставало ни сил, ни голосу… Старик был пешком. Он бросился вперёд бегом, но не мог отойти дальше 100 шагов, как у него замерли и слова, и голос, и слух. Никто не смел явно смеяться, государь сказал, что граф Витт по старости начинает уже глохнуть, а он остался один на поле, навлекая на себя всеобщее внимание странными телодвижениями и всяческими кривляньями, имеющими цель выразить принимаемое им участие в успехах». Отбросив в сторону явную тенденциозность Н.Н. Муравьева, видно, что во время маневров де Витту приходилось предельно сложно и он находился на грани физического и нервного истощения.

24 августа в Вознесенск прибыла супруга Николая I Александра Федоровна с великой княжной Марией Николаевной. Тут же де Витту было поручено, помимо всего прочего, лично опекать их.

25 августа был проведён парад всей кавалерии, всех 350 эскадронов. Руководил парадом де Витт. Император во главе конницы проскакал церемониальным маршем мимо своей супруги. На следующий день был смотр пехоты, которую представлял опять же де Витт.

Из записок графа А.Х. Бенкендорфа, который оставил после себя воспоминания Николая I о путешествии на юг со своими комментариями: «…Прерву на минуту рассказ государя, чтобы объяснить цель его приезда в Вознесенск. На огромной тамошней равнине, орошаемой Бугом, предназначен был сбор колоссальных масс кавалерии. 1-й, 2-й и 3-й кавалерийские корпуса, сводный корпус из двух дивизий, принадлежавших к пехотным корпусам, дивизия из 40 эскадронов, образованных из бессрочно-отпускных восьми соседних губерний, и резервные эскадроны всей кавалерии собраны и расположены были с принадлежащею к ним артиллериею в окрестностях Вознесенска.

К кавалерии ещё присоединились 12 резервных батальонов 5-го корпуса и 16 батальонов с 3-мя батареями артиллерии, составленных из бессрочных тех же восьми губерний.

Неусыпными трудами графа Витта местечко Вознесенск, дотоле лишь штаб-квартира одного из кирасирских полков, было менее чем в год превращено в настоящий город, с дворцом для царской фамилии, обширным садом, театром, около двух десятков больших домов для знатных особ и до полутораста меньших для свиты и для приглашенных на этот смотр генералов и офицеров. Тут было соединено всё, что только могло потребоваться для комфорта и даже для утонченной роскоши. Меблировка дворца представляла образец лучшего вкуса, и из Одессы и Киева были выписаны торговцы всех родов и лучшие рестораторы. Для гостей было приготовлено до 200 экипажей и 400 верховых лошадей. Прибавлю, что все здания были каменные и построены чрезвычайно прочно. Всё имело вид настоящего волшебства!

Зрителями явились в Вознесенск: из своих, кроме императрицы, наследника, великого князя Михаила Павловича с супругою и великой княжны Марии Николаевны, множество корпусных и дивизионных командиров из всей армии, несколько гвардейских генералов и почти все генерал- и флигель-адъютанты; из иностранцев: австрийский эрцгерцог Иоганн; прусские принцы Август и Адальберт; принц Фридрих Виртембергский; герцог Бернгард Веймарский со своим сыном; герцог Лейхтенбергский из Баварии; австрийский посол, граф Фикельмон, и генералы австрийские: князь Виндишгрец и Гаммерштейн с 24-мя офицерами, и прусские: Натцмер и Бирнер с 8-ю офицерами, английский генерал Арбутнот, два датских офицера и от султана Мушир-Ахмет-паша с 6-ю офицерами.

Все эти господа приезжали постепенно, и для них всех достало помещений, экипажей и лошадей. Этот огромный военный сбор сильно занял чужестранные журналы и навел беспокойство на кабинеты парижский и лондонский, при вечной их подозрительности к России. Австрия и Пруссия, хотя им ближе были известны планы нашего правительства, тоже, однако, остались не совсем довольны показом с нашей стороны таких сил и, в завистливости своей, всячески старались уверить и себя и других, что тут гораздо менее войска, чем утверждают, и что, притом, оно дурно обучено.

Одна Турция, вполне доверяя императору Николаю, как своему благодетелю и спасителю, не обнаруживала никакого неудовольствия против такого чрезвычайного сбора войск близ её границ, а посол султана, с многочисленною своею свитою, видел для Оттоманской Порты в развитии наших военных сил скорее оплот, нежели какую-либо опасность.

“Я не утерпел, — продолжал государь, — чтобы не взглянуть на собранные войска тотчас же по прибытии, и на следующее утро был уже среди них. Бесконечная долина казалась нарочно созданною для совокупления на ней такой огромной силы, и не могу вам выразить, что я чувствовал, подъехав к ней. 350 эскадронов со 144-мя конными орудиями, вытянутые в пять линий, представляли зрелище такое величественное и новое, что первою моею мыслью было возблагодарить вместе с ними Бога! Поразительно было смотреть на громадную массу всадников, обнаживших головы для молитвы. В эту минуту я гордился принадлежать им и быть их начальником. После молебствия войска прошли передо мною церемониальным маршем; всё блистало красотою и выправкою: люди, лошади, обмундировка, сбруя, всё казалось вылитым по одному образцу. Я вполне наслаждался, и виденное тут превзошло мои ожидания. Дух этого войска тоже превосходный, потому что такого блестящего состояния можно достигнуть только ревностным и совокупным усердием начальников и солдат. Они приняли меня с восторгом, выражавшимся на всех лицах. Мне уже не было причины сомневаться относительно впечатления, которое этот сбор войск произведёт на иностранцев. 19-го августа я смотрел пехоту, и она хороша, а батальоны бессрочных — превосходны.

На другой день я делал манёвры всей кавалерии и боялся, что её числительность меня затруднит, но люди так хорошо выучены, а начальники так внимательны, что всё шло в совершенстве.

После обеда я осматривал госпитали, устроенные по случаю сбора такой массы людей в одном месте; найденный в них порядок не оставлял ничего желать лучшего. Впоследствии было немало больных глазами, от пыли и жары.

21-го августа драгунские дивизии и артиллерийские батареи производили в моем присутствии стрельбу в цель. Видно, что они над этим порядочно поработали: мишени были все расстреляны. 22-го августа, в день моей коронации, я слушал обедню в пехотном лагере, а после обеда мне показывали конские заводы поселенных полков. Кобылы хороши, и есть несколько замечательных жеребцов; только в породе для кирасир остается ещё желать улучшения.

23-го августа, в 8-мь часов утра, сидя у эрцгерцога Иоганна, я велел ударить тревогу, и менее чем в полчаса всё было в строю и под ружьем.

27-го августа, рано утром я выехал навстречу к императрице, с которою и вернулся в Вознесенск. Нас встретили перед городом, верхами, все генералы и штаб-офицеры, как из числа гостей, так и принадлежавшие к войскам, расположенным в лагере, что составило огромнейшую свиту. Ночью приехал и старший мой сын, прямо из Сибири. Вы можете себе представить, как я рад был с ним увидеться. Саша много выиграл от этой поездки и совершенно возмужал.

Жена моя присутствовала при большом параде, который удался ещё лучше первого, сделанного мною в виде репетиции. Иностранцы были изумлены красотою и выправкою наших войск, которые могли поспорить с гвардиею, а в отношении к подбору и выездке лошадей ещё чуть ли не стояли выше её. Потом были у нас учения и маневры”.

Государь рассказал их во всей подробности и при этом обнаружил удивительную память, передав все их частности.

“Наконец, пришлось расстаться с Вознесенском, где в продолжение двух недель я испытывал одни наслаждения; признаюсь, что расставание с этим прекрасным и добрым войском мне было очень тяжело…”».

Из хроники событий Вознесенских маневров: «Маневры и смотры сменялись балами, праздниками с фейерверками и пением кантонистов, спектаклями в театре, где играла французская труппа из Киева и русская. Витт устроил для государыни особенную линейку с колоннами, убранную живыми цветами и балдахином из красного бархата, украшенным золотыми бахромой, шнуром и кистями и увенчанным золотой короной. В линейку запрягли две пары волов с позолоченными рогами. Возница был в богатом малороссийском наряде. Витт сопровождал императрицу верхом. Государь смотрел на это оригинальное катание с балкона и очень смеялся. 30 августа состоялся большой бал в нарочно приготовленном для этого помещении, причём обязанности хозяйки исполняли сестра Витта, графиня Потоцкая и графиня Воронцова. Торжества закончились балом, данным государыней 3 сентября для избранных, после чего последовал отъезд высоких гостей в Одессу».

Относительно пребывания Николая I в Вознесенске рассказывают следующий анекдот. Во время кавалерийских маневров одной из сторон командовал де Витт, а второй — сам император. В какой-то момент войска де Витта без видимых причин якобы начали отступать перед войсками императора. На недоуменный вопрос императора, почему де Витт отступает, бывший рядом генерал Еромолов ответил: «Он, ваше величество принял сражение за настоящее!» Было ли всё именно так, сегодня сказать трудно. Но то, что самолюбивый, склонный к интригам (вспомним интриги Еромолова против Кутузова и Барклая-де-Толли в 1812 году!), да к тому же ещё и опальный Ермолов откровенно завидовал де Витту (с которым он стоял у истоков создания военных поселений), это факт. Так что нет ничего странного, что злой на язык Ермолов воспользовался случаем, чтобы попытаться хоть как-то опорочить де Витта в глазах Николая I.

На Ермолова ссылаются историки и относительно другого анекдота, связанного с Вознесенскими маневрами: «Граф Витт, желая ознаменовать пребывание государя Николая Павловича в Вознесенске, устроил иллюминацию и над своим домом поместил щит с буквам “Н.А.” (Н. — это вензель Николая Первого, А. — его супруги Александры Федоровны. — В.Ш.). А.П. Ермолов по этому случаю сказал следующее: “Как тонко генерал Витт намекает государю, что ему надо аренду”. Разумеется, что де Витт ни на какую аренду не намекал (денег у него и своих хватало с избытком!), но уж очень хотелось Ермолову ещё раз унизить пользовавшегося расположением царя генерала. Но Бог с ними, с недоброжелателями!

3 сентября 1837 года Николай I лично вручил Ивану Осиповичу де Витту алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного и 300 тысяч рублей «за примерную деятельность и неусыпные труды в доведении до превосходного устройства во всех отношениях войск, находившихся в сборе при городе Вознесенске».

Что и говорить, собранные им под Вознесенском 350 эскадронов «поселенной кавалерии» показали себя достойно. Думаю, что Вознесенские маневры стали вершиной таланта де Витта как администратора и организатора. Император Николай делал большую ставку на зрелищность и отработанность грандиозных Вознесенских маневров, которые должны были остудить пыл противников России в Европе. Это дело он доверил де Витту, и тот не подвёл. Думаю, что по своим политическим последствиям Вознесенские маневры имели значение не меньшее, чем выигранное генеральное сражение.

После завершения мероприятий в Вознесенске император отправляется в Одессу. По просьбе Николая де Витт сопровождал его в поездке. Это был знак высочайшего расположения к генералу. Из Одессы император, в сопровождении де Витта, переехал в Севастополь, где ознакомился с положением дел на Черноморском флоте, а затем по приглашению графа Воронцова отправился отдохнуть на южный берег Крыма.

Из записок императора Николая I: «…Простившись со всеми и поблагодарив графа Витта, который в этом случае выказался истинным волшебником, я 4-го сентября, в полдень, выехал в Николаев, а жена с Мери (дочь Николая Мария Николаевна. — В.Ш.) отправились прямо в Одессу…»

В Одессе произошло ещё одно достаточно любопытное событие, невольным свидетелем и участником которого стал де Витт. В честь приезда императора граф Воронцов назначил бал, который и открыл император с супругой. В разгар бала Николай заметил стоявшую в отдалении сестру де Витта Ольгу Потоцкую. Так как император по этикету не мог просто так подойти и пригласить даму на танец, он послал к Потоцкой адъютанта с тем, чтобы тот от его имени пригласил графиню. Случился казус: то ли приказ был отдан не слишком понятно, то ли адъютант что-то не дослышал, но он вместо того, чтобы подвести даму к императору и передать из рук в руки, сказал, чтобы та сама шла и пригласила императора на тур вальса. Это было весьма бестактно. Потоцкая стушевалась, а вышедший из себя Николай крикнул на весь зал незадачливому адъютанту: «Дурак!» В одно мгновение в зале повисла тишина. Нерастерявшийся де Витт немедленно подошёл к императрице и пригласил её на тур вальса. Музыка вновь заиграла. Увидев танцующую супругу, Николай, наплевав на все этикеты, прошел через зал к растерявшейся Потоцкой пригласил её на танец. Инцидент был исчерпан.

Отметим, что 17 сентября император остановился в Ореанде у де Витта. Разумеется, граф сделал всё возможное для достойного приема столь высокого гостя. Очевидцы характеризовали его как «роскошный». Один из них вспоминал: «Неумолчно играла музыка, с гор стреляли из пушек. Вечером скалы были иллюминированы разноцветными шкаликами, на вершинах гор были поставлены горящие смоляные бочки. Праздненство закончилось фейерверком».

То, что Николай остановился ночевать именно у де Витта, следует считать как ещё одну награду генералу за блестящую организацию и проведение грандиозных манёвров. Затем Николай отправился в Алупку к Воронцову, у которого гостил целых две недели.

Тогда же Николай подарил Ореанду своей супруге Александре Федоровне. Судя по гравюрам XIX века, она с самого начала была задумана не как экономическое имение, а как место летнего отдыха среди прекрасной природы. Не случайно в течение нескольких лет это имение называлось «Ореандским собственно Ея Императорского Величества садом». Его управляющий Александр Васильевич Ашер (его собственные небольшие земли находились в районе нижней Ореанды) большое внимание уделял развитию парка в Ореанде. В течение весны 1837 года выписывали и получали из Риги из большого «Ботанического заведения Карла Вагнера» саженцы деревьев и рассаду цветов. Несколько разновидностей магнолий, 22 вида георгин, туберозы, анемоны, камелии, пеларгонии, фиалки, портулак и много других цветов было высажено в то время в парке. Ашер просил разрешения у Воронцова для развития парка устроить «школу» для каштанов и других кустарников. Воронцов отводит ему участок, предупреждая при этом, что от парка для этих целей можно взять лишь немного земли.

17 сентября он подписал указ кабинету Императорского Двора: «Принадлежащее мне на Южном береге Крымского полуострова имение Ореанду, со всеми строениями и угодьями даруя любезнейшей супруге нашей Императрице Александре Федоровне, повелеваю считать собственностью Ея Императорского Величества».

Царскую чету Воронцов принимал в своем дворце в Алупке. Николай I пробыл в Алупке с 16 по 19 сентября и, как описывал один из сопровождающих его приближенных, С.В. Сафонов, «Его Императорское Величество остался чрезвычайно доволен всем, им найденным в Крыму, и выразил это в рескрипте, данном на имя достойного правителя Новороссийского края, графа Воронцова». Александра Федоровна оставалась в Алупке до 30 сентября. В один из погожих дней, 27 сентября, «Ея Императорское Величество изволила долго прогуливаться верхом и посетила принадлежавшую ей Ореанду. Воздух был тёпел, море было тихо и покойно». 30 сентября, покидая южный берег Крыма, императрица снова посетила Ореанду. Она и великая княжна Мария Николаевна «изволили поехать верхом на довольно возвышенное место, откуда видна вся Ореанда, Ялтинская долина и весь берег между мысом Ай-Тодор и горою Аю-Даг. Эта скала составлена из многих отдельных скал и покрыта можжевеловыми деревьями. Среди этих скал Ея Императорское Величество изволила собственноручно посадить лавровое дерево и потом долго работала с великой княжной, графом и графинею Воронцовыми, засыпая дерево землею».

Уезжая из Алупки, императрица Александра Федоровна оставила письмо: «С чувством искреннего сожаления оставляю прелестную Алупку, которую никогда не забуду, равно как и её обитателей, оказавших нам более, нежели любезный приём. Увижу ли я когда-нибудь этот возлюбленный берег? Вот вопрос, естественно, представляющийся при расставании с местами и странами, неизгладимыми чертами врезавшимися в память. Почему Черное море так далеко от Балтийского?»

Вскоре после Вознесенских маневров де Витт, выбрав удобную минуту, обратился к Николаю с просьбой об устройстве своего любимца Адама Ржевусского. Николай был в хорошем настроении и тут же назначил графа Адама своим флигель-адъютантом, а ещё через три месяца он был переведен подполковником в Ахтырский гусарский полк, с оставлением в звании флигель-адъютанта. Уже через год граф Ржевусский был произведён в полковники и вскоре получил в командование Малороссийский кирасирский (впоследствии драгунский) полк. Милости меж тем продолжались. В следующем году он был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени, Станислава 2-й степени и прусским Красного креста. Карьера складывалась головокружительной. Однако едва Ржевусский вышел из-под опеки де Витта, его ждала большая неприятность.

В 1839 году при переходе Малороссийского кирасирского полка в Калиш на маневры солдаты не только вымогали у жителей деньги на выпивку и закуску, но и устроили настоящий погром, в ходе которого погиб один из жителей. Жители Дубно принесли жалобу на чинимые насилия, дело дошло до императора, и началось разбирательство, которое тянулось около четырех лет. Николай был взбешен бесчинствами кирасиров, и никакое заступничество де Витта уже помочь не могло. Ввиду предстоявшего неблагоприятного исхода Адам Ржевусский просил об увольнении его в продолжительный отпуск, просьба была исполнена, и, сдав полк, он был отчислен в отставку. В октябре 1839 года, по всеподданейшему докладу генерал-аудиториата о следствии по жалобе жителей города Дубно, последовало Высочайшее повеление: «Флигель-адъютанта полковника графа Ржевусского, за допущенные непростительные беспорядки, арестовать домашним арестом на трое суток, с объявлением, что единственно во уважение прежней и нынешней отличной службы строже не наказывается». Наказание было, в общем-то, пустячным, возможно, вновь сказалась помощь де Витта. Последнее, что мог сделать для своего бывшего адъютанта генерал, так это добиться восстановления его в должности флигель-адъютанта при императоре. К этому времени Николай уже остыл и простил Ржевусского.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.