12

Днем ранее в Первопрестольную по неотложным делам уехал Роман. (В пути он неведомо для себя разминулся с графом Львом Николаевичем Толстым, прервавшим работу над романом «Война и мир» и на несколько часов приехавшим 21 апреля 1868 года из Москвы в Ясную Поляну с целью осмотреть хозяйство^[442].) Тульские жандармы были в панике. 22-го числа экстренной телеграммой Роман был вызван в Тулу, чтобы 23-го вновь уехать в Москву. Его ожидали малоприятные дорожные приключения. «Путь, по случаю постоянных дождей и таяния снегов до того поврежден, что предшествующий товарный поезд сошел с рельсов и испортил совершенно путь и остановил наше движение на 21 час». На станции Бараново поезд простоял с 3 часов дня 23-го до 12 часов 24-го апреля (Л. 69). А в это время генерал Мезенцов окончательно запутался в ворохе доложенных ему экстренных телеграмм: «Я ничего не понимаю» (Л. 44). Действительно, мудрено было ему разобраться, когда почти на сутки, из поля зрения всевидящих глаз его подчиненных одновременно исчезли как Акинфова, так и Роман.

24 апреля 1868 года генерал Слезкин секретной телеграммой № 5199 прояснил ситуацию: «Акинфьева со вчерашнего дня в Москве. Дальнейшие намерения еще не известны» (Л. 49). И лишь на следующий день Мезенцову вручили долгожданную телеграмму Романа № 5225: «Сейчас прибыл Москву задержками. Путь поврежден. Брат здесь. Адрес знаю. Подробности почтой. Петров» (Л. 58).

Карл Иванович продолжал проявлять свою индивидуальность и по малейшему поводу не уставал давать советы начальству. Может быть, это объяснялось его болезненным состоянием. «Боюсь, чтобы появление мое в Hot de Dr. (гостинице «Дрезден». — С.Э.) не показалось ей странным, ибо она ведь видела меня у Дюссо и в одном с собою вагоне… Вам стоит только пожелать и приказать, и я готов всем жертвовать, лишь бы исполнить свято Ваше желание. Это самое обязывает меня говорить Вам всегда правду. Здоровие мое от постоянных тревог и лишений сильно пошатнулось. 24 апреля 12 ? ночи. P.S. Движение поездов на Тулу совершенно прекращено» (Л. 70 об.-71. Курсив мой. — С.Э.). Роман полагал, что дальнейшее наблюдение за Акинфовой в Москве не имеет смысла и ведет лишь к постоянной трате больших денег. Кроме того, он мечтал о возвращении в Петербург, где оставил жену на сносях и двоих детей (Л. 76 об.). Генерал Слезкин в приватном письме Мезенцову вскользь заметил: «Роман тяготится своею командировкою…» (Л. 98). Карла Ивановича раздражали непрофессиональные, с его точки зрения, действия секретных агентов генерала Слезкина. Он опасался, что Акинфова обо всем догадается. Интуиция и опыт его не подвели. 28 апреля 1868 года Роман написал Мезенцову: «То, чего я опасался, случилось. Вчера по всей гостинице к вечеру распространился слух, что Московская полиция усиленно следит за братом» (Л. 87). На следующий день он с горечью продолжил: «Секретно. Вообще настоящее дело, по милости прислуги… становится все более и более гласным и различным толкам нет конца» (Л. 73 об. Курсив мой. — С.Э.). На его обширном письме сохранилась раздраженная резолюция карандашом: «Наблюдение за г. Акинфьевой должно быть усугублено, уведомьте об этом как Романа, которому оставаться, так и ген<ерала> Слезкина, сообщить им, по поручению Графа [Шувалова], что какой-либо непредвиденный поступок со стороны г-жи Акинфьевой падет на их личную ответственность» (Л. 72. Сравни Л. 78–79). Генерал-майор Слезкин отреагировал молниеносно, переслав Мезенцову малограмотный донос одного из своих агентов на «господ фон Романка (Sic!) и Неваховича», которые «постоянно сидят вдвоем в общей зале гостиницы против двери, ведущей в номер, занятый г. Акинфьевою» (Л. 86). Роман был вынужден оправдываться: «Наблюдатель есть лицо, которого весь город знает как выгнанного полицейского сыщика». Этим сыщиком был поручик Глинка (Л. 74 об., Л. 90.).

От пережитых волнений здоровье Карла Ивановича окончательно расстроилось. «Здоровье мое все хуже и хуже…» (Л. 95 об.) «Езду почтовыми по совести не выдержу» (Л. 99). 1 мая 1868 года Роман, заверив генерала Мезенцова в своей неизменной готовности сделать «…все, что только в человеческих силах, все, чем богат мой ум и опытность, все, что дает случай», отчаянно взмолился: «…но долгом считаю доложить, лишь бы здоровья хватило, о котором не хочу вам более надоедать, а нравственных сил много, много — их достанет на две жизни! Прошу, ваше превосходительство, этому верить и верить! <…> Эх! здоровия бы, здоровия!» (Л. 101–101 об., 105 об. Курсив мой. — С.Э.)

Письмо еще не успело дойти до адресата, а генерала Слезкина запросили из Петербурга, готов ли он поручиться за успех дела, если Роман будет отозван (Л. 82–83). 30 апреля 1868 года в 3 часа 36 минут пополудни шифрованной телеграммой № 6559 Слезкин сообщил Мезенцову: «Бдительный надзор за Акинфьевой в Москве и Губернии принимаю на себя» (Л. 84). Однако петербургское начальство продолжало колебаться. 2 мая 1868 года в 11 ? часов вечера Роман написал генералу Мезенцову еще одно личное письмо, в котором в очередной раз попытался объяснить логику поведения госпожи Акинфовой: «отец будет брата убеждать не заводить бракоразводного дела, но он бедовый — на это не согласится» (Л. 114). Коснулся Карл Иванович и логики своего поведения: «При этом я считаю долгом предупредить ваше превосходительство, что отвечая за успех дела, я непременно дозволял, дозволяю и дозволю себе некоторую в нем самостоятельность моих действий, вызываемых ходом дела и на которые мне не могло бы указано. Действия эти, конечно, касаются единственно моей личности и не официальны. Задача моя не пустить за границу и не пущу! <…> Отвечаю вам: не уйдет до тех пор, пока я жив. Это не фразы, но приуготовленные действия. — В этом деле я вижу репутацию всей моей службы. <…> Зорко слежу» (Л. 110 об., 113 об., 114 об. Курсив мой. — С.Э.). Лишь 5 мая, в 9 часов вечера, последовало долгожданное разрешение вернуться в Петербург (Л. 115,114). На следующий день генерал Слезкин в личном письме генералу Мезенцову отдал полную справедливость талантливому чиновнику: «Роман знает свое дело отлично и с таким усердием исполнял его и здесь; в нем я постоянно замечал: честность к своему служебному долгу и видимое стремление оправдать доверие к нему его начальства» (Л. 123).