ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

Но Сталину не было до этой жизни никакого дела, и он со все возрастающим вниманием наблюдал за тем, что происходило в Европе. А происходило в ней следующее. После того как в марте 1939 года все больше входивший во вкус Гитлер окончательно прибрал к рукам Чехословакию и присоединил к рейху независимую область г. Мемеля (Клайпеда) была намечена и его следующая жертва. На этот раз ею должна была стать Польша. Гитлер решил не изобретать ничего нового и повторить ту же историю с Судетской областью в Чехословакии.

Риббентроп вызвал польского посла и изложил ему свои требования. А требовал он ни много ни мало присоединения Данцига (Гданьска, экстерриториальных железных дорог через всю Польшу), которые должны были соединить Берлин с Восточной Пруссией. Конечно, Варшава возмутилась, и... политические наблюдатели всего мира заговорили о германо-польской войне. Посчитав Гитлера наглецом, Англия и Франция обещали Польше военную помощь, а вместе с ней и Румынии с Грецией.

Верил ли в эти щедрые обещания Сталин? Думается, нет, и вряд ли после Мюнхена он сомневался в том, что в стремлении стравить с ним Германию пожертвуют этими странами точно так же, как совсем недавно они пожертвовали Чехословакией. Тем не менее 17 апреля Сталин предложил Великобритании и Франции создать единый фронт.

Но... ничего из этого не вышло. Главным препятствием стало требование вождя о том, чтобы те государства, которым угрожает нападение, были обязаны принимать военную помощь не только от Запада, но и от Советского Союза. Иными словами, в случае войны или ее угрозы Сталин имел право вводить войска на территорию этих стран. То есть в качестве платы за создание единого фронта против Гитлера Запад должен был собственными руками отдать Сталину Польшу и Румынию.

Ни в Париже, ни в Лондоне на такие условия не могли пойти, и, делая подобные предложения, Сталин заранее обрекал любые переговоры на провал. И сделано было настолько все тонко, что даже такой проницательный политик, как Черчилль, клюнул на эту удочку и считал, что необходимо пойти навстречу Сталину.

* * *

3 мая 1939 года Сталин снял с поста министра иностранных дел Литвинова и на его место назначил Молотова. И это был тонкий шаг. Во-первых, он снимал не просто министра, но и лидера прозападного направления в советской внешней политике и ярого противника какого бы то ни было сближения с Германией.

Помимо приверженности к Западу Литвинов был евреем, и, зная отношение фюрера к сынам Израиля, Сталин не желал волновать и без того постоянно находившегося в нервном возбуждении фюрера. И, как знать, не дошла ли до Сталина брошенная Гитлером одному из своих политиков, торопивших его с заключением соглашения с СССР, фраза, в которой он высказал приблизительно следующее: «Вы хотите ехать на переговоры в Москву? Поезжайте, я не возражаю! Но советую запомнить: пока там сидят жидотворствующие бюрократы, вам там делать нечего!»

Меняя Литвинова на Молотова, Сталин не только убирал «жидотворству-ющего бюрократа», но как бы предупреждал не шедший на сближение Запад и в очередной раз протягивал руку фюреру. Надо думать, что все-таки протянул. А иначе как расценивать заявление поверенного в делах Астахова, которое тот сделал известному немецкому дипломату Ю. Шнурре. Литвинов, без обиняков сказал он, отправлен в отставку из-за своей политики, направленной на альянс с Западом, и что у него нет никакого сомнения: эта отставка может привести к совершенно новой ситуации в отношениях Москвы и Берлина.

Что же касается новоиспеченного министра иностранных дел Молотова, то он вообще ни с кем никаких переговоров не вел, и даже самому неискушенному политику было ясно: никакой он не проводник внешней политики СССР, а всего-навсего передаточное звено между Сталиным и всем остальным миром.

В Германии отнеслись и к отставке, и к перспективам с пониманием и, словно по мановению волшебной палочки, прекратили все нападки на «большевизм». Ну а заодно и сообщили через свои газеты Москве, что то самое жизненное пространство на Востоке, о котором так часто упоминал фюрер, заканчивается... на границах Советского Союза.

Столь резкий демарш Сталина возымел действие, Лондон наконец-то выразил согласие на создание единого фронта, но при этом словно забыл о советских гарантиях. На что последовал куда как однозначный ответ Молотова: время пустых разговоров закончилось и надо подтверждать свои слова делом. А заодно и еще раз напомнил о том, что условие о принятии советских гарантий Румынией, Польшей, Финляндией и странами Прибалтики остается неизменным. Заявление Молотова не обрадовало Лондон. А вот ставшие разменной монетой страны в этом торге оно напугало до такой степени, что Латвия и Эстония в срочном порядке подписали пакты о ненападении с Германией.

* * *

Переговоры между военными делегациями Франции, Великобритании и СССР начались 12 августа 1939 года в Москве. Но ни к какому соглашению они не привели. Лондон не пожелал принимать на себя никакие обязательства, которые могли бы ограничить его свободу. Да и чем они могли кончиться, если, по словам Дирксена, посла Германии в Лондоне, вся задача отправившейся в Москву английской делегации состояла отнюдь не в нахождении какого-то согласия, а только для того, чтобы «установить боевую ценность советских сил».

Что же касается Польши, то она еще раньше отказалась от военной помощи СССР. А когда послы Франции и Англии начали упрашивать министра иностранных дел Польши Ю. Бека дать разрешение на пропуск советских войск через территорию его страны (прекрасно понимая, что он его не даст), тот с некоторым удивлением ответил: «Я не допускаю, что могут быть какие-либо использования нашей территории иностранными войсками. У нас нет военного соглашения с СССР. Мы не хотим его».

Таким образом, Варшава подписала себе смертный приговор, и в связи с этим хотелось бы сопоставить все три даты: 3 апреля, 28 августа и 1 сентября. 3 апреля был подписан план нападения на Польшу, 28 августа Молотов и Риббентроп заключили пакт о ненападении, а 1 сентября началась война против Польши.

Если представить себе, что Сталин не пошел бы ни на какое сотрудничество с Гитлером, что тогда? В таком случае Гитлеру, так и не заручившемуся согласием Сталина, уже в сентябре пришлось бы воевать против СССР. Готов был к этому Гитлер? Конечно, нет! Имевшая достаточно сильную армию Польша с помощью советских войск вряд ли бы проиграла эту кампанию. Да и Запад был бы вынужден выступить на их стороне.

Что остается? Только одно: сближение со Сталиным, благо определенные договоренности между Сталиным и фюрером уже имелись (и как тут не вспомнить тайные встречи еще в 1937 году) и пакт Молотова — Риббентропа являлся простой формальностью. Особенно если учесть, что в Берлине внимательно следили за всеми выступлениями Сталина и, конечно же, прекрасно поняли тайную суть его иносказаний на XVIII съезде партии и его желание возобновить переговоры, которые в свое время зашли в тупик из-за неудачных шагов по заключению торгового соглашения.

И уже в апреле ему пошли навстречу. Статс-секретарь германского МИДа Вайцзекер без обиняков заявил советскому послу о «желании Германии иметь с Россией хорошие торговые отношения». На следующий день тот входил в приемную Сталина, который, едва поздоровавшись с ним, спросил: «Пойдут на нас немцы или не пойдут?» Посол ответил, что после операции в Польше и на Западе поход на СССР «неизбежен», и, по его расчетам, Гитлер начнет войну с СССР в 1942-1943 гг.

Сталин думал точно так же, и именно поэтому, по словам Меркалова, «с апреля 1939 года... сталинская политика должна подчиниться новому императиву: императиву выигрыша времени».

Но теперь, когда нападение на Польшу было предопределено, одного торгового соглашения было уже мало, и Гитлеру нужно было уже официальное оформление его «брака по расчету» с Москвой. Но даже в то, в общем-то во многом решающее, время Сталин был занят не только Западом, но и Востоком, где летом 1939 года на берегах монгольского озера Халхин-Гол сошлись в прямом военном противостоянии японские и советские войска. И противоречий на этом самом Востоке тоже хватало, поскольку именно там тесно переплелись интересы ведущих западных стран и США.

Большую, если не главную роль на Востоке играл Китай, в который после Первой мировой войны пришла Япония. Что очень не понравилось Америке и Великобритании.

В середине 1920-х годов лидер Гоминьдана (националистическая партия) Сунь Ятсен начал национальную, а заодно и антиимпериалистическую революцию.

И само собою понятно, что Сталин делал свою ставку сначала на самого Сунь Ятсена, а потом и на сменившего его Чан Кайши. Но когда Москва попыталась убрать его с помощью коммунистов, то кончилась эта попытка более чем плачевно. За что Сталин и подвергся резкой критике Троцкого. Режим Чан Кайши был объявлен «фашистским». Не складывались должным образом отношения и с коммунистами, среди которых особенно выделялся Ли Лисань, по имени которого было названо целое направление во внешней политике Китая: «лилисаневщина». И именно он требовал от Москвы немедленно осуществить военное вторжение в Китай и оказать помощь своим китайским братьям.

Тем не менее в Китай вторглись не «старшие братья», а все та же Япония, которая захватила в 1931 году Маньчжурию и создала там марионеточное государство Маньчжоу-Го. Не пожелав останавливаться на достигнутом, Токио делал все для захвата всего остального Китая. Что, конечно же, не понравилось Сталину, как не нравились ему и те бесконечные вооруженные конфликты, которые японцы устраивали у него на границе. Однако делать было нечего, и Сталин пошел на создание «единого антияпонского фронта» между коммунистами и... все тем же Чан Кайши. И теперь именно к нему ехали советские военные советники и шло вооружение.

Имела свои интересы в Китае и Германия, которая тоже была вынуждена поддерживать Чан Кайши. Ведь только с его помощью она могла при определенных обстоятельствах заполучить свои захваченные Японией владения. Сама она их вряд ли бы уже отдала. Именно по этой причине заключенный в 1936 году Гитлером с Японией «антикоминтерновский пакт» совсем не напугал Сталина. По его словам, в первую очередь его должны были бояться лондонский Сити и «мелкие английские лавочники».

Так оно и случилось, и, по сути дела, подписавшая пакт Германия отчаянно боролась со своим партнером, да еще с помощью Сталина!

4 января 1939 года премьер-министр Японии Коноэ подал в отставку. Он оказался не способен положить конце войне и выработать единый подход кабинета к вопросу о военном союзе с Германий. Сменивший его Хиранума, некогда считавшийся ярым фашистом, к этому времени полевел и пообещал не ухудшать отношений с Великобританией и США вступлением в военный союз с нацистской Германией.

Попытался он решить вопрос и с зашедшей в тупик войной в Китае с Советским Союзом. Правда, безрезультатно. И уже в мае по инициативе командующего Квантунской армии генерала Кэнкити Уэды началось вооруженное противостояние с советскими и монгольскими вооруженными силами в районе деревни Номон-хан (Халхин-Гол) на границе между северо-западными районами Маньчжоу-Го и Внешней Монголии (Монгольская Народная Республика).

Как это неудивительно, но и по сей день так толком и невозможно ответить на вопрос: зачем этот инцидент был нужен Японии?

Да, они давно уже хотели создать «Великую Монголию», в которую вошли бы территории Внутренней Монголии, МНР, Советская Бурятия и прилегающие к Байкалу районы. Но планы подобных завоеваний не решались на высшем политическом уровне, а не каким-то там генералом и двумя его подчиненными — майором и подполковником. Впрочем, кто знает, возможно, именно это самое политическое руководство именно так и намеревалось въехать во Внешнюю Монголию: без объявления войны.

О чем говорит и то, что император не только не подумал наказывать виновных за разжигание конфликта, который стоил Японии почти 20 тысяч человеческих жизней, но и повысил их в звании. Да и что странного, если, как стало известно позже, незадолго перед инцидентом существовал подписанный самим императором Хирохито официальный документ «Принципы разрешения споров на маньчжуро-советской границе».

Впрочем, чему удивляться, количество стычек на дальневосточной границе с Японией превышало две тысячи, и чего стоила только одна из них — у озера Хасан, где, как пелось в песне «летели наземь самураи под напором стали и огня». 11 мая японцы пошли в атаку, которая кончалась для них неудачно. Однако они продолжали наращивать силы, и Сталин был вынужден направить в район боев дополнительные войска. Прекрасно понимая, чем для Советского Союза может обернуться потеря Монголии, он еще в марте 1936 года подписал советско-монгольский протокол о взаимопомощи.

Именно там, в сражении на Халхин-Голе, и взошла звезда будущего маршала Г.К. Жукова, который после победы над японцами был впервые вызван к Сталину. Вождь высоко оценил его военные дарования и назначил командующим Киевским военным округом, которому по тем временам придавалось особое значение, поскольку нападение Германии ожидалось через западные границы.

Что же касается Японии, то поражение на Халхин-Голе несколько отрезвило ее и заставило пересмотреть свою дальнейшую политику, в результате чего основная агрессия развернулась против стран Юго-Восточной Азии и бассейна Тихого океана.

Справедливости ради, надо все же заметить, что дело было не только в Халхин-Голе. В Японии уже давно шла яростная борьба между армией и флотом, и в то время как первая собиралась завоевывать Сибирь и Центральную Азию, командование флотом выступало за второй вариант. Сыграло свою роль и столь неожиданное подписание Германией с Советским Союзом пакта о ненападении, что не могло не отразиться на ее решимости нападать на СССР.

Подозрительные как и все азиаты, они с опаской посматривали на игры европейцев. И только к лету 1940 года появились два фактора, которые заставили японского императора искать скорейшего альянса с Гитлером: захват вермахтом Западной Европы, в результате чего Великобритания оказалась в полной изоляции, и переориентация внешней политики Сталина на Берлин. Но в то же время Хирохито постоянно колебался, не зная, продолжать ли ему противостоять армии, которая настаивала на подписании трехстороннего пакта против США и Великобритании, или же пойти на поводу у военных и предоставить им полную свободу действий.

Несомненно было только одно: принятое императором решение будет объясняться не столько близостью его воззрений идеологии нацизма, сколько стремлением сохранить единство страны. И как это ни покажется странным, но на тот момент у Сталина был пусть и не очень надежный, но все же союзник в лице самого микадо. Что, конечно же, не обещало ему легкой жизни...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.