ЛЕВ БОРОВИЧ: СОРАТНИК РАДЕКА И КУРАТОР ЗОРГЕ

ЛЕВ БОРОВИЧ: СОРАТНИК РАДЕКА И КУРАТОР ЗОРГЕ

«Густые каштановые волосы, ярко синие глаза и немного загадочная улыбка». Таким он остался в памяти людей знавших его. Впрочем, улыбка Льва Александровича видна и на некоторых из тех черно-белых фотографий, которые сохранились до нашего времени. Имя Л. А. Боровича, как наставника и связного Рихарда Зорге, было обнародовано у нас в стране в 1964 году. Писатель Василий Ардаматский, например, упомянул его в одной из первых статей о Зорге в газете «Красная Звезда» (16 сентября): «…рядом с ним находятся замечательные учителя: тт. Берзин, Борович и другие славные разведчики революции, уже имеющие опыт работы». Потом были другие упоминания, небольшие заметки в книгах о Зорге, немногочисленные статьи. Многое о жизни и деятельности Льва Алесандровича, надеюсь, нам ещё предстоит узнать, когда будут открыты соответствующие архивные фонды.

Лев Александрович Розенталь родился 10 декабря 1896 года в городе Лодзь в Польше, входившей в то время в состав Российской империи. Его отец, купец 2-й гильдии Александр Розенталь, владел небольшой текстильной фабрикой. Поначалу жизнь юного Левы складывалась вполне благополучно. Он поступил в местную гимназию и к 1914 году успел окончить шесть классов. Однако начавшаяся Первая мировая война полностью перевернула его жизнь, как и многих других людей. Вместе с тысячами беженцев из западных районов России его семья эвакуировалась вглубь страны, в Баку. Здесь он с отличием закончил в 1917 году электротехническое отделение местного Политехнического училища, получив специальность электромеханика. Здесь же, в Баку, в октябре 1916 года он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, однако на первых порах примкнул не к большевикам, а к меньшевикам. С ними он порвал в мае 1917-го.

В сентябре 1918 года Розенталь добровольцем ушел в Красную Армию. Служил в Москве — помощником для поручений 1-го караульного батальона, в Харькове — сначала красноармейцем, затем командиром отделения 2-го крепостного полка укрепленного района. В мае 1919 года в Киеве вступил в партию большевиков. Тогда же он принял фамилию Борович. Летом и осенью сражался против Деникина в составе Группы войск Харьковского укрепленного района, был контужен и направден на учебу в Москву на Военно-инженерные курсы комсостава.

По окночании курсов, как выходец из Польши, Лев Борович был откомандирован весной 1920-го в распоряжение Региструпра штаба Западного фронта, ведущего боевые действия против поляков. Там он встретился с руководителем Управления Артуром Карловичем Сташевским, более известным тогда под фамилией Верховский, и с членом РВС фронта, уполномоченным Региструпра РВС Республики по разведке в Польше Иосифом Станиславовичем Уншлихтом, который еще в Лодзи хорошо знал его отца. По его рекомендации Борович был принят на работу в разведку.

Незадолго до этого, в конце января 1920 года, И. Уншлихт и А. Верховский представили комиссару Полевого штаба РВСР Д. И. Курскому отчет о работе Агентурного отдела Региструпра, где писали: «Общее число высланных агентов достигает 8; резиденции разбиты по следующим участкам: 1 резидент — Варшава с наблюдением на станциях в Молодечно, Седлец, Ивангород и Кельцы. 1 резидент исключительно на Варшаву. 2 резидента — Вильно, узловые станции — Кошедары, Свенцяны, Молодечно, Барановичи, Лида и Гродно. 3 — Ново-Свецяны. 1 — Минск, район Молодечно, Лида, Барановичи, Борисов, Бобруйск и Вильно» и жаловались, что «постановка работы в широком масштабе тормозится», в частности, «отсутствием достаточного количества работников» (РГВА, ф.6, оп.10, д.17, л.68-69). Так что Борович прибыл на Западный фронт ещё и по этой причине.

Первым руководителем новичка стал опытный чекист и разведчик, заместитель начальника фронтового Региструпра Бронислав Бортновский. «В следующей беседе, — давал показания на следствии Борович, — он сообщил о том, что меня будут обучать разведработе. Я ходил некоторое время на пункт, где меня обучал бывший полковник царской разведки основным установкам разведки. После окончания учебы меня… направили в Гомель в качестве нелегального запасного работника». В Гомеле (май — июль), а затем в Минске (июль — сентябрь 1920), Борович руководил разведпунктами, где встречал и провожал людей через линию фронта. «Переброска производилась очень просто. В прифронтовом районе в тылу у поляков действовали партизанские отряды, имевшие связь с нами. Партизаны одиночками, а иногда даже группами в 2-3 человека, переходили на нашу сторону, и я, как резидент Разведупра должен был их снабжать деньгами, документами и направлять дальше… Я переправил за период времени работы в Гомеле, с мая по июль 1920 года, примерно 10 человек — 4-х одиночек и остальные группами по 2-3 человека. Из СССР было переправлено в Польшу человека 3».

Соратник Боровича по военной разведке, сотрудник её в 1920-1941 годах, полковник Борис Яковлевич Буков полагал, что в тех условиях «скоротечности военных и политических событий», которые «требовали от Советского командования исключительно быстрой осведомленности… т. Алекс проявил себя столь прекрасным организатором и непосредственным исполнителем разведки».

Затем, в сентябре — ноябре, Борович служит в Отдельной бригаде особого назначения при РВС Западного фронта. Эта уникальная бригада, именуемая иначе «Спартаковской», состояла в основном из бывших немецких и австрийских военнопленных. По замыслу, она должна была после захвата Польши двинуться дальше на Запад, в Германию. Комсостав бригады почти сплошь состоял из работников разведки Западного фронта, среди которых особо выделялись командир бригады Артур Карлович Сташевский (Верховский) и комиссар Семен Григорьевич Фирин (Пупко). Лев Борович был сначала начальником связи батальона, которым командовал Вольдемар Розе, потом служил на той же должности в штабе бригады и, наконец, его назначили заместителем комиссара бригады.

Однако поход на Варшаву окончился неудачей, в том числе и из-за недостатков в деле молодой ещё советской разведки и контрразведки. Это касается, в частности, радиотелеграфа, роль которого «была очень велика, и принесенная польза войскам неоспорима». Однако уже после гражданской войны выяснилось, «что раскрытие шифров было детской игрой для польских специалистов», поскольку «в Красной Армии в тот период ещё применялись кодовые таблицы, сохранившиеся со времени империалистической войны», имевшиеся, конечно, и у поляков. Кромее того, «о смене ключей противник любезно предупреждался по радио, все радиостанции любезно сообщали о своих переходах и местах стоянок» (Файвуш Я. Предисловие // Стежинский М. Радиотелеграф как средство разведки. М., 1929. С.3).

В начале ноября бригада была расформирована, костяк руководства разведки Западного фронта отозван в Москву. Здесь многие командиры были направлены на учебную базу военной разведки. База находилась вдали от шумных дорог и многолюдных поселений. Занятия длились по 10-12 часов в день, не считая самоподготовки. Особого прилежания требовали специальные дисциплины, такие, как легализация в чужой стране, вживание в чужой быт, в чужие привычки. После прохождения краткосрочных курсов все эти люди, тесно спаянные между собой совместной работой, были направлены за границу — создавать разведывательную сеть молодого Советского государства за рубежом. Начались годы напряженной работы, связанной с постоянным риском.

12 января 1921 года Лев Борович поступил в распоряжение Разведупра Штаба РККА, получил оперативный псевдоним «Алекс», выехал в Берлин как военнопленный румынский солдат, возвращающийся на родину через Штеттин, и прибыл в столицу Германии в феврале.

Первая его командировка продолжалась более 4 лет. Это было время, когда берлинский центр Разведупра фактически превратился во второй по значению, после Московского, центр советской разведки. Отсюда протянулись нити нелегальной агентурной сети, не только в страны Центральной, Восточной и Западной Европы, но также и на Ближний Восток, в Индию, Америку. Руководителем берлинского центра с января 1921-го был уже известный нам Артур Сташевский (теперь «Степанов»), официально работавший секретарем торгпредства РСФСР, а его ближайшим помощником другой бывший начальник и друг Боровича — Бронислав Бортновский. В центре работали такие известные советские разведчики, как Стефан Раевский и его жена Ирэна, Семен Фирин, Стефан Жбиковский, Владимир Ромм.

Первоначальной задачей Боровича было выявление немецкой агентуры в Польше и дезинформация польской разведки. Но в Берлине «Алекс» проработал недолго. Уже в мае его перевели помощником резидента Юзефа Красного в Вену, откуда в то время велось руководство разведывательной деятельностью на Балканах. Там он работал совместно с Мечиславом Логановским, Юрием Мазелем, Зосей Залесской, Феликсом Гурским, Альфредом Тылтынем, Бертольдом Ильком, Михаилом Уманским, братьями Брониславом и Сигизмундом Яновскими, Карлом Небенфюром и Яковом Локкером.

Во время первой командировки Борович познакомился и подружился с видным деятелем мирового большевизма Карлом Радеком и благодаря этому знакомству оказался в самом центре как планов Коминтерна по развязыванию мировой революции в Германии и странах Восточной Европы, так и, с другой стороны, деятельности руководства СССР по налаживанию и развитию нелегального сотрудничества Красной Армии с рейхсвером. Борович сопровождал Радека во время секретных переговоров с начальником штаба рейхсвера генералом фон Хессе в апреле 1922 года. С лета 1923 года Борович на основе межгосударственных соглашений осуществлял контакты разведки РККА с абвером. Именно тогда он познакомился со знаменитым полковником абвера Оскаром Нидермайером, который с германской стороны являлся главным координатором нелегального военного сотрудничества двух стран.

Борович стоял у истоков военно-технической разведки, усилиями которой в странах Западной Европы приобреталось или похищалось так необходимое Советской России оборудование и материалы, разведка также помогала заключению выгодных для РСФСР — СССР торговых сделок. Лев Александрович принимал участие в создании нелегальной организации, которая позднее получила название — мобилизационная сеть коммерческих предприятий Разведупра Штаба РККА за рубежом. Знакомые ему братья Эренлиб (Яновские) основали в Берлине в 1922-м одно из первых предприятий этой сети — акционерное общество «Востваг», имевшее впоследствии филиалы во многих странах мира. Мобсеть в основном помогала в легализации разведчиков и финансовом их обеспечении.

Одновременно Борович являлся техническим секретарем делегации Коминтерна и ЦК РКП(б) в Дрездене и руководителем ее нелегальной техники во время так называемого «Германского Октября» осенью 1923 года — неудавшейся попытки большевистского восстания в Германии. Несколько ранее, в декабре 1922 года, он же сопровождал советскую делегацию в составе Радека, Лозовского и Ротштейна на международный конгресс мира в Гааге, организованный профсоюзами (где присутствовал на закрытых совещаниях советской делегации с западными рабочими лидерами), а в начале 1923 года — Карла Радека на съезд компартии Норвегии в Осло. Работая в берлинской и венской резидентурах, Борович познакомился с печально известными позднее перебежчиками — Вальтером Кривицким и Игнатием Рейссом.

Резидентом в Чехословакии, вместо С. В. Жбиковского, Лев Борович был назначен в мае 1924-го, а спустя месяц в Праге разразился шпионский скандал. Полиция арестовала 11 человек, которых обвинили в том, что они занимались военной разведкой в пользу СССР. Руководитель этой организации Владимир Горвиц-Самойлов, избежавший ареста, как сообщалось, был связан с агентурой не только в самой ЧСР, но и в Польше, Румынии, Венгрии и Югославии. Возможно, именно с этим связано его недолгое руководство разведкой в этой стране. В сентябре того же года он направлен помощником резидента в Польшу, но и оттуда вскоре был отозван.

Лев Александрович вернулся в СССР в феврале 1925 года и приступил к работе во 2-м (агентурном) отделе Разведывательного управления Штаба РККА, где сначала был завсектором, затем — начальником 1-й части и помощником начальника отдела. В июле 1927 года окончил разведупровские Курсы усовершенствования комсостава по разведке. Относительно спокойная жизнь длилась свыше полутора лет. Осенью 1927-го Борович вновь выезжает в долгосрочную командировку за рубеж, резидентом в Вену. Работает в тех же странах — Австрии, Германии, и на Балканах. Помимо работы по Германии и Польше его задачей являлся сбор сведений о чехословацкой армии, положении в Румынии и Юго-Восточной Европе.

Борович был одним из первых, кто обратил внимание на опасность, которую представляет собой гитлеровский нацизм. Его донесения, по оценке ветеранов военной разведки, отличались глубиной анализа, широтой обзора. Вот некоторые выдержки из них:

«Фашизм вбирает в себя наиболее низменные, деклассированные отбросы общества, именно их он подсаживает на пьедестал „героев дня“. Характерно, все сборища отличаются преднамеренной наглостью, шум, крики, мы-де хозяева положения, надежда нарождающегося национал-социализма».

«Все нахрапистее расталкивает свое окружение Гитлер, он не скрывает, что метит в вожди… Гитлер буквально демонизирует собравшихся, часто срывается на театральный крик, видя, что это нравится обывателям. Тема выступлений одна: „Только национал-социализм принесет вам процветание, все остальное сгнило. Вступайте в наше движение, голосуйте за нас! « И так почти ежедневно, нередко по два-три раза в день“.

Подполковник в отставке Наталья Владимировна Звонарева, работавшая личным секретарем начальника Разведупра Берзина, вспоминала, что некоторые донесения Боровича докладывались высоким армейским и государственным руководителям не в обзорах, а отдельно. Выезжая по спецзаданию за рубеж, Звонарева видела, какой сумасшедший ажиотаж развернулся вокруг книги Гитлера «Майн кампф». Ее навязывали, ее всучивали всем и каждому как «священную книгу» национал-социализма.

«А первую оценку человеконенавистнической исповеди Гитлера, — вспоминала она, — нашла я перед отъездом в своеобразной рецензии, присланной Боровичем, в строках-разоблачениях, в строках-предупреждениях представал автор воюющим политиком, бойцом».

Уже упомянутый нами полковник Буков высоко оценивал Боровича как профессионала: «Тов. Алекс, наряду с профессиональной зрелостью и отличным знанием иностранных языков, обладал ясным умом и разносторонним образованием… Он умел ценить людей и ладить с ними и был притягательной силой для большого круга товарищей. Его отношение к начальству, к подчиненным и к самому себе раньше всего определялись интересами дела. Он умел по отдельным мелочам правильно оценивать обстановку, в которой приходилось действовать, безошибочно отличать врагов от друзей Советского Союза. На служебных совещаниях он отличался ясностью мысли, точностью в определении положения и полинной самокритичностью. Не случайно поэтому, что, несмотря на долгие годы работы за рубежом в нелегальных условиях, т. Алекс сумел избежать провалов, хотя работал в странах, обладающих сильными контрразведками».

Вторая командировка Боровича закончилась в июне 1930 года. К этому времени заместитель председателя РВС Уншлихт перешел на ту же должность в ВСНХ СССР. Это было вызвано тем, что на рубеже 30-х годов резко повысилась вероятность военного столкновения Советского Союза с ведущими странами Запада, в первую очередь с Англией, и все наиболее технически грамотные руководящие кадры были брошены на срочное развитие советской военной промышленности. Вслед за бывшим начальником переходит в ВСНХ и Борович, зачисленный в июле в резерв РККА. Вначале он работает порученцем при Уншлихте в Президиуме ВСНХ, а затем заместителем начальника фосфатного управления Всехимпрома. Тогда же в ВСНХ были направлены ещё два сотрудника Разведупра — Георгий Иванович Килачицкий (август) и Макс Германович Максимов (октябрь).

Однако работа в народном хозяйстве мало соответствовала наклонностям Льва Александровича. Поэтому он с удовольствием откликнулся на предложение Радека, назначенного руководителем Бюро международной информации ЦК ВКП(б), и заняв в июне 1932 года должность ответственного секретаря Бюро стал фактически его ближайшим помощником. С апреля 1934 года он, по совместительству, работает сотрудником технического секретариата Оргбюро ЦК. И всё это время продолжает оставаться в распоряжении Разведупра РККА. Надо заметить, что Карл Радек, фактически явившийся, еще в 30-е годы, одним из основателей модной теперь геополитики, находился в курсе всех тайных интриг и хитросплетений мировой политики, во многом определяя решения Политбюро ЦК ВКП(б) и НКИДа по международным вопросам.

В августе 1935 года Борович возвращается на работу в военную разведку, где начальником уже был не Ян Карлович Берзин, а Семен Петрович Урицкий. В Управлении он получил должность заместителя начальника 2-го (восточного) отдела Разведывательного управления РККА, то есть знаменитого Федора Карина, только что перешедшего в военную разведку из Иностранного отдела НКВД вместе со своим начальником Артуром Артузовым.

В центре интересов Льва Боровича находились Китай и Япония. В 30-е годы военно-политическая обстановка в этом регионе резко обострилась, и Советский Союз был главным препятствием на пути милитаристской Японии и гитлеровской Германии к мировому господству. В случае заключения союза между ними нашей стране угрожала война на два фронта. Чтобы выбрать правильный курс в сложившейся ситуации, советское правительство остро нуждалось в достоверной информации о германо-японских отношениях. Тогда же Лев Александрович начал готовиться к новой командировке в Китай.

Во время аттестации высшего комсостава осенью 1935 года, Борович получил звание дивизионного комиссара, присвоенное ему приказом наркома обороны СССР от 23 ноября 1935-го. Вот как описывает его в этот период жизни советская разведчица Раиса Мамаева: «Повернувшись на какой-то шум, я увидела нового для меня человека. Он стоял ко мне спиной. Отлично сложенный, по-юношески подтянутый, с гордо посаженой головой, волосы каштанового оттенка были ровно пострижены над крепким и упрямым затылком. Я с интересом подумала, какое может быть лицо у этого человека. „Кто это, новенький?“ — спросила я у соседа. „Да что ты, какой новенький! Это Алекс“. Словно почувствовав, что о нем говорят, — дьявольская интуиция и нервная восприимчивость жили в этом человеке, — Алекс повернулся. На меня глянули очень заинтересованные, слегка насмешливые, грустные и еще какие-то очень сложные глаза. Потом мы встречались много раз, так как вместе работали. Он поразительно проникал в людей, с которыми его сталкивала судьба. Узнавал их. И уж если верил в них, то верил безоговорочно. Преданно. И защищал их самозабвенно …».

«Именно меня он выбрал для работы ответственной и опасной. Поверил в меня и начал работать над очень сырым, неподготовленным работником. С ним я прошла большую и трудную школу. Это была подлинная школа „Старика“. Алекс был ее порождением и ее продолжением».

В апреле 1936 года Борович выезжает в свою последнюю заграничную командировку, на этот раз резидентом в Шанхай. Вместе с ним в Китай отправилась и его молодая жена Лидия Ефимовна Дорохова, которая в это время ждала ребёнка. Они познакомились в Ленинграде в августе 1935-го и через полгода поженились.

Документы любящий супруг получил на фамилию Лидова, а его жена стала Лидией Ефимовной Лидовой. Основной задачей «Алекса» была связь с японской резидентурой, возглавляемой Рихардом Зорге. Отдавая должное разнообразным способностям Зорге, начальство в Москве было уверено, что тот ещё не обрёл достаточного опыта самостоятельной работы. Поэтому Второй (Восточный) отдел Управления, курировавший резидентуру «Рамзая», решил, что необходимы частые встречи Зорге с квалифицированными наставниками из Центра. Борис Гудзь, работавший в Восточном отделе с 1936 по 1937 год, пишет в своих воспоминаниях: «Алекс был в курсе принципиальных установок в руководстве разведки по операции, обладал большим опытом в разведывательной работе и поэтому мог бы совместно с Зорге обсуждать те или иные неотложные проблемы и принимать те или иные решения. Он имел полномочия… корректировать работу Зорге в рамках поставленных перед ним задач. На него была возложена не просто живая связь как бы транзитного характера, но и роль ответственного руководителя, рекомендации которого имели силу указаний Центра».

Борович хорошо знал Рихарда Зорге еще по Германии начала 20-х годов, а в начале 1933 года, работая в Бюро международной информации, во время подготовки разведчика к поездке в Токио обсуждал с ним различные внешнеполитические проблемы. В своих «тюремных записках» в главе «Посещение Москвы в 1933 году» Зорге пишет об этом: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение долгого времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии … Ни Радек, ни Алекс не навязывали мне своих указаний, они только излагали свои соображения». В главе «Моя поездка в Москву в 1935 году» Зорге вновь упоминает Боровича: «Я встретился с новым начальником IV Управления Урицким и работавшим у него в подчинении Алексом».

Работа в Шанхае была очень напряженной. Частые разъезды, встречи, обработка информации требовали много сил и времени. Пожалуй, наиболее важным результатом деятельности советской разведки в этот период было полученное от Зорге сообщение о подписании пакта между Японией и Германией. Через «Рамзая» советскому правительству еще до формального подписания стало известно о содержании «Антикоминтерновского пакта» и секретного приложения к нему. Центр дал указание Зорге: «Изыщите возможность немедленного личного контакта с „Алексом“. Желаем успеха».

В августе или сентябре 1936 года состоялась их встреча в Пекине, в парке знаменитого Храма Неба. Зорге молниеносно передал Алексу микропленку с документами. Вот как происходила «моменталка» в описании жены Алекса Лидии Ефимовны:

«Оставив меня на ближайшей скамье около парка, Алекс ушел и спустя некоторое время вернулся. По дороге на встречу и после нее Алекс был серьезен, собран и замкнут. (Выезжая на встречи, Алекс почти всегда вел машину сам). Перейдя площадь, пошли к Храму Неба и, только спустя некоторое время после осмотра его достопремичательностей и огромной позолоченной фигуры Будды — Алекс успокоился и сев в машину мы поехали в город. Только через многие годы из печати я узнала, что в парке Алекс встречался с Р. Зорге, который передал ему микропленки с отчетом об „Антикоминтерновском пакте“«.

По поводу той же встречи предшественник Льва Александровича на посту резидента Яков Бронин писал: «Единственный и последний раз, когда Рамзай после 1935 года имел возможность „отвести душу“ со своим человеком, была его встреча в августе 1936 года в Пекине с представителем ГРУ Алексом, которого он знал ещё в Москве. Алекс потом рассказывал в письме, что Рамзай, этот „волевой человек“, „чуть не послезился при прощании со мной“ (Дело Рихарда Зорге. М., 2000. С.189).

Вернувшись в Шанхай, Алекс продолжал встречаться с другими разведчиками из группы Зорге, а также агентами китайской резидентуры, которой он руководил. Эти встречи происходили и в Тяньцзине, и в прибрежном городе Циндао, в горном пансионате «Ляошань», где отдыхали служащие советской колонии в Шанхае.

Ближайшими соратниками Боровича по работе в китайской резидентуре были руководитель отделения ТАСС в Шанхае Андрей Скорпилев, заместитель заведующего отделением Раиса Мамаева, корреспондент ТАСС Владимир Аболтин, помощник резидента Залман Литвин и другие. Нелегальным резидентом в Шанхае в то время был инженер-полковник Христо Боев (Федор Русев), который появился в городе летом 1936-го как представитель крупной американской фирмы с документами на имя Юлиуса Бергмана. Нет нужды говорить, насколько важна была их деятельность для советской разведки.

10 декабря 1936 года, в домашних условиях, отметили 40-летие Льва Александровича. Пришли сотрудники консульства, ТАСС, других советских представительств. А спустя шесть дней у него родилась дочь. «Вернувшись домой, — вспоминала Лидия Ефимовна, — я к своей радости и удивлению увидела в квартире детскую коляску и другие необходимые детские вещи. Меня эта его забота очень тронула. Он очень любил дочку. Днем Алекс работал, а вечерами были „встречи“, после которых он возвращался поздно. Дочка уже спала, а я его дожидалась. Было не спокойно на душе. Доходили „слухи“ о жизни в Москве, о работе, о товарищах». В марте 1937-го в Советский Союз были отозваны «по болезни» Р. М. Мамаева и «по политическим соображениям» А. И. Скорпилев. 30 июня того же года бригадный комиссар Андрей Иванович Скорпилев умер. А техник-интендант 2 ранга Раиса Моисеевна Мамаева была уволена из РККА 31 января 1938-го в связи с арестом органами НКВД.

В то время следователи госбезопасности раскручивали так называемое «дело ПОВ» («Польской организации войсковой»). Арестовывали поляков, служивших в РККА и НКВД, и получали от них признание в работе на вражескую разведку. Фамилия Боровича как члена ПОВ появилась в показаниях арестованных в середине июня, но ещё в начале мая он был уволен в запас РККА «по ходатайству начальника Разведывательного Управления комкора т. Урицкого от 29.4.37 № 37260» (Приказ НКО СССР по личному составу № 00106 от 5 мая 1937 г .).

Вскоре «помощник заведующего отделением ТАСС в Шанхае Лев Лидов» получил срочный вызов в Москву. 20 июня он с женой и маленькой дочкой, отплыл на пароходе «Север» во Владивосток. 7 июля Борович прибыл в свою квартиру в доме 8 по Столешникову переулку. Через четыре дня он явился для доклада к начальнику Управления. Об этом дне 11 июля 1937 года рассказала много лет спустя секретарь начальника Разведупра Н. В. Звонарёва: «Однажды начальник Управления С. П. Урицкий вызвал меня к себе и сказал, что сейчас приедет Алекс, его будут брать, чтобы я с ним поговорила. Я вышла от него совершенно удручённая и сказала своей помощнице Фире Беленькой: „Сейчас придут за Алексом, но я не могу этого вынести, ты знаешь его меньше, поговори с ним“. А в дверях столкнулась с Алексом. „Ты не знаешь, зачем меня вызывали“, — спросил он. Я еле-еле выдавила из себя, что не знаю, и ушла. Когда вернулась через час, то Алекса уже не было». Не понятно, правда, почему Наталья Владимировна упоминает Урицкого, который был снят с должности начальника Разведупра ещё в июне и заменён вернувшимся из Испании Берзиным, но факт остаётся фактом: одним из вариантов ареста был вызов подчинённых на доклад к начальству.

19 июля на заседании партбюро Разведупра РККА Я. К. Берзин сообщил об аресте ряда руководящих работников Управления, которых «собрание постановило исключить из рядов партии», в их числе и дивизионного комиссара Л. А. Розенталя-Боровича. На заседании, помимо Берзина, присутствовали: секретарь партбюро Г. Л. Туманян, его заместитель В. С. Яковлев, А. Ю. Валин, О. А. Стигга, П. О. Колосов, К. К. Звонарев. Кроме Туманяна и Яковлева, всех остальных вскоре постигла та же участь.

На первый допрос Боровича вызвали 13 июля и предъявили обвинение в шпионаже в пользу Польши. В качестве доказательства фигурировали показания А. К. Сташевского, Б. Б. Бортновского и С. В. Жбиковского, уже арестованных к тому времени его соратников по Нелегальной военной организации Западного фронта. Следователь — помощник начальника 3-го отдела Главного управления госбезопасности НКВД майор госбезопасности Ильицкий, счёл компрометирующими фактами польское происхождение Льва Александровича, проживание его родителей за границей, а также явно не пролетарское происхождение подследственного. Подобные факты считались тогда крайне подозрительными, а показания сослуживцев дополняли картину «измены Родине». Однако Ильицкий решил не останавливаться на выявлении существовавшего лишь в его воображении сотрудничества подозреваемого с польской разведкой (с 1920 г .) и счёл нужным получить от Боровича показания о работе с немцами (с 1928 г .). Алекс действительно неоднократно встречался с германскими военными в 1923-1924 и в 1928 гг., в том числе и с деятелем немецкой разведки О. Нидермайером. Однако, как уже отмечалось выше, контакты с ними осуществлялись в рамках секретного военного сотрудничества двух стран, но следователем это расценивалось как шпионаж Боровича в пользу Германии. Через месяц Ильицкий написал обвинительное заключение, которое утвердил заместитель прокурора СССР Рогинский. Спустя неделю, 25 августа, состоялось закрытое заседание Военной коллегии Верховного суда «без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей, в порядке закона от 1 декабря 1934 г .». Председательствовал на «процессе», продолжавшемся двадцать минут, корвоенюрист Плавнек. Он огласил приговор по ст.58 п.1б и ст.17 п.58-8 УК РСФСР: высшая мера наказания, конфискация имущества и лишение воинского звания. Окончательный и не подлежащий обжалованию приговор приведен в исполнение немедленно.

Определением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17 ноября 1956 года Борович Лев Александрович был реабилитирован и 4 мая 1957 года восстановлен в рядах партии, так как «в процессе дополнительной проверки дела по обвинению БОРОВИЧА Л. А. установлены новые, ранее не известные суду обстоятельства, которые свидетельствуют о его необоснованном осуждении».

Имя Л. А. Боровича останется в истории, наряду с именами многих других советских разведчиков, патриотов и защитников Отечества.