Остров разных языков

Остров разных языков

В третьем и втором тысячелетиях до нашей эры на островах Эгейского моря, на западе Малой Азии, в Греции и на острове Крит существовала яркая, высокоразвитая культура. Ее многочисленные следы находят до сих пор. Наиболее крупные археологические памятники дали нам остров Крит и Микены. Вот почему эту культуру принято называть крито-микенской.

Великий Гомер в своей «Одиссее» посвящает Криту хвалебные слова:

Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,

Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;

Там девяносто они городов населяют великих.

Разные слышатся там языки: там находишь ахеян

С первоплеменной породой воинственных критян; киконы

Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,

В городе Кносе живущих…

Любознательные греки не только бывали на Крите, но и в своих многочисленных мифах и легендах частенько упоминали этот остров. В мифах отразилось могущество и былое величие Крита.

Всего несколько десятилетий назад наши сведения о Крите ограничивались легендами да трудами великих умов древности — Геродота, Аристотеля и других.

Пытался начать раскопки на месте древнего Кносского дворца, где, как утверждают мифы, в Лабиринте жил Минотавр, и Г. Шлиман. Но участок земли, на котором предполагались раскопки, принадлежал частному лицу и оказался Г. Шлиману не по карману.

Открыть критскую культуру суждено было другому человеку — англичанину А. Эвансу. Он происходил из состоятельной семьи. Отец А. Эванса, геолог и собиратель древностей, был тесно связан с Оксфордским университетом и Лондонским королевским обществом. Мальчик рос в среде, где проявляли огромный интерес к памятникам древности.

Закончив университет в Оксфорде и получив должность преподавателя истории, А. Эванс мог зажить спокойной, обеспеченной жизнью.

Но не таков был этот англичанин. С вещевым мешком за спиной он исходил Румынию, Норвегию, Швецию, Балканы. И всегда был в гуще политических событий. То примыкал к повстанцам, то участвовал в партизанских вылазках, то страстно выступал в защиту южных славян.

Став хранителем небольшого музея в Оксфорде, в фондах которого царила страшная запущенность, А. Эванс с головой ушел в работу.

В 1889 году один завзятый путешественник, приехав на родину из Греции, подарил музею в Оксфорде несколько предметов старины. Особенно заинтересовала А. Эванса четырехгранная сердоликовая печать с изображениями на каждой грани. Некоторые напоминали то голову волка с высунутым языком, то барана, то какой-то птицы. Это было похоже на хеттские иероглифы. Но остальные знаки были непохожи ни на иероглифы, ни на клинопись.

Возможно, это свидетельство какой-то доселе неизвестной культуры? Но как печать попала в Грецию?

И А. Эванс едет в Афины на розыски странных печатей. Несколько таких печатей с продольным отверстием удалось найти. Их владельцы утверждали, что печати привезены с Крита. Это натолкнуло археолога на мысль, что, возможно, печати являются следами древнейшей критской культуры, которую позаимствовала Греция.

На Крите А. Эванс был приятно удивлен. В качестве украшений и амулетов женщины носили именно такие сердоликовые печати. Древности спасло суеверие местных крестьян. Они были убеждены, что если такой «галоус» (то есть «приносящий молоко») повесить на шею, то у кормящей матери появится много молока. Попутно А. Эванс наткнулся на каменную плиту с неизвестными письменами: они напоминали не иероглифы, а знаки, похожие на буквы. Позже было найдено несколько глиняных табличек с подобными буквами. Внимательно изучал ученый все эти предметы. Ведь, вероятнее всего, письмо Крита было изобретено еще жителями острова в догреческий период.

Но предположить не значит доказать. А доказательства, как понимал А. Эванс, могут быть добыты лишь под лопатой археолога. Итак, нужно копать. Вернувшись сюда через несколько лет, А. Эванс купил участок земли, где, как считали ученые, находился Кносский дворец.

За 30 лет неутомимому исследователю удалось раскопать огромный дворец, подобного которому не находил даже Г. Шлиман. Великолепный памятник древней архитектуры, дворец был украшен фресками, оснащен водопроводом и канализацией, чего не знали греки.

Но больше всего А. Эванса, конечно, интересовали памятники письма. При раскопках их набралось довольно много. Изучив найденные тексты, англичанин смог отнести их к трем группам: иероглифическому, линейному письму А и линейному письму Б. Первоначальное письмо Крита было иероглифическим. С XVII века до нашей эры появляется одна разновидность линейного письма, которой присваивается индекс А, и с XV века — другая разновидность — линейное письмо Б. Памятников последнего набралось больше всего.

В 1909 году А. Эванс издал в Англии первый обширный том о памятниках критского письма. Но в качестве примеров были даны лишь находки иероглифического письма. Надписи, выполненные линейным письмом А и Б, А. Эванс обещал опубликовать в следующих томах.

Однако прошло 26 лет, прежде чем А. Эванс опубликовал из большого количества табличек (около 3 тысяч) лишь незначительную часть — 120. Тем самым он нанес огромный урон науке, застопорив расшифровку линейного письма. Сам не имея сил справиться с дешифровкой, А. Эванс не дал возможности сделать это другим. Правда, вначале он шел правильным путем. Допустив, что авторами табличек были греки, он прочел несколько слов по-гречески. Но потом отказался от этого вывода и до конца жизни придерживался неверной теории. В том, что таблички не могли быть написаны греками, А. Эванс был отчасти прав. Часть табличек, с линейными знаками А, действительно написана другим языком, но таблички с линейным письмом Б — по-гречески. То, что ученые не сразу установили это, и мешало дешифровке.

А. Эванс правильно определил и систему письма, отнеся ее к слоговой. Хотя знаков на табличках было немного, меньше сотни, буквенным такое письмо быть не могло. В буквенном, как мы знаем, встречается тридцать-сорок знаков, а не семьдесят или девяносто. Англичанин указал, что, кроме слогов, в письме использовались и цифры, и правильно определил некоторые из них. Так, вертикальная черта обозначала единицу, горизонтальная — десять, круг — сотню и т. д.

Многие ученые пробовали свои силы в дешифровке критского письма. Взялся за дело и знаменитый чешский ученый Б. Грозный, но успеха не добился. Б. Грозный пытался понять крито-микенские знаки, сравнивая их то со знаками хеттов, то шумеров, то финикийцев, и сходные «читал» на одном из этих языков. В результате у него получился язык, смешанный из стольких разнородных элементов, что, естественно, и содержание «расшифрованных» табличек оказалось лишено всякого смысла.

Критское линейное письмо «Б»

В 1943–1950 годах расшифровкой крито-микенского письма занялась американка А. Кобер. Математик по образованию, она очень интересовалась языками. Знала хеттский, шумерский, санскрит, древнеперсидский. Поэтому неудивительно, что ей захотелось разгадать загадку крито-микенского письма. И, надо сказать, А. Кобер это удалось лучше, чем ее предшественникам.

Вначале она тщательно составила список всех знаков, а потом стала их сравнивать. И, сравнивая, она сделала свое первое открытие. Одинаковые слова имели разные окончания, и окончания эти менялись в зависимости от рода, числа, падежа.

Вторым шагом А. Кобер было внимательное изучение окончаний. И здесь она установила, что они состоят из гласных и согласных, причем гласный выражает род. Результаты своих наблюдений А. Кобер отразила в так называемой координатной сетке, в которой расположила все группы гласных и согласных знаков.

Однако А. Кобер проделала лишь формальный анализ. Она не прочла ни одного знака и даже не установила, на каком языке написаны таблички. Прочесть линейное письмо Б, использовав координатную сетку А. Кобер, предстояло другому исследователю — английскому ученому М. Вентрису.

М. Вентрис был тем счастливым человеком, которому многое легко дается. Талантливый архитектор, он оказался не менее талантливым лингвистом.

По счастливой случайности он еще в детстве имел возможность изучать и сравнивать языки. Мать-полька, Умная и образованная женщина, научила мальчика польскому. Начальное образование он получил не в Англии, а в Швейцарии, где можно было услышать и французскую, и немецкую, и итальянскую речь. В школе М. Вентрис учил французский и немецкий языки. Любознательный мальчишка уже тогда задавался вопросом: почему в разных языках многие слова звучат одинаково: в английском «добрый» — «гуд» я в немецком «гут», в английском «дом» — «хауз» и в немецком «хауз».

Это сходство так заинтересовало юного М. Вентриса что он занялся языками, которые не проходили в школе В семь лет он уже понимал и читал по-древнеегипетски. В школьные годы М. Вентрис знал пять языков. А приехав в Лондон, освоил еще латынь и греческий. Как он потом признавался, ему всегда доставляло огромное удовольствие изучить какой-нибудь новый язык. Школу он закончил весьма скромно, и никому не могло прийти в голову, что мальчик, увлекавшийся языками, вскоре приобретет мировую известность.

В четырнадцать лет М. Вентрису довелось слушать почтенного сэра А. Эванса, выступавшего в 1936 году на юбилее афинской Британской школы в Лондоне. А. Эванс рассказывал о своих раскопках на Крите, о давно погибшей цивилизации и о письменах, оставленных неизвестным народом. С тех пор крито-микенские; письмена не давали М. Вентрису покоя.

Увлекшись архитектурой, он не забывает о критских табличках. М. Вентрис завязывает переписку с учеными, занимающимися этими табличками, и настойчиво советует читать их на языке этрусков. Этого мнения он держался в течение двенадцати лет.

Началась вторая мировая война, и М. Вентрис, прихватив с собой таблички, ушел штурманом в королевские военно-воздушные войска.

После войны он усиленно занимается архитектурой. Учеба в институте, занятия спортом, казалось, не оставляют времени для табличек. И все же вечерами и ночами М. Вентрис продолжал изучение загадочных крито-микенских знаков. Результаты своих поисков он отпечатал на пишущей машинке и разослал крупнейшим европейским ученым.

М. Вентрис по-прежнему отстаивает мнение, что линейное письмо Б скрывает язык, родственный этрусскому. Одновременно он продолжает расширять «сетку» А. Кобер. По рабочим заметкам ученого можно проследить, каким путем он шел.

Вначале М. Вентрис выписал из табличек Крита и Пилоса слова, отмеченные одинаковыми Иванами, и стал выявлять взаимосвязь знаков. Одинаковые слова он разбил на группы по различным падежным вы окончаниям. Затем обратил внимание, что если при одинаковых словах стоят идеограммы мужчины и женщины, то последние знаки у них разные. Вероятно, решил М Вентрис, это родовые окончания. Проследив дальше эти окончания, он увидел, что в последнем слоге одинаковые согласные и разные гласные.

Но как узнать, какие гласные? В каждом языке, как рассуждал М. Вентрис, их пять: «а», «е», «и», «о», «у». Только какими знаками их писали? На помощь М. Вентрису пришла интуиция, всегда выручавшая талантливых дешифровщиков. Он предположил, что наиболее часто встречающаяся гласная — «а», вторая за ней — «е», они обычно больше всего употребляются в языках.

М. Вентрис разбил свою «сетку», поместив гласные и согласные в определенном порядке. Вглядываясь в критские таблички, он заметил слово, которого не было в пилосских. И, наоборот, в пилосских нашел слово, которого не было в критских. Скорее всего это название мест Кносс и Пилос. Он попытался прочесть это слово по слогам — ко-но-со. Таким же образом, подставляя знакомые слоги и узнавая новые, он прочел: Фест, Тилисс, Амнис и Ликтос.

Так удалось определить тридцать один знак, узнать, какие слоги они означают. Этот существенный шаг в дешифровке стал возможным потому, что М. Вентрис отказался наконец от мысли об этрусском языке и применил в своей «сетке» греческий. Когда в 1952 году были опубликованы открытые А. Эвансом таблички, ученые получили огромный дополнительный материал, которого им так недоставало. Изучив его, М. Вентрис смог определить уже 66 слоговых знаков.

Он теперь свободно читал некоторые слова. Но кое-что смущало. Написание слов в критских табличках разнилось с написанием в классическом греческом языке. Например, при изменении слов гласные в критском языке выпадали или переходили в другие не так, как в греческом. Почему? Требовалась помощь филолога, хорошо знавшего древнегреческий. Тем более что противники дешифровки М. Вентриса ухватились за это несоответствие и подвергли сомнению весь его метод.

И помощник нашелся. Им стал доцент кафедры классической филологии Кембриджского университета Д. Чэдуик. С 1952 года Д. Чэдуик и М. Вентрис стали работать вместе. С тех пор, когда речь идет о дешифровке крито-микенского письма, их имена упоминаются рядом.

Д. Чэдуик самостоятельно занимался критским и уже пришел к выводу, что в табличках, возможно, скрывается греческий язык. Но дальше этого не пошло, Д. Чэдуик ждал публикаций нового материала, да и дела на кафедре полностью забирали у него время.

Всколыхнуть его помогла «сетка» Вентриса. Получив ее, ученый так увлекся, что несколько дней не выходил из своего кабинета. Д. Чэдуик подставлял в тексты значения, предложенные М. Вентрисом, и получил массу греческих слов.

Ученый послал М. Вентрису письмо, в котором подтвердил правильность «сетки». С тех пор М. Вентрис в лице Д. Чэдуика приобрел не только умного, знающего партнера, но и хорошего, скромного и понимающего друга.

Позднее Д. Чэдуик вспоминал; «Я всегда старался пояснять, что прорыв являлся заслугой одного Вентриса; моя роль, подобно роли первой пехотной дивизии, сводилась к расширению бреши или к той необходимой поддержке атаки, какую обычно оказывает танковый авангард. Простое определение звуковых значений было только началом, а над чрезвычайно трудной задачей — переводить дешифрованные слова па понятный греческий язык — мы уже работали как равноправные партнеры: постоянно посылая друг другу наши предложения, мы часто независимо друг от друга приходили к одной и той же мысли…

Большой радостью было работать с Вентрисом, и, даже если мы в чем-либо не соглашались друг с другом, нам всегда без труда удавалось понять точку зрения другого я предложить компромиссное решение или изложить наши противоположные взгляды».

Критское линейное письмо Б было расшифровано. Об этом заявили оба ученых в своей статье, вышедшей в 1953 году.

Как обычно, ученый мир разделился на два лагеря: сторонников и противников. Но вскоре нашлось неопровержимое доказательство, основательно пошатнувшее ряды противников, — невзрачная табличка из Пилоса.

Любопытно, что попала она в руки американца К. Блегена, скептически относившегося к дешифровке. Он вел раскопки в Пилосе и нашел множество табличек с письменами. В мае 1953 года он попытался их прочесть с помощью «ключа» М. Вентриса.

Американский ученый брал табличку с мыслью развенчать английских дешифровщиков. Но когда он подставил знаки из «сетки» М. Вентриса в табличку из Пилоса, то получил неожиданный для себя результат: все слова оказались греческими. Дешифровка была верной! Пораженный и восхищенный, К. Блеген написал М. Вентрису и Д. Чэдуику в Англию об этой табличке, которая сослужила обоим друзьям хорошую службу.

Это известие вдохнуло в ученых новые силы, придало им уверенности. Они уже строили планы будущих работ, собирались заняться уточнением надписей. Но планам не суждено было сбыться. В сентябре 1956 года М. Вентрис погиб при автомобильной катастрофе. Однако дело его продолжили Д. Чэдуик и ученые многих стран мира.

С расшифровкой линейного письма Б ученые получили возможность изучать древнюю историю не только по различным предметам раскопок и мифам, но и по надписям, которые на семьсот лет древнее Гомера. Правда, таблички с текстами линейного письма Б оказались всего лишь хозяйственными счетами, реестрами, списками, но и они помогли понять многое. Они позволили сделать вывод, что именно греки завоевали Крит. Раньше мы говорили о трех группах критских письмен, которые обнаружил на острове А. Эванс. До сих пор не разгаданы иероглифы. Они являются, возможно, самой древней формой письменности на острове и принадлежат неизвестному народу. Ученые спорят о происхождении иероглифов. Одни считают, что рисуночное письмо родилось на Крите, другие — что принесено извне. Ведь критяне — отличные мореходы и вполне могли позаимствовать письменность. Кто прав, покажет будущее.

Находки с линейным письмом А были малочисленнее и хуже сохранились.

После открытия М. Вентриса знаки линейного письма А прочитали, но понять его никто не может. Иными словами, письмо А известно, но не интерпретировано, а язык критян неизвестен. Подобная картина получится, если текст написать русскими буквами, но на узбекском языке для человека, который его не знает.

Попытки читать линейное письмо А по-гречески успеха не имели. Хотя и высказывались предположения о создании линейного письма Б на основе письма Д, но допустимо и сосуществование их некоторое время.

Говоря о загадках критских письмен, нельзя не упомянуть и еще об одной. В 1908 году археологи обнаружили глиняный диск, покрытый неизвестными знаками С тех пор «диск из Феста» стал знаменитым. Этот небольшой глиняный круг, как предполагают, не критского происхождения. Знаки оттиснуты на обеих сторонах диска по спирали, очевидно, специальными штемпелями. Среди знаков изображения людей, животных, растений.

А. Эванс предположил, что это запись победного гимна, имевшего культовый характер. С тех пор чего, только не говорили о диске! Что он и ликийского, и карийского и ливийского, и анатолийского происхождения. И кто только не пытался его прочесть: и ученые и любители, далекие от лингвистики и истории.

Фестский диск

На XIV международной конференции античников социалистических стран в Ереване в мае 1976 года с сообщением о своей расшифровке Фестского диска выступил известный болгарский ученый В. Георгиев.

Он исходит из следующих соображений. Диск датируется XVII веком до нашей эры и относится к догреческой эпохе острова Крит. Древние историки указывают что в те времена здесь жили термилы. Позже это племя переселилось в Ликию, юго-западную часть Малой Азии. Они стали называться ликийцамн. Таким образом, термильский язык должен быть родствен ликийскому, известному по многим десяткам надписей.

В тексте на обеих сторонах диска 259 знаков, многие из них повторяются. Всего использовано 46 различных знаков. Вертикальные черточки отделяют группы знаков — слова или словосочетания.

В. Георгиев определяет, что письмо родственно критскому слоговому и лувийскому пиктографическому. На основании этого сходства он делает вывод, что письмо на диске слоговое. Если эти предположения верны, то приступать к расшифровке текста можно, лишь руководствуясь определенными правилами:

каждый знак обозначает слог: гласную или согласную + гласную и фонетически соответствует первому слогу лувийского слова, обозначающего изображенный предмет;

знаки, имеющие аналогию в критском слоговом или лувийском пиктографическом письме, будут иметь такое же или близкое им фонетическое значение;

установленные фонетические знаки должны привести к прочтению лувийских слов.

Исходя из содержания критских надписей, В. Георгиев предполагает, что на диске, безусловно, могут быть написаны личные имена и географические названия.

Сначала ученый устанавливает фонетическое значение 10 знаков, составляющих личные имена, распространенные среди лувийцев (в тексте таких имен 11), затем постепенно раскрывает значение всех остальных знаков, начертанных на диске.

Текст оказался донесением, освещающим события на юго-западе Малой Азии. Это донесение, отправленное в Фест, предназначалось царю.

Вот перевод Фестского диска, предложенный В. Георгиевым:

Сторона А

«Когда Яра отправился в поход против Лилимува, когда отправился и был разбит, Ярамува его устранил, прогнал своего любимца, и тот сам уничтожил Лилимува.

Тархумува же решил, что Яра должен уйти на покой. Тархумува был в плохих отношениях с Лилимува. Тархумува же решил, что Яра должен уйти на покой во дворец.

Сандапия и Апулимува бежали (отступили) к области Самос.

Упарамува встретил меня разгневанный из-за своих ущемленных интересов. Рунда же использовал силу и отбросил его.

Сармасу вернулся к Ярамува».

Сторона Б

«Сарма обдумывает и кроит свободно свои планы: он науськивает. Илион (Троя) его подстрекает, но я настороже.

Сарма, разгневанный из-за Эфесоса, принял решение в свою пользу. Илион его подстрекает. Сармасу освободился, прибыл и применил силу. Илион его поощрял.

Чтобы унизить Ярину, он пошел в Ялисос, обложил его большой данью, но проявил снисхождение и вернулся в Газена.

Но Яра разгневался за унижение. Яра собрал пшеницу (урожай), обеспечил мне счастливое пребывание и клянется, что не будет создавать неприятности, потому что это не в его интересах.

Сандатимува».