САМЫЙ ПРАВДИВЫЙ БАРОН НА СВЕТЕ

САМЫЙ ПРАВДИВЫЙ БАРОН НА СВЕТЕ

Он прибыл в Россию в свите герцога Брауншвейгского. Для его патрона этот вояж закончился плачевно — пожизненным заключением и смертью в тюрьме. Сам же барон после десятилетий жизни в России стал популярнейшим персонажем мировой литературы, хотя его самого это не очень радовало…

Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен родился 11 мая 1720 года в именье своих родителей Боденвердер в герцогстве Брауншвейг. На родовом гербе семейства Мюнхгаузенов изображен пилигрим с фонарем и посохом в руках, что свидетельствует о том, что в роду было немало путешественников. Искать успеха и славы на чужбине было традицией этого германского аристократического рода. Не был исключением и Карл Фридрих.

Тринадцатилетним мальчиком он приехал в Петербург в свите Антона Ульриха Брауншвейгского в качестве пажа. Русская императрица Анна Иоанновна избрала герцога Брауншвейгского в мужья своей племяннице принцессе Анне Леопольдовне. Дальнейшая судьба Антона Ульриха в России сложилась весьма печально, он умер в заточении глубоким стариком, но в первые годы пребывания в империи судьба, казалось, несказанно благоволила к герцогу и его спутникам.

Русская императрица срочно переименовала Ярославский драгунский полк в Брауншвейгский и дозволила герцогу принимать в него на службу по собственному усмотрению выходцев из германских земель. Был зачислен в этот полк и юный паж герцога. В 1737 году семнадцатилетний корнет Брауншвейгского полка Мюнхгаузен принимает участие в походе русской армии под командованием фельдмаршала Миниха на Очаков. Немецкий исследователь Вернер Швейцер, изучивший все известные документы, связанные с жизнью Мюнхгаузена, полагает, что барон находился в свите герцога Брауншвейгского и непосредственно в штурме турецкой крепости не участвовал. Все упоминания о безумной отваге барона Швейцер считает, мягко говоря, преувеличенными. Однако сохранился приказ о досрочном переводе корнета Мюнхгаузена в звание поручика, а в поместье Боденвердер по сей день хранится именной наградной палаш, полученный Мюнхгаузеном от фельдмаршала Миниха. Учитывая, что во времена Анны Иоанновны ордена и награды выдавались очень скупо, можно предположить, что если барон и не был героем, то солдатом он был умелым, как говорили тогда, справным.

В дальнейшем пути барона Мюнхгаузена и его патрона резко расходятся. После кончины Анны Иоанновны, в 1741 году, Антон Ульрих и его супруга принцесса Анна Леопольдовна были арестованы и вместе с детьми сосланы в Холмогоры в Успенский монастырь, а их сын и наследник русского престола Иоанн Антонович заточен в каземат Шлиссельбургской крепости.

После воцарения Елизаветы Петровны Брауншвейгский драгунский полк был переведен в кирасирский и дислоцирован в Риге. В конце января 1744 года через Ригу в Петербург проследовала Ангальт-Цербстская принцесса Софья Августа, ставшая впоследствии императрицей Екатериной II. Начальником почетного караула рижского гарнизона, приветствовавшим принцессу, был барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен. Спустя несколько дней после этого события. 2 февраля, в шведской Пернигельской (ныне Лиепупской) церкви состоялось венчание 24-летнего барона Мюнхгаузена и девицы Якобины фон Дунтен, дочери местного рижского судьи.

Никаких сведений о том, как проходила дальнейшая служба барона, не имеется, но, судя по всему, он продолжал служить в Риге, в том же полку, еще шесть лет. В Боденвердере в Музее Мюнхгаузена хранится подлинный документ — указ, подписанный императрицей Елизаветой, о производстве барона в ротмистры, датированный 1750 годом. Вероятно, в том же году и закончился русский период жизни барона. Он вышел в отставку и отбыл на родину.

Вернувшись в Боденвердер, барон зажил спокойной и даже скучной жизнью средней руки немецкого помещика, которая в последние годы была омрачена семейными неурядицами. В 1790 году умерла латвийская любовь барона — Якобина. Они прожили вместе 46 лет, но детей так и не нажили. Через четыре года престарелый Мюнхгаузен женился на 17-летней Бернхар-дине, дочери соседского помещика. Новая супруга не отличалась скромностью, и барон даже не хотел давать свою фамилию рожденному ею ребенку, который вскоре умер.

Вообще же барон много занимался хозяйством, а в свободное время предавался своему любимому занятию — охоте. По вечерам в Боденвердере собиралась дружеская компания соседей-охотников, ведущих бесконечные беседы о своем любимом занятии. Основной темой рассказов барона были его охотничьи приключения в далекой России, и, судя по всему, Мюнхгаузен, как большинство охотников, был непрочь прихвастнуть. Исследователи полагают, что для барона рассказывать истории, в которых действительность полностью растворялась в изобретательной выдумке, было способом на короткое время вырваться из скучной обыденной жизни немецкой провинции.

На этом можно было бы закончить повествование о Карле Фридрихе Иерониме фон Мюнхгаузене, если бы в 1781 году в восьмом выпуске берлинского альманаха "Путеводитель для веселых людей" не были опубликованы 16 коротких рассказов-анекдотов, авторство которых в предисловии приписывались "остроумному господину М-х-з-ну". Географические координаты и имя (сокращение было более чем прозрачно) не оставляли у барона сомнений в том, что он неожиданно для себя стал автором-юмористом. Барон был шокирован и даже возмущен, но бедняга не представлял, какой ураган обрушится на его убеленную сединами голову через несколько лет.

Возможно, публикация в альманахе и не привлекла бы к себе особого внимания, если бы "Путеводитель для веселых людей" не попался на глаза Рудольфу Эриху Распе. Об этом человеке стоит поговорить особо. Жизнь реального барона Мюнхгаузена может показаться серой и неинтересной по сравнению с жизнью создателя "литературного" Мюнхгаузена.

По профессиональным занятиям Рудольф Эрих Распе (1737–1794) был знатоком и хранителем античных древностей и старинных книг, но жизнь его была полна приключений, граничащих с авантюрами. В молодости он получил образование в Геттингене, старейшем университете Германии и Европы, некоторое время жил в Лейпциге, потом перебрался в Ганновер, где работал в Королевской библиотеке. Именно в это время он завязал знакомства со многими известными писателями и учеными и вступил в масонскую ложу.

В 1766 году Распе переезжает в Кассель и, используя масонские связи, очень быстро становится приближенным и доверенным лицом Кассельского ландграфа. Распе занимается геологией, археологией, библиотечным делом, искусствоведением и, судя по всему, оккультными науками. Пробует свои силы и в литературном творчестве. Он публикует переводы на немецкий язык нескольких произведений английской литературы, известны его комедии и один рыцарский роман. Постепенно он приобретает известность в ученых и литературных кругах Европы. Вскоре, не без помощи влиятельных английских масонов, он избирается членом Лондонского королевского научного общества.

Несмотря на различие в образовании, в нем было много общего с другим знаменитым масоном — "чародеем" графом Калиостро. Необычайно подвижная натура Распе, страсть к путешествиям и приключениям заставляет его бросить спокойную, обеспеченную жизнь и пост хранителя древностей при дворе Кассельского ландграфа. Покидая гостеприимный Кассель, Распе прихватил "на прощание" несколько наиболее ценных античных экспонатов из коллекции двора. После ряда авантюр, опутанный долгами, преследуемый кредиторами и полицией, Распе в 1775 году тайно бежит в Англию. Уже упомянутый Вернер Швейцер предполагает, что Распе был тайным агентом британской дипломатической службы. Судя по всему, прямых доказательств этому нет, но попытки кассельских и ганноверских властей добиться его выдачи окончились безрезультатно. Лондон отказался выдать Распе.

Последние двадцать лет жизни Распе провел в непрерывных скитаниях по Англии, переезжая из одного города в другой, порой кажется, что он скрывается от неведомых преследователей. На жизнь он зарабатывал переводами немецких авторов на английский язык. Именно во время английских скитаний он перевел драму Г.Э. Лессинга "Натан Мудрый". Этот перевод до сих пор не потерял своей литературной значимости, что довольно редко для таких произведений.

Вероятно, именно в поисках заработка Распе обратил внимание на рассказы-анекдоты в берлинском альманахе за 1781 и 1783 годы. Утверждение некоторых авторов, что Распе был лично знаком с бароном Мюнхгаузеном и был частым гостем его пирушек, безосновательно.

Распе перевел рассказы из альманаха на английский и сам дописал еще 9 новелл, связал их в единое целое, фактически создал из сборника анекдотов законченное литературное произведение, которое вышло в свет в Оксфорде в конце 1785 года под названием "Повествование барона Мюнхгаузена о его чудесных путешествиях и походах в России".

В Англии книга сразу приобрела необыкновенную популярность. За год после первого появления она выдержала шесть различных изданий. Распе постоянно дополняет ее новыми новеллами. Он ни сразу не выставил своего имени, ни на одном английском издании. Возможно, он не хотел компрометировать себя в глазах ученых собратьев такой "безделкой" или опасался претензий со стороны здравствующего в Боденвердере барона, а может быть, у него были и другие причины скрывать свое имя. Не стоит забывать о его бурном прошлом. Авторство Распе было установлено уже после его смерти.

В 1786 году произошел чрезвычайно редкий в истории литературы случай — произведение национальной литературы вернулось на родину в переводе с другого языка. Возвратил Мюнхгаузена в Германию немецкий поэт-романтик Готфрид Август Бюргер (1747–1794).

Основой для перевода Бюргера стало второе английское издание. Он значительно переработал текст Распе, дописал, в свою очередь, ряд новелл. Кстати, такие популярные истории о Мюнхгаузене, как полет верхом на ядре, об охоте на уток, о том, как барон вытащил себя с лошадью из болота за косичку, принадлежат перу Бюргера. Первое немецкое издание называлось "Удивительные путешествия, походы и веселые приключения барона Мюнхгаузена на воде и на суше, о которых он обычно рассказывал за бутылкой вина в кругу своих друзей".

Издание Бюргера вышло в Геттингене, но на титульном листе обозначен Лондон. Эта предосторожность была принята с целью оградить автора и издателя от претензий реального барона и его родственников. Так же как Распе, Бюргер имени своего на книге не выставлял, и его авторство было установлено в первой половине XIX века.

Что же касается автора первой публикации рассказов о Мюнхгаузене в "Путеводителе для веселых людей", то имя его неизвестно. Многие исследователи пытались связать эту публикацию с именами Распе или Бюргера. Увы, нет никаких сведений о том, что Распе или Бюргер были знакомы с бароном. Сегодня мы можем смело утверждать, что ни тот ни другой к анекдотам в берлинском альманахе отношения не имеют. Что же касается заметки в петербургском журнале "Печатное искусство" за 1902 год (№№ 7–8), довольно часто цитируемой даже в современной русской литературе, о том, что Бюргер познакомился с бароном на курорте в Пирмоте и там записал его истории, то, по справедливому мнению советского исследователя А.В. Блюма, ее следует отнести к области литературных курьезов. Однако мы можем предполагать, что автором берлинского альманаха был кто-то из соседей или даже родственников барона, хорошо знавший хозяина Боденвердера и наделенный бойким пером.

После второго издания Бюргера, последовавшего в 1788 году, в Боденвердере разразилась настоящая буря. Если до этого в течение нескольких лет барон с раздражением следил за своей возрастающей славой, то после 1788 года он начал получать множество писем от почитателей, а в поместье стали стекаться толпы "паломников", жаждущих лицезреть живого литературного героя. С Карлом Фридрихом произошел редчайший в истории случай, когда реальная личность стала литературным персонажем еще при жизни и под собственным именем.

Барон скончался 22 февраля 1797 года, убежденный в том, что его старость отравлена ветреной женой и беспардонными писаками-щелкоперами. По свидетельству современников, последние годы его жизни прошли в непрерывной борьбе с поклонниками, буквально осаждавшими его усадьбу.

Успех книг Распе и Бюргера породил множество переделок, подражаний и вариаций на тему приключений барона Мюнхгаузена. Все издания о знаменитом бароне, по мнению исследователя А.С. Блюма, можно разделить на три группы: книги, содержащие точный текст английского (Распе) или немецкого (Бюргер) издания; свободные переделки, адаптации, сокращения, следующие за сюжетом, но не дословные; вольные вариации на тему похождений Мюнхгаузена, всевозможные продолжения, стилизации, зачастую не имеющие с первоисточником ничего общего, кроме имени главного героя. Подобные произведения получили название "мюнхгаузиад", и за 200 лет их написано столь великое множество, что они могут послужить темой для отдельного исследования. Среди "мюнхгаузиад" есть не только книги, но и пьесы, музыкальные комедии, фильмы.

Наиболее интересны произведения, в которых приключения барона пытались использовать в политических целях. Первым из таких произведений следует считать "Путевые чудесные приключения барона Мюнхгаузена" на русском языке, вышедшие в Лондоне в 1860 году в издательстве некого Николаса Трюбнера. Официально считалось, что Трюбнер был издателем, специализирующемся на выпуске научных трудов. Однако попутно он широко издавал революционную литературу на русском языке, предназначенную для тайного ввоза в Российскую империю. С 1855 по 1864 год он издал свыше сорока книг на русском языке, в том числе "Полярную звезду", 15 книг Герцена, стихи Огарева, "Путешествие из Петербурга в Москву" А.Н. Радищева, знаменитый сборник стихов "Русская потаенная литература XIX столетия". Его книжный магазин в Лондоне был своего рода явочной квартирой для Герцена и приезжавших в Англию русских революционеров.

В течение долгих лет апологеты Герцена и Огарева писали о Трюбнере как о бессребреннике бескорыстном друге русских революционных демократов. Ныне подобная точка зрения вызывает большие сомнения. Современные исследования английских историков Д. Прайса и Д. Натта установили, что издательская деятельность Трюбнера щедро финансировалась британским правительством. Британское правительство рассматривало выпуск революционной литературы на русском языке как важную задачу в борьбе с Российской империей, в свете обострения русско-британских отношений в период между Крымской войной и польским восстанием. Фактически это означает, что Трюбнер был агентом британского правительства.

В исполнении Трюбнера приключения барона Мюнхгаузена представляли собой маленький томик форматом 0x6 сантиметров (обычный размер для литературы, предназначенной к тайному провозу через границу) с иллюстрациями художника Кроуквила. Что же касается текста книги, то он следует сюжетной канве традиционного Мюнхгаузена, но повсюду безвестный пропагандист вплетает в ткань повествования добавления, цель которых — обличать русское самодержавие и православную церковь. Под его пером барон превращается в раннего народовольца по убеждениям. Текст дополняет предисловие, обращенное к "русским детям" — грубая, вульгарная агитка, направленная против веры в Бога как таковой.

С "революционным" Мюнхгаузеном перекликается "мюнхгаузиада", созданная в Германии в 1943 году. В это время вермахт терпел поражения на всех фронтах, и тогда министр пропаганды Геббельс выдал огромную субсидию на постановку "фильма всех времен и народов" — боевика "Барон Мюнхгаузен". Основной целью этой фантастически дорогой по тем временам картины было продемонстрировать всему миру, что даже во время войны Германия может позволить себе такую роскошь. Был быстро написан абсолютно фантасмагорический сценарий, в котором храбрый немецкий офицер, ариец и сверхчеловек, становится фаворитом императрицы и вершит всеми делами русского государства. Фильм был поставлен режиссером И. Баки, а главную роль исполнил довольно известный актер Ханс Альберст.

Вообще в XX столетии образ бессмертного барона стал приобретать черты, ранее ему никогда не свойственные. В многочисленных "мюнхгаузиадах" барон превращается то в певца "возвышенного обмана", то в личность, находящуюся в трагическом разладе с окружающей действительностью, то в романтического героя, то в клоуна. Среди подобных произведений следует отметить талантливую пьесу "Красный кабачок", написанную в 1911 году русским драматургом Юрием Дмитриевичем Беляевым специально для Александровского театра, представляющую собой тонкую стилизацию под XVIII век.

В пьесе Беляева барон Мюнхгаузен не просто фантазер, а идейный лгун, апостол лжи, считающий, что люди не достойны правды и мир питается ложью и основан на ней. Барон превращается в почти демоническую фигуру, прославляющую и одновременно проклинающую ложь.

Итак, мы видим, что образ барона Мюнхгаузена уже двести лет пользуется особой симпатией литераторов. Кем только не был барон за эти годы!

Он действовал на суше и на море, и даже в космосе (Станислав Лем. Звездные дневники Йона Тихого). Он был лихим кавалеристом, выпивохой и фантазером, был бессовестным и беспардонным вралем, был и несчастным разочарованным романтиком. По воле авторов он менял национальности, имена и политические убеждения — от революционера-демократа до национал-социалиста. Можно предположить, что чудесные приключения барона Мюнхгаузена далеки от завершения. Люди искусства еще не раз будут возвращаться к этому необыкновенно привлекательному, многогранному образу, ибо, нравится нам это или нет, ложь, выдумка, фантазия будут существовать, пока есть человечество. Барон вправе воскликнуть, как восклицает он в своем прощальном монологе в пьесе Беляева: "Я барон Карл Фридрих Иероним Мюнхгаузен. Я тот, которого так любят дети, кого зовут взрослые, тешатся над его рассказами и… гонят прочь. Старый враль! Старый враль! Ах, это надоедливое карканье говорящих ворон. Но ложь моя царствует на свете! Ложь, выдумка, фантазия… Они управляют миром! Жизнь есть ложь, и ложь есть жизнь. Нет ничего правдивее лжи. Попробуйте солгать — завтра это будет открытие, доктрина, факультет".

Ничей сын

Кто были родители Ивана Ивановича Шувалова, основателя первого в России Московского университета и Академии художеств? Как ни удивительно, но историки до сих пор не могут уверенно ответить на этот вопрос!

Многие считали и считают фаворита императрицы Елизаветы Петровны Ивана Ивановича Шувалова двоюродным братом двух известных елизаветинских вельмож — Петра и Александра Шуваловых. Тем более что в окружение императрицы его ввела Мавра Егоровна — жена Петра Ивановича и любимая фрейлина Елизаветы. Царица благосклонно отнеслась к красивому, образованному дворянину, а позже по-настоящему увлеклась им, и осенью 1749 года начался их роман, "случай", как говорили в тот галантный век.

Это необычайно повысило возможности и влияние шуваловского клана при дворе. Благодаря возвышению Ивана Ивановича Шуваловы-старшие достигли вершин власти. Но, делая немало для государства, они не забывали и собственных выгод. При них, по словам историка, "неправосудие чинилось с наглостью, законы стали презираться, и мздоимствы стали явные". Но сам фаворит поведением разительно отличался от своих родственников. Он никогда не злоупотреблял доверием стареющей императрицы и не использовал близость к ней для личного возвышения и обогащения. Казалось бы, "случай" принес ему немало титулов и славы. Он был "генерал-адъютантом, от армии генералом-поручиком, действительным камергером, орденов Белого Орла, Святого Александра Невского и Святой Анны кавалером, Московского университета куратором, Академии художеств главным директором и основателем, Лондонского королевского собрания и Мадридской королевской Академии художеств членом". Звучит громко, но при ближайшем рассмотрении все эти титулы носили скорее не властный, а более парадный, почетный характер.

Отказавшись от предлагаемых ему императрицей графского титула, важных должностей, значительных денежных и земельных пожалований, Шувалов сосредоточился на сфере внешней политики, способствуя сближению России и Франции. Философ и меланхолик, он, не уставая, повторял свою любимую поговорку: "Потихоньку, мало-помалу". Своей чуткостью, вниманием, добротой и щедростью он очаровал многих выдающихся современников — Ломоносова, Сумарокова, Вольтера, Дидро, Гельвеция. Иван Иванович пригласил в Россию многих талантливых скульпторов, художников, архитекторов и основал в 1755 году Московский университет, а в 1757-м — Академию художеств.

После смерти Елизаветы Петровны Иван Иванович удивил петербургский свет неслыханным бескорыстием: вернул воцарившемуся Петру III миллион рублей, подаренный ему императрицей в последние годы жизни. Удалившись от активной государственной деятельности, он получил в свое управление военно-учебные заведения.

С приходом к власти недолюбливавшей его Екатерины II Иван Иванович уехал за границу, где провел 14 лет, живя в Берлине, Вене, Париже, Риме. За рубежом он приобрел множество произведений искусства, которые потом передал Академии художеств и Эрмитажу. Екатерина II изменила свое неблагоприятное мнение о нем, и в 1777 году он вернулся в Россию, где прожил еще двадцать лет, пользуясь благородной славой мецената.

Столь странное для "случайных" людей поведение, скрытность и нежелание распространяться о своих родственниках породили в свое время немало темных слухов о загадочном происхождении Шувалова-младшего. И у придворных сплетников были для этих слухов достаточно веские основания…

Род Шуваловых известен в Костромском уезде с XVI века. Отцом братьев Петра и Александра был Иван Максимович Шувалов, скончавшийся в 1736 году. Точно установлено, что Иван Иванович не был родным братом Петра и Александра, из этого некоторые историки сделали вывод, что у Максима Шувалова (отчество неизвестно) был еще один сын, тоже Иван. Ивана Максимовича-младшего стали соотносить с неким капитаном Иваном Шуваловым, который значится в списках раненых при штурме Очакова. Это единственное упоминание о нем. О поместьях Ивана Максимовича-младшего никаких сведений не обнаружено. Есть смутные сведения о том, что дед Ивана Ивановича владел поместьем где-то в Смоленской губернии, но в данном случае речь, судя по всему, идет о деде со стороны матери.

О матери Ивана Шувалова известно, что ее звали Татьяной и ее фамилия была Ратиславская. Ни отчества, ни сословия, ни годов ее жизни историкам обнаружить не удалось.

Утверждение, что Иван Иванович родился в Москве, восходит к публикации И.М. Снегирева в журнале Министерства народного просвещения за 1837 год. Откуда Снегирев взял эти сведения, неизвестно. Год рождения И.И. Шувалова (1727) определен по надгробному слову, произнесенному белорусским епископом Анастасием Братановским. Петр и Александр Шуваловы никогда не называли Ивана Ивановича кузеном. Поэтому мнение, будто он приходится им двоюродным братом, можно считать только предположением.

Загадочный пробел в генеалогии И.И. Шувалова после смерти Елизаветы Петровны доставил ему немало волнений.

* * *

Ранним утром 20 октября 1777 года дом обер-камергера двора Ивана Ивановича Шувалова посетил весьма странный человек, назвавшийся отставным бригадиром русской армии бароном Федором Фридриховичем Ашем. Визитер был немногословен и вручил хозяину пакет, заявив, что выполняет волю своего покойного отца Фридриха Юрьевича Аша.

В пакете оказалось письмо Фридриха Аша, адресованное Шувалову. Покойный барон обращался к нему как к персоне императорской фамилии — Ваше высочество. Барон писал, что Иван Иванович Шувалов не кто иной, как сын императрицы Анны Иоанновны и ее фаворита герцога Бирона. "По преемственной линии в правлении Всероссийской империей от государя царя Иоанна Алексеевича, по неимению от него наследников, Всевышний Творец предназначил Ваше высочество к принятию Всероссийской императорской короны, чего искренне желают все Ваши верноподданные, которые только известны высокой особе Вашей. Для восшествия Вашего высочества на императорский престол потребно будет освободить дворец от обретающихся ныне в нем императрицы и его высочества. К сей важной и секретнейшей экспедиции Вашему высочеству потребно таких подданных Ваших верных и надежных, которые справедливые причины имеют быть недовольными нынешним правлением. В числе таких известных мне многих персон находится и сын мой старший Федор, писатель сего моего концепта, и который сие Вашему высочеству в собственные руки честь иметь будет передать…"

Вероятно, дочитав это послание, Иван Иванович был близок к обмороку. Фактически ему предлагали возглавить государственный переворот. Отношения между Екатериной II и фаворитом покойной императрицы были далеко не безоблачными. А тут еще появляется какой-то барон, заявляющий о нем как о претенденте на русский трон!

Не долго раздумывая, Шувалов попросил Аша подождать в его доме, а сам поспешил во дворец, где обо всем доложил императрице. Обер-прокурор Вяземский получил приказ арестовать и допросить Федора Аша. На допросе барон подтвердил, что письмо написано им, а подписался под посланием его отец.

Покойный Фридрих Юрьевич Аш, выходец из Силезии, прибыл в Россию в 1706 году и поступил на военную службу. Занимал должности секретарей при штабах русских войск, действовавших в Северной Европе. В отставку вышел в чине подполковника и был определен секретарем при вдовствующей герцогине Курляндской Анне Иоанновне. Аш вел всю переписку герцогини и владел всей информацией, проходившей через ее секретариат. В 1724 году барон был отозван из Митавы в Петербург и назначен почт-директором столицы. Эту должность он занимал до 1764 года, пока ревизия не обнаружила в ведомстве, возглавляемом бароном, растраты огромных сумм. Фридрих Аш был уволен со службы, и на его имущество был наложен арест. Вместе с отставкой пропала надежда получить хорошее имение в России.

Усадьба в Австрии (Силезия тогда входила в состав Австрийской империи), пожалованная Ашу вместе с баронством императором Францем I, находилась в полном запустении, и семья барона быстро обеднела.

Сын старшего барона Федор Фридрихович окончил Шляхетский кадетский корпус и служил в русской армии, откуда вследствие ряда служебных неприятностей был уволен в 1766 году, после чего тридцативосьмилетний бригадир осел в Петербурге…

На допросах Федор Аш заявлял о своей преданности "претенденту" Ивану Ивановичу Шувалову и утверждал: если бы тот приказал ему собрать военных и совершить дворцовый переворот, то он сделал бы это, не колеблясь. Впрочем, никаких реальных следов военного заговора следствие не обнаружило.

Дело рассматривала комиссия из трех сенаторов, которая предложила: отставного бригадира Аша, "как впавшего по безумству в преступление", заключить в Динамюндскую крепость близ Риги. Крепостное начальство получило строжайший приказ никого к узнику не допускать и никаким его речам не верить.

Федор Аш провел в крепости 19 лет. Заключение не сломило его. Иногда он подходил к окну и выкрикивал сквозь решетку: "Виват, великий государь и настоящий император Иоанн Иоаннович!"

Освобожден Аш был уже при Павле I. Генерал-прокурор уговорил барона принять присягу на верность императору Павлу. Ему вернули шпагу и разрешили жить в своем петербургском доме под надзором специально приставленного к нему офицера, но продержался барон на свободе не более месяца.

Однажды, когда мимо дома проходил артиллерийский взвод, он открыл форточку и стал выкрикивать: "Его императорское величество — незаконный государь! Престол принадлежит не ему!" После этого он отдал надзирающему офицеру шпагу и изъявил желание отправиться обратно в крепость. Дело Аша вновь слушала сенатская комиссия и постановила поместить его в арестантский корпус суздальского Спасо-Евфимиева монастыря.

Его освободили лишь в 1808 году благодаря неоднократным обращениям Владимирского губернатора И.М. Долгорукого, который смог убедить сенат, что восьмидесятилетний барон более не опасен для властей.

Некоторые исследователи склонны рассматривать этот, по словам самого Шувалова, "куриоз" как сумасбродную выходку обиженных властью баронов Ашей. Другие усматривают в действиях барона некую неумную и неудачную австрийскую интригу.

Но так ли уж невероятно утверждение Ашей, что Иван Иванович Шувалов — сын Анны Иоанновны и Бирона?

Отношения между Анной Иоанновной и ее любовниками были столь сложными и запутанными, что сегодня разобраться в них почти невозможно и уверенно утверждать ничего нельзя.

Иоганн Эрнст Бирон был человеком незнатного, если не сказать темного, происхождения. Уже будучи герцогом в зените своего фаворитизма, он пытался поднять документы о курляндских дворянах Биронах, известных с XVI века; но курляндское рыцарство сочло, что он не представил достаточных доказательств своей причастности к этому роду. Известно, что некоторое время Иоганн Эрнст учился в Кенигсбергском университете, откуда был изгнан за какую-то скандальную историю и даже сидел в тюрьме за драку. В общество вдовствующей герцогини Анны его ввел ее тогдашний любовник, русский резидент в Курляндии П.М. Бестужев, в 1718 году. Ходили слухи, что от Бестужева Анна Иоанновна родила дочь. Говорили и о сыне Анны Иоанновны от другого ее фаворита, Карла Левенвольде.

В первый раз при митавском дворе Бирон пробыл недолго: его изгнали за попытку оклеветать Бестужева перед Анной Иоанновной. Второй раз Бирон появился при дворе герцогини во время отсутствия Бестужева в 1724 году. Вел он себя на этот раз осмотрительней, всячески демонстрировал свое раскаяние, и когда русский резидент вернулся в Митаву, он выяснил: место в сердце Анны занято новым фаворитом. 1727 год, год рождения И.И. Шувалова, как раз совпадает с наименее изученным митавским периодом отношений между Анной Иоанновной и Бироном.

Достоверно известно, что у Анны Иоанновны были дети от Бирона. Воспитывались они в семье Бирона вместе с его законными детьми. Их сын очень неплохо пожил за счет русской казны, путешествовал по Европе, кутил и даже угодил в Бастилию за подделку векселей. Там, где был один сын, мог быть и второй. А как поступать с внебрачными детьми, петербургский придворный свет знал преотлично — ребенка отдают в приличную семью, подкрепляя "дар" деньгами, деревенькой или чином для официального отца. Таким образом, предположения великосветских сплетников о происхождении Ивана Ивановича Шувалова нельзя считать абсолютно безосновательными. Если же эти предположения верны, то произошло чудо — сын искупил грехи отца перед Россией.

Вина Иоганна Бирона перед Российской империей огромна. Здесь и взяточничество, и казнокрадство, и вывоз огромных капиталов и ценностей за рубеж, и даже торговля русскими солдатами. Но если бы не родился в России Иван Иванович Шувалов, возможно, не было бы в государстве Академии художеств, не скоро бы открылся первый русский университет, угасло бы немало русских поэтов, художников, скульпторов. Вероятно, менее плодотворным был бы творческий путь его друга Михаила Васильевича Ломоносова, заложившего основы русской национальной науки. И сегодня трудно судить, какая чаша весов перевешивает…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.