Глава 8 ДЕСЯТЫЙ ВЕК

Глава 8

ДЕСЯТЫЙ ВЕК

Многими талантами Альфреда были наделены его потомки, которые правили Уэссексом и Англией с 899 по 1066 г. Ни один из них не достиг его широты интересов. Ни один из них не стал автором произведений, и ни один не удостоился того, чтобы Ассер рассказал нам о его личной жизни. Это призрачные фигуры по сравнению с их выдающимся предшественником, но явно не призрачные для своего времени. Эдуард и Этельстан были прославленными воинами, которые сильно расширили площадь королевства Альфреда. С чисто военной точки зрения своим созданием английское королевство обязано в той же степени Эдуарду, в какой и Альфреду. Ни один саксонский король, за исключением, возможно, Оффы, не был так известен и не пользовался таким уважением в западном христианском мире, как Этельстан. Правление Эдгара было спокойным, но страну он держал в руках даже, наверное, еще крепче, чем Этельстан, и покровительствовал возрождению монастырей и интеллектуальной жизни, о чем мечтали Альфред и Этельстан, но не дожили увидеть собственными глазами. Это были выдающиеся люди, и, хотя королевство при Этельреде II Непослушном пришло в упадок, его достижения были весьма заметны. Но получить реальное представление об этих королях как личностях нелегко. Если же мы хотим этого, то мы должны сфокусировать внимание на Этельстане и Эдгаре.

Эдуард Старший стал преемником Альфреда и королем Уэссекса. С помощью своей сестры Этельфледы, правительницы мерсийцев, он приступил к завоеванию заново центральных и юго-восточных районов страны. Ко времени своей смерти он был действительным правителем всей Англии к югу от Трента, но жители Мерсии помнили, что он западный сакс. Его преемником стал сын Этельстан, настоящий наследник западносаксонского рода, который вырос в Мерсии, жители которой проявляли по отношению к нему лояльность, чего не признавал его отец. Этельстан действительно был признан мерсийцами королем прежде, чем он был признан западными саксами.

Этельстан завоевал признание своей королевской власти над Северной Англией и Южной Шотландией. Он был королем, василевсом и даже, наверное, императором Британии. Он значительно укрепил представление о власти английского короля.

Центром жизни Этельстана был его двор, его пиршественный зал, в котором вокруг него собирались его воины и где он оделял их своими дарами. Когда «Хроника» неожиданно разражается героическими стихами в знаменитом месте, где описывается сражение при Брунанбурге (Brunanburh), она называет короля «повелителем воинов, раздающим кольца». Он был не просто наследником Хродгара и Беовульфа, а гораздо больше. Писцы, которые записывали его указы, пытались навязать многострадальной латыни свое ощущение его величия, «раздувая» язык, на котором они описывали торжественную процедуру одаривания, необычными высокопарными чужеземными словами, часто имевшими отдаленное греческое и вообще неизвестное происхождение. 28 мая 934 г. один из этих писцов начертал документ, дарующий поместье в Кенте одному тэну. Этот шедевр чудовищной бессмыслицы предупреждает любого, кто посягнет на владение, что тот будет гореть в аду вместе с Иудой, совершившим нечестивое предательство. Этот пассаж наводит на мысль о том, что человек был не очень-то уверен в эффективности человеческого наказания. Но на самом деле власть Этельстана неуклонно становилась все более действенной и уверенной; а список членов собравшегося в Винчестере витана, которые поставили свои крестики на этом документе, весьма впечатляющ. 7 июня тот же самый писец написал другой указ в похожих выражениях, но с более честолюбивой целью: дар земель в Ланкашире архиепископу Йоркскому. Подлинность этого документа часто ставилась под сомнение, особенно в Ланкашире, но за последние годы была с успехом подтверждена. И здесь почти точно такой же впечатляющий список подписавшихся крестиками под этим актом дарения. Он начинается с самого Этельстана, который в тексте документа называет себя «королем англичан, поднятым по праву рукой Всемогущего Христа на трон всего королевства Британии», и продолжается именами двух архиепископов, трех валлийских правителей, шестнадцати епископов, семи элдерменов, шести эрлов-викингов, одиннадцати королевских тэнов и еще тринадцати человек. Двор теперь находился в Ноттингеме, и «Хроника» довольно коротко объясняет, почему такое большое собрание людей быстро двигалось на север из Винчестера: «В этот год король Этельстан вторгся в Шотланию с сухопутным и морским войском и разграбил большую часть страны». Уэльсские правители уже были в его свите. Теперь он приступил к задаче покорения шотландцев. Однако в этом ему не сразу сопутствовал успех. Тремя годами позднее вождь ирландско-норвежского происхождения в союзе с королями Шотландии и Стратклайда предпринял масштабное вторжение в саму Англию. В местечке под названием Брунанбург, нахождение которого неизвестно, их встретили Этельстан и его брат Эдмунд. Крупная победа Этельстана записана в волнующих стихах современного ему поэта. Без сомнения, «Битва при Брунанбурге» была продекламирована перед Этельстаном в тронном зале, равнозначном Хеороту. По пути на север он остановился в Честер-ле-Стрите, где покоились останки св. Кутберта и находился его собор, который позднее был перенесен в Дарем. Святому Кутберту он подарил экземпляр «Жития» Беды Достопочтенного, написанный, наверное, в Гластон-бери, в начале которого помещено изображение короля, дарующего эту книгу святому (иллюстрация 6а). Затем он отправился в путь, чтобы подчинить себе Шотландию, и на протяжении оставшихся ему двух лет жизни его авторитет был непререкаем, а его власть не вызывала никаких возражений.

Этельстан был Пьерпонтом Морганом своего времени. Когда священники Честер-ле-Стрита увидели, как огромная армия идет в Шотландию, и начали радоваться новому завоеванию, они вполне могли бы задаться вопросом, останется ли король в памяти потомков главным образом как завоеватель или как выдающийся коллекционер. Подобно Пьерпонту Моргану, Этельстан собирал книги и произведения искусства. В отличие от американского миллионера он еще собирал мощи святых и был знатоком всего того, что находилось в его коллекции. Он щедро раздавал подарки, но дары в Хеороте Этельстана были более разнообразны, чем в Хеороте Хродгара; такими были и люди, которые получали их. Через его руки текли золотые и серебряные украшения, земля, оружие, всевозможные предметы искусства, а также редкие и прекрасные книги, интересные как своим содержанием, так и внешним видом, и прежде всего мощи. Он принимал дары со всей Европы, отвечал богатыми дарами в свою очередь, а особенно щедро одаривал своих сподвижников, епископов и церкви в своей собственной стране. Собору в Кентербери он подарил Евангелие, которое принадлежало аббату Армы, и другое Евангелие, которое Этельстан получил от своего зятя короля Германии Отгона Великого по случаю вступления Отгона на престол в 936 г. В настоящее время оно находится в Коттоновской коллекции Британского музея. На нем имеется надпись, которая начинается такими словами: «Это Евангелие император Англии и правитель всей Британии Этельстан (Anglorum basyleos et curagulus totius Bryttannie) с благочестивыми мыслями даровал кафедральной церкви Христа в Кентербери, первой в этой стране».

Отгон Великий был самым знаменитым из друзей Этельстана на континенте, но он был одним из многих. Уильям Мальмсберийский, который писал в XII веке и использовал гораздо более раннее стихотворение на латыни, приводит некоторых из них: Харальд, король Норвегии, приславший Этельстану в Йорк свое посольство и подарки, среди которых был корабль «с золотым носом и пурпурным парусом, плотно обитый изнутри позолоченными щитами»; король Германии Генрих I, который попросил руки сестры Этельстана для своего сына Отгона; франкский герцог Хью Великий и герцог Бургундии Конрад, которые женились на двух других сестрах короля. К этим мы можем добавить Людовика из династии Каролингов, впоследствии короля франков, по прозвищу Людовик Заморский, потому что он получил воспитание при дворе Этельстана. Когда герцог Хью отправлял свою просьбу выдать за него английскую принцессу, он выбирал послов и свои дары с хитростью и мастерством. Посольство возглавлял Балдуин, граф Фландрский, жена которого была теткой Этельстана. И «когда он отправил свою просьбу с посольством знатных людей в Абингдон, он предложил действительно богатые дары, которые могли бы мгновенно удовлетворить большинство алчных скаред: духи, невиданные дотоле в Англии; ювелирные украшения, особенно с изумрудами, в зелени которых отражались лучи солнца и зажигали глаза стоящих рядом людей подобострастным светом; много быстрых коней в конской сбруе, грызущих, по словам Марона [Вергилия], «удила из красного золота»; ваза из оникса, покрытая такой искусной резьбой, что казалось, будто поле колосьев на ней колышется, лозы дают ростки, фигуры людей движутся, при этом она была настолько прозрачной и отполированной, что отражала, подобно зеркалу, лица зрителей; меч Константина Великого, на котором можно было прочесть имя его древнего владельца, написанное золотыми буквами, а на головке эфеса над толстым слоем золота можно было увидеть прикрепленный железный гвоздь, один из четырех гвоздей, которые иудейская клика приготовила для распятия тела Христа; копье Карла Великого, которое этот непобедимый император, возглавлявший войско против сарацин, когда бы он ни метнул его во врага, всегда даровало ему победу; говорили, будто это самое копье, которое рукой центуриона было воткнуто в бок Христа, открыло этой драгоценной раной Рай для несчастных смертных; знамя Маврикия, самого почитаемого великомученика и командующего Фиванского легиона, с которым этот король на Испанской войне обычно взламывал боевые порядки противника, какими бы сильными и плотными они ни были, и обращал их в бегство; корона, ценная, безусловно, благодаря количеству золота, но больше благодаря драгоценным камням, которые сияли так, что чем больше кто-то пытался смотреть на них, тем скорее вынужден был отвернуться и отступить; кусок святого креста, заключенный в хрусталь, — взгляд, проникая сквозь минерал, мог различить цвет дерева и размеры, а также часть тернового венца в такой же оболочке, который солдаты в своем безрассудстве надели на священное чело Христа, издеваясь над его величием».

Драгоценные камни сверкали, король был доволен. Его сестру отправили к жениху с «едва ли худшими подарками». Перед мысленным взором летописца встает великолепие даров, и этому была особая причина. Его собственный монастырь, Мальмсберийское аббатство, украсили часть креста и тернового венца, «благодаря помощи которых, я полагаю, оно и по сей день процветает», несмотря на все бури, которые ему пришлось пережить.

В этом необычном собрании подлинных произведений искусства и поддельных реликвий собрано столько средневековых раритетов, что стоит немного остановиться на них. Как получилось, что Этельстан и монахи из Мальмсбери так высоко ценили куски дерева и кости, древнее и обветшалое оружие, ценили их, как земные сокровища, имеющие земную цену, и сокровища небесные, что выше всякой платы? Логика проста. Святые находятся на Небесах, но они всегда пекутся о людях, и там, где есть кусочек их земной плоти, они согласятся иметь земную обитель; они даже будут заботиться о том, чтобы Бог творил там чудеса. Да и каких бы чудес не сотворил сам Христос для тех, у кого хранятся реликвии, оставшиеся от Его земной жизни? У них не может быть частей Его бренного тела, которое восстало из мертвых и вознеслось на небеса, но крест, терновый венец, копье и одежда были не раз уже поделены и распространились по миру, и из останков Христа и святых сформировалось нечто вроде божественной валюты. При этом допущении логика достаточно ясна, а основного учения, разумеется, и по сей день придерживаются католики в наши дни. Но в этой цепи есть слабое звено. Оно предполагает нашу уверенность в том, что реликвии подлинные. Сейчас никто не сомневается, что большая часть средневековых реликвий была поддельной. Они были не тем, на что претендовали, и по этой причине вера повсеместно навлекла на себя сомнительную славу. По счастью, никто никогда не пытался собрать воедино крест, или терновый венец, или предметы одежды Девы Марии. Было подсчитано, что из фрагментов «истинного креста», которые существовали в Средние века, можно было бы построить боевой корабль, терновый венец образовал бы живую изгородь вокруг многих акров земли, а гардероб Девы Марии, без сомнения, заронил бы сомнения в том, что Иисус Христос был родом из бедной семьи.

Рассказывают об одном известном художнике, которому его друг показал картину, якобы принадлежавшую кисти этого художника. Художник прекрасно знал, что картину писал не он, но, чтобы пощадить чувства своего друга, он тут же надписал на ней свое имя. Бесчисленному количеству святых приписывались кости других людей (а иногда животных), которые, оправленные в серебро, золото и драгоценные камни, хранились в алтарях и выносились во время процессий под именем этих святых. Наверное, почтение выражалось идее; люди позволяли вере победить вымысел; наверное, слабое звено в цепи просто обходили. Когда умер св. Тейло, по словам его биографа, три общины боролись за его тело. Их проблемы были решены благодаря тому, что святой услужливо предоставил им три своих тела. Этот святой умер в VII в., а рассказ об этом увидел свет в XII. Для нас это является примером того, как средневековую логику можно использовать для объяснения необъяснимого — ведь известно было о существовании трех тел. Для большинства людей, прочитавших этот рассказ, он, вероятно, показался удачным примером божественной дипломатии и такта.

Старший современник Этельстана, король Германии Генрих I, видимо, был упрямым правителем, каких было много в Европе в те времена. Но в последние годы своей жизни он обменял большой кусок своей территории — часть современной Швейцарии — на еще одно священное копье, особенно могущественный талисман, дарующий победу, который, подобно мечу Этельстана, принадлежал Константину и обладать которым было необходимо любому правителю, стремящемуся стать римским императором. Вскоре после этого Генрих умер; но с этим копьем его сын Оттон победил орды мадьяр в битве у Леха (приток Дуная. — Пер.) в 955 г. и вместе с ним въехал в Рим, где в 962 г. был коронован императором.

Вера в могущество мощей была повсеместной. Этельстана выделял из всех масштаб его коллекции и изысканность ее экспонатов. Он не был скупцом: он раздавал большую часть экспонатов, но никогда не переставал собирать по всей Европе все, что мог найти и что могли купить его посредники. Церковь Дола в Бретани захотела поблагодарить его за покровительство и отправила ему письмо. Ему было обещано молиться за него, а настоятель написал: «Посылаю вам мощи, которые, как нам известно, вы цените больше, чем земные сокровища, — кости св. Сенатора и св. Патерна, а также его учителя св. Скабилиона, который умер с ним в один день. Эти двое лежали по правую и левую руку от св. Патерна; торжества в их честь, как и в честь Патерна, проводятся 23 сентября». Этельстан был хорошо знаком с некоторыми церквами Девона и Корнуолла и имел хорошие отношения с Уэльсом, так что он вполне мог знать о некоторых кельтских святых. Настоятель, очевидно, предполагает, что он знает о св. Патерне, а св. Сенатор и Скабилион будут новыми дополнениями к его коллекции. Мощи Патерна были отправлены в Мальмсбери, мощи других святых — в новую церковь в Милтон-Аббас, которую основал сам Этельстан; вместе с ними было послано и письмо, подтверждающее их подлинность. Там это письмо и было найдено 150 или даже больше лет спустя. В Милтон также отправился еще один фрагмент части креста, принадлежащей Этельстану, рука, кости и епископский посох св. Самсона, епископа Дола, рука св. Бранваладера и другие мощи, запечатанные в пяти ящиках, которые он привез из Рима и Бретани. Не сохранилось никакой описи реликвий, которые проходили через руки Этельстана, и любая попытка восстановить ее сталкивается с двумя серьезными трудностями. Для основной части коллекции нет вообще никакого перечня; для значительной ее части список есть, но благочестивые подделки настолько расширили его, что нельзя сказать, что в нем содержалось изначально. Веком позже кафедральный собор Эксетера заявил, что обладает одной третью всех реликвий, которые король Этельстан привез из-за границы. Вестминстерское и Гластонберийское аббатства и другие церкви также заявляли о своих правах на значительные дары, количество которых, вероятно, резко увеличилось с течением времени. При обращении с реликвиями следовало соблюдать особые моральные правила. Ложь может быть греховной, но ложь о мощах была невинной для тех, кто извлекал из нее пользу. Однако кража не имела ни хорошей, ни плохой окраски, она была возможна лишь в том случае, если сам святой желал переселиться, и вор, таким образом, был пассивным орудием намерений святого. Клептоманию, которой часто подвержены алчные коллекционеры, можно было рассматривать как праведное рвение. Когда св. Хью Линкольнский откусил кусочек лучшей реликвии Фекампского аббатства в Нормандии, его монахи были в ярости и негодовали, но его биограф рассказывает эту историю не краснея. Монахи Авиньона прочли историю посольства герцога Хью Этельстану, список реликвий, и у них потекли слюнки. Затем они заметили, что двор расположился в Абингдоне. Такой набожный король никак не мог оставаться там, не сделав какого-нибудь значительного подарка аббатству. Ясно, что он подарил им часть тернового венца, кусочек одного из гвоздей, знамя св. Маврикия и палец св. Дени — все в серебряном сундуке. «Об этом, — написал доктор Армитаж Робинсон, — мы можем только сказать, что это была смелая заявка».

В 939 г. Этельстан умер, будучи еще в расцвете лет, находясь в зените власти. Распространив свою власть на Уэльс и Шотландию и благодаря своим отношениям с правителями Западной Европы он добавил размаха королевской власти своих предшественников. Его королевское собрание реликвий, во многом обязанное обманщикам и шарлатанам, прибавило многое к сокровищам древнего Хеорота. Подобно Альфреду, он был образованным человеком, а также, очевидно, человеком немалого художественного вкуса. То, что он был покровителем своего родственника, талантливого св. Дунстана, далеко не является совпадением. Но мы читаем о нем сквозь дымку неясной придворной латыни, существовавшей в любой стране во все века. И когда мы останавливаемся, чтобы отдышаться среди бесконечных гротескных и цветистых оборотов речи его хартий, мы не можем не почувствовать, что он был отчасти императором-выскочкой. Они напоминают нам о знаменитой сентенции в проповеди: «Если аргумент слаб, ори громче». Было высказано предположение, что клятвенные заверения ему нужны были просто потому, что он был не очень уверен в подчинении. Это в случае с Этельстаном, возможно, была не вся правда. Он явно любил пышность и блеск в любом виде. Но это утверждение напоминает нам о том, что лишь его авторитет и воинские успехи держали викингов в узде и что было не далеко то время, когда они снова нанесут удар.

Преемником Этельстана стал его брат Эдмунд, а за ним — его брат Эдред. Оба они были добросовестными монархами, о которых известно сравнительно мало; ни один из них не прожил долго. Затем королевство перешло, не задерживаясь долго в одних руках, двум сыновьям Эдмунда Эдвигу и Эдгару. Эдгар был последним великим королем из рода Альфреда. А так как Эдгар начал свой путь с восстания против своего старшего брата, то Эдвиг оказался в крепких тисках. Он поссорился со святым Дунстаном. Нам сообщают, что причиной ссоры послужило то, что Эдвиг покинул пир в день своей коронации ради пустой беседы с двумя женщинами сомнительной репутации. Дунстан был одним из тех, кто упрекнул его в этом, и Эдвигу это сильно не понравилось. Впоследствии его неумелое правление принесло свои плоды. В 957 г. Эдгар был провозглашен королем Мерсии, а в 959 г. беспутный Эдвиг умер. Но Эдвигу, возможно, было всего лишь 13 лет, когда его короновали, — вряд ли намного больше, — и ему, вероятно, не было и двадцати — гораздо меньше двадцати лет, — когда он умер. Трудно воспринимать это всерьез; совершенно очевидно, что Эдгар тоже пошел по этой стезе, но остепенился.

Эдгар умер в 975 г. в возрасте 32 лет. К этому времени его детство было уже давно забыто, и его достижений было уже достаточно, чтобы оставить неизгладимый след в истории королевской власти Англии. Он водил дружбу с видными церковнослужителями, и, несомненно, они заботились о том, чтобы его восхваляли. Но ясно, что его успехи для его возраста были существенными. Также ясно, что он многим был обязан своим высокопоставленным духовным советникам Дунстану Кентерберийскому, Освальду Йоркскому и Этельвольду Винчестерскому. Насколько многим — трудно сказать. Он правил Англией крепкой рукой и был известен как Эдгар Миролюбивый, но его мир был признаком силы, а не слабости. Он продвинул союз датчан и англичан еще на одну ступень. Подобно Этельстану, его власть признавали другие короли острова. В 973 г. он чрезвычайно торжественно был миропомазан и коронован; в этом же году в Честере ему подчинились семь валлийских и шотландских королей — хотя действительно ли они провезли его на весельной лодке по реке Ди, как гласит легенда, трудно сказать. Он покровительствовал возрождению монастырей.

И естественно, последний пункт был лучше всего отражен в письменных источниках. Возрождение монашеской жизни, а вместе с ней многих видов знаний, искусства и архитектуры представляет собой одно из самых волнующих событий X в. Альфред и Этельстан не очень преуспели в своих попытках покровительствовать такому движению. При преемниках Этельстана триумвират святых начал свою работу. При Эдгаре она начала приносить свои плоды. Для нас представляет особый интерес то, что они приписывали свой успех ему. Это показывает, насколько возвышенное чувство люди испытывали к королевской должности, если они делали это. Слова, которыми они пользовались, звучат знакомо и сегодня, ведь мы привыкли слышать, как льстят диктаторам, называя их авторами всего, что есть хорошего, включая научные открытия. Но есть разница. Сомнительно, чтобы Эдгар умел читать по-латыни; и поэтому сомнительно, нужно ли было его придворным так льстить ему в тексте своего трактата об обычаях монахов. Этот трактат «Монашеское согласие» (Regularis Concordia), был, вероятно, написан св. Этельвольдом; он четко отражает его взгляды и взгляды Дунстана. Призывая королевскую власть, он пытается ослабить хватку светских феодальных сеньоров на собственности монастырей и замазать трещины разногласий между монастырями. Но совершенно ясно, что его автор действительно верил, подобно многим церковнослужителям в Северной Европе X в., в то, что король — наместник Христа на Земле, главное доверенное лицо Божественной власти, раздающее небесные благодеяния, — не причастие, так как король не являлся священником, — посредник едва ли менее действенного благодеяния в виде Божественного порядка и доброго правления.

«Прославленный Эдгар, милостью Божией известный король английского и других народов, живущих на острове Британия, с ранних лет начал бояться, любить и обожать Бога всем своим сердцем. Пока он был занят различными делами, подобающими отроку, его тем не менее коснулось Божественное внимание, что ему усердно внушал некий аббат, который объяснил ему королевский аспект католической веры. Чтобы искра веры, которая начинала постепенно разгораться, не погасла от праздности и безделья, он начал предусмотрительно и серьезно обдумывать вопрос, с помощью каких священных и достойных трудов ее можно заставить гореть ярко и раздуть стремление к совершенствованию». Далее в предисловии описывается не без преувеличений плохое состояние монашества при его восшествии на престол, его труды и усилия его супруги, направленные на его возрождение.

«Поэтому когда с величайшей готовностью был принят Устав святого отца Бенедикта, очень многие аббаты и аббатисы вместе с их монашескими общинами стали соперничать друг с другом в следовании стопам святых. Ведь они были объединены одной верой, хотя и не одной монашеской традицией. Чрезвычайно обрадованный таким великим рвением, вышеупомянутый король после глубокого и тщательного изучения вопроса повелел Синодальному совету собраться в Винчестере. Этому собранию он смиренно послал письмо, написанное на великолепном пергаменте в ободряющих и спокойных выражениях. В нем он, тронутый милостью Христа, убеждал всех придерживаться одного образа мыслей в отношении монашеских обычаев, следовать за проверенными святыми отцами, которые возлагают свои надежды на предписания устава, чтобы избежать разногласий и чтобы различные способы соблюдения обычаев одного устава и одной страны не навлекли на их благочестивую беседу дурную славу. Глубоко тронутые мудрым советом этого великолепного короля, епископы, аббаты и аббатисы не замедлили воздеть руки к небесам в искренней благодарности трону, на котором сидит такой хороший и великий учитель».

Для современного читателя такое низкопоклонство перед Эдгаром не выглядит привлекательно. Но кажется вероятным, что этот сильный, способный, упрямый молодой человек был во многих отношениях притягательной личностью. По крайней мере, его религиозность была настоящей, так как Этельвольд и его коллеги не написали бы так, если бы она была совершенно абсурдной. Идеалу религиозного короля было суждено появиться позже в германском королевстве в лице Генриха II и Генриха III; а император Генрих III в 1046 г. дошел до того, что избавился от трех пап, которые пытались занять Святой престол одновременно, и начал реформу в сердце западного христианского мира. Из этой реформы в свое время родилось учение (не новое, а которым широко пренебрегали на протяжении предшествовавших веков) о том, что управлять церковью должны папы и епископы, а не короли, а из действенных теорий папских реформаторов вышли конфликты, которые мы обычно называем спорами об инвеституре. Это предстояло еще в далеком будущем, в 970 г., когда, вероятно, была обнародована Concordia. Но уже не было глупых людей, которые замечали, что слишком тесная связь короля с церковью не очень полезна для последней, что, если король может обращаться с епархиями и монастырями как единицами личной собственности, он может использовать это для неподходящих целей. Дунстан и Этельвольд верили в честность Эдгара, а Эдгару еще не было тридцати. Но пять лет спустя в 975 г. он внезапно умер, а его юные сыновья и группировки, которые их поддерживали, перессорились из-за его королевства.

Партия Эдуарда (которому было около 13 лет) доказывала, что он старше и является лучшим кандидатом в короли. Партия Этельреда (которому, возможно, было не больше 6—7 лет) испытывала большие сомнения в отношении характера Эдуарда. Гораздо позже они также доказывали, что Этельред родился, когда его отец был королем, а мать королевой, т. е. порфирородным. Очень сомнительно, чтобы они в то время действительно утверждали это, хотя это было и не совсем невозможно в Европе, в которой по-прежнему властвовал Отгон Великий, восшествие которого на престол оспаривал его младший брат, выступая с таким заявлением. Но более вероятно, что это предположение относится к начальным годам зрелости Генриха I, а не к детству Этельреда[7].

Каковы бы ни были их мотивы, сторонники Этельреда не хотели допустить к власти Эдуарда. 18 марта 978 г. Эдуард приехал в Корфе (Дорсет), чтобы повидаться с братом. При его приближении к поместью, в котором жил его брат, появились слуги Этельреда и окружили коня короля, будто для того, чтобы приветствовать его. Но они приветствовали его ударами ножей и похоронили его тело поблизости в Вэрхэме по укороченному обряду или вообще без него, а английский народ узнал, что насилие и предательство сделали Этельреда их королем.

Эдуард умер, но его путь не закончился. Годом позже один элдермен из Мерсии откопал его останки и торжественно перевез их в Шафтсбери. Рассказывают, что они чудесным образом остались нетронутыми тленом. Вокруг его могилы стали шептаться о чудесах. Кости молодого человека стали священными мощами; его брат был вынужден признать его святым и провозгласить день его смерти официальным праздником. Так король Эдуард стал великомучеником. Когда элдермен перевозил тело в Шафтсбери, он, видимо, осуществлял акт примирения; воздав почести убитому королю, он, наверное, надеялся сплотить сторонников Эдуарда под знаменами Этельреда. Если это объяснение (на это намекнул один из современников) верно, можно сомневаться в том, увенчались ли его усилия успехом. Растущий культ Эдуарда, вероятно, был постоянным напоминанием Этельреду о том, каким образом он взошел на престол. Убийство было совершено слугами Этельреда, так что он не мог избежать доли ответственности за него. Так как в то время ему не могло быть больше 9—10 лет, нам кажется трудным отнестись к этому обвинению очень серьезно. Но оно бросило тень на восшествие Этельреда на престол и в какой-то степени на все его правление. Быстрое распространение культа Эдуарда, вполне возможно, является отчасти отражением растущей политической тревоги. Этельреду не удалось завоевать или удержать преданность нескольких ведущих тэнов. Элдермен из Мерсии умер в 983 г.; в 985 г. его сын и преемник Эльфрик был отправлен в изгнание, очевидно за мятеж. В 992 г. другой выдающийся элдермен периода молодости Этельреда Эльфрик Гемпширский стал предателем; в 993 г. Этель-ред попытался обуздать его, ослепив его сына. И все же десять лет спустя Эльфрик снова предал его. Это показывает, как легко некоторые сторонники Этельреда относились к своей преданности ему, и нельзя удержаться от того, чтобы не заподозрить, что это они намеренно поощряли культ погибшего брата Этельреда, что кости Эдуарда стали вдохновляющей идеей для измены, предательства и оппозиции, что старший брат в своей могиле не давал покоя младшему на троне. В своде законов Этельреда от 1008 г. особенно отмечено, что «советники постановили, что праздник в честь Эдуарда должен отмечаться по всей Англии 18 марта», будто они силой вырвали этот указ у сопротивляющегося короля.

Инакомыслие и полуподавленный бунт всегда были распространенным явлением в англосаксонской Англии. Во времена Этельреда это происходило открыто. Летописец XIII в. отмечает, что он был известен как Этельред Un-raed, из чего произошло современное Unready (неготовый, нерешительный). (В русскоязычной исторической литературе «Непослушный». — Ред.) Летописец опоздал[8], но у него был доступ к информации, в настоящее время утраченной, и игра слов так остроумна, что кажется вполне возможным, чтобы Этельреду было дано такое прозвище современным ему остряком. «Этельред» является сложным словом, состоящим из двух древнеанглийских слов aethel и raed, что означает «благородный (прекрасный) совет». Слово unraed означало «не совет», но у него был подтекст и другие значения, в том числе «дурной совет» и «предательский заговор». Этельред был королем, согласно его хартиям, «милостью Божьей» или, более точно, «с Божественного одобрения предопределен милостью Господа Бога нашего». Наверное, это утешало его, но ему никогда не позволяли забыть, что есть и другие слова, которыми можно описать его восшествие на трон. Убийство брата оказало губительное воздействие на его карьеру; на него навсегда легла печать Каина.

Unraed могло подразумевать, что Этельреду был дан дурной совет его приспешниками, или что он не последовал совету, который они ему дали, или у него не было человека, который мог дать ему совет, или что он просто не был благоразумен. Во всех этих утверждениях есть доля правды. Он не мог рассчитывать на повиновение многих своих подданных; всегда находились такие, лояльность которых была сомнительной в случае войны. Это соображение, а также его собственный темперамент сделали его нерешительным и неумелым полководцем. Временами его бросали большинство его сторонников, и витан избрал двух королей для его замены еще до его смерти. 

И все-таки у нас нет причин целиком приписывать его неудачи его неумению. Средневековый король должен был уметь внушать страх и восхищение, если хотел добиться успеха. Ему также была нужна удача. Этельред был очень неудачлив: неудачно стал королем описанным выше способом. Неудача для него состояла в том, что датчане были готовы и дальше нападать на его страну в течение двух лет со дня его восшествия на трон. Еще более неудачными для него были сила и искусство датских вождей, нападавших на него. Нечего и говорить, что датчане пользовались его слабостью. Датские армии и флоты были особенно хорошо вооружены и обучены под руководством хороших военачальников в последней четверти X — первой четверти XI в. Даже при этом англичане смогли бы оказать им сопротивление, если бы они были объединены и ведомы талантливым воином. Они не были едины. Некоторые английские вожди не делали секрета из своего презрения к Этельреду. Культ Эдуарда стал способом выразить неуважение королю. Даже если бы Этельред был блестящим полководцем, он не смог бы дать отпор датчанам, не имея большей преданности, чем он мог располагать. Сражение при Мальдоне в 991 г., когда один английский элдермен пал, героически защищая побережье от имени короля Этельреда, показало, что некоторые элдермены были ему верны; но их было недостаточно.

В таких обстоятельствах Этельред стал придерживаться политики, которую изобличает его имя. Датчане прибыли, чтобы грабить; это была основа их образа жизни. Если бы он стал с ними сражаться, он мог проиграть, и часть Англии была бы разорена. Если бы он выиграл, то датчане непременно пришли бы снова, или их вожди обеднели бы или потеряли авторитет. Но Англия была по-прежнему сравнительно богатой страной; запасов серебра было достаточно; денежное обращение было самое высокоорганизованное в Европе. Даже если в Англии и был некоторый непорядок, основные органы управления страной можно было заставить работать. Монетные дворы могли производить большое количество весьма желанных монет. Если откупиться от датчан, они уплывут, не причиняя дальнейшего ущерба. Да, они вернутся снова, но пока серебра больше, чем надежных войск, разумно было использовать серебро, чтобы защищать Англию. Так что с помощью серебра и оставшихся верными ему тэнов Этельред удерживал страну от полного краха в течение 30 лет. За это он и его советники заслуживают некоторой похвалы. Ему не хватало советников и готовности к борьбе, каковые были у его выдающихся предков, но он удерживал свой трон почти до самого конца своей жизни.

Наконец, в 1009 г. датский король Свен решил покончить с Этельредом и самому стать королем англичан. Сначала он послал своих лучших помощников, которые совершали набеги на эту страну с поразительным упорством на протяжении трех лет. В 1012 г. датчане получили огромный выкуп, но, прежде чем уехать, они вероломно убили Эльфега, архиепископа Кентерберийского. Это, видимо, огорчило одного из их вождей Торкеля Высокого настолько, что он переметнулся на сторону Этельреда. Но дезертирство Торкеля не принесло английскому королю утешения; напротив, это вызвало приезд короля Свена собственной персоной. В 1013 г. Свен высадился в Англии в «Сэндвиче и вскоре после этого прошел Восточную Англию и вошел в устье реки Хамбер, а затем вверх по Тренту до Гейнсборо. Тогда эрл Ухтред и вся Нортумбрия сразу же сдались ему, и все население Линд-си, а потом жители Пяти городов, а вскоре и все датчане к северу от Уотлинг-стрит (дорога в Уэльсе между Кентербери и Сент-Олбанс. — Пер.); и из каждого графства ему были выданы заложники. После того как он понял, что все население ему сдалось, он распорядился, чтобы его войску были предоставлены лошади. И тогда он повернул на юг вместе со всей своей армией, передав корабли и заложников своему сыну Кнуду. Когда он пересек Уотлинг-стрит, его люди нанесли величайший ущерб, который способно нанести войско, направившись к Оксфорду, где жители немедленно ему сдались и выдали заложников. Оттуда он направился в Винчестер, где произошло то же самое. После этого они пошли восточнее Лондона, и большая часть его войска утонула в Темзе, потому что датчане не побеспокоились поискать какой-нибудь мост. Когда они пришли в небольшой город, его жители не сдались ему, а держались до конца с величайшим мужеством (героизмом), потому что в нем находился король Этельред, а вместе с ним и Торкель. Тогда Свен повернул к Уоллингфорду и, переправившись через Темзу, пошел дальше на запад к Бату и вместе со своими рекрутами расположился там лагерем. Туда прибыли элдермен Этельмэр и тэны с запада, и все они покорились Свену и выдали ему заложников. Зайдя так далеко, он повернул на север к своим кораблям, и весь народ принимал его как своего короля. После этого жители Лондона подчинились ему и выдали заложников, потому что они боялись, что он уничтожит их всех. Тогда Свен потребовал всю дань сполна и припасы для своего войска на зиму... и все же, несмотря на это, они совершали набеги с целью грабежа так часто, как им этого хотелось. В это время для народа все пошло наперекосяк и на севере, и на юге».

Со временем Этельред прекратил борьбу и присоединился к своей королеве Эмме, которая уже бежала в Нормандию, где ее брат был герцогом. Но Свен недолго радовался победе. 3 февраля 1014 г. кровожадный старый викинг внезапно умер, и в его владениях воцарился беспорядок.