Агентурные записки – архив русской истории

Агентурные записки – архив русской истории

Один из найденных полицейских докладов посвящён «обеспечению безопасности Их Императорских Величеств и высокопоставленных лиц». В нем приводится план «денных постов у дворцов, в коих имеют пребывание высочайшие особы, и у домов, в коих проживают высокопоставленные лица». Всего было установлено 98 постов в три смены, то есть, 294 человека.

«Для наилучшей постановки службы этих постов, – говорится в докладе, – а равно для получения от них наибольшей пользы, будет целесообразно заместить часть этих постов, а также часть людей, находящихся ныне на вокзалах, филёрами, командированными в охранную агентуру по два от каждого из провинциальных охранных отделений из числа филёров, наиболее осведомлённых о местных революционных деятелях. При такой технике охранных постов, в особенности, если эти филёры будут расставлены на Невском проспекте и Морской улице, явится вероятным выяснение провинциального революционера, или последний, скрывшись у себя от наблюдения, появится в столице. Взамен прикомандированных филёров из охранной агентуры можно будет командировать равное количество агентов, которые, ознакомившись в подлежащем охранном отделении с наблюдаемым составом, возвратятся в охранную агентуру, а присланные люди будут откомандированы. Затем смена людей, ввиду движения наблюдаемого состава и появления в нем новых лиц, может быть произведена вновь».

В состав охранной агентуры того времени (около 1905 г.) входило 250 человек. Помещались они в отдельном здании. Задачей филёров этой команды являлась простая охрана царя, его семьи, министров. При проездах царя по улицам Петербурга и поездках его в другие города они следовали за ним. Филёры рассыпались по улицам, где пролегал путь царя, следили, чтобы никто не бросился из толпы.

Во всех театрах были места для филёров охранной команды. И перед подъездом министров установлены были посты филёров.

Служба эта считалась в охранке тяжёлой: ведь простаивали по 12 – 20 часов на улице при любой погоде.

Вот расклад охранной команды:

В Царском Селе – 10Q человек; в окрестностях Царского Села – 12; в охране императорских театров – 17; в Департаменте полиции – 7; при доме министра внутренних дел – 1; на вокзалах – 8; дежурных и сторожей – 6; писцов – 2; больных в среднем – 10. Налицо – 87.

«Из этого числа, – продолжает докладчик, – необходимо исключить 50 человек, имеющих быть после таяния снега командированных в Царское Село, так как расширяется район путей поездок Их Императорских Величеств по окружающим паркам и увеличится население в. прилегающих дачных местностях».

Уличный агент получал в среднем 60 рублей в месяц. Вместе с жалованьем трёх офицеров агентуры общий расход исключительно на охрану царской семьи выражался в 1905 году всего в 159 тысячах рублей.

Находя охрану недостаточной, заведующий охранной команды ротмистр Герарди сообщал свой новый план распределения охранников: вводились посты филёров у дворцов всех великих князей и всех министров.

Так, министра внутренних дел охранял уже не один филёр, а пятеро.

План уличных постов составлял довольно густую сеть охраны, но все-таки были улицы, даже и в центре столицы, которые не контролировались. Так, можно было спокойно ходить по Жуковской, по Надеждинской, затем свернуть по Кирочной и, если «наблюдаемый состав» благополучно пересекал Сергиевскую, можно было пройти по Воскресенской набережной на Охту. Лучше всего обслуживался Невский проспект, требовавший сорок пять филёров, и Морская улица – 24 филёра.

На каждом полицейском участке Петербурга проживали особые сыщики – надзиратели охранного отделения. Некоторые из них совместно с агентами центрального отряда и другого рода филёрами несли дежурства на определённых улицах и перекрёстках. Всех их, вместе с надзирателями, находившимися при самом охранном отделении, было в столице 70 человек. Эти сыщики – из опытных филёров – должны были следить за всеми лицами, проживающими или приехавшими на время в их околоток В участках они проверяли паспорта лиц, показавшихся им подозрительными. Донося о них охранному отделению, надзиратели устанавливали особую слежку. Они следили за людьми, к которым часто собирались гости и через дворников и швейцаров узнавали всегда, когда у каких-либо общественных деятелей устраивались тайные собрания или заседания. Все квартиры, где проживали студенты, находились под наблюдением. Обо всем, происшедшем за день, надзиратели доносили в отделение, которое сопоставляло их сведения со сведениями другого рода и принимало свои меры.

Отчасти в тесной связи с охранной командой находились в Петербургском охранном отделении филёры так называемого центрального отряда. Здесь были сыщики, которые знали в лицо уже известных революционеров, – из тех, понятно, что успели скрыться и были в розыске. Многие из филёров этого отряда знали иностранные языки, и их посылали за границу в места, где проживали революционеры, бежавшие из России.

Филёры подробно заносили в свои тетрадки описание наружности эмигрантов: рост, цвет волос, глаз, внешность и пр. Если удавалось – незаметно снимали. В Петербургском охранном отделении была особая комната, увешанная фотографиями известных революционеров. На столе лежали толстые альбомы. Иногда сыщиков неожиданно проверяли, смогут ли узнать революционера, если он появится при царском проезде. Как только из-за границы доносили, что такой-то эмигрант выехал в Россию, ему навстречу высылался для опознания агент центрального отряда. Часть филёров отряда была вполне образованными людьми – студенты, курсистки, чиновники, окончившие университет на средства охранного отделения. Этим образованным сыщикам давали более сложные поручения, и им иногда удавалось вступить в приятельские отношения даже с общественными деятелями.

Следует вспомнить и так называемое регистрационное бюро. Работали при нем гостиничные филёры. Эти сыщики следили только за приезжающими в столицу, останавливавшимися в гостиницах и меблированных комнатах. Они проверяли паспорта приезжих, следили за теми, кто думал, что им удалось избежать прописки в участке. Были меблированные комнаты, которые нарочно соглашались не прописывать, если приезжий просил об этом. Но тут же владельцы комнат сообщали гостиничному филёру, что за гусь к ним пожаловал. Были общественные деятели, слежка за которыми шла по всей России. Как только он прибывал в Петербург, паспорт его относился в регистрационное бюро, где заносили все данные: с кем виделся, что делал, когда уехал.

Таких гостиничных агентов было немного, около сорока.

Ну, а наружным наблюдением, как и в Москве, занимались непосредственно филёры охранного отделения. Разбиты они были на две группы, кроме них имелись филёры, выполнявшие отдельные поручения, и вокзальные филёры.

Филёр только следил, в планы относительно наблюдаемого руководство его не посвящало. Ему давали сравнительно однообразные поручения: встретить «товар» (объект) при выходе из такого-то дома, провести до первой встречи с кем-нибудь. Затем филёр бросал «товар» или сдавал его другому филёру, а сам «вёл» второе лицо. К швейцарам и дворникам обращаться не рекомендовалось. Необходимые справки давали в охранном отделении уже надзиратели.

Душой же всего дела являлись жандармские офицеры, которым с марта 1881 года было поручено дело политического розыска. Внутреннее наблюдение, т. е. наблюдение за революционерами в их квартирах, на заседаниях революционных партий вели не филёры, а секретные сотрудники охранного отделения. Донесения этих агентов собирались канцелярией «охранки», откуда уже все виды филёров получали приказы.

Канцелярия охранного отделения и имевшийся при ней архив разделялись на общую канцелярию и общий архив и на канцелярию и архив – секретные. Помещались они в одном и том же зданий, но на разных этажах и не имели между собой почти ничего общего. Даже более того, служащие общей канцелярии не имели права входить в секретные комнаты.

Можно сказать, что, например, называвшийся первым стол в общей канцелярии был наиболее невинным. Там занимались личным составом всех открытых, не секретных служащих «охранки», рассматривались разные прошения об отпусках, повышениях, выписывалось жалованье и пр. По бумагам этого стола можно установить, что в Петербургском охранном отделении состояло уже до 600 человек, включая охранную команду. В отделении были самые различные должности, вплоть до старика, который пёкся о лампадках перед многочисленными образами. У отделения на постах стояли свои городовые, а на одной из улиц была своя извозчичья конюшня с извозчиками-филёрами. В общей канцелярии велась та обширная переписка по самым причудливым поводам, которая ведётся и теперь во всех казённых учреждениях России. Все несекретные бумаги нумеровались № 3000 и выше. Секретные же проходили за номерами от 1 до 3000. Второй стол этой канцелярии занят был уже более серьёзной работой. Этим столом выдавались свидетельства о политической благонадёжности. Требовались такие свидетельства желавшим поступить в высшие и военные учебные заведения, поехать за границу, купить револьвер и др. В этом же столе наводились справки обо всех лицах, приезжавших хотя бы на день в Ялтинский уезд Таврической губернии и в Царскосельский уезд, то есть в места проживания царской семьи. Получив сообщение, что какое-то лицо приехало в Ялту, охранное отделение передавало это сообщение специальным служащим, причём немедленно наводили справки в общем архиве, не замечено ли это лицо в чем-нибудь антиправительственном.

Гораздо более значительной являлась канцелярия в нижнем этаже и архив при ней. Эта канцелярия делилась на секретный и особо секретный отдел. В секретном архиве хранились дела всех террористов, крупных общественных деятелей и видных революционеров, дела Льва Толстого и Распутина. Все служащие этих отделов, вплоть до переписчиков, были надёжными людьми, умели молчать. В особо секретной комнате работали, главным образом, руководители отделения, жандармские офицеры. Сюда приносили донесения по внутреннему наблюдению, здесь обрабатывались доклады филёров наружного наблюдения. Оба рода сведений сопоставлялись, сравнивались. Там же переписывались донесения секретных сотрудников, доставляемые жандармскими офицерами. Переписывались, впрочем, когда все меры, которые охранное отделение считало нужными, уже были приняты.

Тут же в одной их комнат заносили на карточки фамилии тех, кто в письмах неодобрительно отзывался о русских порядках.

Характеристику этих документов мы и начнём с «простейшего» вида – агентурных записок Как мы уже сказали, это – запись сведений, полученных в результате «беседы» с секретным сотрудником жандармского офицера, который с ним «работал». Секретными сотрудниками или агентами внутреннего наблюдения, по официальному определению, являлись «лица, состоящие членами преступных сообществ и входящие в постоянный состав секретной агентуры» розыскных органов. Приобретению таких лиц охранным отделением придавалось огромное значение, так как «единственным, вполне надёжным средством, обеспечивающим осведомлённость розыскного органа, является внутренняя секретная агентура», «секретного сотрудника, находящегося в революционной среде или другом обследуемом сообществе, никто и ничто заменить не может», – говорит инструкция по организации и ведению внутренней агентуры, составленная при Московском охранном отделении.

Насколько были основательны требования, предъявлявшиеся со стороны охранки, показывает следующее место этой же инструкции:

"К числу вопросов, по ответам на которые можно судить о степени партийной осведомлённости нового сотрудника, относятся следующие:

1) В чем заключается программа той партии, в какую он входит и о которой будет давать сведения? 2) Как сформирована местная организация и из каких отделов она состоит? 3) Какая литература этой партии распространяется в данное время? 4) Кто был арестован из членов этой партии и кто остался на свободе?"

Это, так сказать, краткая программа приёмного экзамена. Вообще же

"главнейшие вопросы, на которые сотрудник должен всегда стремиться иметь обстоятельные ответы, следующие:

1) Какие лица являются самыми серьёзными, активными и интересными работниками данного момента в обслуживаемой сотрудником организации или партии, где с ними можно встретиться и как, не возбуждая их подозрений, учредить за ними наблюдение?

2) Как построена обслуживаемая сотрудником организация и партия вообще, начиная с «верхов» и кончая «низами»; каким организациям высшего порядка она подчинена, на какие низшие группы и ячейки она распадается и с какими партийными учреждениями находится в непосредственных отношениях?

3) Какие образцы партийной литературы известны сотруднику: издания повременные и периодические, революционно-подпольные и легальные, заграничные, местные и из других районов империи; что. составляет злобу дня и о чем вообще говорится в партийной литературе (легальной и нелегальной) данного момента?

4) Положение партии и партийных организаций в настоящее время; к чему сводится активная работа данного момента?

5) В чем может и должна в обследуемый период непосредственно проявиться преступная деятельность отдельных лиц, групп и организаций; особое внимание должно быть обращено на готовящиеся террористические акты, экспроприации, забастовочное движение и массовые выступления вообще; сведения о них, в видах их предупреждения, должны быть заблаговременно сообщаемы, даже в форме маловероятных и непроверенных слухов.

6) Кто из партийных и вообще интересных для розыска лиц приехал или выехал; когда, куда, с какою целью, на какой срок и по каким явкам и адресам, место их ночёвок, свиданий и тд.

7) Какие сотруднику известны организации и группы, а равно и представители таковых среди учащейся молодёжи высших, средних и низших учебных заведений; каков характер этих учреждений (академический или с примесью политических тенденций); не имеют ли эти организации непосредственных сношений с чисто революционной активной средой и не готовятся ли к каким-либо самостоятельным или в связи с последней выступлениям и действиям?

8) Какие имеются у сотрудника сведения о деятельности других партий (революционных, оппозиционных и крайних правых) и лиц, принадлежащих к таковым?

9) Кого из вообще неблагонадёжных лиц знает и может указать сотрудник?

10) Кто в настоящее время подозревается или обвиняется партийной средой в сношениях с розыскным органом и чем эти подозрения или обвинения вызваны?

11) Что известно сотруднику о предполагаемом употреблении и местах хранения кассы, библиотеки, паспортов, разрывных снарядов, взрывчатых и ядовитых веществ, оружия, огнестрельных и боевых припасов, кинжалов, финских ножей, кастетов и т. п.

12) Каково настроение и к чему стремится в данный момент не революционная, но соприкасающаяся с ним среда?

13) Какие имеются у сотрудника случайные сведения о деятельности и замыслах преступного элемента общеуголовного порядка: возможные грабежи, убийства, разбои и т. д.

14) Все сведения, добытые и сообщаемые сотрудником, должны строго распределяться по следующим категориям: а) что известно ему, как очевидцу, и что носит вполне достоверный характер; б) что известно от лиц определённо партийных и заслуживающих в своих сообщениях доверия; в) что почерпнуто из литературы и г) что носит предположительный характер и стало известно из случайных разговоров, по непроверенным слухам и от мало осведомлённых лиц и источников.

15) На всех указываемых сотрудником лиц, по мере возможности, должны быть даны следующие сведения: а) имя, отчество, фамилия и партийная кличка или прозвище; б) место жительства, род и место занятий или службы; в) приметы: возраст (от 33 до 35, примерно); рост (высокий, выше среднего, средний, ниже среднего, низкий); телосложение (полный, плотный, среднее, худощавый); наружность и её особенности (видный, представительный, невзрачный, сутуловатый, безрукий, горбатый, косой, знаки, порезы и следы ран на лице и теле вообще); лицо (продолговатое, круглое, заострённое вверх или вниз, полное, худощавое, с выдающимися скулами, бледное, смуглое, румяное); цвет, размеры и форма волос на голове, бороде и усах (светло-русый, темно-русый, брюнет, рыжий, чёрный, как жук, длинные волосы зачёсаны вверх, назад, с пробором, бобриком; борода брита, подстрижена, клинышком, лопатой, окладистая); походка (быстрая, медленная, «семенит», с подпрыгиванием); манера говорить (тенорком, отрывисто, шепелявя, с инородческим акцентом, картавя); тип (русский, поляк, кавказец, европейский; рабочий, приказчик, купец); костюм (подробное описание головного убора, верхнего и нижнего платья, обуви); носит ли очки, пенсне, трость, портфель; привычки (вертляв, осторожен, оглядывается и проверяет себя, относится ко всему безразлично); г) с кем встречается и где чаще всего бывает; д) настоящая и прошедшая роль в организации или преступная деятельность указываемого лица вообще (подробно и без совершенно недопустимых, лаконических определений: «агитатор», «видный работник»).

16) Образцы попадающей в руки сотрудника партийной переписки и нелегальной литературы должны быть доставляемы им руководящему его лицу обязательно; экземпляры легальных партийных изданий – по мере надобности.

17) За две недели перед 9 января, 19 февраля, 18 апреля – 1 мая и другими, отмеченными постоянными революционными выступлениями, днями все сотрудники должны стремиться заблаговременно собрать полные сведения о предположенных и готовящихся беспорядках, а заведующий агентурой в подобные периоды обязан иметь свидания с сотрудниками, по возможности ежедневно.

Помимо всего этого, «вновь принятого сотрудника следует с полной осторожностью, незаметно для него, основательно выверить опытным наружным наблюдением и постараться поставить его под перекрёстную агентуру».

В другом месте «Инструкция» грозит:

«Ложное заявление, искажение в ту или иную сторону добываемых сотрудником сведений и умышленное создание обстановки преступления в видах получения вознаграждения, из мести или по иным соображениям личного характера, является тяжким преступлением и наказуется на общем основании согласно существующих на сей предмет законов».

Сравнивая эти требования теории розыска с практическим их выполнением – агентурными записками, мы должны признать, что последние в отношении полноты не всегда стоят на высоте первых. Ведь только сыщик по призванию, относящийся к своим обязанностям с исключительным рвением, мог выполнить все эти требования, а таких, надо думать, было все же меньшинство.

Вообще же систематичность свиданий жандармов с сотрудниками, возможность с их стороны поставить осведомителей под перекрёстную агентуру и таким образом изобличить их во лжи, о чем последние, конечно, знали, придают агентурным запискам большую степень достоверности, во всяком случае, не меньшую, чем обычные свидетельские показания на следствии или на суде. Конечно, ценность агентурных записок прямо пропорциональна тому положению в партийной работе, какое занимал сотрудник «охранки»; чем крупнее положение, занимаемое им в партийной организации, тем ценнее даваемые им сведения, тем он желательнее для охранного отделения. «Один сотрудник в центре стоит нескольких, находящихся на периферии», – записывал в одной из своих черновых заметок Мартынов. И старания охранников приобрести агентуру среди «центровиков» не оставались бесплодны: в последние годы своего существования Департамент полиции в «центрах» социал-демократической партии имел своих людей, осведомлённость которых в партийных делах отрицать невозможно.

Таковы основания, заставляющие нас считать агентурные записки ценным материалом для истории партии. Среди публикуемых документов агентурных записок, т. е. записей «бесед» жандармских офицеров с сотрудниками, лишь две М.И.Бряндинского представляют собой не запись бесед, а личные его донесения. Владея пером, этот вполне интеллигентный (по профессии учитель) осведомитель относился к принятым на себя обязанностям с исключительной добросовестностью. Некоторые его донесения, в сущности, даже выходят из рамок обычных агентурных доносов, всегда освещающих лишь деятельность организаций и лиц и оставляющих в стороне идеологию. Не то в записках Бряндинского. Следя за социал-демократической литературой и вращаясь в кругах, близких к «верхам» партии, он в своих характеристиках момента определённо обнаруживает интерес к идеологической стороне описываемых событий, никогда не забывая интересов сыска. В этом особенность его донесений, которые сразу отличишь от других. Мы едва ли ошибёмся, если ему отдадим пальму первенства в деле ознакомления охранников с работой большевиков в подполье.

Вторая группа документов – посылавшиеся в Департамент полиции начальником Московского охранного отделения отчёты о деятельности вверенного ему учреждения. По сравнению с агентурными записками отчёты эти представляют собою высшую форму осведомления, будучи, с одной стороны, разработкой данных многих агентурных записок (перекрёстная агентура), с другой – давая материал, почерпнутый из перлюстрации писем, показаний филёров, обысков, показаний арестованных и т. п. Прекрасным образцом такой записки-отчёта может служить донесение начальника Московского охранного отделения от 11 января 1912 года, в котором начальник Заварзин, можно сказать, рисуется перед начальством своей широтой и глубиной осведомлённости (шутка сказать – скрестились указания пяти сотрудников!).

Сведения, даваемые циркулярами Департамента полиции, – третья группа материалов – основываются, во-первых, на показаниях, полученных от секретных сотрудников, работавших непосредственно с Департаментом полиции (это, конечно, наиболее крупные осведомители), во-вторых, на материале, полученном Департаментом полиции от начальников охранных отделений и губернских жандармских управлений всей России. Будучи по своему содержанию общероссийскими, циркуляры дают картину деятельности социал-демократов в соответствующем масштабе и поэтому главное внимание уделяют центральным учреждениям партии.

Но циркуляры ещё не высшая форма обобщения. В целях уже не столько розыскных, сколько осведомительных (или даже образовательных) в Департаменте составлялись «обзоры» партий. В нашем распоряжении имеются два таких «обзора»: первый, составленный в 1909 году, представляет собой краткий очерк истории РСДРП со времени её зарождения; второй, датированный 7 августа 1916 года, носит название «Обзор деятельности РСДРП за время с начала войны России с Австро-Венгрией и Германией по июль 1916 г.»

В 1909 году сотрудник Московского охранного отделения, а затем Департамента полиции Л.П.Меньшиков с копиями документов о секретных сотрудниках сбежал за границу, где передал ВЛ.Бурцеву сведения о 40 провокаторах. Он опубликовал в Париже под фамилией Иванов ряд очерков о провокаторах.

Уже в советское время Меньшиков ым составлена «Чёрная книга русского освободительного движения», в которую внесено несколько тысяч руководителей политического сыска, секретных сотрудников и филёров, а также лиц, подозреваемых в провокации.

И. о. вице-директора Департамента полиции Виссарионов сообщал 29 октября 1911 года в МВД, что «целый ряд разоблачений секретной агентуры причинил непоправимый вред… возбудил в наличных сотрудниках недоверие к розыскным органам». Одновременно он делал вывод, что у эсеров «на местах в подавляющем большинстве работа приостановилась» и нет смысла засылать к ним агентов. Виссарионов сделал вывод о крайней слабости и неспособности многих сотрудников охранных отделений и жандармских управлений к розыску. Поэтому при Департаменте были созданы трехмесячные курсы. На этих курсах изучалась история революционного движения, в том числе история РСДРП, партии социалистов-революционеров, анархистов и др. Особое внимание уделялось организации политического розыска, правилам работы филёров, содержания конспиративных квартир, изучению фотографии и дактилоскопии и т. д.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.