После кассации

После кассации

19 ноября, день, когда проходила кассация, для нас ознаменовался несколькими обысками. Уже началось разбирательство, уже мы, как привыкли, остались за дверьми (не впускали не только в зал, но и в узкий коридор, ведущий к залу, а присутствующие, кроме родственников, как всегда появлялись с противоположной стороны, не проходя мимо нас), а нескольких наших друзей, непременно собиравшихся приехать, не было. Не приехал Петр Григорьевич, не приехали Галя Габай и Надя Емелькина, которая осталась у Гали ночевать. Ильи Габая тогда не было в Москве: после безуспешных поисков работы он уехал учительствовать в глухую деревню под Кинешмой. Телефон в квартире Григоренко не отвечал.

Мы сразу заподозрили, что там проходят обыски, – так оно и оказалось. Обыски шли по крымско-татарскому делу (Иззета Хариева и др.), обыск у Григоренко проводил «сам» Березовский, приехавший из Ташкента. Остановившийся у Григоренко Мустафа Джемилев, опасаясь ареста, выпрыгнул из окна и сломал ногу. «Жаль, что не голову», – сказал Березовский.

В ноябре, начавшись еще до кассации, шел сбор подписей под письмом в защиту несправедливо осужденных демонстрантов. Время было трудное, тот энтузиазм, с которым весной 68-го года сотни людей подписывали письма по процессу Гинзбурга–Галанскова, схлынул: у одних он был охлажден репрессиями, у других – тем, что репрессии обошли их стороной, но на чужом опыте показали, как можно вылететь из партии, с работы, потом не находить работы и т. п., третьим надоело апеллировать к официальным инстанциям. В этих условиях и те 95 подписей, что были собраны под письмом, выглядели внушительно. Я, честно говоря, пророчила не больше полусотни. Сама я письмо не подписала, не желая обращаться ни к каким представителям власти и считая, что все, что я хотела сказать, я сказала своим участием в демонстрации и письмом, рассказывавшим о демонстрации.

ДЕПУТАТАМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СОЮЗА ССР

ДЕПУТАТАМ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА РСФСР

Копии: Редакциям газет «Известия» и «Советская Россия»

11 октября 1968 г. Московский городской суд вынес обвинительный приговор Константину БАБИЦКОМУ, Ларисе БОГОРАЗ, Вадиму ДЕЛОНЕ, Владимиру ДРЕМЛЮГЕ, Павлу ЛИТВИНОВУ.

Эти пять человек – участники демонстрации на Красной площади 25 августа 1968 г. против ввода войск в Чехословакию.

Их участие в мирной демонстрации, попытка выразить свой протест этим конституционным путем, квалифицировано как «грубое нарушение общественного порядка».

Их лозунги: «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия», «За вашу и нашу свободу», «Руки прочь от ЧССР», «Долой оккупантов», «Свободу Дубчеку» – квалифицированы как «заведомо ложные измышления, порочащие советский государственный и общественный строй».

Мы считаем, что участникам демонстрации вынесен заведомо неправосудный приговор: этот приговор явился расплатой за открытое и гласное выражение ими своих убеждений. Мы считаем, что не было никаких законных оснований для возбуждения уголовного дела.

Граждане депутаты Верховного Совета! Мы не говорим о вопиющих процессуальных нарушениях, допущенных судом и следствием. Речь идет о более важном. Нарушены гражданские свободы, гарантированные советской конституцией: свобода слова, свобода демонстраций. Ваш долг – защитить эти свободы. Поэтому мы обращаемся к вам и просим вас вмешаться и настоять на отмене приговоров и прекращении уголовного дела ввиду отсутствия состава преступления.

Г. Авруцкий, инженер; Б. Акимов, студент; Е. Аминева, служащая; З. Асанова, врач; Т. Баева, служащая; С. Бернштейн, лит. работник, член КПСС; А. Блюменталь, студентка; Ю. Блюменталь, музыкант; Г. Буймистр-Буланов, актер; Л. Васильев, юрист; Т. Великанова, математик; А. Вольчак, канд. физ. – мат. наук; А. Врунов, студент; В. Галкин, инженер; Г. Габай, педагог; И. Габай, педагог; Л. И. Гинзбург, пенсионерка; Е. Глезин, инженер-строитель; А. Горина, пенсионерка; А. Григоренко, ст. техник; П. Григоренко, военный пенсионер; В. Грикевич, м. н. с.; М. Джемилев, рабочий; Р. Джемилев [11] , техник-строитель; Ю. Диков, геохимик; М. Евграфов, студент; Н. Емелькина, служащая; Л. Зиман, педагог; Н. Зиман, редактор; А. Канаев, геолог; А. Каплан, канд. физ. – мат. наук; Л. Кац, служащая; И. В. Кваша, засл. артист РСФСР; Ю. Ким, педагог; Ю. Киселев, художник; С. А. Ковалев, канд. биол. наук; Д. Козловский, студент; Н. Комодрова, химик; И. Корсунская, аспирантка; А. Костерин, писатель; И. Костерина, сотрудник СХ СССР; Г. Кравцова, инженер; В. Красин, экономист; А Лавут, математик; В. Лапин, лит. сотрудник; В. Лебедевский, редактор; А. Э. Левитин (Краснов), церковный писатель; Н. Литвинова, студентка; М. Майорова, студентка; Ю. Мальцев, филолог; О. Мельников, ст. лаборант; В. Милашевич, гидролог; М. Муртазаев, рабочий; В. Михайлов, инженер; Д. Муравьев, филолог; М. Мустафаев, инженер, член КПСС; А. Нейфах, доктор биол. наук, член КПСС; В. Некрасов, писатель, член КПСС; Л. Панова, математик; Л. Парамонов, студент; Г. Петрова, пенсионерка; И. Петров, студент; Л. П. Петровский, историк, член КПСС; Л. Пинский, писатель; С. Писарев, пенсионер, член КПСС с 1920 г.; Л. Плющ, математик; Л. Примах, врач; В. Рокитянский, переводчик; И. Рудаков, рабочий; И. Роднянская, литератор; М. Русаковская, инженер; Ю. Саенко, служащая; Ю. Сатраев, педагог; Е. Селиванов, математик; В. Семидляев, педагог; Е. Сморгунова, филолог; В. Сокирко, инженер; Е. Соловьева, педагог; Х. Сорометов, инженер; Е. Стрельникова, пенсионерка; Б. Сушко, историк; Е. Сыроечковский, биолог; Ю. Телесин, математик; Л. Терновский, врач; В. Тимачев, инженер-геолог; О. Тимофеева, служащая; Л. Туманова, философ; В. Туриянский, слесарь; А. Халилов, рабочий; Ю. Штейн, режиссер; А Штельмах, инженер; М. В. Юдина, профессор консерватории; И. Якир, студентка; П. Якир, историк; А Якобсон, переводчик.

Данный документ подписало бы еще довольно большое число людей, мыслящих так же и одобривших его, но они не поставили подписи, поскольку за подписание аналогичных документов многие подверглись трудовой дискриминации, а некоторые отказались подписать, ссылаясь на бесполезность обращаться в официальные инстанции.

Послано 1.12.1968. Ответ просим направить:

1 Москва Г-21, Комсомольский проспект, 14/1, кв. 96, Григоренко П. Г.

2 Москва Е-397, ул. Школьная, Красину В. А.

3 Москва Ж-280, Автозаводская ул., 5, кв. 75, Якиру П. И.

За подписание этого письма исключены из партии С. Бернштейн, А. Нейфах, Л. Петровский, С. Писарев, уволен с работы В. Рокитянский, исключен из аспирантуры В. Сокирко, отстранен от преподавательской работы и не допущен к защите диссертации Ю. Диков. Подписавший это письмо О. Мельников перед защитой диплома исключен с биофака университета и уволен оттуда же с работы – но не за это письмо, а за письмо, подписанное около суда (с требованием допустить в зал суда). Из подписавших это письмо за последнее время уволен «как не прошедший по конкурсу» Ю. Телесин, вынужден был уйти с работы «по собственному желанию» Ю. Штейн, исключена с вечернего отделения Историко-архивного института Ирина Якир – впрочем, за это время каждый из них успел подписать еще некоторые документы, неугодные властям, например, все трое поддержали обращение Инициативной группы по защите прав человека в Советском Союзе в Организацию Объединенных Наций.

В мае 1969 года арестованы Илья Габай и Петр Григорьевич Григоренко. На допросах в числе других документов следователь Березовский предлагает свидетелям дать показания по вышеприведенному письму.

В начале декабря осужденных демонстрантов отправили из Москвы – кого в ссылку, кого в лагерь. Незадолго до отправки Лариса успела побывать в карцере Лефортовской тюрьмы – за перестукивание. Ее выпустили из карцера через двое суток, после протеста ее отца. Вадим Делоне на пересылке, в Краснопресненской тюрьме, получил наручники – за то, что читал вслух стихи Мандельштама.

Костю Бабицкого отправили в Краснозатонский в 12 км от Сыктывкара. Там он работает столяром на судостроительном заводе. Ему дали комнату в общежитии. Его семья осталась в Москве, но и жена, и дети проводят там отпуск и каникулы, а старшая дочь Наташа после зимних каникул осталась у отца и там кончила девятый класс.

Павла Литвинова отправили дальше всех: в Читинскую область, в поселок Верхние Усугли, куда от Читы надо добираться еще самолетом и автобусом. Кроме того, там нет междугородного телефона, и почта остается единственным средством связи с друзьями и родными в Москве. Павел работает слесарем-электриком, хотя местной школе катастрофически не хватает учителя физики и математики. Впрочем, Павел доволен работой. Но в школу не берут работать и его жену, Майю Русаковскую, и она вынуждена работать штукатуром.

Самое тяжелое положение из всех ссыльных у Ларисы Богораз: тюрьма и особенно этап подорвали ее здоровье. В Чуне Иркутской области, куда ее направили, конечно, заявили, что ни о какой работе по специальности не может быть и речи: до последнего времени Лариса работала на лесокомбинате то подсобницей, то такелажницей, т. е. то таская, то перекладывая тяжеленные доски. Очень много времени она бюллетенила, поэтому почти ничего не зарабатывала и жила впроголодь. Когда она хотела перейти работать на почту, где требовался работник, милиция не разрешила этого. Наконец только недавно, после того как врач дал ей справку, что она нуждается в более легкой работе, Лара стала работать сушильщицей – эта работа, кажется, более автоматизирована.

Володю Дремлюгу отправили в Мурманск, где он шьет рукавицы, как шьют их наши друзья в Озерном [политическая зона Мордовских лагерей], как шил их до последнего времени Юлий Даниэль, ныне «отдыхающий» от этой работы во Владимирской тюрьме. За какое-то нарушение режима Володе сократили свидание с женой, хотя первоначально дали полных трое суток.

Очень тяжело приходится Вадиму. Он в Тюмени, работает на лесоповале, причем начальство строго следит, чтобы его как-нибудь не перевели на более легкий участок. Вадим, хрупкий, страдающий ревмокардитом, тяжело переносит физические лишения и голод, еще тяжелее – одиночество среди уголовников [12] . Недавно при обыске у него была изъята его «Баллада о неверии» – за это он на полгода лишен посылок и свиданий.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.