2. Пресечение разведывательно-подрывных акций спецслужб и организаций Советской России и иностранных государств
2. Пресечение разведывательно-подрывных акций спецслужб и организаций Советской России и иностранных государств
После Октябрьской революции 1917 года территория расколотой Российской империи стала ареной борьбы за власть, сферы влияния, природные ресурсы и рынки сбыта как внутренних, так и внешних сил, стремившихся к расчленению страны. Поэтому повышенное внимание к белогвардейским государственным образованиям, боровшимся «за единую и неделимую», проявляли не только Советская Россия и Германия, но также лимитрофные страны и даже союзники — Англия, США, Франция и Япония. Шпионажем против белогвардейских режимов занимались фактически все державы, участвовавшие в той или иной форме в Гражданской войне в России.
Создавая свои органы безопасности, командование Добровольческой армии руководствовалось «Временным положением о контрразведывательной службе» 1917 года. Первым параграфом этого документа определялись задача контрразведки, которая состояла «…исключительно в обнаружении и обследовании неприятельских шпионов…»[108]. Шпионами назывались лица, которые «тайным образом или под ложными предлогами собирали или старались собирать сведения военного характера с намерением сообщить их неприятелю», а под шпионажем понималось «собирание всякого рода сведений»[109].
В ноябре 1918 года начальник особого отделения, исходя из опыта первых месяцев Гражданской войны, в докладе начальнику части Генштаба пояснял, что «под понятием «шпион» и «противник» нельзя разуметь подданного или агента иностранной державы, с которой мы находимся на положении войны. Противником должен почитаться всякий стремящийся своей деятельностью нанести вред единству и мощи государства». Полковник В.В. Крейтер справедливо считал, чтобы «успешно бороться с разведкой противника, необходимо следить за его работой, идти параллельно с ним и предупреждать его удары»[110].
Однако в начальный период своего существования еще не окрепшие деникинские органы контрразведки были вынуждены свои силы и средства, прежде всего, бросить на борьбу с большевистскими подпольными организациями. «Круг обязанностей контрразведки, определяемый «Положением о контрразведывательной службе», совершенно не удовлетворяет требованиям времени, т. к. борьба с военным шпионажем противника является теперь второстепенной задачей, — говорится в докладе обер-квартирмейстера штаба командующего войсками Юго-Западного края. — Гражданская война, являясь политической борьбой, не может оставить контрразведку в стороне от политики»[111]. С этим доводом можно согласиться лишь частично. Документы свидетельствуют, что большевистское подполье свои усилия направляло не только на организацию вооруженных восстаний и агитационную деятельность, но и проникало в армейские штабы для получения разведывательных данных. В то же время работа агентуры иностранных спецслужб не ограничивалась лишь «чистой» разведкой, а была также нацелена на ослабление потенциала деникинского режима: поддержку оппозиционных сил, пропаганду, разложение воинских частей, диверсии и т. д.
Говоря о приоритетах в деятельности деникинской контрразведки на начальном этапе Гражданской войны, следует иметь в виду, что спецслужбы главного противника — Советской России — находились в стадии формирования. Лишь 5 ноября 1918 года был создан центральный орган военной разведки — Регистрационное управление Полевого штаба Реввоенсовета Республики (РВСР). Испытывавшему недостаток финансовых средств, квалифицированных кадров Региструпру не сразу удалось создать агентурные сети в белогвардейском тылу и наладить сбор нужной командованию информации.
Органы ВЧК в 1918 году не располагали специализированными разведывательными структурами, их основные усилия были сконцентрированы на «борьбе с контрреволюцией» внутри страны и подавлении очагов антисоветских выступлений. Основной задачей созданного 19 декабря 1918 года Особого отдела ВЧК являлась борьба со шпионажем и контрреволюцией в учреждениях и частях Красной армии. Только в конце 1919 года местные особые отделы занялись внешней контрразведкой.
В период своего становления красные спецслужбы активной работы в белогвардейском тылу не вели. Данное обстоятельство вызвало некоторую успокоенность среди чинов деникинской контрразведки, которая все усилия сконцентрировала на борьбе с большевистскими подпольными организациями. Так, начальник особого отделения отдела Генштаба Военного управления полковник П.Г. Архангельский в 1919 году писал об устранении контрразведки «от выполнения своей непосредственной обязанности — наблюдения за разведчиками и агентами противника»[112].
Пик противоборства между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России пришелся на 1919 год, на период развертывания интенсивных боевых действий.
Анализ документов позволяет судить, что спецслужбы красных действовали двумя методами: с одной стороны — засылали в белогвардейские штабы разведчиков-одиночек для сбора информации военного характера, а с другой — проводили массовую заброску агентуры для проведения разведывательно-подрывных мероприятий в тылу войск противника, нередко во взаимодействии с подпольными организациями. Как раз последние в большинстве своем становились объектами разработок деникинской контрразведки.
Белогвардейскими органами безопасности было установлено, что на Северном Кавказе против ВСЮР вели разведку три советских военных организации: Реввоенсовет, штаб и особый отдел 11-й армии. Советское командование, намереваясь отрезать нефтяной район от белой армии, начало наступление на Кизляр. Для ведения оперативной разведки, совершения террористических актов и агитации среди горского населения и рабочих большевики направили на Северный Кавказ около 600 малоопытных агентов. Главная масса разведчиков, по данным белогвардейской контрразведки, шла на Кизляр, Петровск, Баку, Грозный, остальные — на Ставрополь, Ростов-на-Дону, Великокняжескую, Царицын, Оренбург, Гурьев. Белым удалось захватить часть агентов и выяснить планы красного командования[113].
12 октября 1919 года начальник КРО при штабе главноначальствующего и командующего войсками Терско-Дагестанского края ротмистр Новицкий докладывал о раскрытии всей организации советской разведки в тылу ВСЮР.
18 октября 1919 года ротмистр докладывал, что после разгрома кизлярской и грозненской организаций большевики провели в Баку заседание, на котором приняли решение образовать новую разведсеть, направляя агентуру на Тифлис, Батуми, а оттуда — на Сочи, Туапсе, Майкоп, Новороссийск и далее — на Северный Кавказ[114].
Деникинские спецслужбы установили цели, задачи, районы действий некоторых руководителей Кавказского коммунистического комитета (ККК), занимавшегося разведывательно-подрывной деятельностью в тылу ВСЮР. Документально подтверждалась его связь с английской рабочей партией в Москве и Закавказским крестьянским и рабочим съездом в Тифлисе[115]. Органам безопасности ВСЮР удалось узнать о плане потопления судов Каспийской флотилии, который был выработан ККК совместно с командованием РККА. В октябре 1919 года контрразведка арестовала основного исполнителя предстоящего диверсионного акта и вместо него внедрила в организацию своего агента, благодаря чему обладала достоверной информацией о готовящихся взрывах. Вскоре члены подполья были арестованы и переданы военно-морскому суду[116].
В ноябре 1919 года контрразведка штаба командующего войсками Северного Кавказа отметила, что большевики тратят на разведку и агитацию огромные денежные средства. Более того, для понижения курса рубля и прожиточного минимума советские эмиссары наводнили заграничные рынки общероссийскими денежными знаками, чем вызывали недовольство населения белогвардейской властью. Вышеупомянутый Кавказский коммунистический комитет не жалел денежных средств для привлечения к негласному сотрудничеству чинов Добровольческой армии, организации повстанческих движений в тылу ВСЮР, подкупа контрабандистов и администрации. Руководители деникинских спецслужб предлагали властям изымать из оборота те денежные знаки, которые в неограниченном количестве распространяли Советская Россия и Германия[117].
С момента появления в Новороссийском морском порту английских транспортов со снаряжением и вооружением контрразведчики зафиксировали повышение активности советской агентуры, сопровождавшейся уничтожением военных запасов, систематическим торможением подачи артиллерийских снарядов на фронт, хищением обмундирования и т. д.
Портовые рабочие, подверженные большевистской агитации, по данным секретных источников, намеревались саботировать работы но снабжению армии проведением забастовок[118].
Автор далек от мысли, что вышеперечисленные факты характеризуют деятельность всех разоблаченных деникинской контрразведкой красных разведчиков и агентов. Думается, их было несколько больше, но пробелы в источниковой базе не позволяют назвать конкретных цифр, фамилий, кличек агентов, причин и обстоятельств их разоблачения и т. д. Многое, наверное, могли бы рассказать исследователям документы, появившиеся в результате утвержденной генерал-квартирмейстером штаба главкома ВСЮР в августе 1919 года «Инструкции для ведения агентурного делопроизводства контрразведывательными органами». Документ предназначался для обеспечения секретности, систематизации, регулирования и учета розыскной работы, а также устанавливал обязательный для всех КРО порядок агентурного делопроизводства.
Вся переписка о подозреваемых велась помощником начальника отделения по розыскной части или начальником пункта, с привлечением самых проверенных чинов для поручений. Пункт 6 инструкции гласил: «Все секретные сотрудники, работающие по заданиям контрразведывательных органов, могут быть записанными исключительно только в личную записную книжку начальника контрразведывательного органа, которую он должен всегда иметь при себе и при малейшей опасности ее уничтожить. Вся запись должна состоять в помещении трех слов: имени, отчества и фамилии сотрудника, без упоминания каких бы то ни было слов, касающихся агентуры, ее места жительства и занятий. Запись сотрудников должна быть зашифрована лично придуманным шифром начальника контрразведывательного органа». Алфавитная книжка секретных сотрудников велась лишь с указанием их кличек и отметок тех нарушений службы и случаев отрицательного поведения агентов, которые недопустимы и вели за собой отказ от учета агента и его исключение. Они должны были храниться вместе с шифрами и были доступны только начальникам контрразведывательных органов и лицам, заведующим агентурой[119].
Для закрепления и развития успеха в борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью красных деникинским органам безопасности не хватало материальных и финансовых средств, опытных штатных сотрудников и агентов. Серьезным препятствием являлись повседневная текучка и бюрократическая рутина, отсутствие взаимодействия между контрразведывательными органами различной ведомственной подчиненности — штаба ВСЮР и отдела Генштаба Военного управления[120].
Если в разоблачении советских разведывательных организаций белые спецслужбы достигли определенных результатов, то выявление агентов-одиночек, охотившихся за секретами в штабах, для контрразведки оказалось трудно выполнимой задачей. Проникшие в учреждения большевистские агенты зачастую оставались нераскрытыми.
Борьба со шпионажем в то время осуществлялась по следующей незамысловатой схеме: получение первичной информации, наблюдение за отдельными лицами, их разоблачение, арест и предание суду. Эти задачи решались посредством внутреннего (секретная агентура) и наружного (филеры) наблюдения. Получая информацию от разных источников, чины контрразведки систематизировали все данные, разрабатывали полученный материал, вели учет и регистрацию лиц, заподозренных в шпионаже. При всей кажущейся простоте, выявление разведчиков или агентов противника являлась сложным делом. «Наибольшие затруднения представляют получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах ввиду того, что шпион работает в одиночку, не сообща, как то имело место в подпольных политических организациях, где всегда можно найти недовольных азефов, — пишет в своей книге «Тайная военная разведка и борьба с ней» генерал Н.С. Батюшин. — Обнаружить поэтому шпиона, обыкновенно ничем не выделяющегося из окружающей среды, дело нелегкое и возможно лишь при широком содействии не только осведомленных в этом деле правительственных органов, но главным образом всех слоев населения, разумно воспитанных в целях сохранения военных тайн государства, то есть в конечном результате и своих собственных интересов, с крушением государства обыкновенно страдают и частные интересы подданных»[121].
На наш взгляд, борьба с агентурой советских спецслужб отчасти затруднялась еще и тем, что война велась со своими соплеменниками, носителями одного языка, культуры и менталитета. Произошедший раскол общества развел по разные стороны баррикад различные слои населения: интеллигенцию, офицерство, дворянство, служащих, которые являлись негласными сотрудниками советских спецслужб и подпольных большевистских организаций. Система защиты военных секретов в штабах не работала, к тому же контрразведчики не обладали должной квалификацией для выявления разведчиков-одиночек.
Предположительно по этой причине белым долгое время не удавалось раскрыть красного разведчика и подпольщика П.В. Макарова, действовавшего под прикрытием адъютанта командующего Добровольческой армии генерала В.З. Май-Маевского. Проверка вновь прибывших офицеров на лояльность тогда была простой: их посылали на передовую и только после реального активного участия в боевых действиях допускали к работе в штабах. Поскольку П.В. Макаров неплохо знал шифровальное дело, он сумел быстро сделать карьеру и получить доступ к секретной информации. Пользуясь своим служебным положением, офицер устроил телеграфистом в штаб Добровольческой армии своего брата, руководителя подпольной организации, что дало дополнительные возможности добывать полезную информацию. Как раз связь с подпольем привела к провалу красного разведчика. Морская контрразведка арестовала членов организации, готовившей восстание в Севастополе, в том числе и В.В. Макарова, а затем — и «адъютанта его превосходительства»[122].
Как показывает мировой и отечественный опыт, наиболее частые провалы разведчиков были связаны с утечкой информации к противнику в результате предательства либо проникновения в разведорган его агентуры. Иными словами, для разоблачения красных разведчиков-одиночек в белых штабах деникинской контрразведке нужно было внедрить свою агентуру, например, в разведотдел штаба Южного фронта или разведывательные отделения штабов армий. Но, по всей видимости, таковых в 1919 году не имелось, по крайней мере автору о них неизвестно. Зато кое-что известно о работе советских агентов в белогвардейских штабах.
Так, контрразведка не смогла скрыть от разведки противника сосредоточение деникинских армий в районе Донецкого бассейна в феврале 1919 года, что позволило командованию Южного фронта перебросить главные силы на донбасское направление[123].
В июле 1919 года разведорганы Южного фронта узнали о готовящемся наступлении Деникина на Курск — Орел — Тулу.
Во время осады Харькова Добровольческой армией штаб большевиков располагал совершенно точными сведениями о численности и расположении белогвардейских частей. При расследовании выяснилось, что агенты под видом сестер милосердия, представителей Красного Креста или перебежчиков вели разведку среди офицеров и солдат, выпытывая необходимые сведения[124].
Не являлся тайной для командующего Юго-Восточным фронтом В.И. Шорина план белогвардейского командования прорваться к Балашову в ноябре 1919 года. Белые тогда смогли взломать оборону на правом фланге 9-й армии, овладеть Новохоперском и ст. Поворино. Но успех они тогда закрепить не смогли — в ходе боев красные перешли в общее контрнаступление[125].
Некоторым красным разведчикам удавалось довольно-таки продолжительное время (до полугода) работать в белогвардейском тылу и оставаться неразоблаченными, выполняя важное задание. В частности, Б.И. Павликовский и А.И. Холодов установили количество кораблей и подводных лодок в Севастополе, численный состав команд и их настроение[126].
Когда Кавказский фронт стоял на реке Маныч, готовясь нанести удар по войскам А.И. Деникина, красная разведка узнала о разногласиях кубанского казачества с белогвардейцами, что во многом способствовало успехам советских войск[127].
Нераскрытой оказалась группа разведчиков Киевского подпольного ревкома во главе с Д.А. Учителем (Крамовым), проникшая в штаб генерал-лейтенанта Н.Э. Бредова и поставлявшая важнейшую информацию о планах белогвардейцев командованию Красной армии и партизанско-повстанческих отрядов[128].
В Севастополе, в Морском управлении, также успешно действовала резидентура разведотделения 13-й армии Южного фронта РККА, которая передавала квалифицированные разведывательные данные о составе и передвижении белого флота, артиллерии, запасах топлива на судах, составе команд. По данным крымского исследователя В.В. Крестьянникова, белой «контрразведке не удалось раскрыть эту резидентуру, успешно работавшую до прихода в Севастополь Красной армии»[129].
А вот разведчику-чекисту Г.Г. Лафару, более известному в исторической и художественной литературе под именем Жорж де Лафар, было не суждено вернуться из Одессы в Москву после выполнения задания. В конце 1918 года по заданию ВЧК он был направлен в оккупированную англичанами и французами Одессу с задачей внедриться в штаб французских войск и добыть сведения о планах союзников, а также их численности. Устроившись переводчиком в штабе экспедиционного корпуса французов под оперативным псевдонимом «Шарль», Г.Г. Лафар успел направить на Лубянку четыре письменных разведдонесения (из них адресата достигни только два). Деникинская контрразведка напала на его след. Охота за Г.Г. Лафаром началась после перехвата «Азбукой» его второго донесения в Москву от 12–14 февраля. В сообщении одесской резидентуры «Азбуки» начальнику политической канцелярии при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России полковнику Д.Л. Чайковскому от 4 марта 1919 сказано: «Этот неуловимый «Шарль» из Одессы опять направил вчера известным каналом (третье) письмо в Москву, полагаем, (в) свой узел на Лубянке. Когда проследовало первое его письмо, «Иже-П» (представитель) московской резидентуры посетил адрес, обозначенный на конверте; таковой Леже Генриэтты, проживающей по обозначенному адресу, не установлено. Кисельный переулок находится в непосредственной близости от Лубянки…». Красный разведчик Г.Г. Лафар был арестован белогвардейской контрразведкой в конце марта 1919 года.
Выявление красных агентов-ходоков иногда носило случайный характер. Так, 4 декабря 1919 года начальник КРО отдела генерал-квартирмейстера Кавказской армии полковник Чурпалев докладывал рапортом начальнику КРЧ, что некто Н. Чистяков был задержан во время переправы на правый берег Волги, у него при обыске было обнаружено удостоверение сотрудника разведки большевиков[130].
К исходу войны интенсивность работы фронтовых подразделений военной разведки Красной армии нарастала, о чем свидетельствуют регулярно поступавшие командованию красных агентурные сводки сведений[131].
В мае 1920 года работавшая в советских штабах белогвардейская агентура обращала внимание руководителей контрразведки на осведомленность красных об оперативных планах командования Русской армии. В частности, агентура сообщала о том, что большевикам стало заранее известно о намечавшейся переброске корпуса генерала Я.А. Слащева на Керченский полуостров[132]. Но выявление агентуры красных в собственных штабах для контрразведки оказалось делом трудным. Только после отъезда помощника 2-го генерал-квартирмейстера полковника Симинского в Грузию обнаружилось исчезновение шифра и ряда секретных документов. Проведенное по данному факту расследование показало, что полковник являлся агентом большевиков[133].
Осенью 1920 года контрразведчики выявили и арестовали двух красных разведчиков — полковника Скворцова и капитана Демонского, которые находились на связи с военным представителем Советской России в Грузии и передавали ему сведения о Русской армии и планах ее командования. После этого случая штабные офицеры обоснованно связывали неудачу кубанской десантной операции главным образом с деятельностью этих лиц[134].
Врангелевская контрразведка больше преуспела по обезвреживанию агентов-ходоков. «Бросая все свои свободные силы на юг, красное командование принимало одновременно меры для усиления работы своей в нашем тылу, — писал генерал П.Н. Врангель. — За последнее время вновь… усилилась работа и по военному шпионажу, руководимая регистрационным отделом («Регистродом») Кавказского фронта… Этот «Регистрод» через свои регистрационные пункты №№ 5 и 13, расположенные в Темрюке (Кубанской области) и через особые пункты («Ортчк») на побережье Таманского полуострова высылал ряд разведчиков, направляя их на Темрюк — Тамань, а затем через узкий Керченский пролив на побережье Керченского полуострова и далее в Крым и этим же путем принимал их обратно. В течение месяца в городе Керчи и в прилегающем к нему районе было арестовано шесть советских шпионов и раскрыта организованная большевиками на нашей территории «служба связи» с таманским берегом, располагавшая в Керчи и в поселке Юргаки (на Азовском море) тайными станциями, снабженными сигнальными ракетами, сферическими зеркалами для оптической сигнализации и материалами дам химического письма. У одного из этих шпионов между прочими документами было найдено также предписание «связаться с Мокроусовым» и «явка», т. е. указание, как найти сего последнего. Руководимая опытной рукой генерала Климовича работа нашей контрразведки в корне пресекала попытки противника. Неприятельские агенты неизменно попадали в наши руки, передавались военно-полевому суду и решительно карались»[135].
Позволим себе заметить, что П.Н. Врангель несколько преувеличил роль особого отдела своего штаба в обеспечении безопасности армии и ее тыла. Советские источники опровергают слова главкома. В частности, в сентябре 1920 года разведка красных точно сообщала о количестве белогвардейских сухопутных войск в Северной Таврии и морских силах, взаимодействующих с английскими, американскими, французскими и итальянскими военными кораблями[136].
На заключительном этапе войны кадровым сотрудникам контрразведки и их агентуре из числа местных жителей ставилась задача по внедрению в органы советской власти. Особой целью для проникновения в большевистские структуры были военно-революционные комитеты, комиссариаты, штабы Красной армии, трибуналы и ЧК. Развитие такой работы и план ее в деталях были доложены начальником штаба главнокомандующего генерал-лейтенантом П.С. Махровым генералу П.Н. Врангелю и были им утверждены[137].
Таким образом, кроме решения задач по оказанию помощи своим войсковым частям непосредственно во фронтовой полосе органы контрразведки стали решать стратегические задачи по созданию базы для длительной борьбы, рассчитанной на долгие годы.
Итак, в ходе Гражданской войны борьба между советской разведкой и белогвардейской контрразведкой на Юге России велась с переменным успехом и носила эпизодический характер, поскольку обе спецслужбы по большому счету еще находились на начальной стадии своего развития. Но при этом все же просматривается следующая тенденция: с укреплением мощи государства происходит усиление его спецслужб, и наоборот. Победы, одержанные Красной армией, расширяли потенциал советской разведки, а поражения Русской армии, сокращение территорий, людских и материальных ресурсов сужали возможности врангелевской контрразведки. По этой причине борьба белоэмигрантских организаций против Советской России была обречена на поражение. Дальнейшее развитие событий убедительно подтверждает данный вывод.
После заключения Брест-Литовского мирного договора Германия оккупировала Украину, Белоруссию и Прибалтику. Немцам было важно контролировать большевистскую власть, чтобы против них не восстановился Восточный фронт, поддерживать сепаратистски настроенные национальные окраины с целью воспрепятствования объединению России и выкачивания материальных ресурсов. Глава германского МИД Р. фон Кюльман инструктировал посла в Москве: «Используйте, пожалуйста, крупные суммы, поскольку мы чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы большевики выжили… Мы не заинтересованы в поддержке монархической идеи, которая воссоединит Россию. Наоборот, мы должны пытаться предотвратить консолидацию России, насколько это возможно, и с этой точки зрения мы должны поддерживать крайне левые партии»[138].
Ставка на сепаратизм была предпринята Германией еще до Первой мировой войны. Прибывший в 1911 году в качестве вице-консула в Тифлис небезызвестный граф Ф. Шулленбург, хорошо изучив Закавказье и завязав обширные связи в великосветских грузино-армянских кругах, сосредоточил усилия на работе в среде грузинских националистов с целью провозглашения независимости Грузии под протекторатом Германии.
Война на какое-то время прервала активную разведывательную деятельность Ф. Шулленбурга на территории Закавказья. За два месяца до ее начала он неожиданно выехал в отпуск на родину и вскоре принял деятельное участие в формировании грузинского национального легиона, воевавшего потом на стороне Германии на турецком фронте.
В конце 1918 года Ф. Шуллленбург вновь появился в Закавказье в качестве главы дипломатической миссии при командующем германскими оккупационными войсками генерале К. фон Крессе и провел ряд политических комбинаций по заключению договоров между горцами и мусаватистами с целью объединения Закавказья и Северного Кавказа в единую государственную систему. Опять же под протекторатом Германии.
К этому периоду относится и организация Ф. Шулленбургом новой резидентуры под легальным названием «Немецко-грузинского ферейна» во главе с немецким военным врачом Мерцвелером. Известна также попытка организации «Немецко-армянского ферейна», но она закончилась неудачей[139].
По данным немецкого исследователя X. Ревера, в Первую мировую войну Германия прилагала немалые усилия по развитию сепаратизма на Украине с целью ее отторжения от России. Конспиративные мероприятия проводились дипломатическими представительствами в Бухаресте и Константинополе. Однако усилия немецкой агентуры за несколько лет войны не принесли желаемых результатов. Украинский сепаратизм стал заметно проявлять себя лишь после февраля 1917 года[140].
Даже после революции ноября 1918 года, выведя свои войска из Украины и Крыма, Германия продолжала тайным путем решать свои политические задачи, сохранив оперативные связи и агентурную сеть.
Начальник военной разведки Германии В. Николаи считал, что прекращение военных действий в Европе не привело к окончанию тайной войны. Он сохранил архивы кайзеровской разведки, тем самым способствовав созданию новой секретной службы, скрываемой от государств-победителей. Так, в сентябре 1919 года в составе Войскового управления был создан орган военной разведки и контрразведки (абвер). В качестве официальной сферы деятельности на него возлагались задачи по контрразведывательному обеспечению вооруженных сил. Однако на практике абвер вел разведку против европейских стран[141].
Наиболее дальновидные руководители белогвардейских спецслужб высказывали обоснованное предположение, что Германия не сможет примириться с потерей былого экономического могущества, поэтому слабая Россия ей необходима для возрождения и развития. 13 февраля 1919 года обер-квартирмейстер штаба войск Юго-Западного края докладывал начальнику особого отделения отдела Генштаба: «Германский капитал и банки, руководимые агентами из евреев, остались в России и в частности сосредоточились в Одессе, есть основания полагать, что направление к разрушению русского государства продолжается. Поэтому борьбу с банками, зависящими от германского капитала, проникновение в их тайны — есть один из видов борьбы»[142].
Поставленная задача по расчленению России и укреплению влияния на окраинах проводилось посредством немецких банков и еврейской организации из крупных местных финансистов во главе с А.Р. Хари, Геттером и Бабушкиным. Как было установлено секретным наблюдением, они задались целью поддерживать Украину через различные политические направления, стремились препятствовать проведению идей Добровольческой армии по воссозданию единой России[143].
При этом Германия старалась путем дипломатических комбинаций назначать своих ставленников на руководящие посты, которые являлись гарантией безопасности и неприкосновенности немецких агентов. В частности, присяжный поверенный Фурман, до войны работавший на германскую разведку, был назначен на должность болгарского консула в Киеве. Пост датского консула в Одессе занимал А.Р. Хари, директор местного отделения Русско-Азиатского банка, через него шли переводы денежных сумм и директивные указания немецким шпионским организациям. Хари вместе с другими лицами во время пребывания французов в Одессе скупал французскую валюту, чем способствовал понижению курса рубля. Об этом знала местная контрразведка, но не предпринимала никаких мер. Но когда население стало возмущаться, она арестовала всю группу. Однако вскоре злоумышленники были выпущены под поручительство некоего Боткина, авантюриста, игравшего видную роль в одесской контрразведке[144].
На Юге России немцы ориентировались на политические силы, не разделявшие союзных отношений со странами Антанты и стоявшие за союз с Германией. В скрытой оппозиции к командованию Добровольческой армии и ВСЮР находилась монархическая партия, представлявшая собой значительную, хотя ничем реально не проявившую себя силу. В ее состав кроме аристократии входило значительное число офицеров и даже солдаты. С помощью монархистов немцы рассчитывали организовать заговор с целью смещения высшего командного состава ВСЮР и замены его лицами германской ориентации, чтобы потом заключить союз с Россией[145].
Помимо этого, немецкая разведка возлагала надежды на возвращавшихся из Германии на Родину русских офицеров, снабжала их явками к своим агентам в России и Константинополе для обеспечения деньгами и проведения инструктажа.
Несмотря на бессистемный характер противодействия германскому шпионажу, белогвардейская контрразведка выявила немецкие разведцентры в Константинополе, Новороссийске, Ростове, Харькове, Николаеве, Симферополе и Севастополе, а также их агентуру[146]. По проверенным данным, в Ростове, Таганроге и Новочеркасске находилось около 100 германских офицеров, оставленных разведкой после оккупации в качестве резидентов. Однако из-за отсутствия кредитов на содержание агентуры и оплаты услуг случайных осведомителей контрразведывательная часть лишилась всякой возможности уделять внимание немецкой шпионской организации. Дальнейшее наблюдение в указанном направлении носило эпизодический характер[147].
Некоторые ориентировавшиеся на Германию организации белогвардейцами все же были ликвидированы. Но по вышеизложенным причинам контрразведке не удавалось доводить дело до логического конца — привлечь виновных к судебной ответственности. Начальник КРЧ особого отделения отдела Генштаба капитан Л.С. Дмитриев в августе 1919 года писал, что, наблюдая в течение полугода за контрразведкой ВСЮР, не слышал ни об одной шпионской ликвидации, ни об одном законченном процессе, кроме самосудов[148].
Тем не менее немецкая разведка так и не смогла реализовать политические цели своего правительства — привести к власти в России прогермански настроенных политиков и заключить с ними выгодный для Германии договор. Однако вряд ли это можно ставить в заслугу белогвардейским спецслужбам. На дальнейшую политику Германии повлияло ее поражение в Первой мировой войне, которое закончилось подписанием Версальского договора 28 июня 1919 года, в результате которого страна лишалась права иметь Генеральный штаб и разведку, получила экономический кризис и внутриполитические неурядицы.
Намерение вождей Белого движения сохранить целостность России рассматривалось правящими кругами государств, образовавшихся на территории бывшей империи, как великодержавный русский шовинизм. Поэтому уже в 1918 году только что сформированные спецслужбы «самостийной» Украинской Народной Республики (УНР) — разведывательный и заграничный (руководил работой военного атташе) отделы 1-го генерал-квартирмейстера Генштаба — начали активную разведывательно-подрывную деятельность против Белого движения на Юге России. Гетманские спецслужбы собирали разведывательную информацию о военном потенциале Добровольческой армии и «агрессивных» планах ее командования относительно УНР, а также о политических организациях, ведших подрывную работу на Украине в интересах белогвардейцев. Работа украинской разведки не ограничивалась лишь добыванием важной секретной информации. Она начала осуществлять специальные операции, в частности, конспиративно оказывать поддержку Краевому правительству Кубани в его борьбе за независимость и сохранение статуса тесного союзника Украины, вела работу по углублению антагонизма между местными политиками и командованием Добровольческой армии, поскольку гетман П. Скоропадский планировал присоединение Кубани к Украине в качестве отдельной административной единицы.
С целью «присоединения» Кубани готовилась десантная операция на Тамань силами Отдельной Запорожской дивизии, дислоцированной на юго-восточных границах Украины[149]. При тесном участии разведки из Киева на Кубань тайно переправлялось тяжелое и стрелковое вооружение (21 тысяча винтовок, 8 орудий и пулеметы), а также боеприпасы[150].
«Политическая конъюнктура на Кубани, — отмечал первый секретарь посольства УНР в Екатеринодаре К. Поливан, — требует от украинского посольства сразу же начать как можно более широкий и энергичный труд в деле распространения политического влияния украинского государства».
Пользуясь благоприятным контрразведывательным режимом, сотрудники разведки УНР, действовавшие под прикрытием дипломатических учреждений, во второй половине 1918 года проделали большую работу по сближению Украины с Кубанью с целью последующего возможного входа края в се состав «на условиях федерации». В декабре 1918 года разведчики представили предложения относительно распространения присутствия украинских спецслужб и подготовки на Кубани вооруженного восстания против Добровольческой армии, но к их доводам не всегда прислушивались руководители, а после падения гетманата дело «было затеряно»[151].
Украинский историк Д.В. Веденеев отыскал в центральном государственном историческом архиве во Львове документы о деятельности гетманской разведки на Кубани. Под прикрытием должности первого секретаря посольства УНР в Екатеринодаре действовал резидент украинской разведки уже упоминавшийся выше К. Поливан. Согласно представленному в декабре 1918 года отчету, руководимая им резидентура собрала материал о ситуации в крае, расстановке политических сил. Хорошее знание обстановки позволило ей осуществлять политические и пропагандистские акции, направленные на углубление противоречий между Добровольческой армией и кубанским казачеством[152]. Деникинская контрразведка раскрыла и арестовала К. Поливана. Однако ему, судя по отчету, удалось вернуться домой. Меньше повезло послу полковнику Ф. Боржинскому, которого белые арестовали, а затем расстреляли[153] «за измену России».
В Одессе контрразведка выявила центр, в котором группировались офицеры, поддерживавшие связь с петлюровцами и выполнявшие их разведывательные задания. Белогвардейские спецслужбы располагали сведениями о местонахождении и деятельности других разведывательных пунктов Директории[154].
Несмотря на неудачи, Украина и дальше продолжала через своих эмиссаров поддерживать негласные контакты с правящими кругами кубанского казачества. Так, по заданию верховной власти УНР Ю. Скугар-Скварский неоднократно переходил линию фронта с фальшивыми документами, собирал информацию о силах и планах действий Добровольческой армии, а также пытался склонить власти Кубани к открытому вооруженному выступлению против А.И. Деникина. В Екатеринодаре украинский разведчик получил от члена Особого совещания И. Макаренко информацию о передислокации воинских частей белых. 15 сентября 1919 года он принял участие в секретном совещании Совета Кубани, где призывал к общей борьбе за независимость против сил российской реакции. В конце месяца эмиссар предоставил С.В. Петлюре подробный доклад о своем путешествии. Однако последующего развития это дело не получило[155]. Заметим, что нелегальные контакты верхушки кубанского казачества с Украиной не являлись секретом для командования ВСЮР.
Другими сведениями об активной деятельности разведки УНР на территории Белого Юга автор не располагает. Возможно, ее и не было. Иначе бы эту лакуну постарались заполнить историки спецслужб нынешней «независимой» Украины, считающие белогвардейцев русскими шовинистами.
Весьма активно действовала против ВСЮР махновская контрразведка, объединявшая функции контрразведки и военной разведки. Руководство военным отделом контрразведки в тылу противника осуществлял оперативный отдел штаба повстанческой армии.
Так называемые осведомительные узлы контрразведки находились во всех городах, поселках и крупных селах юга и востока Украины. Основные явки контрразведки располагались в Одессе, Херсоне, Николаеве, Полтаве, Юзовке, Таганроге, Ростове-на-Дону, Ейске, Севастополе, Харькове, Черкассах, Киеве. Как правило, они размещались в гостиницах, ресторанах, столовых, у сапожников или портных, а также на заводах, фабриках, рудниках. Оттуда в штаб махновцев стекались сведения о состоянии тыла и настроениях рабочих. По некоторым сведениям, махновские агенты работали во всех белогвардейских штабах и воинских частях[156].
По всей вероятности, деникинской контрразведке так и не удалось до них добраться. По крайней мере, автору не встречались документальные подтверждения выявления и арестов белогвардейской спецслужбой агентов «батьки Махно».
Исследователь В. Азаров приводит данные о результативной работе агентуры в тылу белых войск в сентябре 1919 года. Так, перед решающим сражением под Перегоновкой махновская агентура доложила в штаб повстанческой армии, «что регулярных деникинских частей нет до самого Никополя»[157].
В поле зрения контрразведывательной части особого отделения отдела Генштаба попала польская разведка («Воинская польская организация» (ВПО), созданная Ю.К. Пилсудским еще в 1916 году с целью ведения военно-политической разведки. По данным контрразведки, на территории России ВПО набирала агентуру из числа газетных сотрудников, поэтому, по их мнению, польские газеты на территории России могли безошибочно рассматриваться как разведывательные ячейки. Таковой в Киеве являлась газета «Киевский дневник». Здесь же находился центр польской организации на Украине, во главе которой стоял Беневский. Между Киевом и Варшавой поддерживалась связь курьерами (преимущественно женщинами), донесения передавались на фотопленке. Сведения от ВПО поступали в информационный отдел польского Генштаба.
Во время пребывания в Киеве большевиков ВПО находилась в тесном контакте с киевским центром Добровольческой армии. Сотрудники деникинских спецслужб не исключали нахождения польской агентуры во ВСЮР, т. к. «поляки в курсе того, что делается у нас»[158]. Однако КРЧ особого отделения отдела Генштаба, по всей видимости, так и не удалось выявить в штабах и учреждениях польскую агентуру, поскольку в докладе руководству, датированном 30 ноября 1919 года, начальник контрразведывательной части об этом ничего не сообщал.
Работала против белогвардейцев на Юге России и грузинская разведка. Например, ей удалось получить секретные сведения штаба главкома ВСЮР, подписанные начальником разведывательного отделения полковником С.Н. Ряснянским и полковником Мельницким; секретные доклады начальника штаба главнокомандующего ВСЮР генерала Романовского, затем опубликованные в тифлисской газете «Борьба»; телеграмму начальника Военного управления генерал-лейтенанта В.Е. Вязьмитинова относительно Грузии[159]. Белогвардейскому командованию об этом стало известно только летом 1919 года. А в сентябре от агентуры поступили сведения о вербовке грузинскими спецслужбами уволенных из армии офицеров и направлении их в качестве агентов в белогвардейский тыл. Генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего ВСЮР генерал-майор Ю.Н. Плющевский-Плющик просил начальника отдела Генштаба Военного управления дать распоряжение пропускным пунктам Черноморского побережья сообщать о проезде таких лиц из Грузии начальнику КРП с указанием фамилий, имен, отчеств[160].
Между союзниками и командованием ВСЮР отношения были непростыми, поскольку каждая из сторон в Гражданской войне преследовала свои интересы. Лидеры Белого движения выступали за «единую и неделимую» Россию. Англичане же придерживались принципа «разделяй и властвуй». Исходя из мировой практики, можно с большой долей вероятности предположить, что интервенты вели разведывательно-подрывную деятельность и на территории ВСЮР. По белогвардейским фондам центральных государственных архивов судить о масштабах разведывательной работы западных спецслужб очень сложно, т. к. по данной проблеме встречаются лишь единичные документы. В частности, известно, что деникинским органам безопасности удалось выявить центр французской контрразведки в Константинополе, а также английскую разведывательную организацию, действовавшую под флагом Красного Креста. Представитель главкома Русской армии в Швейцарии Ефремов 1 июля 1920 года не исключал возможности передачи большевикам сведений военного характера, добываемых этой миссией для сообщения в Лондон[161]. Напомним, что именно в то время англичане требовали от белых правительств капитулировать перед ленинской «амнистией».
Военно-морскому агенту в Турции стало известно, что младший офицер британского разведывательного отделения в Константинополе подал на имя командующего Средиземноморским флотом рапорт, в котором изложил причины разложения армии Одесского района и быстрого оставления ею Одессы. Военно-морской агент проинформировал об этом случае Морское управление[162].
В ноябре 1919 года внешняя контрразведка сообщала, что правительства Великих держав, не довольствуясь деятельностью своих дипломатических, военных и иных представителей, вынуждены пользоваться в целях пропаганды и разведки частными организациями, вроде Международного Красного Креста, торговых обществ и др. К числу таких организаций спецслужбы отнесли Христианский союз молодых людей. Из Полыни и Константинополя контрразведкой получены сведения, что представители ХСМЛ предполагают прибыть в расположение ВСЮР. Принимая во внимание их вредительскую деятельность, полковник С.Н. Ряснянский полагал нежелательным допущение этих лиц на территорию, контролируемую ВСЮР. В случае их появления предлагал установить контроль над их деятельностью[163].
Предполагая рост разведывательно-подрывной деятельности иностранных государств против Белого Юга и зная уровень профессиональной квалификации сотрудников спецслужб, начальник отдела Генштаба решил подготовить практическое руководство для чинов контрразведывательной службы. С этой целью в декабре 1919 года он просил военного представителя главкома ВСЮР в Париже прислать следующие материалы: законоположение иностранных государств о борьбе со шпионажем; описание известных шпионских процессов, практических приемов борьбы со шпионажем и организации борьбы на территории иностранных государств; печатные труды по вопросам разведки и контрразведки; инструкции и руководство по ведению шпионажа, контршпионажа и политического сыска; шифры, системы тайнописи и провоза за границу секретной корреспонденции; публикации на эту тему в периодической печати. В телеграмме подчеркивалось, что снабжение отдела Генштаба указанными сведениями является постоянной задачей военного представителя[164]. Было ли подготовлено это пособие — свидетельств нет. Если даже его удалось издать, то вряд ли данный труд уже смог пригодиться врангелевским контрразведчикам, оказавшимся после разгрома Русской армии в эмиграции. Опыту борьбы с большевистской разведкой и контрразведкой они сами могли научить западных «партнеров».
Белогвардейские режимы в Сибири основную угрозу своей безопасности не без основания видели в Советской России и Германии, поэтому усилия их контрразведывательных органов были направлены на противодействие разведывательной деятельности этих стран.
Документ под названием «Общее понятие о шпионстве и родственных ему явлениях» давал следующее определение военному шпионажу или военной разведке: «…собирание всякого рода сведений о вооруженных силах и об укрепленных пунктах государства, а также собирание имеющих военное значение географических, топографических и статистических данных о стране. Сбор этих сведений может производиться с целью передачи их иностранной державе». Здесь же давалось определение и другим видам шпионажа — экономическому, дипломатическому, политическому, морскому. В приложении сделано немаловажное уточнение, что работа тайных агентов не ограничивается только сбором сведений, а бывает направлена на создание в тылу неприятеля «условий, ослабляющих его оборонительную силу»[165].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.