Глава 13. Подслушивая переговоры подлодок

Глава 13. Подслушивая переговоры подлодок

Определенная часть той очень трудной работы, которую выполняла разведка во время войны, не была сопряжена ни с каким риском для жизни, но, с другой стороны, она была очень плодотворной и захватывающе интересной.

Проводимая разведотделами на базах, в определенных местах на побережье, она стала краеугольным камнем всей комплексной системы борьбы с немецкой подводной угрозой. Эффективное использование пяти тысяч патрульных и эскортных кораблей, занимавшихся борьбой с подводными лодками, в значительной степени зависело от сотрудников разведки. Благодаря этой тяжелой кропотливой умственной работе разведотделов на береговых базах флота удавалось удачно спланировать действия этих сил противолодочной обороны.

Главным преимуществом подводной лодки, как известно, является скрытность, с которой она перемещается из одного места в другое. Задачей разведотделов на базах было вычислять этот секретный маршрут, определять каждый день, с точностью до одной или двух миль положение каждой немецкой подлодки, причем не только тех пятидесяти или шестидесяти кораблей, которые находились в данный момент в море: в Северном море, на Балтике ли, в Ла-Манше, в Атлантике или в Средиземном море, но и тех, которые сейчас находились в порту, проходили ремонт на верфях или готовились к новому выходу в море.

На первый взгляд эта задача кажется невыполнимой. Действительно, каким образом наша разведка могла бы узнать, что происходит на верфях вражеских арсеналов в Вильгельмсхафене, Киле и Данциге во время войны? Даже в мирное время собрать какую-то точную информацию о подводных лодках было очень трудным делом.

Тем не менее, невыполнимой эта задача не была. На самом деле, в 1918 году решать ее стало почти так же просто, как несложную математическую задачу. В сентябре 1918 года наша разведка постоянно обладала самыми актуальными данными о каждой немецкой подлодке, как на верфях, так и в море, и эти сведения уточнялись каждые сутки.

Такая работа разведки большей частью является делом хорошего чутья и здравого смысла, используемых натренированным умом, умеющим оценивать истинное значение самого незначительного, на первый взгляд, признака: от него зависит точность выводов. Представьте себе Шерлока Холмса, распутывающего загадку, не выходя из своей квартиры на Бейкер-стрит, и действующего только путем точного сопоставления и синтеза крошечных фрагментов информации, полученных здесь или там, и вы, в принципе, получите представление о том, как разведывательные отделы на базах справлялись с трудной задачей слежения за немецкими субмаринами.

Источники сведений были многочисленны и разнообразны. Самыми ценными из них были те, которые добывались методом радиопеленгации. Радиопеленгация с того времени, как известно, достигла большого прогресса, но уже в годы войны она была достаточно развита, чтобы день за днем снабжать нас сведениями, полученными путем отслеживания вражеских радиосигналов.

Если объяснить самыми простыми словами, то суть метода состояла в следующем.

Одна подводная лодка в море где-то к северу от Ирландии вызывала другую, с которой должна была встретиться. Одна из наших радиопеленгационных станций на берегу Шотландии перехватила ее радиограмму. Назовем эту станцию Х.

Другая станция, назовем ее Y, на северо-восточном побережье Ирландии, тоже слышала этот сигнал, и слышала его также и третья станция, станция Z, на северо-западном побережье Ирландии.

Каждая из этих станций сообщала в разведотдел на базе не только то, что они слышали, но и направление, откуда исходил сигнал, силу сигнала, возраставшую или убывавшую в зависимости от расстояния между передатчиком и пеленгатором: точка, где сила сигнала была наибольшей, определяла пеленг или направление к источнику сигнала.

В разведотделе базы полученные сведения наносились на крупномасштабную карту: три прямые, выходившие из Х, Y и Z, каждая из которых обозначала направление сигнала, определенное каждой радиопеленгационной станцией. В определенной точке эти прямые пересекались. И подлодка находилась примерно в одной или двух милях от места пересечения этих трех линий.

Решение этой проблемы было и самым простым, и самым легким для офицера разведки: правда, только если радиосигналы посылала только одна подлодка, тогда шансы ошибиться были невелики. Зато если одновременно поступало много сигналов, проблема оказывалась куда сложнее. Случалось так, что три или четыре сигнала поступали почти одновременно: одни перехватывались нашими тремя станциями X, Y, Z, другие — другими пеленгаторами. Тогда могло произойти множество ошибок. Можно было провести неверные прямые, можно было спутать сообщения о перехвате сигнала станцией Х с сообщением другой станции на юге Ирландии, и тогда прямые на карте пересеклись бы в какой-то точке где-то в Атлантике, отстоящей на сто миль от реальной — в точке, где и близко не было ни одной подлодки.

Потому было необходимо найти метод определять и отделять сигналы, то есть узнавать, какой именно корабль ведет переговоры с каким именно другим кораблем, чьи сигналы перехватывала любая из наших станций.

Британская военно-морская разведка должна бы быть очень признательна немцам за их лояльное сотрудничество. Если уж у них был план, то они его придерживались. Без обсуждений и без перемен. Без внезапных или частых изменений системы.

Все подлодки всегда начинали свои переговоры с сообщения своего секретного позывного. Это было неизменным правилом, и мы уже сумели узнать, что первые буквы радиограммы обозначают позывной передающей подлодки. Это избавляло нас от множества хлопот.

Когда офицер разведки на одной из береговых баз получал одновременно шесть сообщений с разных радиопеленгационных станций, он сначала смотрел на первые буквы каждой радиограммы. Предположим, что три из них начинались буквами MON, а три другие — буквами LRT. Он наносил их на карту группами по три и незамедлительно узнавал — всегда с допуском в две мили — точное положение этих двух подлодок.

Эти сведения, конечно, не предназначались для простого развлечения береговых штабов или для наполнения толстых папок досье, хранившихся в разведотделах на базах.

Они немедленно передавались вышестоящему командованию, чтобы оно могло принять необходимые меры и направить корабли противолодочной обороны на поиск вражеской подлодки и предупредить конвои, находящиеся близ нее.

В это время офицер разведки занимался крупномасштабной картой, повешенной на стене, прикалывая на нее маленький цветной флажок, обозначающий место, где предположительно находилась субмарина противника.

Эти маленькие флажки не просто обозначали подводные лодки, о местоположении которых офицеру разведки на береговой базе стало известно из данных собственных станций радиопеленгации (и из других источников). Карта захватывала большой участок моря и отображала не только сектор, который контролировала его база, но и участки, находившиеся в сфере ответственности соседних баз. Те тоже использовали флажки. Эта работа не намного отличалась от работы железной дороги, где одна станция сообщает соседней о прохождении поезда. За немецкими подлодками осуществлялась невидимая слежка все время, пока они были в море, и об их перемещении из одного сектора в другой одна база незамедлительно сообщала соседней.

Иногда карта была вся усеяна флажками, иногда там их было очень мало: интенсивность подводной войны сильно менялась во времени: немцы не всегда могли поддерживать свои усилия на одинаково высоком уровне.

Месяцем самой большой активности был июнь 1917 года. Именно тогда впервые в море вышли большие (крейсерские) немецкие подлодки. 27 кораблей такого типа находились в Северном море и в Атлантике, 30 в проливе Ла-Манш, 15 в Средиземном море, 3 в Балтийском и 2 в Черном море. В ноябре того же года количество подлодок этого класса в море упало до 30, тогда как 35 кораблей находились на различных верфях, где проходили ремонт или технический осмотр.

Борьба разведки с подводными лодками не ограничивалась только получением материальных фактов, таких, как местоположение противника. Очень важно было знать и личные качества их командиров. Среди них не нашлось бы и двоих, которые обладали бы одинаковым мастерством, одинаковым мужеством, и использовали бы одинаковую тактику. Потому мы, зная о них, об их способах ведения боя, могли бы соответственно варьировать наши методы.

За одним командиром, известным нам как умелый и опасный противник, нужно было все время пристально следить, начиная с той точки, где он был замечен. Другому, которого мы знали как хвастуна, выпустившего как-то шесть торпед в пустоту, а по возвращении на базу трезвонившего о том, что он потопил корабль водоизмещением в десятки тысяч тонн, хотя в реальности его достижения исчерпывались небольшим парусником, в который он попал. но не потопил, можно было позволить спокойно двигаться своей дорогой, лишь бы поблизости не было путей оживленного торгового судоходства. Довольно любопытно, что помимо тех, кто непосредственно занимался борьбой с подводными лодками, очень мало людей знают, что из двадцати лучших немецких подводников только двое погибли во время войны. И эти два командира субмарин погибли не в бою, а подорвались на мине.

Капитан третьего ранга Лотар фон Арнольд де ла Перьер, самый успешный командир-подводник, потопил корабли общим тоннажем 400 000 тонн, капитан третьего ранга Вальтер Форстманн мог похвастаться «всего» двадцатью тысячами тонн. Стоило лишь выйти на след одного из подводных «асов», как тут же сигнал тревоги передавался нашим кораблям-ловушкам («Q-Ships»).

Различия между командирами подводных лодок считались очень важными, потому каждый из них обозначался на карте флажком другого цвета.

Например, вернемся к нашим воображаемым подлодкам, сигналы с которых были перехвачены нашими радиопеленгаторами. Подлодка с позывным MON обозначалась бы на карте, предположим, белым флажком с черной стрелкой, а черный флажок с белой диагональной полоской обозначал бы подлодку LRT. Тогда все в разведывательном отделе на базе, кто имел доступ в кабинет, где занимались сбором сведений о подлодках, сразу получали бы представление о ситуации на море, день за днем. Когда приходили новые сведения о передвижениях этих двух подлодок, второй флажок того же цвета появлялся на карте, показывая новое положение субмарин, и мы могли определить путь, по которому движутся эти корабли, и догадаться, в чем состоит цель их похода — Ирландское море, чтобы атаковать пароходы, идущие из Ливерпуля, Атлантический океан или сектор Куинстауна.

Точно таким же образом в Куинстауне следовало определить, пойдут ли подлодки ко входу в Ла-Манш или попробуют двинуться дальше на юг, в Бискайский залив. В последнем случае нужно было предупредить базы союзников на берегу залива, чтобы те продолжали вести наблюдение, пока подлодка не повернет на обратный путь, тогда наблюдение за ней снова осуществлялось бы сначала в секторе Куинстауна, затем вдоль побережья Ирландии, вдоль берегов Шотландии и вплоть до самой крайней ее точки.

Важно подчеркнуть, что хотя мы и научились поднимать занавес, скрывавший перемещения подлодок, наши знания об их местоположении все равно всегда были только приблизительными. Конечно, несколько раз удавалось очень быстро отправить сторожевики в определенное место и неотступно преследовать вражескую субмарину, но Атлантика — слишком большой океан, и гораздо чаще немецкая подлодка на многие мили была удалена даже от самых близких к ней наших кораблей.

Давайте представим себе типичную сцену в разведывательном отделе на одной важной береговой базе.

Воскресное утро. Все тихо. Точное местоположение всех подлодок по состоянию на полночь обозначено на настенной карте. Их положение по состоянию на восемь часов утра тоже отмечено, кроме одной: с полуночи никаких радиограмм с этой подлодки не отправлялось.

Разные флажки на карте, обозначающие ее местоположение, показывают, что она движется на юг и скоро достигнет того места, когда нам будет жизненно важно знать, пойдет ли она дальше на юг к Бискайскому заливу и испанскому берегу или повернет на восток и будет доставлять нам беспокойство у входа в Ла-Манш. На пути подлодки у нас есть миноносцы на боевом патрулировании. Если им улыбнется удача, возможно, что они ее заметят. Но вероятнее, что первыми новостями о ней будут сообщения о потоплении нескольких торговых пароходов, возможно, всего в двадцати милях от того места на берегу, где мы находимся.

Некоторые командиры подлодок очень умелые и коварные, и нередко мы полностью теряем контакт с ними на два или три дня. Флажок, обозначающий на карте одного такого «лиса» не передвигался уже довольно долго, потому что подлодка давно не выходила на связь. Возможно, у нее какие-то проблемы, а возможно она сама готовит проблемы другим. Слежка за субмаринами, как читатель догадывается, всегда включает в себя множество предположений и изрядную долю терпения.

В бюро все спокойно. Маленький стол в углу, за ним сидит секретарь, разбирающий и сортирующий поступающую информацию. Офицер разведотдела базы, откинувшись в кресле-качалке, курит трубку с тем невозмутимым терпением, которое вырабатывает в людях служба в разведке. Посетитель стоит у настенной карты, внимательно изучая общую ситуацию. Она для него совершенно новая, этот офицер прибыл на базу только прошлой ночью, потому он молча взвешивает факты, переваривая в уме данные, которые ему тут сообщили.

Стрелки на часах с маятником приблизились к одиннадцати, когда портьера из зеленой саржи внезапно сдвинулась внутрь кабинета, пропуская дежурного.

Он протянул офицеру разведки официальный бланк.

В кабинете слышен только один звук — тиканье часов, пока офицер медленно читает депешу.

— 47–20, 10–10, — произносит он, наконец.

Посетитель снова поворачивается к карте.

— Значит, он где-то у берегов Испании, верно? — предполагает он, поняв, что названные цифры обозначаю широту и долготу.

Офицер разведки нахмурил брови, выражая сомнение.

— Может быть, — проворчал он. — Он в этот момент он выпускает снаряды по нашему кораблю-ловушке, и беднягам на борту сейчас не позавидуешь.

Это действительно драматический момент! Для двух людей, находящихся в безопасности и комфорте, приятным воскресным утром — церковные колокола только что отзвонили — это муки переживаний за сорок или пятьдесят храбрых парней, которые вызвали на себя смертельный огонь, чтобы этой хитростью принести смерть врагу. Эти люди находятся в сотнях миль от бюро, но бюро знает, что происходит с ними, и на том участке войны, которым занимается бюро, даже смерть этих людей не будет простой случайностью.

Задачей этого бюро является получение сведений для противолодочной обороны. К этой деятельности относится и помощь кораблям-ловушкам (Q-Ships).

Офицер разведки подошел к карте на стене и остановился возле гостя, погруженного в свои мысли.

— Это, должно быть, он — сказал он вполголоса сам себе, глядя на маленькие флажки, выстроившиеся один за другим.

— Никого другого в этой точке мы не ожидали.

Он протянул руку и взял с подноса черный флажок с белым черепом и костями в центре. Он воткнул его в карту в точке 47 градусов 20 минут северной широты и 10 градусов 10 минут западной долготы, а телеграмму наколол на гвоздик на своем столе.

Это все, что он мог сделать в данный момент, и, пока не придут новые сведения, ему оставалось только ждать.

Через четверть часа поступило новое сообщение:

«Q-Ship» сбросил свой камуфляж примерно через двадцать минут, когда подлодка приблизилась к нему на 350 метров, находясь в надводном положении. Артиллеристы корабля-ловушки выпустили по ней с полдюжины снарядов, пока подлодка не скрылась под водой. Командир «ловушки» считает, что она утонула.

Офицер разведки громко прочитал эту депешу.

— Оптимист! — таков был его комментарий. — ни слова о спасшихся, ни слова об обломках. во всяком случае, возможно, что они их немного напугали. Мы зарегистрируем этот случай, как «вероятную небольшую аварию». Я предпочел бы, чтобы они сообщили номер подлодки.

Это типичный комментарий.

Основную пищу для ума офицера разведки составляют мельчайшие факты: ему не нужны ни версии, ни предположения, точность которых он не может оценить. И он много времени проводит, отвергая теории, для подтверждения которых у него нет фактов.

А его желание узнать номер подлодки преследует две цели. Во-первых, эта информация могла бы подтвердить или опровергнуть точность расшифровки прошлой ночью секретных позывных, переданных в начале радиограммы. Во-вторых, она позволила бы базе точно знать, какая из немецких субмарин находится в ее секторе. Ситуация выглядела так, что, вполне возможно, атаку проводила подлодка, идущая с юга, то есть, находящаяся на обратном пути. Другими словами — новая, заходящая в зону, в которой за ней придется следить все время, пока она перемещается в нашем секторе.

Первая из целей, конечно, намного важнее для офицера разведки. Если он точно расшифровал позывные лодки, значит, и все прочие его сведения верны.

Как происходит такая расшифровка?

Существует около дюжины разных методов, некоторые их которых, очевидно, настолько конфиденциальные, что их нельзя раскрывать даже через много лет после войны. Другие, напротив, более простые, и их вполне можно объяснить.

Как было сказано выше, наши радиопеленгационные станции перехватывали тексты радиограмм, и мы знали, по опыту, что три или четыре первые буквы радиограммы обозначают секретный позывной подлодки.

Для упрощения продолжим использовать два уже приводимых нами примера: позывной одной подлодки MON, а другой — LRT.

С помощью данных радиоперехвата мы отметили на карте позицию этих двух кораблей. Но наш разведывательный отдел на базе находится очень далеко от этих позиций. Нам нужно, чтобы кто-то, находящийся как можно ближе к опасной зоне, разузнал для нас важные детали. Кто мог бы нам в этом помочь? Только время подскажет. Нам нужно дождаться поступления важных данных, касающихся действий каждой из двух субмарин.

MON на рассвете увидела маленький «трамп», экипаж которого заставили спуститься в шлюпки. Субмарина оттянула их, чтобы провести досмотр судна, и, возможно, сделать его трофеем командира.

Острые глаза капитана «трампа» заметили на рубке, под свежим слоем серой краски, буквы и цифры, обозначающие номер подлодки, например, U-99. Он запомнил их, и когда через несколько часов отнесенные течением шлюпки подобрал миноносец или сторожевик, он рассказал о них командиру.

Сторожевик немедленно отослал радиограмму о том, что пароход «Уор Бэйби» (вымышленное имя) был потоплен на такой-то широте и долготе подводной лодкой, предположительно, под номером U-99.

Информация об этом дошла до офицера разведывательного отдела на базе.

Эти сведения согласовывались с местоположением подлодки с позывным MON, определенным методом радиопеленгации.

В результате можно было сделать вывод, что MON = U-99.

Спустя пять часов, подлодка MON, действующая сейчас у южного берега Ирландии, потопила другой пароход, и один из членов ее экипажа воскликнул, насмехаясь над оставшимися в живых моряками: Великобритания трепещет, слыша имя U-99!»

Подобранные моряки сообщили об этой угрозе хвастуна.

Таким образом, кусочек за кусочком, проверенные сведения, дополняя и уточняя друг друга, подтверждали точность нашего предположения.

Не думайте, что дела всегда обстоят так просто, как в данном случае. Прежде всего, не всегда остаются спасенные моряки с потопленных пароходов. Бывает, что в момент, когда нам срочно требуются сведения, чтобы определить номер одной из двух подлодок, одна из двух как раз отправляет на дно корабль. Пятеро моряков с потонувшего судна спасаются на плоту. Несколько часов спустя двоих из них, но без сознания, подбирает британская подлодка, совершенно случайно обнаружившая плот. Но никто из этих людей не в состоянии еще долгое время рассказать хоть что-то интересное. И пока они смогут, клубок уже будет распутан другими средствами.

Рассмотрим теперь случай с идентификацией подлодки LRT. Он несколько отличается от случая с MON.

Капитан LRT — хитрый лис, и никогда не обнаруживает себя. Он использует торпеды. Мы знаем лишь то, что его секретный позывной LRT, который нам удалось расшифровать.

Спустя какое-то время однажды мы получили сообщение от одного агента разведки в нейтральном порту. Он узнал, что маленький парусник выйдет ночью в море, и что немецкие эмиссары в этом порту попросили его капитана взять свежие продукты и другие нужные вещи для передачи в определенной точке в море командиру подлодки U-100.

Мы подходим к карте и изучаем море, на берегу которого стоит нейтральный порт.

Какие подлодки, как нам известно, могут находиться сейчас в этих широтах? В 150 милях от этого места идет подлодка с позывным ADF, но мы точно знаем, что ее номер UB-80.

В двухстах милях от порта, о котором идет речь, мы находим последнее определенное нами положение подлодки с позывным LRT. Ее не было слышно больше пятнадцати часов: свежая провизия ей как раз бы пригодилась.

Мы начинаем подозревать, что LRT = U-100.

Именно так и осуществлялась эта работа во время войны — медленно, терпеливо, тщательно, распутывая пятьдесят нитей порой из пяти разных стран, чтобы точно установить один единственный факт.

Понятно, что она не имела ничего общего с мелодраматическим «шпионажем», и нужно обладать действительно сильным воображением (то, что американские бизнесмены назвали бы «визуализацией»), чтобы представить себе драматизм этого вида деятельности. Это разведка в чистом виде — труд ума, используемого для анализа, дедуктивного метода, позволяющего делать выводы на основе малозначительных фактов, в которых отсутствуют, возможно, самые важные элементы. Очень мало людей поймут причины столь жесткой цензуры в прессе во время войны. Но те, кто служил в разведке, понимали: иногда хватало крошечной заметки в провинциальной немецкой газете, проливающей свет на незначительное событие, чтобы свести все известные доселе факты воедино и распутать неразрешимую головоломку.

Так происходило порой даже с вопросами, касающимися преследования субмарин в Атлантическом океане, как бы невероятно это не показалось тем, кто никогда не принимался за решение какого-то дела, располагая только разрозненными фрагментами информации.

Пришло время, когда мы смогли расшифровать позывные всех немецких подводных лодок. Эти позывные расположили по нарастающей, начиная с U-5 — мы никогда так и не смогли во время войны найти в море следы подлодок с номерами от 1 до 4 — и продолжая через UB до UC, заканчивая номером последнего корабля этого класса, вышедшего в море.

Теперь никто из них не мог отправить радиограмму, чтобы мы при этом не узнали, какая именно подлодка ведет радиопереговоры.

— Это все, конечно, очень хорошо! — воскликнет тут умный читатель, — но ведь коды не остаются неизменными, они же меняются.

Вначале мы, в разведывательной службе говорили то же самое. Мы знали, что в британском флоте устанавливаются коды пароля и отзыва на каждый день, и что они меняются часто. Мы были уверены, что и немцы поступают аналогично.

Мы были настороже, ожидая изменений. Если MON обозначал U-99 во время ее первого выхода в море, то нам и в голову не приходило, что и шестью неделями позже MON останется позывным U-99. Мы ждали новых доказательств.

И, к нашему большому удивлению, мы постепенно установили, что позывные подлодок не меняются. Они оставались прежними, месяц за месяцем. Возможно, немецкая система с ее чрезвычайной организованностью и формализмом не могла вынести частых изменений. Мы у себя могли ежедневно менять коды радиопозывных, если того хотели, и у нас не возникало никакой неразберихи. Немцы, по какой-то причине, не могли или не хотели проводить у себя каких-либо изменений.

Много позже, через несколько месяцев и уже почти в последней фазе войны, мы внезапно заметили противоречия в свидетельствах, касающихся подлодки с позывным MON. Ее видели в открытом море, в Атлантике. Она находилась в надводном положении, и ее совсем с близкого расстояния заметил наш миноносец. Сквозь просвет в облаках яркая луна осветила на ее рубке номер UB-17.

В то же самое время другие позывные, которых мы раньше не знали, начали доходить до наших радиопеленгационных станций.

Немцы, наконец, сменили свои коды.

Это немедленно поставило большой жирный крест на всех наших списках позывных и номеров немецких субмарин: нам ничего не оставалось, как снова все начать с нуля. За этим последовали дни самой лихорадочной активности в береговых разведотделах на базах флота и в Секретной службе в Уайтхолле. С необычайно спешкой пришлось составлять новый полный список, в котором не должно было быть пропущено ни одного номера, и ни один номер не должен был вызывать сомнения.

Для этого использовались те же способы, что и прежде, правда, усовершенствованные благодаря практическому опыту.

Через три недели после того, как мы узнали о смене кодов, вся работа была сделана. Каждый новый код был расшифрован и надежно «привязан» к конкретной подводной лодке!