Глава 12. Шпионя за Флотом открытого моря

Глава 12. Шпионя за Флотом открытого моря

В глубинах огромного тома «Синей книги» (опубликована в 1920 году), содержащей радиограммы, донесения, рапорты и сигналы, связанные с Ютландской битвой, спрятано смелое откровение, которое вполне можно было бы рассматривать как правительственный секрет первостепенной важности.

В «Синей книге» во вступлении к длинному списку сигналов и приказов, отданных за шестнадцать часов операции, начиная с момента выхода «Гранд-флита» из своих баз и до возвращения его на базу в Скапа-Флоу есть следующее замечание:

«30 мая 1916 года, Адмиралтейство получило сведения, подтверждавшие переход Флота открытого моря к активным действиям в самое ближайшее время. Телеграмма Адмиралтейства за номером 4343 от 30 мая 1916 года, отправленная в 17.40 Командующему Флотом и повторенная вице-адмиралу, командующему Крейсерским Флотом содержала следующие инструкции: «Выдвигайтесь на восток в сороковые широты в полной готовности к любым неожиданностям».»

Здесь очень важно запомнить точное время, когда это сообщение было отправлено адмиралу Джону Джеллико: 5 часов 40 минут пополудни. Немецкий Флот открытого моря снимется с якоря только в 3 часа ночи, то есть десятью часами позже. Это значит, что за двенадцать часов до начала выдвижения противника наша разведка уже знала об этом. И после войны Адмиралтейство даже не нашло нужным скрывать этот секрет от общественности.

Это был только один из многих примеров, доказывающих, что наша разведка заранее знала о передвижениях флота противника.

Битва у Доггер-Банки 24 января 1915 года, не была просто случайной стычкой. Накануне операции линейные крейсера, только что вернувшиеся из рейда в направлении Гельголандской бухты, стояли на якоре в Фёрт-оф-Форте. Они не пробыли в порту и 48 часов, как военно-морская разведка получила сообщение, то линейные крейсера адмирала Франца фон Хиппера собираются выйти из своих баз и совершить рейд против восточного побережья Англии. Если бы эта информация не поступила бы за двенадцать часов до выхода кораблей противника из баз, наши линейные крейсера не успели бы вовремя прибыть к месту боя.

Наша военно-морская разведка могла бдительно следить за Флотом открытого моря благодаря нескольким факторам. Очень полезным элементом этой системы была радиопеленгация, подкрепленная тем, что в наших руках были немецкие коды и шифры, «выловленные» русскими с немецкого крейсера «Магдебург» и переданные нам.

Радиопеленгация позволяла нам достаточно точно день за днем и час за часом определять местоположение Главнокомандующего немецким флотом и всех его соединений, так как он связывался по радио с различными эскадрами флотилиями, а знание кодов давало нам возможность читать его шифрограммы. Длилось это довольно долго — пока немцы продолжали использовать старый код, что, к нашему удивлению, продолжалось больше года. Правда, перед Ютландской битвой код уже был сменен.

С другой стороны, хорошо известно, что полагаться исключительно на радиопеленгацию чревато риском. Во время Ютландской битвы мы в очередной раз поняли это, когда по нашим расчетам флот адмирала Шеера должен был оставаться еще на рейде в Вильгельмсхафене, когда на самом деле он уже находился в море, поддерживая крейсера Хиппера. Немецкий Главнокомандующий явно обманул нас в этом случае: вероятно, он уже заподозрил, что мы используем радиоперехват. В любом случае, точно известно, что они сами уже достигли определенного прогресса в использовании этого метода, хотя их достижения оставались еще на примитивном уровне. Адмирал Шеер принял меры предосторожности: сменил длину волны и перенес передатчик со своими позывными со своего флагманского корабля на плавучий склад, стоящий в гавани Вильгельмсхафена. И мы продолжали перехватывать сигнал из одного и того же направления и по-прежнему с одинаковой мощностью, потому, естественно, предположили, что Шеер все еще находится в порту. Впрочем, это не принесло нам никакого особого вреда, потому что наш линейный флот уже находился в море для поддержки линейных крейсеров адмирала Дэвида Битти, и мы могли не опасаться, что Битти в одиночку столкнется с подавляющей силой военно-морского флота противника. Наши подлодки, действующие у немецких берегов Северного моря, тоже оказались великолепными разведчиками. С полночи 4 августа 1914 год а и до полдня 11 ноября 1918 года, немецкие порты Вильгельмсхафен, Куксхафен и Эмден ни на один час не оставались без английского подводного дозора. Организация этого патрулирования касалась, большей частью, военно-морской разведки, так как по ее просьбе собирались сведения о присутствии немецких кораблей в своих гаванях и об их выходе оттуда. И задача по сбору сведений была для них даже важнее, чем осуществление подводных атак.

Из-за того, что вначале радиостанции, стоявшие на наших подводных лодках обладали очень малым радиусом действия, любую информацию, посланную ими, необходимо было ретранслировать дальше. Молодое поколение, возможно, с трудом отдает себе отчет, с какой быстротой развивалась радиосвязь с 1914 года. В этом году был установлен рекорд на дальность для радиопередачи с подводной лодки, немецкой U-27, которая передала послание на свою базу с расстояния 140 миль; и этот рекорд был достигнут при особо благоприятных условиях.

К 1916 году, между тем, наши подводные лодки были оснащены мощными радиопередатчиками, вследствие чего их командиры получали точный приказ, находясь на патрулировании у немецкого побережья, не атаковать немецкий Флот открытого моря, увидев его корабли на выходе из портов. Они должны были отметить состав эскадр, их маршрут, другие подробности, и как только корабли удалились, немедленно всплыть и передать эти сведения по радио.

Потом подводные лодки могли проводить любые атаки по своему желанию, если, услышав радиопередачи, противник принимал решение вернуться на базу. В таком случае нельзя было надеяться на то, что немецкие корабли попадут в руки «Гранд-флита», потому и не стоило беспокоить его корабли, выводя их в открытое море.

Этот метод оказался успешным, однако, иногда его результаты разочаровывали, как показывает следующий пример. Линейный флот немцев вышел в море 23 апреля 1918 года и двинулся на север в сторону рифов Хорн, как раз к границе их минных заграждений. Поблизости находилась на патрулировании наша подлодка J-6. Ее командир пронаблюдал за проходящими кораблями, но по ошибке принял их за британские, и не отправил никакой информации в штаб Главнокомандующего. На следующий день, та же подводная лодка увидела возвращающийся Флот открытого моря и, на этот раз, опознала его правильно. Пронаблюдав за их проходом в течение нескольких часов, она отправила сообщение адмиралу Битти. Через некоторое время другая подлодка, E-42, тоже увидела немецкие корабли. Так как те возвращались в порт, ее командир подумал, что атака разрешена и выпустил четыре торпеды. Одна из них поразила крейсер «Мольтке». Ущерб был столь серьезен, что только после тяжелой буксировки большой линейный крейсер смог добраться до порта.

Кроме слежения за действиями Флота открытого моря, которое они обеспечивали постоянно, английские подводные лодки, патрулирующие у немецких берегов, были очень полезны также, чтобы сообщать нам о появлении новых вражеских минных полей.

Когда немецкие минные заградители выходили на постановку новых заграждений в чистой пока зоне, их почти всегда замечали, за всеми их операциями следили, и местоположение и границы новых полей сообщались Адмиралтейству через час иди два после их постановки. На секретных картах появлялось новое красное пятно, и все корабли в море были предупреждены, чтобы ни один из них не приближался к новому опасному району.

Когда после перемирия союзники установили свой контроль над портами противника, немецкого адмирала Хуго Мойрера, который вел переговоры о капитуляции и передаче флота с адмиралом Битти на борту «Куин Элизабет», попросили предоставить карты всех немецких минных заграждений, чтобы наши корабли могли осуществлять плавание в полной безопасности. Сравнив эти карты с нашими, мы обнаружили, что мы точно знали о местоположении каждого немецкого минного заграждения.

Немцы, со своей стороны, сами знали об этом хуже, и о нашей информированности и не подозревали.

Когда адмирал Мойрер направился в Фёрт-оф-Форт на начавшиеся переговоры, мы ему указали маршрут, которым он должен был следовать, и назначили место встречи с нашим эскортным крейсером. Он прибыл на встречу с опозданием и объяснил, что ему пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти немецкое минное поле, расположенное точно на маршруте, который мы ему предложили. Офицеры штаба «Гранд-флита» смеялись в душе. Это минное поле было давно протралено, но немцы не подозревали, что оно исчезло.

В другом случае комедия смешалась с трагедией. Немецкое минное поле было поставлено в проливе Па-де-Кале. Мы решили незамедлительно приступить к ложному тралению — иначе говоря, пройти по нему, сделав вид, что тралим, но в реальности оставив мины на месте. Хитрость удалась. Одна из немецких подводных лодок, собираясь пройти по «чистому» фарватеру в проходе Дувра, пошла в кильватере тральщиков — и взорвалась на немецкой мине! Командиру подлодки удалось спастись, и он потом с тевтонским негодованием возмущался тем, как его обыграли!

Постоянное слежение за Флотом открытого моря осуществлялось, однако, не только в море, но и на суше. На немецких военно-морских базах были наши агенты, и мы получали от них бесценную информацию. Люди, занимавшиеся этой достойной уважения работой, хорошо послужили своей стране, и интересно знать что ни один из них не получил никакой правительственной награды.

Излишне говорить, что такая деятельность была намного опасней в годы войны, чем в мирное время. Кроме всего прочего, она требовала еще большего доверия.

Во время войны ошибочные либо специально сфальсифицированные сведения могли привести к катастрофе, и тогда не было ни времени, ни возможности их перепроверить, как это порой удавалось в мирное время. Во время войны один или два раза случались ложные тревоги, которые вызвали серьезную обеспокоенность в штабе военно-морской разведки.

Одной злосчастной зимней ночью наши силы поспешно вышли в Северное море, по установленному маршруту, чтобы нанести удар по движущейся эскадре противника, которая, по полученным нами сведениям, должна была через двенадцать часов атаковать наши линии коммуникаций. На самом деле, как мы узнали намного позже, эта эскадра действительно была в море и двигалась по указанному пути, но, из-за тумана, наши корабли разминулись с ней примерно на три мили, и противник вернулся в порт, причем мы не могли с уверенностью знать, ушел ли он на самом деле.

Дни, последовавшие за этой неудавшейся погоней, были, пожалуй, самыми тяжелыми и неприятными для разведывательной службы.

Была ли вся эта акция западней для наших агентов в Германии?

Не была ли специально устроена утечка информации, чтобы, проследив за ее следами, немецкая контрразведка могла выявить и ликвидировать наших агентов?

Это была смертельная и бесконечная неделя. Мы приняли решение прекратить контакты со всеми нашими людьми, даже по самым надежным линиям связи, из страха, что кто-то из них уже под подозрением. Если они были бы под подозрением, что то бы ми ни делали, мы подвергли б их опасности, предоставив контрразведке, следившей за ними, последний лоскуток доказательств. У нас не было другого выхода, кроме как терпеливо ждать, пока кто-то из них не выйдет сам снова на связь с нами, если, конечно, они смогли бы. Те, кто возглавляли тогда разведывательную службу, пережили настоящую моральную пытку за эту неделю. Их угнетало не только тягостное чувство жалости к своим испытанным и преданным сотрудникам, которых в случае разоблачения ожидала смертная казнь, перед ними встала и проблема, как их заменить, если оправдаются самые худшие ожидания.

Напряжение ослабло только в воскресенье утром, когда поступили новые сведения от источника, который тогда предупреждал нас о немецком выходе.

Не было никакого намека на возможные неприятности или подозрения в адрес источника. Руководители разведки вздохнули с облегчением.

Агенты, действующие на земле, не всегда должны работать со скоростью молнии. Одним из примечательных моментов, касавшихся методов управления немецкого военно-морского командования, который нам пришлось узнать со временем, была медлительность, с которой оно готовилось к любому выходу.

Например, за девять дней до сражения у Доггер-Банки, мы получили точные сведения, исходя из которых, нам следовало готовиться к «оживлению» противника. По какой-то причине, как Киль на Балтийском море, так и Вильгельмсхафен в Северном море были в состоянии необычайной активности; сообщение говорило нам, что два линейных крейсера оставили устье реки Яде.

(Примечание автора. Сэр Джулиан Корбетт в своей «Официальной истории военно-морского флота» («Морские операции, том 2, стр. 83) сообщает, что этими кораблями были «Зайдлиц» и «Дерффлингер».)

Но затем последовал период спокойствия и создавалось впечатление, что это была ложная тревога. Затем, утром 23 января, обстановка накалилась снова. В это время поступили многочисленные сведения, самые срочные сведения. Все немецкое побережье Северного моря было в возбужденном состоянии.

Сэр Уинстон Черчилль, который, в качестве Первого лорда Адмиралтейства, занимал уникальное положение чтобы следить за работой морской разведки «за сценой», рассказывал об этой истории в книге "Мировой кризис":

«Около полудня я вернулся в свой кабинет в Адмиралтействе. Только я успел сесть, как внезапно открылась дверь, и вошел сэр Артур Уилсон, не предупредив о своем приходе заранее. Он пристально посмотрел на меня, молния промелькнула в его глазах. За ним прибыл Оливер с картами и компасом.

— Первый лорд, они собираются снова выйти.

— Когда?

— Этой ночью. У нас едва есть время, чтобы направить туда Битти».

Черчилль вспоминает затем различные телеграммы с инструкциями, посланные коммодору Тируайту, адмиралам Битти и Джеллико, и продолжает:

Это верно. Сэр Артур быстро сообщил резюме, которое он сделал на основе перехваченных немецких радиограмм, которые расшифровали наши специалисты по криптографии, и сведений из других источников, которыми он обладал».

(Примечания автора. Сэр Артур Уилсон был уже в отставке, но, когда началась война, его призвали на службу в Адмиралтейство как консультанта без выплаты жалования. Он служил с октября 1914 по июнь 1918 года. Сэр Генри Оливер был тогда начальником военно-морского штаба.)

Разведывательное и оперативное управления на основе анализа различных источников сведений сделали вывод, что действительно готовится новый рейд против берега, хотя все наши донесения сообщали, что планируется разведывательный поход по направлению к Доггер-Банке. В результате, Главнокомандующий и Вице-адмирал, командовавший силами линейных крейсеров, были проинформированы, что четыре немецких линейных крейсера, шесть легких крейсеров и двадцать два миноносца снимутся с якоря в эту ночь, чтобы выйти на патрулирование к Доггер-Банке и, вероятно, вернутся на следующий день вечером. Английские силы получили приказ встретить их в квадрате 55 градусов 13 минут северной широты и 3 градуса 12 минут восточной долготы в 7 часов утра 24 января.

Это может показаться колдовством для непосвященных, что наши агенты могли сообщать нам с такой точностью состав немецких сил. Они, возможно, даже предположили бы, что английский агент пробрался на должность доверенного секретаря в штаб-квартире немецкого Главнокомандующего.

Но не нужно было прибегать к таким крайностям, чтобы обнаружить то, что витало в воздухе. Активность в арсеналах и в акваториях вокруг определенных кораблей, заказы и контрприказы некоторым поставщикам продовольствия, отмена «пивного вечера» офицерами полуфлотилии, отмена увольнительных во флотских казармах — такими были пустяки, которые подсказывали внимательному агенту разведки, за чем следовало следить.

Агент на основе нескольких фактов, которые он мог извлечь, с уверенностью делал некоторые заключения. Совпадения, которые для простого немецкого лавочника и посетителя кабачка не имели никакого значения, были полны смысла для человека, занимавшегося наблюдением за морем.

А вот пример из нашего собственного опыта: ночью, предшествовавшей сражению у Доггер-Банки, весь Эдинбург знал, что линейные крейсеры собирались выходить в море. Во-первых, офицеры, находившиеся на берегу, во второй половине дня возвращались на свои корабли, и целые колонны такси подвозили их к пирсу Хоуэр. Во-вторых, снабженцы флота закупили дополнительную провизию для кораблей. Разница в том, что в нашем случае, похоже, ни один немецкий агент не получил об этом информацию, а если и получил, то не смог вовремя передать ее в Германию.

Очень похожее положение было и накануне Ютландского сражения.

Адмирал Шеер начал составлять план «северной операции», который привел к сражению, по крайней мере, за три недели, до самой битвы. Его собственный рапорт (о котором мы, естественно, узнали только много позже) показывает, что рассматривалось два плана: первый — бомбардировка Сандерленда, второй — демонстрация в проливе Скагеррак. Он действительно начал осуществление своей операции за две недели до сражения, когда послал подводные лодки по направлению к Фёрт-оф-Форту, Кромерти и Скапа-Флоу. Их миссия частично состояла в том, чтобы устроить засаду «Гранд-флиту», но, кроме того, они должны были играть роль разведчиков, точно как наши подводные лодки, наблюдавшие за немцами у их побережья на Северном море.

Эти передвижения подводных лодок не прошли мимо нашего внимания и через некоторое время мы определили местонахождение каждой их группы. Тот факт, что они группировались вдали от зон активного торгового судоходства, полных привлекательных целей, имел большое значение и полностью подтверждал предположения наших агентов в немецких портах.

Воздушная разведка с дирижаблей была важной частью спланированного Шером похода к Сандерленду, но погодные условия сделали ее невозможной 15 мая и в последующие дни. И немецкий адмирал переносил свою операцию со дня на день. Наконец, он был вынужден сделать хоть что-то, потому что приближался срок окончания действия приказов, полученных подводными лодками, на них подходили к концу и заготовленные на этот срок приказы, а погодные условия все еще заставляли «цеппелины» оставаться в ангарах. Потому ему не оставалось ничего иного, как выйти на север ради обычной демонстрации. Так как мы, со своей стороны, как и Шеер, тоже следили за погодой, нам было нетрудно, уже узнав, что он собирается пошевелиться, определить направление, в котором он направится.

А что касается погоды, то немцы по этому поводу записали на свой счет довольно красивый успех разведки. 31 мая, около полудня, радиотелеграфная станция в Ноймюнстере информировала Шеера, что она перехватила радиограмму из Скапа-Флоу о состоянии погоды в Северном море. (Эта радиограмма была отправлена из Скапа-Флоу в 1.14 по Гринвичу.) Сотрудники центра радиоперехвата в Ноймюнстере добавили, что, как им было известно по опыту, подобные радиограммы всегда отправлялись только когда корабли Джеллико или Битти находились в море. Хотя ценность такой информации для немецкого Главнокомандующего была невелика, сам факт достоин упоминания как типичный пример того, как мелкие детали приводят к появлению полной картины. Он показывает также, что неразумно во время войны слишком регулярно придерживаться постоянных привычек!

Другие информационные источники Шеера его очень разочаровали. Сообщения подводных лодок, находившихся в дозоре, были недостаточны, содержа только немного деталей или вообще никаких о замеченных кораблях, и штаб немецкого адмирала на основе получаемых им сообщений никак не мог сформировать для себя себе какую-то идею, относительно намерений и поступков адмиралов Битти и Джеллико.

И это уже было слишком для немецкой стороны.

У нас уже был поднят флаг тревоги, но Флот открытого моря оставался в бездействии так долго, что казалось, что картина, сформированная на основе различных сообщений и их анализа, вызвала преувеличенную тревогу и намерения противника так и не будут осуществлены в действительности.

Однако утро 30 мая принесло важные сведения. В 10.48 утра (по немецкому времени) Шеер отправил радиограмму, приказав всем немецким кораблям сконцентрироваться на внешних рейдах Вильгельмсхафена в тот же вечер в восемь часов, Этот сигнал был перехвачен. Он, естественно, был зашифрован. Потом рассказывали, с более или менее ясно выраженной официальной санкции, что нам якобы не удалось его расшифровать, и рассказывали, ссылаясь в той или иной мере на официальные источники, что мы были неспособны его переводить. Возможно, более справедливо по отношению к замечательным людям, которые, разгадывая головоломки, читали для нас вражеские шифрограммы, было бы сказать, что версия этого сигнала, которую они дают, может рассматриваться только как предположение, которое не могло быть принято «официально».

В любом случаяе, когда появилась немецкая официальная история («Северное море», том 1) с приложением, содержащим главные сигналы, переданные Шеером в ходе операции, те, кто, этим майским утром 1916 года, сконцентрировали все усилия своих умов, чтобы распутать головоломку из букв обнаружили, что они добились успеха. Перевод, данный выше, был основан на официальной редакции приказа на немецком языке, а не на его расшифровке.

Быстрота, с которой работала наша криптографическая служба, может быть проиллюстрирована тем, что уже в 11 часов 58 мин. по Гринвичу, то есть, через два часа, после того, как Шеер передал свой приказ, Адмиралтейство отослало предупреждение об этом силам, находящимся под его непосредственным командованием (патрульным флотилиям Дувра, восточного побережья и устья Темзы).

Совершенно ясно также, что адмирала Джеллико о чем-то предупредили еще до 5. 40 вечера, потому что в то время, которым датирована телеграмма, он уже поднял сигнал готовиться к отплытию, и одновременно с ним это же сделал в Кромерти командующий Второй линейной эскадрой.

Читая между строк официальные отчеты, можно найти серьезные основания, чтобы предположить (подтверждалось ли это официально, или нет), что командование флота с полной уверенностью полагалось на данные дешифровки, которые передавались в распоряжение Главнокомандующего для его информирования.

В своем отчете о Ютландской битве, опубликованном во время войны, адмирал Джеллико заявил — несомненно, чтобы дезинформировать противника — что «Гранд-флит», «следуя традиционной методике проведения патрульных операций в Северном море, вышел из своих баз накануне сражения». В результате в общественном мнении сложилось представление, что столкновение с немецким Флотом открытого моря, которое мы называем Ютландской битвой, произошло совершено случайно, другими словами, что мы на самом деле «натолкнулись на них», проводя традиционную, совершенно рутинную, разведывательно-патрульную операцию.

Это предположение крайне несправедливо по отношению к сотрудникам нашей разведки. Потому важно отметить, что преднамеренно вводящая в заблуждение фраза, процитированная выше, была пропущена в окончательной официальной версии, той, которая была опубликована в 1920 году в сборнике документов, касающихся Ютландской битвы («Jutland Papers»). В ней полностью признается, что «Гранд-флит» вышел в море, своевременно получив соответствующую информацию от разведки.

Очень многое, что касается методов, которыми наша разведка добывала эти сведения, никогда не будет опубликовано. Но справедливость по отношению к храбрым агентам, трудившимся для нас в немецких портах, и к талантливым людям, использовавших свой ум и знания для сбора и анализа фрагментов информации, требует публичного признания их заслуг, потому что это благодаря им мы узнали, что Шеер выводит свой флот в море, и в каком направлении он движется.