Глава 45. Спецслужбы Германии обезглавили Красную Армию

Глава 45. Спецслужбы Германии обезглавили Красную Армию

В результате многоходовой оперативной комбинации спецслужбы Германии обезглавили всю Красную Армию. После расстрела старых большевиков, фигурировавших на двух московских процессах, и массовой расправы с сотрудниками НКВД террор, развязанный Сталиным, казалось, пошёл на убыль.

Даже самые большие пессимисты не могли представить себе, что этот кошмар ещё будет иметь продолжение. Но Сталин всегда имел в запасе сюрприз, который невозможно было предвидеть даже хорошо знавшим его людям.

Здесь характерны следующие детали. Советские спецслужбы подтверждают, что существовала связь руководителя Парижского эмигрантского Российского общевоинского союза РОВС генерала Миллера с немецкими спецслужбами.

И что по этим каналам был передан компромат на Тухачевского. Публичный скандал приоткрыл детали, излишние с точки зрения организаторов комбинации.

Но, может быть, все это — злорадные домыслы, не имевшие под собой почвы? Начальник 6-го управления абвера — службы разведки за рубежом Вальтер Шелленберг после Второй мировой войны писал:

«От одного белогвардейского эмигранта, генерала Скоблина, Гейдрих, на тот момент руководитель тайной полиции, получил сведения о том, что Тухачевский, маршал Советского Союза, участвовал вместе с германским Генеральным штабом в заговоре, имевшим своей целью свержение сталинского режима».

Гейдрих сразу понял огромнейшее значение этого донесения. При умелом использовании на руководство Красной армии можно было обрушить такой удар, от которого она не оправилась бы в течение многих лет.

Далее Шелленберг пишет, как именно немецкие спецслужбы в качестве алаверды возвращали компромат Сталину. «В свое время утверждалось, что материал, собранный Гейдрихом с целью запугать Тухачевского, состоял большей частью из заведомо сфабрикованных материалов. В действительности же подделано было очень немного — не больше, чем нужно для того, чтобы заполнить некоторые пробелы. Это подтверждается тем фактом, что все весьма объемистое досье было подготовлено и представлено Гитлеру за короткий промежуток времени — в четыре дня».

«По зрелом размышлении решено было установить контакт со Сталиным через следующие каналы: одним из немецких дипломатических агентов, работавших под началом штандартенфюрера СС Боме, был некий немецкий эмигрант, проживавший в Праге. Через него Боме установил контакт с доверенным другом доктора Бенеша, тогдашнего президента Чехословацкой Республики. Доктор Бенеш сразу же написал письмо лично Сталину, от которого к Гейдриху по тем же каналам пришел ответ с предложением установить контакт с одним из сотрудников советского посольства в Берлине. Мы так и поступили, и названный русский моментально вылетел в Москву и возвратился в сопровождении личного посланника Сталина, предъявившего специальные полномочия от имени Ежова, бывшего в то время начальником ГПУ».

«Сталин запрашивал, в какую сумму мы оцениваем собранный материал. Ни Гитлер, ни Гейдрих и не помышляли о том, что будет затронута финансовая сторона дела. Однако, не подав и виду, Гейдрих запросил три миллиона рублей золотом, которые эмиссар Сталина выплатил сразу после самого беглого просмотра документов. Материал против Тухачевского был передан русским в середине мая 1937 года».

Уже 11 мая маршал был снят с должности начальника Генштаба и отправлен в Куйбышев командовать войсками Приволжского военного округа. Но там его ждали чекисты, которые насильно сняли с военачальника маршальский мундир и 24 мая доставили обратно в столицу — на Лубянку. Где ему показали следственное дело номер 11923, возбужденное на него.

11 июня 1937 года советские газеты поместили краткое правительственное сообщение, где было сказано, что маршал Тухачевский и семеро других крупных военных арестованы и предстанут перед военным трибуналом по обвинению в шпионаже в пользу иностранного государства.

Они были также обвинены в подготовке поражения Красной армии в войне, замышляемой капиталистическими государствами против Советского Союза.

Наутро следующего дня было опубликовано новое официальное сообщение: суд состоялся, все обвиняемые приговорены к расстрелу, приговор приведён в исполнение. При этом правительство сочло уместным упомянуть, что в состав военного трибунала входил ряд крупных военных.

Итак, 12 июня советский народ узнал, что уничтожены прославленный маршал Тухачевский и такие видные военные, как Якир, Уборевич, Корк, Путна, Эйдеман, Фельдман и Примаков, ещё вчера считавшиеся цветом армии и выдающимися стратегами.

Даже члены ЦК и большинство членов Политбюро не подозревали, что Сталин пойдёт на то, чтобы расправиться с этими людьми. Только когда до расправы оставались считанные дни, Сталин созвал чрезвычайное заседание Политбюро, на котором нарком обороны Ворошилов сделал доклад о заговоре, раскрытом в Красной армии.

Уже то обстоятельство, что среди этих военных, обвиняемых в шпионаже в пользу Гитлера, трое были евреи, делало подобные обвинения просто смешными.

К тому же члены Политбюро знали, что если бы Тухачевский и его товарищи действительно были гитлеровскими агентами, то и Ворошилову не пришлось бы делать этот доклад перед Политбюро: он сам оказался бы арестован за преступную беспечность.

Ведь получалось, что, являясь наркомом обороны, он окружил себя шпионами и изменниками и, доверив им важнейшие военные округи Советского Союза, подвёл страну к краю пропасти.

На этом заседании члены Политбюро вели себя именно так, как предполагал Сталин. Каждый из них знал, что достаточно любого неосторожного вопроса и, выйдя отсюда, он попадёт не домой, а в тюрьму. Каждый помнил, что личный шофер и телохранитель приставлены к нему ни кем иным, как наркомом внутренних дел Ежовым.

После расстрела Тухачевского и его товарищей по армии прокатилась волна арестов. Любой командир, назначенный на должность кем-либо из казнённых, автоматически попадал под подозрение.

Если учесть, что Тухачевский многие годы был заместителем Ворошилова, — нетрудно представить, скольких командиров он назначил, сколько подписал бумаг. И все упомянутые в этих документах оказались внесенными в чёрные списки.

Ежедневно во всех военных округах СССР исчезали сотни командиров Красной армии. Вместе с ними шли за решётку их ближайшие помощники и все те, кто считался их друзьями.

Проходили недели и даже месяцы, прежде чем арестованным удавалось подыскать замену. Часто, впрочем, бывало, что и те тоже арестовывались, как только доходила до них очередь.

Летом 1937 года Сталин восстановил в армии должности политических комиссаров, упразднённые Лениным в конце гражданской войны. В гражданскую войну комиссары приставлялись к боевым командирам по той причине, что этим командирам — в недавнем прошлом офицерам царской армии — новая власть не могла полностью доверять.

Теперь Сталин приставил комиссаров к иным командирам, выросшим и получившим военное образование уже в годы советской власти. Получалось, что им тоже не доверяют.

И действительно, Сталин начал относиться к командному составу армии, как к своим врагам, теперь уже трудно было понять, добивался ли он их ареста потому, что не доверял им, или, наоборот, полагал, что им больше нельзя доверять, так как они должны быть арестованы.

Авторитет командного состава в армии резко упал, соответственно упала и дисциплина. Армия оказалась настолько деморализованной, что уже не могла считаться мощной боевой силой, и, несомненно, если бы Гитлер воспользовался этим для нападения на СССР, он одержал бы победу.

На партийных собраниях и митингах в воинских частях люди постоянно задавали один и тот же вопрос: «Кому же можно верить?». Такой вопрос ставил вновь назначенных комиссаров в затруднительное положение, и они обращались в ЦК за разъяснениями. «Доверяйте своим командирам», - гласил демагогический ответ ЦК.

К августу 1937 года аресты советских боевых командиров докатились и до Испании. Многие из советских военачальников, приданные в качестве, советников генеральному штабу испанской республиканской армии, были отозваны Ворошиловым в Москву и расстреляны без суда.

Среди них были, мы называем псевдонимы, под которыми их знали в Испании, Колев и Валуа — командиры бригад, помогавшие испанскому правительству создавать республиканскую армию, Горев, командир советской танковой бригады, работавший советником командующего Мадридским фронтом и вынесший на своих плечах всю тяжелейшую кампанию по защите Мадрида.

Среди уничтоженных оказался даже близкий друг и собутыльник Ворошилова — Ян Берзин, который под псевдонимом «Гришин» работал главным военным советником при испанском правительстве.

Любопытно, что Горева арестовали всего через два дня после того, как на специально устроенном торжестве в Кремле Калинин вручил ему орден Ленина за исключительные заслуги в испанской гражданской войне.

Этот эпизод показывает, что даже члены Политбюро не знали, кто занесён в чёрные списки. Такие списки вели и такие дела решали двое. Сталин и Ежов, а в дальнейшем — Сталин и Берия.

Если в уничтожении Сталиным старых большевиков ещё можно было усмотреть какую-то, пусть извращённую логику, то теперь все недоумевали, зачем Сталину понадобилось разрушать собственную военную машину, оплот его личной власти, и уничтожать наиболее выдающихся боевых командиров, которых он сам отбирал и назначал.

Среди иностранных дипломатов в Москве получила распространение легенда о больном человеке в Кремле. Полагали, что столь чудовищные действия мог предпринять лишь ненормальный, охваченный манией преследования. Но нет, всемогущий диктатор не был безумцем. Когда станут известны все факты, связанные с делом Тухачевского, мир поймёт, Сталин знал, что делает.

Мы сделали всё, что было в наших силах, чтобы узнать детали трагедии, происшедшей с Тухачевским. Больше всего нас интересовали показания маршала и его товарищей на суде.

Наши друзья и знакомые по НКВД, наезжавшие в Испанию, по своему положению обязаны были знать то, что происходило на суде, поскольку аппарату НКВД всегда поручались подготовка и охрана таких судилищ.

Однако эти люди пожимали плечами, до того момента, как в газетах появилось сообщение о расстреле руководителей Красной армии, они и понятия не имели об этом судебном процессе.

Подробности, интересовавшие нас, мы узнали только в октябре 1937 года от Шпигельгляса. Оказывается, не было никакого трибунала, судившего Тухачевского и его семерых соратников, они просто были втайне расстреляны по приказу, исходившему от Сталина.

— Это был настоящий заговор, — восклицал Шпигельгляс. — Об этом можно судить по панике, охватившей руководство, все пропуска в Кремль были вдруг объявлены недействительными, наши части подняты по тревоге. Как говорил Фриновский, всё правительство висело на волоске, невозможно было действовать, как в обычное время — сначала трибунал, а потом уж расстрел. Их пришлось вначале расстрелять, потом оформить трибуналом.

Как утверждал Шпигельгляс, сразу же после казни Тухачевского и его соратников Ежов вызвал к себе на заседание маршала Будённого, маршала Блюхера и нескольких других высших военных, сообщил им о заговоре Тухачевского и дал подписать заранее приготовленный приговор трибунала.

Каждый из этих невольных судей вынужден был поставить свою подпись, зная, что в противном случае его просто арестуют и заклеймят как сообщника Тухачевского.

Через некоторое время среди военных в Испании начал циркулировать слух, будто арестован Ворошилов. Это выглядело вполне правдоподобно, так как Ворошилов, будучи наркомом обороны, нёс персональную ответственность за кадры своего наркомата.

Слух произвёл большое впечатление на одного из высших военных советников испанского правительства. Однажды на каком-то военном совещании он отозвал нас в сторону и заговорщицким тоном спросил, известно ли им об аресте Ворошилова и не знаете ли вы, кто привёз такое сообщение из СССР.

Он имел серьёзные основания для беспокойства, в течение ряда лет он был одним из ближайших сотрудников наркома и теперь, зная сталинский почерк, боялся, что ему придется разделить его судьбу.

Даже когда выяснилось, что слух не соответствует действительности, он не мог себя чувствовать в безопасности. Сегодня слух не подтвердился — может подтвердиться завтра, как-никак Ворошилов является наркомом обороны, и ведь именно в его ведомстве был раскрыт заговор, направленный против Сталина.

Он решил совершить непродолжительную поездку в Москву, якобы для того, чтобы доложить Ворошилову о ходе войны в Испании. В Москве он пробыл около двух недель.

Ворошилов обещал взять его с собой к Сталину, тоже для краткого доклада об Испании, но Сталин его почему-то не принял. Просил он и о встрече с Ежовым, в ту пору самым влиятельным после Сталина человеком в СССР.

Однако и Ежов уклонился от встречи. Ежов не только занимал тогда должность наркома внутренних дел, но и нёс ответственность за работу Главного разведывательного управления Красной армии, которое Сталин изъял из ведения Ворошилова после дела Тухачевского.

Этот товарищ вернулся в Испанию не таким нервным, но и далеко не успокоенным. С места в карьер он объявил всем, что Политбюро взяло новую линию по отношению Испании.

До сих пор советская политика состояла в максимальной помощи республиканскому правительству вооружением, лётчиками, танковыми экипажами — и всё для того, чтобы обеспечить республиканцам быструю победу над Франко.

Теперь же Политбюро пришло к выводу, что для Советского Союза более выгодно иметь в Испании равновесие сил, при котором война должна продолжаться, сковывая Гитлера, как можно дольше.

Все указания, полученные им от Ворошилова, основывались именно на этом решении Политбюро. Мы не меньше своего собеседника были поражены этими макиавеллиевскими расчётами, чтобы выиграть время для подготовки обороны против Гитлера, Политбюро пошло на то, чтобы испанский народ, как можно дольше истекал кровью.

Делясь с нами прочими московскими новостями, он коснулся и дела Тухачевского:

— Клим Ефремович до сих пор не может прийти в себя. Только сталинская решительность и ежовская оперативность спасли положение. Ребята Ежова перестреляли их безо всяких церемоний. Клим говорит, нельзя было мешкать ни часу.

В дальнейшем он ещё раз вернулся к тому же делу:

— Клима больше всего потрясла измена Гамарника. Это было действительно невероятно, мы все смотрели на Гамарника как на святого.

Гамарник был заместителем Клима по политической части. Советские газеты сообщали, что он покончил самоубийством за одиннадцать дней до расправы над Тухачевским.

Могут спросить, как Сталин допустил, чтобы военные, поставившие свои подписи под фальшивым приговором, узнали, что Тухачевский и другие расстреляны без суда?

Сталин сам ответил на этот вопрос, использовав авторитет имён этих видных военных для формального прикрытия убийства Тухачевского и других высших командиров Красной армии, он поспешил ликвидировать и самих судей, оказавшихся свидетелями его грязного преступления.

Не прошло и года, как один за другим были арестованы и уничтожены судьи маршала Тухачевского, командующий военно-воздушными силами Алкснис, командующий Дальневосточной армией маршал Блюхер, командующий войсками Ленинградского военного округа Дыбенко, командующий войсками Белорусского военного округа Белов и командующий войсками Северокавказского военного округа Каширин.

Против них не было выдвинуто никаких обвинений, не было проведено ничего похожего на суд. Они были попросту ликвидированы в самом прямом и зловещем значении этого слова.

Лишь двое судей Тухачевского выжили — маршал Будённый и будущий маршал Шапошников. Будённый, в прошлом унтер-офицер одного из казачьих полков царской армии, был приятелем, и собутыльником Сталина ещё со времён гражданской войны.

Это был толстокожий тип, далёкий от высоких материй, известный своими пьяными кутежами и охочий до женщин — сотрудниц своего секретариата. Сталину нечего было стесняться, или опасаться Будённого.

Второй судья — Шапошников — до революции был полковником царской армии и по своим убеждениям монархистом. В первые месяцы революции он оказался свидетелем уничтожения многих своих друзей-офицеров.

Он жил в постоянном страхе за собственную жизнь до тех пор, пока в один прекрасный момент Сталин не заметил его и не взял под свою опеку. Одним из пяти маршалов Советского Союза был Александр Егоров. Революцию он встретил подполковником царской армии, а в гражданскую войну командовал одной из армий, которые, будучи подчинены Тухачевскому, сражались на польском фронте.

В те дни Сталин входил в состав егоровского штаба, как политический комиссар, так называемый член реввоенсовета, и привык с уважением относиться к военным способностям Егорова. Они подружились.

Спустя многие годы, когда Сталин перекраивал историю гражданской войны, оплёвывая Троцкого и выпячивая свою персону, он неоднократно привлекал в помощь Егорова как беспристрастного свидетеля.

Егоров оставался одним из четырёх сталинских компаньонов, неизменно приглашавшихся на попойки, которые Будённый устраивал для Сталина на своей даче.

Став абсолютным диктатором, Сталин отказался от подобных подхалимских услуг со стороны почти всех прежних друзей. Тем не менее, дружеские отношения с Егоровым сохранялись, Сталин и Егоров даже были друг с другом на ты, как давние приятели.

В общем, когда Сталин начал методично уничтожать верхушку Красной армии, никто из хорошо информированных людей не думал, что террор затронет Егорова.

Летом 1937 года один из моих близких друзей, хорошо знавший Егорова и друживший с его дочерью, вернулся в Испанию из очередной поездки на родину. От него я услышал о следующем странном эпизоде.

Вскоре после казни Тухачевского Сталин предложил Егорову занять его роскошную дачу. В ответ Егоров только покачал головой:

— Нет, спасибо. Я человек суеверный.

От Сталина не спаслись ни осторожные, ни суеверные. В конце февраля 1938 года маршал Егоров был неожиданно снят с поста заместителя наркома обороны и вскоре бесследно исчез.

Хотя армейская верхушка уже изрядно поредела в результате чисток, Сталин требовал от НКВД всё новых и новых арестов высших командиров армии. Это была своего рода профилактика.

Сталин понимал, что высшие военные, пережившие террор, не забудут об уничтожении своих товарищей и не избавятся от опасений, что та же судьба может постичь и их.

На сталинском жаргоне такое состояние умов называлось нездоровыми настроениями. Избавить от нездоровых настроений могло, по мнению Сталина, лишь одно радикальное средство.

Военными дело не ограничилось. В безудержной вакханалии террора, охватившей страну, самым страшным было то, что никто не мог хотя бы приблизительно объяснить себе смысл происходящего.

Жертвами новой волны террора становились не бывшие оппозиционеры, а ближайшие соратники Сталина, помогавшие ему захватить власть.

Легенда о больном человеке, сидящем в Кремле, проникла уже в партию и народные массы. С каким бешенством Сталин набросился на своих самых преданных сподвижников, как основательно он разгромил собственную государственную машину, можно судить даже на основе простого перечня жертв.

За вторую половину 1937 года и 1938 год были арестованы многие члены советского правительства, никогда не участвовавшие ни в какой антисталинской оппозиции.

Эти люди все до одного были преданы Сталину. И я убеждён, что до последней минуты никто из них не знал, по какой причине его арестовали, и зачем Сталину понадобилось лишать его жизни.

Если во время войны основные усилия разведчиков направлены на выяснение планов боевых операций, получение сведений о войсках и вооружениях противника, то сейчас речь идет скорее о выведывании политических секретов, о стратегических замыслах государств.

И технические средства добывания информации играют здесь огромную роль. Например, во времена Сталина, изготовленный советскими учеными жучок уникальной конструкции, придумали вмонтировать в герб США, который восемь лет провисел в рабочем кабинете четырех американских послов в Москве. Сталин узнавал о секретных донесениях, отправляемых в США, раньше, чем их получали в Вашингтоне.

Но все же даже самая совершенная техника не заменит завербованных агентов. Наиболее ценные из них — агенты влияния, внедренные обычно в окружение первых лиц государства: советники, чиновники госаппарата и так далее.

С их помощью можно влиять на политические процессы в государстве, на принятие нужных решений. У каждого государства есть такие агенты. ЦРУ, например, не жалеет сил, чтобы найти информаторов и проводников своих идей среди наших политиков.

На мой взгляд, лучше всего им это удавалось при Горбачеве. Вот пример. Вы помните Гельмута Коля — канцлера объединенной Германии, который был другом Горбачева?

Михаил Сергеевич однажды принял его на ставропольской даче, где они решали вопрос о выводе наших войск из Германии — 550 тысяч офицеров и солдат.

Как теперь известно, союз промышленников ФРГ готов был заплатить за вывод наших войск 100 миллиардов марок. Но Горбачеву кто-то из наших тогдашних доброжелателей подсунул другую цифру — всего 15 миллиардов.

И генсек, не обращая внимания на подсчеты аналитиков, озвучил канцлеру эту смехотворную сумму выкупа. Коль сразу понял, что имеет дело с профаном, очень далеким от экономики. И начал торговаться, мол, 15 миллиардов это накладно. Сошлись на 14.

Снаряжение и стартовый капитал разведчики получали у нас. Но многие наши разведчики переходили на самообеспечение. Например, разведчик Конон Молодый, прототип героя фильма «Мертвый сезон», который в конце 1955 года стал компаньоном владельца фабрики по производству автоматов для продажи жевательной резинки, сам зарабатывал миллионы фунтов стерлингов для КГБ. Когда же вернулся домой, получил трехкомнатную квартирку и «Волгу».

Золотой фонд спецслужб.

В 30-40-х годах прошлого столетия основным мотивом секретного сотрудничества со спецслужбами являлся антифашизм. Тогда агенты работали за идею. Сегодня кандидатами на вербовку движут не просто земные, но и низменные побуждения. Работают за деньги.

Но, так уж сложилось, одними из лучших агентов являются женщины и гомосексуалисты. У французов есть поговорка: «Секрет, который не добудет женщина, не добудет никто». Гомосексуалисты по своей природе больше женщины, чем мужчины: наблюдательны и проницательны.

Поэтому, умело используя эти качества, спецслужбы вербуют будущих агентов из среды гомосексуалистов с женским началом. Был такой в 50-х годах военный атташе Франции Гибо, который являлся активным гомосексуалистом.

Ему ловко подставили красавчика, который, выполняя задание, несколько перегнул: потребовал от атташе выдачи военных секретов. Гибо, испугавшись огласки, застрелился в собственном кабинете.

Гомосексуалисты это золотой фонд любой спецслужбы. А если гомосексуал достиг каких-то социальных вершин, то тем более представляет огромный интерес.

Боясь разоблачения, соглашается на сотрудничество. Далеко не каждый захочет обнародовать свое пристрастие. В зависимости от политического статуса — чем выше должность, тем громче будет скандал после разоблачения. И тем быстрее его скомпрометируют.

Как русский агент завербовал Муссолини.

Одной из самых крупных звезд агентурного аппарата царской России был Иван Федорович Манасевич-Мануйлов. Авантюры, главным фигурантом которых был Манасевич-Мануйлов, начались еще в детстве.

Его отец — раввин Тодрес Манасевич — был организатором подпольной фирмы по изготовлению фальшивых знаков почтовой оплаты. Нажив на этой афере миллионы, он, в конце концов, угодил на каторгу в Сибирь, где вскоре скончался.

После ареста отца будущего суперагента взял на воспитание богатый еврейский купец Мануйлов. Вскоре он и его приемный сын переехали в Петербург и приняли лютеранство.

Там и произошло знакомство юного Манасевича с членами «Голубого клуба» столицы. В его личном деле агента, хранившемся в Охранном отделении, этот период жизни отражен следующим образом:

«Красивый пухлый мальчик обратил на себя внимание. Его осыпали подарками и деньгами, возили по шантанам и вертепам, у него рано развилась страсть к роскоши, кутежам и мотовству».

Манасевич-Мануйлов получил свою первую должность на государевой службе — место в «Императорском человеколюбивом обществе». Мало кому известно, он, выдавая себя за журналиста, на самом деле работал на царскую охранку, подвязался на поприще шпионажа, круто замешанного на гомосексуализме.

Шпионская карьера Манасевич-Мануйлова началась в 1902 году в Париже. Там он возглавил созданную на деньги охранки газету. Это издание явилось первой крупной крышей — организацией прикрытия — в истории активных действий дезинформации российских спецслужб за рубежом.

После Парижа новой крышей Мануйлова стал департамент духовных дел. Как представитель Иван Федорович был направлен со специальной миссией в Ватикан.

Мануйлов развил бурную шпионскую деятельность на ниве активных действий. Он внедрился в редакцию газеты «Avanti», завербовав массу журналистов. Одним из агентов Манасевича стал не кто иной, как сам главный редактор этой газеты Бенито Муссолини, будущий диктатор Италии.

В 1922 году Муссолини захватил власть и установил в Италии фашистскую диктатуру. В 1935 году Сталин лично приказал начальнику 4-го Управления НКВД Павлу Судоплатову запустить дезинформацию, которая скомпрометировала бы Муссолини в глазах Гитлера.

— Нет ничего проще, товарищ Сталин! — ответствовал Судоплатов. — С 1902 по 1914 год наш фигурант работал на царскую охранку, предоставляя письменные донесения. Сейчас они — в архиве НКВД». «Сделайте так, чтобы фотокопии его донесений оказались на столе Гитлера, — распорядился Сталин.

Как только сведения о работе Муссолини на Охранное отделение царской России были доведены до Гитлера, последнего охватила безудержная ярость. В бешенстве он избил ногами своих любимых доберманов и приказал адъютанту немедленно доставить Муссолини в Берлин.

Встреча фашистских подельников была бурной. В итоге Муссолини вынужден был уступить часть территорий своих колоний в Африке и гарантировать участие не менее десяти итальянских дивизий в военных акциях вермахта.

Здесь не перечислены поименно члены союзного правительства и союзного Политбюро. Но такая же резня была организована на Украине, в Белоруссии и других республиках.

На Украине она сопровождалась самоубийством главы украинского правительства Любченко, в Белоруссии — самоубийством Червякова, председателя президиума Верховного совета республики.

К концу 1937 года союзные наркоматы и другие общегосударственные учреждения остались без руководства. Все промышленные предприятия оказались в полупарализованном состояний.

Всюду требовались новые администраторы, новые директора. Но Сталин опасался назначать их из оставшегося числа опытных кадров, имевшихся в распоряжении ЦК, так как эти люди были в той или иной степени связаны по прошлой работе с теми, кого он истребил.

Поэтому он назначал руководить важными государственными учреждениями, и даже целыми наркоматами, совершенно случайных людей, притом с такой поспешностью, с какой в нормальные времена не набирают даже рядовых служащих.

Для иллюстрации приведу такой случай, ставший мне известным, что называется, из первых рук. Однажды вечером в Московском институте внешней торговли появились два представителя ЦК партии.

Они попросили директора института и членов партбюро назвать им двух политически проверенных студентов, которых можно было бы порекомендовать на ответственные должности.

Члены институтского партбюро, посовещавшись, назвали две фамилии: одна звучала Чвялев, другую я забыл. Гости просили директора института безотлагательно прислать обоих студентов в отдел кадров ЦК.

Прошло дня два, преподаватели и студенты института, раскрыв свежие газеты, не поверили своим глазам, там были опубликованы официальные постановления о назначении Чвялева, ещё недавно работавшего скромным служащим советского торгпредства в Германии, ни много, ни мало наркомом внешней торговли. Стал членом правительства и второй студент, он тоже получил какой-то наркомат.

Насильственная смерть не обошла также и руководителей кавказских республик, то есть той части страны, где Сталин родился и вырос. Там он лично знал всех руководителей.

Они относились к нему с особой неприязнью, так как слишком многое знали о его прошлом. Ему требовалось избавиться от них прежде, чем им придёт в голову писать свои мемуары. Эта задача была возложена на секретаря Закавказского ЦК партии Лаврентия Берия, который в прошлом был руководителем НКВД Закавказья.

В июне 1938 года в Тбилиси закончился, наконец, поединок, годами продолжавшийся между Сталиным и одним из самых известных большевиков Закавказья — Буду Мдивани, бывшим руководителем грузинского правительства.

Мдивани, знавший Сталина с юных лет, одним из первых разглядел за сталинскими интригами его диктаторские замашки. Дело происходило в 20-х годах, ещё при жизни Ленина. Мдивани и Сталин тогда поссорились, и Ленин принял сторону Мдивани.

Когда инквизиторы из НКВД пытались уговорить Мдивани дать ложные показания, направленные против себя и других бывших руководителей Грузии, он ответил им классической фразой:

— Вы убеждаете меня, что Сталин обещал сохранить старым большевикам жизнь? Я знаю Сталина тридцать лет. Он не успокоится, пока не перережет нас всех, начиная от грудного младенца и кончая слепой прабабушкой.

Мдивани отказался оклеветать себя и был расстрелян.