ГЛАВА 14 РИХАРД ЗОРГЕ

ГЛАВА 14

РИХАРД ЗОРГЕ

Рихард Зорге – величайший шпион времен Второй мировой войны. Сегодняшний СССР, а с ним и вся структура международного коммунизма обязаны, вероятно, своим существованием этому полунемцу-полурусскому, который, будучи тайным русским агентом, писал официальные донесения за германского посла, одновременно проникая в самые сокровенные секреты японского кабинета министров. То, что удалось узнать Зорге летом 1941 года, спасло Москву от захвата немцами и потому вполне могло стать решающим фактором в последовавшей спустя восемнадцать месяцев победе русских под Сталинградом.

Зорге был одним из самых высокопоставленных членов КПСС, когда-либо рисковавших жизнью при выполнении шпионской миссии в иностранном государстве. И единственным из советских агентов, из тех, о ком мы знаем, имевшим прямой личный доступ к верхушке русской власти – Политбюро Советской коммунистической партии.

Среди его личных друзей было несколько членов сталинского Политбюро. Есть основания предполагать, что Сталин лично знал Зорге и даже однажды передал ему личное сообщение. А один из близких друзей Зорге, Отто Куусинен, долго был членом хрущевского Президиума, которое фактически управляло Россией.

Нет уверенности в том, жив Зорге или мертв. И если бы он был жив – а некоторые хорошо информированные специалисты верят, что это так, он, конечно, стал бы одной из главных фигур в шпионской службе России.

Родился этот великий шпион в городе Баку, на юге России 4 октября 1895 года. Его отец, имевший репутацию пьяницы, был немецким инженером, работавшим на Ротшильда, который в те дни контролировал все кавказские нефтепромыслы. Однако мать Зорге была русской. Его дед, Адольф Зорге, был секретарем Карла Маркса и очень заметной фигурой в «левом» движении, и факт этот оказался очень важным для молодого Зорге четверть века спустя.

Мальчик еще не пошел в школу, когда отец решил вернуться в Германию. В начале ХХ века семья поселилась на вилле в пригороде Берлина, где стала жить типичной жизнью немецких буржуа в империалистической Германии. Отец Зорге, несмотря на наличие марксистских предков, был настоящим прусским националистом бисмарковской школы. Зорге-старший очень гордился и своим состоянием, и социальным положением, достигнутым им благодаря работе в России. Когда он умер, что случилось вскоре после переезда в Германию, у семьи его не было никаких финансовых забот.

Юный Рихард – или Ика, как звали его мать, брат и сестры – плохо вписывался в обстановку прусской школы времен империалистической Германии с ее почти военными муштрой и дисциплиной. Зорге был слишком большим индивидуалистом, и его неприятие школьных порядков проявляло себя в упрямстве, своенравии и склонности отказываться отвечать учителям.

В подростковом возрасте у Зорге появилась страсть к немецкой классике. Он зачитывался Гете, Шиллером и Лессингом. Тогда же он принялся штудировать Эммануила Канта, интерес к которому, возможно, отражал его растущее восхищение деятельностью своего деда.

Зорге было известно о деятельности деда в левом движении, а вскоре и он сам вступил в рабочий атлетический клуб, чтобы поддерживать контакт с германскими рабочими через непосредственное общение. Однако, по словам самого Зорге, до начала войны 1914 года у него не было каких-то определенных политических взглядов. Он считал свои взгляды близкими к анархическим.

Он был добродушным парнем и пользовался большой популярностью среди своих друзей и знакомых. Летом 1914 года он вместе со школьной компанией отправился в Швецию. В Германию они успели вернуться на последним пароходе перед самым началом войны.

Восемнадцатилетний юноша сразу же записался добровольцем на военную службу и уже через пару месяцев оказался в траншеях Фландрии. Он был участником первой битвы на Ипре, в которой был сразу ранен, а после выздоровления переведен на русский фронт, где снова был дважды ранен.

Армия произвела на молодого Зорге глубокое впечатление. Конца войне не предвиделось, и Зорге становился все более и более неудовлетворенным установившимся порядком вещей. Успех большевистской революции в октябре 1917 года оказал глубокое влияние на развитие его левых взглядов.

Когда в начале 1918 года его уволили из армии по медицинским показаниям, Зорге записался студентом в Кильский университет и одновременно окунулся в политическую деятельность левых, вступив в Независимую социал-демократическую партию, где вскоре возглавил работу по обучению молодежи. Это дало ему возможность поближе познакомиться с моряками германского северного флота, запертого на военно-морской базе в Киле. И когда в конце октября в Германии разразилась революция, Зорге стал ее активным участником и одним из ее лидеров, выступая со страстными, зажигательными речами перед группами матросов и портовых рабочих.

В начале 1919 года Зорге переехал в Гамбург. Официально – для получения докторской степени. Однако истинная причина переезда крылась в другом: к тому времени Гамбург стал одним из главных центров германского революционного движения. И когда Независимая социал-демократическая партия Зорге соединилась со Спартаковским союзом, образовав Германскую коммунистическую партию (КПГ), Зорге стал одним из ее лидеров.

Безудержное пьянство и многочисленные романы с женщинами приобрели Зорге репутацию необузданного среди более аскетичных лидеров КПГ. Однако Зорге никогда не позволял своей личной жизни, местами довольно экзотической, оказывать какое-либо влияние на его политическую деятельность.

Когда Зорге занял должность преподавателя в Аахене, расположенном на границе с Бельгией, Центральный комитет партии в Берлине попросил его взять на себя руководство партией в этом районе.

Германские власти стали следить за Зорге, и когда его избрали делегатом от Рейнланда в состав ЦК КПГ, Зорге изгнали из школы за политическую деятельность. Тогда по приказу из Берлина он занялся организационной работой среди шахтеров Аахенского угольного бассейна и, несмотря на недостаток опыта, стал работать шахтером в одной из шахт.

Из-за военных ранений эта работа оказалась ему не по силам, однако Зорге позднее признавался, что никогда не жалел о тех днях, когда лицо его было в угольной пыли. Он распространил свои действия и на соседние датские шахты, где также организовал ячейку коммунистического движения.

К этому времени о его политической активности стало известно и германским властям, пригрозившим Зорге выдачей бельгийским оккупационным властям. Поскольку Зорге был одним из самых доверенных лидеров КПГ, ему была предложена оплачиваемая работа в отделе пропаганды в ЦК партии в Берлине. Однако Зорге по-прежнему хотел завершить свое академическое образование, и потому вскоре ему нашли работу преподавателя по общественным наукам во Франкфуртском университете. Эта работа обеспечивала отличное прикрытие для его деятельности в качестве шефа пропагандистского филиала КПГ во Франкфурте-на-Майне. Зорге фактически превратился в руководителя всех коммунистических газет в регионе.

Зорге едва успел устроиться, когда компартия, в который уж раз, и далеко не в последний, была запрещена в Германии. Как вновь прибывший, он был хорошо известен франкфуртской политической полиции и мог спокойно продолжать свою деятельность как фактический лидер ныне запрещенной и находившейся в подполье организации.

В первые месяцы 1924 года КПГ переживала кризис, вызванный, главным образом, неуместным вмешательством Сталина во внутренние дела партии в ходе массовых беспорядков, последовавших за французской оккупацией Рура. В начале мая был созван тайный съезд германских коммунистов, который было решено провести во Франкфурте. В штаб-квартире Коминтерна в Москве приняли решение послать на съезд представительную делегацию в составе четырех лидеров, получивших широкую международную известность в последующие годы – Пятницкого, Мануильского, Куусинена и Лозовского.

Их поездка в Германию была связана с риском для них лично, и потому Зорге, отвечавшего за разведывательную деятельность в КПГ, назначили ответственным за безопасность высоких московских гостей. Все четверо коминтерновских лидера много слышали о Зорге, к тому времени уже сделавшему себе имя в КПГ. На них произвел большое впечатление размах разведывательных операций, проводимых Зорге на западе Германии. И когда съезд закончился, все четверо были в наилучших отношениях с Зорге.

Эта франкфуртская встреча оказала решающее воздействие на судьбу Зорге: его стали настойчиво уговаривать отправиться в Москву, чтобы помочь в реорганизации разведывательного отдела Коминтерна и расширении его деятельности. Зорге согласился. И с этого момента он стал профессиональным коммунистом. Отъезд был отложен на несколько месяцев, пока Зорге не закончил организацию тайной разведывательной сети в Рейнланде, однако в начале 1925 года он уже объявился в штаб-квартире Коминтерна в Москве. Зорге прекратил свое членство в КПГ, и Пятницкий предложил ему вступить в Коммунистическую партию России.

В течение следующих двух лет Зорге работал под началом Куусинена, расширяя всемирную шпионскую сеть коммунистического движения и изучая основные правила проведения тайных операций. В 1927 году Зорге получил свое первое заграничное задание отправиться в Скандинавию, где он помог местным коммунистическим партиям в создании шпионской сети. За этим последовала поездка в Англию, где Зорге не поддерживал контакта с коммунистической партией Великобритании, однако совершил ряд серьезных поездок в Мидленд, на северо-восточное побережье Англии, где встретился с местными агентами Коминтерна и договорился, что местные коммунистические организации будут давать больше информации о промышленном и политическом развитии Великобритании. Согласно его отчету, жил Зорге в дешевом меблированном пансионе в Блумсбери под своим собственным именем и пользовался настоящим германским паспортом.

Спустя несколько недель после прибытия Зорге в Англию, в его квартире появился посетитель. Человек в гражданской одежде объяснил, что он является офицером Особого отдела Скотленд-Ярда, и далее сказал, что доктор Зорге забыл указать свой адрес в регистрационном листке иностранца, выразив уверенность в том, что это простое упущение. Он извинился за свое вторжение и уже почти собрался уходить, когда, взглянув на заполненный Зорге листок, небрежно заметил, что «герр доктор» указал свой берлинский адрес, а разве он жил не в Гамбурге?

Зорге, который неплохо говорил по-английски, отверг какую-либо связь с крупным портовым городом на севере Германии, и человек из Особого отдела ушел, предварительно расспросив его, как долго он намерен пробыть в Англии.

На Зорге этот визит произвел глубокое впечатление. Он понял, что в Особом отделе прекрасно известно, кто он такой. У англичан было обширное досье на него, включая и гамбургские дни. И впоследствии, уже находясь в Токио, Зорге всегда говорил, что англичане – величайшие в мире мастера шпионажа и контршпионажа.

Зорге многому научился и многое узнал во время этих поездок. А вернувшись в штаб-квартиру Коминтерна в Москву, сделал далеко идущие выводы и предложения, указав на огромный риск, которому подвергает себя посланник Коминтерна и агент советской разведки, вступая в контакт с представителями национальных коммунистических партий. Местная полиция почти всегда знала практически все о функционерах национальных компартий, за которыми велось постоянное наблюдение. Связь между агентом и членом национального ЦК почти неизбежно выводила полицию на след советского агента. И потому Зорге настаивал, чтобы разведывательные операции Коминтерна проводились совершенно независимо от мероприятий политических. Агентам должно быть запрещено поддерживать какие-либо контакты с местными коммунистическими партиями, которых следует держать в неведении относительно присутствия в стране агентов Коминтерна.

Руководство Коминтерна, воспитанное в классической вере, свойственной начальному периоду мировой революции, не согласилось со взглядами Зорге. А вот секретная служба Красной армии (ГРУ) и иностранный отдел советской тайной полиции (ГБ) – согласились и приняли их как руководство к действию.

Предложения Зорге в целом оказались неприемлемыми для руководителей Коминтерна, однако у Зорге был такой покровитель, как Пятницкий, которому было прекрасно известно, что шеф ГРУ генерал Берзин разделяет взгляды Зорге.

Видимо, в результате этих расхождений зимой 1929 года Зорге формально порвал с Коминтерном и был переведен в секретную службу ГРУ, где и оставался до конца своей жизни.

Несмотря на официальный разрыв с Коминтерном, Зорге продолжает поддерживать близкие отношения со своими старыми друзьями – Пятницким, Мануильским и Куусиненом. Даже в те годы, когда все они уже стали ведущими фигурами в системе советской власти, Зорге по-прежнему оставался их любимым учеником и особым протеже в заграничной секретной службе. В один из своих редких приездов в Москву он встречался с ними в самой сердечной обстановке. Накануне войны Зорге именно через этих друзей имел прямой доступ к членам сталинского Политбюро, став, без сомнения, единственным советским шпионом, когда-либо действовавшим на столь высоком уровне.

Как бы в подтверждение своего особого положения в Советской Коммунистической партии, Зорге был переведен в секретный отдел ВКП(б), с которым поддерживал связь на протяжении всей своей карьеры.

Генерал Берзин, старый коммунист, имевший прямой доступ к Сталину, очень высоко оценил проведенный Зорге анализ слабостей, присущих советской системе шпионажа. Выводы, сделанные Зорге, совпадали с выводами самого Берзина, сделанными им на основе собственного горького опыта. Так, например, сети советской агентуры на Дальнем Востоке находились в состоянии хаоса, они кишели иностранными агентами – все это соответствовало выводам Зорге.

Сам Зорге давно был очарован Дальним Востоком. Уже в 1929 году он сумел распознать истинные цели и направления японской политики, и потому Берзин не долго колебался, выбирая Зорге для выполнения спецзадания – восстановления агентурных сетей ГРУ сначала в Китае, а затем в Японии. Главной целью Зорге было обеспечить советскую разведку информацией о намерениях и действиях японцев в Китае. Зорге было велено также докладывать о развитии политических событий в Китае. В то же время ему пришлось выполнять и обычные задания советской военной секретной разведки в связи с усилением японской военной активности на Дальнем Востоке.

Зорге были даны строжайшие указания – с которыми он был целиком и полностью согласен – о недопустимости для него поддерживать какие-либо контакты с коммунистами Мао Цзэдуна или принимать участие в политической деятельности.

Это было большое дело, что подтверждал и сам Зорге. Лет двенадцать спустя он утверждал: «Следует помнить, что моя разведывательная деятельность в Китае – как и позднее в Японии – была делом, не имевшим аналогов».

Зорге по всем параметрам был человеком выдающимся. Доктор философии с высокоразвитым интеллектом, он говорил на полудюжине языков и становился специалистом по каждой стране, в которой ему доводилось работать. Он мог достигнуть выдающихся результатов в любой области. Он был действительно великим шпионом – и он знал это.

Еще с тех пор, когда он фактически руководил всеми коммунистическими изданиями во Франкфурте, он был увлечен журналистикой, а еще раньше написал книгу о германском коммунистическом движении и после переезда в Москву продолжал заниматься как журналистской, так и литературной деятельностью. Он был автором множества политических книг и статей, многие из которых были широко известны в 20-х годах не только в Германии, но и в России. И потому у него не было особых сомнений в том, какое занятие ему следует выбрать в качестве «крыши» – он поедет в Китай в качестве иностранного корреспондента.

В конце 1929 года он отправился в Германию, чтобы договориться об аккредитации в качестве журналиста от германской газеты «Soziologische magazin».

В январе 1930 года Зорге под видом американского журналиста Александра Джонсона прибыл в Шанхай. Его сопровождали два агента ГРУ. Один был старым спецом по китайским делам, выступавший в качестве гида и наставника Зорге, и спустя несколько недель вернувшийся в Москву. Другой – радист по имени Вейнгард.

Появление еще одного случайного американского корреспондента не вызвало особой реакции со стороны китайских властей, и потому Зорге удалось устроиться в Шанхае, не привлекая внимания англичан, контролировавших Центральное разведывательное бюро. Спустя несколько лет британские власти в Шанхае узнали достаточно много о деятельности сети Зорге в Шанхае.

За три месяца работы Зорге удалось создать мощную шпионскую группу, агенты которой были размещены во всех ключевых точках от Кантона на юге до Маньчжурии на севере – районе, агрессивные планы в отношении которого уже давно лежали в японских штабах.

С учетом своего опыта работы в Коминтерне, Зорге действовал в манере, ставшей в последующие годы классической советской шпионской моделью – как для ГРУ, так и для ГБ. Насколько это было возможно, его шпионы никогда не поддерживали связи друг с другом, взаимодействуя – тоже опосредованно, через третье лицо – только с самим Зорге.

На языке ГРУ Зорге назывался «ответственный за Китай». Поначалу большинство агентов Зорге были китайцами, а позднее в группу вошло несколько иностранцев. Один из них, работавший под псевдонимом «Яков», был американским журналистом, у другого был британский паспорт, хотя был ли этот шпион британцем по рождению, установить уже невозможно.

Задание Зорге было рассчитано с дальним прицелом. Советские секретные службы старались работать на годы вперед. Они готовы были выполнять некие неопределенные задачи и тратить массу денег на обустройство своих агентов, десятилетиями готовя агентурную сеть для будущих операций. Уже в 1930 году в Москве почти не сомневались, что главная угроза безопасности СССР исходит из Германии или Японии.

Через несколько недель после прибытия в Китай у Зорге состоялось свидание, о котором договаривался генерал Берзин из Москвы. После обычной советской шпионской пантомимы с опознанием, детской по виду, но достаточно эффективной по сути, Зорге встретился с американской средних лет по имени Агнес Смедли – признанным специалистом по китайским делам и автором многих известных книг о Китае. Она уже давно была коммунисткой и в молодости, как и Зорге, активно работала на Коминтерн. Правда, к 1930 году ее контакты с Коммунистическим Интернационалом отошли в тень, но вряд ли можно сомневаться, что она была агентом ГРУ.

Мисс Смедли уже давно поддерживала связь с зарождающейся Коммунистической партией Китая. Так получилось, что она стала задушевным другом и Мао Цзэдуна, и Чжоу Эньлая. После своей смерти в 1951 году она завещала всю свою собственность маршалу китайской коммунистической армии Чжу Дэ. Она была журналисткой и в Китае представляла широко известную германскую либеральную газету «Франкфуртер цайтунг». Ее сотрудничество с Зорге оба использовали ко взаимной выгоде.

После первой же встречи Агнес Смедли согласилась помогать Зорге в расширении его шпионской сети. Она стала связующим звеном между ним и широким спектром коминтерновских организаций, которые использовали Шанхай в качестве своей главной штаб-квартиры в Азии. На одной из вечеринок Агнес Смедли представила Зорге Одзаки – корреспонденту японской газеты в Китае. Это знакомство оказалось очень важным для обоих. Обученный Зорге азам шпионажа, Одзаки впоследствии стал его главным помощником.

Именно в Шанхае Зорге познакомился и с другим членом своей будущей шпионской группы – добродушным немцем по имени Макс Готфрид Францерн Клаузен, который уже работал в Шанхае в качестве радиста ГРУ, когда Зорге прибыл в Китай.

Клаузен был плотным, коренастым немцем с грубоватыми чертами лица и необыкновенно тупым. Одних лет с Зорге, он тоже воевал в Первую мировую войну, служа радистом в германской армии. Поездка в Советский Союз произвела на Клаузена большое впечатление: он восхищался внешними, видимыми приметами большевистских достижений, и к 1927 году вступил в ГКП. А вскоре его пригласили в Москву и направили в радиошколу ГРУ, где обнаружилось, что, тупой во всем остальном, Клаузен был необыкновенно способным к радиоделу. В 1927 году Клаузена посылают в Китай.

В январе 1930 года Клаузен получил приказ пойти в отель Анкор, где его будет ждать «старый друг». Этим другом оказался знакомый Клаузена по Гамбургу, бывший немецкий коммунист, а ныне советский радист, который и представил Клаузена его новому шефу – доктору Рихарду Зорге.

Клаузен, работавший для прикрытия механиком в гараже, собрал у себя на квартире очень мощный коротковолновый передатчик, с помощью которого он мог поддерживать регулярную связь с советской ретрансляционной станцией под кодовым названием «Висбаден». Клаузен никогда точно не знал, где именно расположена эта станция, но учитывая склонность ГРУ к аллитерациям в кодовом имени, можно было предположить, что находилась эта станция близ Владивостока, на восточном побережье Сибири.

В то время как Зорге реформировал агентурную сеть ГРУ, Клаузен ездил по всему Китаю, устанавливая передатчики в Кантоне, Мукдене и других крупных городах. Зорге и Клаузен проработали вместе более десяти лет, поддерживая достаточно любезные и дружелюбные отношения. Однако Клаузену никогда не нравился Зорге. А в последние годы его отношение к своему высокомерному и надменному полунемецкому, полурусскому шефу и вообще стало сильно смахивать на ненависть. Клаузена глубоко обижало то, что Зорге, по сути, всегда относился к нему как к обыкновенному лакею. И придет время, когда Клаузен выложит все обиды, накопившиеся у него в душе, и свою едва сдерживаемую злобу на допросах в японской тайной полиции.

Осенью 1932 года Зорге частично создал заново, частично реорганизовал агентурные сети ГРУ в Китае, и информация от них пошла в Москву. Таким образом, непосредственная миссия Зорге была завершена, и в конце года его вызвали в Москву, где он отчитался как перед ГРУ, так и перед своими личными друзьями из сталинского Политбюро. Происходило это в один из ключевых моментов русской истории.

За те три года, что Зорге провел в Шанхае, ситуация на Дальнем Востоке вполне определилась. Вслед за открытой агрессией Японии в Маньчжурии, японская армия приступила к кампании по установлению полного контроля над богатыми северными провинциями Китая. Вновь вспыхнул исторический русско-японский антагонизм, никогда полностью не исчезавший со времен русско-японской войны начала века. Японские милитаристы глубоко вторглись в пределы советской сферы влияния в Северном Китае. И потому выход японской армии на маньчжуро-сибискую границу был лишь вопросом времени, и крупномасштабный советско-японский конфликт мог разгореться в любое время. Каковы же были японские намерения – сиюминутные или же рассчитанные на дальнюю перспективу?

Было много вопросов, на которые ГРУ, а в еще большей степени руководители Политбюро, желали бы получить ответ. Ибо от этих ответов могло зависеть будущее Советского Союза. Но ответы эти находились не в Китае, а в Токио. Однако на том уровне, на котором находился в те годы советский шпионаж, невозможно было обеспечить выполнение этой задачи.

Зорге приказали найти и получить ответы на вопросы, интересующие Политбюро.

Он увлеченно занимался подготовкой к своей миссии, когда в начале 1933 года Гитлер захватил власть в Германии. России угрожала война на два фронта, и потому круг задач, поставленных перед миссией Зорге, был немедленно расширен. Он должен был шпионить не только за японцами, но и за немцами, с которыми он, немец, мог бы легко подружиться в Японии.

Цель миссии Зорге – снабжать Сталина совершенно секретными планами японского кабинета. Согласившись на это задание, Зорге изложил ряд условий, которые Москва приняла без возражений:

1. Никаких контактов с японским коммунистическим движением.

2. Никаких русских или японских помощников.

3. Помощники-японцы – Зорге уже тогда имел в виду Одзаки.

4. Как можно меньше контактов с советским посольством в Токио.

После многих дискуссий было решено, что Зорге следует ехать под собственной фамилией и не скрывать свою национальность. Аккредитация в качестве корреспондента ряда немецких газет должна была служить Зорге надежным прикрытием.

Итак, в мае 1933 года Рихард Зорге покинул Москву и отправился в Третий рейх, где ему предстояло договориться о получении аккредитации в качестве корреспондента.

Многое для этого уже было сделано: с помощью Агнес Смедли Зорге получил аккредитацию в Токио в качестве корреспондента крупной немецкой газеты Франкфуртер цайтунг. В те времена, спустя два месяца после прихода Гитлера к власти, газета еще продолжала пользоваться значительной свободой. И даже в период пришествия нацистского министра пропаганды доктора Геббельса, газета могла позволить себе вольности, немыслимые для остальной немецкой прессы, – Геббельс считал это вопросом высокой политики. Кроме того, Зорге получил аккредитацию технической «Technische Rundschau», после чего отправился в Голландию, где договорился о том, что он будет представлять в Токио хорошо известную амстердамскую газету «Handelsblat». Можно констатировать, что Зорге не терял времени даром.

Закончив с прессой, Зорге взялся за решение главного вопроса – оформление своего членства в Германской национал-социалистической партии. (В те бурные первые недели правления нацистов он подал заявление о приеме в партию – и встретил благожелательный прием.) Можно ли это списать за счет общей неразберихи в нацистском хозяйстве, или же все это имело куда более зловещую основу – неизвестно. В той дикой суматохе начала 1933 года бывший член ГКП вполне мог пролезть незамеченным в нацистскую партию. Членство Зорге в НДСАП продолжалось до 1940 года, не вызывая каких-либо вопросов, и это позволяет предположить, что у советского шпиона был какой-то особый защитник, занимавший высокий пост в нацистской партии. Можно с уверенностью утверждать, что Рихард Зорге не мог бы функционировать как нацистский корреспондент в Токио и быть другом германского посла в Японии, не имея особой защиты в высоких сферах.

Завязав связи среди немецких журналистов и, что куда более важно, получив партийный билет нацистской партии, Зорге отправился в Японию через США и Канаду. В Соединенных Штатах он встретился с коммунистическими агентами в Калифорнии и, согласно некоторым сообщениям, женился на американке, прежде чем пересечь Тихий океан на канадском лайнере, который в сентябре, наконец, пришвартовался в Иокогамском порту.

Японская жандармерия, Кемпетай, не проявила особого интереса к личности нового зарубежного корреспондента. Приставив к Зорге шпика, который старательно проходил за ним несколько недель, пока прибывший журналист жил в одном из токийских отелей, Кемпетай оставила Зорге в относительном покое.

Зорге снял квартиру в доме под номером 30 в токийском районе Азабуку и стал отправлять информационные заметки и очерки о положении в Японии в различные газеты Нью-Йорка.

Сразу после прибытия в Японию Зорге нанес официальный визит в германское посольство и как член партии, только что пришедшей к власти в Берлине, был дружески принят представителями дипломатического персонала. Он также вступил в Немецкий клуб и спустя несколько месяцев уже стал известной личностью как в немецкой колонии, так и в среде журналистов-международников, работавших в японской столице.

Поначалу Зорге целиком и полностью сосредоточился на своей журналистской работе, что было весьма существенно, поскольку для целей прикрытия ему необходимо было создать себе репутацию первоклассного журналиста-международника. С помощью своих знакомых из германского посольства Зорге очень скоро стал одним из наиболее информированных и авторитетных журналистов, прекрасно разбиравшимся как в вопросах политического развития Японии, так и в проблемах войны в Маньчжурии.

Еще до того, как Зорге прибыл в Японию, ГРУ уже вовсю занималось подготовкой его миссии в масштабах всего мира. Сразу, как только было принято решение послать Зорге в Японию, испытанным агентам советских секретных служб было велено подготовить почву в Токио для будущего задания.

Вскоре после прибытия Зорге в Токио радист Бернгард познакомил его с коллегой-журналистом югославом Бранко де Вукеличем. Понадобилось несколько минут, чтобы с помощью заранее оговоренных в ГРУ паролей установить, что корреспондент парижского журнала «La Vue» и белградской газеты «Политика» – твой будущий соратник. Высокий, хорошо сложенный, начинающий лысеть Вукелич прибыл в Токио почти за девять месяцев до встречи со своим будущим шефом. За это время он сумел устроиться вместе со своей женой-датчанкой и маленьким сыном в одном из лучших жилых районов Токио и стал уже известной фигурой в среде зарубежных корреспондентов, работавших в Японии. Как и Зорге, он был способным журналистом. И как и Зорге, он был советским шпионом.

Вукеличу было 36 лет. Сын бывшего сербского офицера, он, еще учась в Загребском университете, стал марксистом, но лишь очутившись в начале 30-х годов в Париже, вступил в коммунистическую партию. Вскоре после этого он начал сотрудничать с разведслужбой Красного интернационала и впоследствии стал советским тайным агентом.

Зорге пришлось заново устанавливать контакт с Одзаки, с которым он не виделся с тех пор, как японский корреспондент покинул Шанхай. Оказалось, что нет ничего проще. Зорге, Одзаки и Вукелич – все были журналистами, и потому что могло быть естественнее, чем то, что югославский журналист устраивает вечеринку, на которой приглашены Зорге и Одзаки?

И тот, и другой появились вовремя, и еще до появления других приглашенных представителей международной прессы циничный доктор Зорге уже был представлен поклонившемуся в ответ Одзаки, который до этого момента был уверен, что его знакомого зовут Джонсон. Группа Зорге стала приобретать некоторые очертания, и в декабре 1933 года в нее вошли еще четверо новых членов.

Между 14 и 18 декабря в англоязычной газете «Japanese Advertiser» появилось рекламное объявление, гласившее, что некто желает купить японские гравюры укуее. На объявление откликнулся молодой японский художник, недавно прибывший на родину из Соединенных Штатов. Звали художника Мияги Йотоку. Предполагаемый покупатель – Вукелич, и продавец – художник, встретились в офисе рекламного агентства. Они обменялись неравными половинками долларовой купюры, разорванной еще раньше в штаб-квартире ГРУ в Москве. А через несколько часов Мияги уже представили Зорге.

Уроженец острова Окинава, Мияги жил в Соединенных Штатах с 1919 года. Он прошел курс обучения в художественных школах Сан-Франциско и Сан-Диего, которые закончил в 1925 году. Однако искусство не давало достаточных средств для жизни, и потому с 1926 по 1933 год Мияги был вместе с друзьями хозяином ресторана «Сова» в Лос-Анджелесе. В ресторане часто бывали представители левых группировок, и в 1929 году Мияги вступил в Американскую коммунистическую партию. Очевидно, он выполнял в Калифорнии какое-то задание Коминтерна, поскольку в 1932 году его посетили два незнакомца, одним из которых был Рой – известный коммунистический агитатор того времени, а другой не назвал себя, но был явно агентом ГРУ.

Они спросили Мияги, не выполнит ли он одно небольшое задание в Японии, которое займет «не более месяца». Мияги сначала согласился, но потом вдруг засомневался. В течение нескольких месяцев он все тянул и тянул с отъездом. В конце лета 1933 года Рой пригрозил Мияги самыми серьезными последствиями, если он не выполнит приказа Москвы. И потому в октябре 1933 года Мияги прибыл в Токио.

В течение нескольких недель, до того, как в газете появилось объявление Вукелича, Мияги проводил время, пытаясь приспособиться к жизни в Японии, которая, как выяснилось, стала ему совершенно чуждой.

Теперь группа была почти в полном составе – радист Клаузен еще не появился, чтобы заменить не справлявшегося со своими обязанностями радиста Вейнгартена, и Зорге назначил встречу своих коллег – Вукелича, Одзаки и Мияги, чтобы ввести их в курс дела и поставить перед каждым из них задачу.

Согласно публикациям, позднее появившимся в Токио, прелюдией для этой встречи стала вечеринка с коктейлями, устроенная для прессы и дипломатов в доме Зорге. Вечеринка продолжалась допоздна. Вскоре многие из официальных гостей ушли, а для оставшихся корреспондентов, художников и дипломатов появилось такси, полное девочек. Оргия продолжалась далеко за полночь. А когда девочек отправили домой, в доме Зорге осталась лишь горстка гостей – выпить «еще по одной на дорожку». И конечно же, это были Вукелич, Одзаки и Мияги.

Зорге сразу перешел к делу. До самого рассвета он подробно излагал стоявшие перед их группой задачи. Москва, говорил он, желает получить ответы на следующие вопросы:

1. Нападет ли Япония на Россию в районе границы с Маньчжурией?

2. Какова численность японской армии и мощь ее воздушных соединений, которые могли бы быть брошены против Советского Союза?

3. Насколько близки японо-германские отношения после прихода Гитлера к власти?

4. Какова политика Японии в Китае?

5. Какова политика Японии по отношению к Великобритании и Соединенным Штатам?

6. Какую роль играет японская военная верхушка в принятии решений, касающихся внешней политики страны?

7. Какова степень переориентации японской тяжелой промышленности в сторону военного производства?

Эти семь ключевых вопросов и должны были оставаться главными целями, стоявшими перед группой Зорге в течение почти целого десятилетия.

Зорге также давал и распоряжения оперативного характера, однако в основном он сосредоточился на связях с немцами и японцами, в то время как, например, Вукеличу надлежало работать с французами, с которыми у него были деловые отношения, и с англичанами, с которыми у югослава были отношения дружеские.

Одзаки же должен был добывать информацию о японской внешней и военной политике, используя свои связи в японских верхах, ибо многие из его одноклассников занимали теперь ключевые посты в японском правительстве.

Мияги же отвечал за информацию о внутреннем положении Японии и должен был действовать на более низком уровне, нежели Одзаки. Он также должен был собирать информацию о состоянии японских вооруженных сил, общаясь с военнослужащими разных званий и военными чиновниками.

Зорге велел Одзаки и Мияги обзавестись собственными агентурными сетями, при этом, однако, подчеркнув, что ни один из агентов этих сетей не должен иметь никаких контактов с другими членами группы, и уж тем более что-либо знать о самом Зорге.

Дав общие указания членам группы, Зорге продолжил готовить почву для своих собственных действий. Он знал, что создание шпионской сети высокого уровня – дело не быстрое. И его первой задачей стало установление как дружеских, так и деловых отношений с теми людьми – немцами и японцами, – которые могли помочь ему стать вхожим в самые высокие правительственные и дипломатические круги страны пребывания.

У Зорге были официальные рекомендательные письма к различным чиновникам японского министерства иностранных дел и других министерств. Однако Зорге очень хорошо знал, что ни одному иностранцу никогда не будет позволено проникнуть в высшие сферы японского государства, и потому это поле Зорге намерен был оставить за Одзаки.

Политическая проницательность Зорге, его способность к анализу убеждали его в том, что Германия Адольфа Гитлера непременно постарается сблизиться с полуфашистским правительством Японии, и потому он не жалел усилий, направленных на то, чтобы стать persona grata в немецком посольстве.

Он мог быть неотразимо обаятельным, когда хотел. И вскоре Зорге понял, что тогдашний немецкий посол в Японии доктор Герберт фон Дирксен – позднее последний посол довоенной Германии в Лондоне, был весьма расположен к доверительным беседам с известным немецким корреспондентом Рихардом Зорге, который к тому же был еще и членом нацистской партии. Секретари посольства и атташе, как это всегда бывает, брали пример с посла, и потому уже через несколько месяцев Рихард Зорге стал привычной фигурой в коридорах германского посольства, поддерживая самые дружеские отношения с различными сотрудниками дипломатической миссии.

Особенно близкие отношения сложились у него с помощником военного атташе, полковником Эйгеном Оттом, немецким офицером, отличавшимся стойкими антинацистскими взглядами, из-за которых его друзья в высшей военной верхушке Германии и постарались упрятать полковника от греха подальше в Токио, чтобы уберечь от опасности. Но сколь бы антифашистски ни был настроен сам Отт, взгляды его жены были еще радикальнее. О ее радикализме немало шептались в посольстве, подозревая фрау Отт даже в симпатиях к коммунистам. Но самое удивительное, что она раньше встречалась с Зорге в Германии и была явно к нему неравнодушна, а потому крепнущая дружба между Зорге и ее мужем нисколько ее не огорчала.

К середине 1934 года Зорге уже мог наладить устойчивое снабжение Москвы важной информацией. Японские намерения относительно Маньчжурии все более интересовали ГРУ, поскольку страх перед нападением Японии на Советский Союз в Москве становился все сильнее. Зорге заверил Москву, что Япония не нападет на Россию, и в подтверждение этого факта он регулярно отправлял в Центр через курьера пакеты с микрофильмированными японскими документами. Иногда он сам отправлялся в Шанхай, чтобы встретиться с московским курьером в обстановке, свободной от угрозы слежки со стороны японской тайной полиции.

В одну из таких поездок он познакомился с очаровательной американской девушкой, сидевшей в шезлонге на балконе известного шанхайского отеля. Через несколько дней она должна была уехать в Америку, однако Зорге уговорил ее отправиться с ним в Токио в качестве его любовницы. Это был первый из известных пресловутых романов Зорге в его токийский период жизни.

Американка прожила с Зорге три месяца, после чего отплыла в Сан-Франциско. Она еще раз ненадолго появилась в Токио в 1939 году.

За ней последовала череда любовниц. Женщин всегда влекло к Зорге, как мотыльков на огонь. Жена одного английского дипломата якобы признавалась, что он был «так сдержан и настолько не похож на немца», что любая женщина чувствовала, что с ним она может спокойно рискнуть своим целомудрием.

Однако вскоре кутежи и распутство начали сказываться на внешности Зорге, и он стал предметом сплетен. И это, возможно, служило ему лучшей «крышей», ибо никто бы не поверил, что средних лет гуляка и кутила, представлявший в Японии «Франкфуртер цайтунг», на самом деле был советским шпионом.

В последние годы жизни Зорге признавался, что его журналистские обязанности очень утомляли его, но что он ясно сознавал, что его успех как шпиона зависит от его успеха как журналиста. Тем более что у него были явные способности к этим занятиям. Есть нечто общее между «нюхом на новости» и шпионской охотой за секретами. К тому времени, когда Зорге весной 1935 года вызвали в Москву для консультаций, он уже считался самым информированным германским корреспондентом на Дальнем Востоке.

В Советский Союз Зорге добирался через Тихий океан и Соединенные Штаты. В спальне нью-йоркского отеля он встретился с агентом ГРУ, который передал ему фальшивый паспорт, чтобы он мог миновать Западную Европу, не привлекая внимания гестапо к доктору Рихарду Зорге – известному нацистскому корреспонденту.

В Москве, где Зорге пробыл не более двух недель, он обнаружил, что Берзина сменил на посту начальника ГРУ генерал Урицкий, настроенный на самое тесное сотрудничество с Зорге. Новый шеф ГРУ был явно вхож в Политбюро и еще до прибытия Зорге был прекрасно осведомлен о значении этого шпиона с Дальнего Востока.

Зорге предполагал присутствовать на международном конгрессе Коминтерна, собравшемся в то время в Москве, и даже хотел выступить на нем с докладом, однако Мануильский позвонил ему и категорически запретил появляться на конгрессе. После чего в отель к Зорге пришел Куусинен и объяснил, что даже просто появление Зорге на конгрессе среди иностранных коммунистов может поставить под удар всю его токийскую группу.

Зорге сделал доклад для членов ЦК КПСС – предположительно в присутствии Сталина в качестве Генерального секреАрвидого члена партии, как Зорге, в качестве шпиона ГРУ.

Зорге прекрасно знал, что зачастую именно Политбюро было главным источником требований на информацию военного и политического характера, поступавших в адрес Зорге из ГРУ. И потому неудивительно, что имея столь внушительную поддержку, Зорге встретил в лице генерала Урицкого готового к тесному взаимодействию коллегу. Генерал даже согласился на требование Зорге, чтобы Клаузен, который почти два года пребывал в России в немилости, был отправлен в Токио в качестве радиста группы.

Урицкий убеждал Зорге не слишком спешить. Ибо, полагал шеф ГРУ, работа Зорге как агента станет по-настоящему ценной, когда отношения между Россией и Японией или Россией и Германией еще более ухудшатся.

В Японию Зорге возвращался воздушным путем, через Сибирь – на одном из первых германских самолетов, отправлявшихся на Дальний Восток. А вскоре за ним последовал и Клаузен.

После возвращения из Москвы в Токио в сентябре 1935 года Зорге стал пожинать плоды своих долгих приготовлений и в течение последующих шести лет обеспечил своих друзей из советского Политбюро серией сенсационных донесений, содержавших совершенно секретную информацию по военным и политическим вопросам жизни Японии. Имея под рукой Клаузена, способного организовать устойчивую радиосвязь с Центром, а также поддерживая регулярные контакты с курьерами ГРУ из Москвы, Зорге смог оказать глубокое влияние на формирование советской внешней и оборонной политики.

После так называемого Февральского инцидента, когда в феврале 1936 года реакционные элементы в японской армии и ее высшем руководстве пытались поставить страну на грань государственного переворота, в Москве усилились опасения относительно скорого нападения Японии на Восточную Сибирь.

Одзаки, один из ведущих японских специалистов по китайским делам, стал в то время членом «Группы завтраков» – собравшейся вокруг принца Коноэ группы молодых блестящих интеллектуалов, которые еженедельно встречались за завтраком для обсуждения животрепещущих проблем страны. Иногда и сам Коноэ присутствовал на этих завтраках, а личный секретарь принца был постоянным членом группы и другом Одзаки.

Зорге попросил Одзаки попробовать выяснить намерения японского кабинета или, еще лучше, японской армии, поскольку их отношение к одним и тем же вопросам зачастую существенно разнилось.

Как специалист по китайским делам Одзаки время от времени становился как бы неофициальным членом японского кабинета. В один из таких моментов он узнал, что существует набросок плана действий японского кабинета на предстоящие годы. Одзаки попросил позволения взглянуть на этот документ – ничего не записывая. Принц Коноэ хорошо знал Одзаки и был благодарен ему за толковые анализы положения дел в Китае. Одзаки позволили ознакомиться с планом, при условии, что документ не должен покидать пределов здания правительства. Одзаки выделили отдельную комнату, где он, знакомясь с планом, сфотографировал весь план, страницу за страницей. Негативы он спрятал в кладовой в доме Вукелича.

Уже через несколько часов фотографии были у Зорге. Был сделан перевод с японского, и выяснилось, что несмотря на недавнее подписание антикоминтерновского пакта между Японией и Германией:

1. Япония не намерена нападать на Советский Союз в обозримом будущем.

2. Япония намерена совершить военную агрессию против Китая в ближайшие десять месяцев.

Клаузен засел за передатчик, чтобы сообщить в «Висбаден» основные положения этого документа. А через сутки на имя Зорге поступило срочное сообщение из Москвы, подписанное «Директор», что означало генерала Урицкого из ГРУ. Однако Зорге не сомневался, что за именем «Директора» в данном случае скрывался сам Сталин. В сообщении говорилось о необходимости срочного документального подтверждения информации о японских планах войны против Китая.

Зорге поднял по тревоге всю свою агентурную сеть, и через несколько дней Мияги удалось добыть ценную информацию: молодой японский полковник из Генерального штаба, художник-любитель, сказал Мияги, что в одном из авиационных полков был сделан крупномасштабный макет китайской территории. Операции в Китае действительно планировались.

Подтверждение пришло и от самого германского посла. Используя свободу действий, дарованную ему Москвой, Зорге намекнул Отту о существовании плана. Посол не видел причин не доверять доктору Зорге – известному журналисту-нацисту, и потому в ответ сообщил, что тоже получил некоторые намеки от японцев.

К этому времени германская военная миссия, возглавляемая генералом Александром фон Фолькенхаузеном, была реорганизована и теперь занималась обучением армии генерала Чан Кайши, и германский посол поведал Зорге, что японское высшее командование сдержанно намекнуло Берлину, что было бы целесообразно отозвать германскую военную миссию из Китая.