Курсистки

Курсистки

Программа женских гимназий базировалась на принципах, разработанных выдающимся русским педагогом К. Д. Ушинским. Будучи инспектором классов Смольного института благородных девиц, он увидел, насколько уродует душу девочек ханжество и лицемерие институтского образования. Крайне негативно Ушинский отзывался о воспитании будущей женщины в русле ее «природного назначения»: будь то назначение «французско-галантерейное» (женщина как украшение общества и семьи) или «немецко-хозяйственное» (женщина как хозяйка и добрая мать семейства). Последнее направление мысли, полагал он, являет собой не что иное, как «самым циническим образом выраженное желание приготовить в женщине думающий хозяйственный пресс».

Обращаясь к смолянкам на своих уроках, он говорил: «Вы обязаны проникнуться стремлением к завоеванию права на высшее образование, сделать его целью своей жизни, вдохнуть это стремление в сердца ваших сестер и добиваться достижения этой цели до тех пор, пока двери университетов, академий и высших школ не распахнутся перед вами так же гостеприимно, как и перед мужчинами».

Однако, призывая женщин к высшему образованию, Ушинский понимал под ним прежде всего образование педагогическое, которое, на его взгляд, вытекало напрямую из функций женщины как воспитательницы подрастающего поколения.

«Характер человека, — отмечал он, — более всего формируется в первые годы его жизни, и то, что ложится в этот характер в эти первые годы, — ложится прочно, становится второй природой человека; но так как дитя в эти первые годы свои находится под исключительным влиянием матери, то и в самый характер его может проникнуть только то, что проникло уже прежде в характер матери. Все, что усваивается человеком впоследствии, никогда уже не имеет той глубины, какой отличается все, усвоенное в детские годы. Таким образом, женщина является необходимым посредствующим членом между наукой, искусством и поэзией, с одной стороны, нравами, привычками и характером народа, с другой. Из этой мысли вытекает уже сама собой необходимость полного всестороннего образования женщины…»

Сделав, таким образом, реверанс в сторону традиционных ценностей, Ушинский приступает к главному: обоснованию необходимости организации педагогического образования для женщин.

«Личные мои наблюдения над преподаванием женщин в школах, — писал Ушинский, — убедили меня вполне, что женщина способна к этому делу точно так же, как и мужчина, и что если женское преподавание в иных местах (как, например, во Франции) слабее мужского, то это зависит единственно от малого приготовления женщин к учительскому делу… и от того стесненного положения, в которое ставят учительницу закон и общественное мнение».

Возможно, дело было в том, что главной целью Ушинского было образование и просвещение, доступное для народа. Но он понимал, что сколько-нибудь значимое количество мужчин привлечь к этому тяжелому и плохооплачиваемому труду не удастся. Поэтому он решил, что будет вполне разумно восполнить недостаток учителей народных школ, открыв эти школы для учительниц. И оказался отчасти прав.

Уже в 1880 году среди учителей сельских начальных народных училищ европейской части России женщины составляли 20 % — 4878 человек. Из них выпускниц средних женских учебных заведений было 62,7 % (3059 человек). Возраст большинства девушек не превышал 25 лет. К 1911 году учительниц в начальных народных училищах стало в 20 раз больше, они составили 53,8 % общего количества народных учителей.

Будущее, однако, показало, что, открывая девушкам доступ к высшему образованию, невозможно ограничить их только педагогической стезей. Каковы бы ни были взгляды мужчин на «предназначение» женщин в мире, построенном по мужскому разумению, женщины не собирались выполнять мужские указания. Но мужчинам понадобилось время, чтобы осознать это.

* * *

В 1848 году Королевский колледж и Бедфордский колледж в Лондоне стали допускать на лекции женщин. В том же 1849 году первая американка Элизабет Блэквел получила высшее медицинское образование. Возможно, оглядываясь на их опыт, русские женщины тоже начали посещать университетские лекции на свой страх и риск.

В 1863 году Министерство народного просвещения России разрабатывало новый университетский устав и запросило университеты, готовы ли они принять в ряды своих студентов женщин, принимать у женщин экзамены и выдавать им дипломы о высшем образовании. Советы университетов не сошлись во мнениях. Московский и Дерптский отказались иметь дело с женщинами. Казанский и Санкт-Петербургский согласились принимать женщин вольнослушательницами, причем петербуржцы считали, что диплом должен давать женщинам право на медицинскую практику и на штатные должности лишь в высших женских учебных заведениях, казанцы же полагали, что женщины не должны этим ограничиваться. Харьковский и киевский университеты были за то, чтобы дать женщинам возможность учиться и получать дипломы без каких-либо ограничений. Получив результаты опроса, министерство с облегчением положило закон о высшем женском образовании под сукно.

Меж тем в Европе женщин стали принимать в Цюрихский университет (1867 г.); его примеру последовали остальные университеты Швейцарии. В Цюрихском университете в 1872–1874 годах русские студентки образовали группу «Фричи» (названную так по фамилии хозяйки пансиона), в которой проповедовались идеи народничества. В этот кружок входили Софья Бардина, Вера и Лидия Фигнер, Варвара Александрова (впоследствии — Натансон), Ольга и Вера Любатович, Евгения, Мария и Надежда Субботины, Берта Каминская, Анна Топоркова, Доротея Аптекман. Позже кружок «фричей» превратился в ядро «Всероссийской социально-революционной организации». Участницы кружка в 1877 году, вернувшись в Россию, почти в полном составе предстали перед судом во время так называемого московского «процесса 50-ти», где их обвинили в участии в «тайном сообществе, задавшемся целью ниспровержение существующего порядка». Участники и участницы процесса (в том числе и Лидия Фигнер) получили по нескольку лет каторги или ссылки.

О своей учебе в Цюрихе и последующей работе фельдшерицей в деревне Вера Николаевна Фигнер рассказала в мемуарах «Запечатленный труд».

* * *

В 1869 г. в Англии организовали четыре специальных высших учебных женских заведения: Margaret-Hall и Sommerville-Hall в Оксфорде и Girton College и Newnham College в Кембридже. А с 1876 года парламент предоставил университетам право давать женщинам ученые степени.

Во Франции благодаря активным действиям Жюли-Виктуар Добье, Эммы Шеню и Мадлен Брэ при поддержке министра просвещения В. Дюрюи и императрицы Евгении в 1866 году женщины получили возможность сдавать экзамены на степень бакалавра в высших учебных заведениях. Через год они смогли поступать на все факультеты всех вузов, кроме теологического, с правом получения той же ученой степени, что и для мужчин. В первой половине 1870-х годов Эмма Шеню читала лекции в Сорбонне. В 1870-х годах женщин стали допускать в высшему образованию в Швеции. Это привело к тому, что большое количество российских девушек и женщин, желающих учиться, уезжали за границу.

С. Ковалевская

Среди них была Софья Ковалевская. В 1868 году, заключив фиктивный брак с Владимиром Онуфриевичем Кова левским, она вместе с мужем и сестрой Анной отправилась за границу. В 1869 году она учится в Гейдельбергском университете, позже — частным образом у профессора Берлинского университета, в 1874 году защищает диссертацию в Геттингенском университете. Вернувшись на родину, в 1879 она делает сообщение на VI съезде естествоиспытателей в Санкт-Петербурге, но не может найти работы и уезжает в Швецию, где в 1884 году получает место профессора кафедры математики в Стокгольмском университете. В 1888 году Софья получила премию Парижской академии наук за открытие третьего классического случая разрешимости задачи о вращении твердого тела вокруг неподвижной точки. Вторая работа на ту же тему в 1889 году отмечена премией Шведской академии наук. И только тогда Ковалевскую избрали членом-корреспондентом на физико-математическом отделении Российской академии наук.

* * *

2 января 1868 года Евгения Ивановна Конради — русская писательница, журналистка, публицист, переводчик — от имени кружка женщин обратилась с письмом к I съезду русских естествоиспытателей, собравшемуся в Петербурге, и публично поставила вопрос о необходимости систематического женского образования.

Эту инициативу подхватили другие женщины, и уже в мае 1868 года на имя ректора Санкт-Петербургского университета поступили заявления от 400 женщин с просьбой об устройстве «лекций или курсов для женщин». Ректор перенаправил обращение в Министерство образования. Министр согласился на организацию «общих публичных лекций, то есть совокупно для мужчин и женщин, на основании общих постановлений о публичных лекциях».

Их стали читать с 1870 года в здании Владимирского уездного училища (Владимирский пр., 19). Тематика лекций была обширной: по русской словесности, всеобщей и русской истории, ботанике (морфологии и физиологии растений), зоологии, геологии, анатомии и физиологии человека, органической и неорганической химии, по государственному и уголовному праву. Их посещало более 900 слушателей, большинство из которых были женщинами. В связи с этим позже курсы перевели в Василеостровскую женскую гимназию (В. О., 9-я линия, 6).

Чуть раньше, в 1869 году, педагог начальной школы Иосиф Иванович Паульсон открыл в здании 5-й Санкт-Петербургской мужской гимназии, у Аларчина моста, так называемые Аларчинские подготовительные курсы, которые помогали женщинам подготовиться к лекционной системе Владимирских курсов. Здесь изучали русский язык, геометрию, алгебру, физику, педагогику, ботанику, зоологию, географию. Существовали курсы за счет платы за обучение, частных пожертвований, доходов от благотворительных концертов и т. д.

В 1875 году Владимирские курсы закрылись, но позже их учредители Е. И. Конради, Н. В. Стасова, В. П. Тарновская, Е. Н. Во ронина, О. А. Мордвинова, А. П. Философова, М. В. Труб никова, А. Н. Бекетов добились разрешения открыть в 1878 году высшие женские курсы с систематическим, университетским характером преподавания. Главой педагогического совета был назначен К. Н. Бестужев-Рюмин, поэтому курсы стали называть бестужевскими. Надежда Васильевна Стасова получила должность «распорядительницы курсов».

Бестужевские курсы имели три отделения: словесно-историческое, физико-математическое и специально-математическое. Обучение длилось три года, с 1881 года — четыре. По приглашению учредителей, лекции читали лучшие профессора Петербурга. Курсистки могли посещать библиотеку, пользоваться хорошо оборудованными лабораториями. В аудиториях имелись все необходимые для обучения приборы и наглядные пособия. В 1878 году на первый курс поступило 814 женщин, треть из них — на словесно-историческое отделение, большинство же выбрало физико-математическое. Девять курсисток из первого выпуска были оставлены при курсах в качестве ассистенток или руководительниц практических занятий.

* * *

В 1884 году новый министр народного просвещения И. Д. Делянов составил всеподданнейший доклад, в котором указал три главные, с его точки зрения, ошибки, допущенные правительством при реформировании женского образования: 1) создание всесословных женских гимназий; 2) открытие при них специальных педагогических классов, ибо эти классы, по словам Делянова, привлекали в гимназии «таких лиц, которым свойственно было бы искать элементарного образования»; 3) создание высших женских курсов, которое прямо объявлялось «роковой случайностью». Для устранения этих ошибок и случайностей, по мнению Делянова, необходимо было принять срочнейшие меры. И в 1886 году Министерство народного просвещения предписало прекратить прием слушательниц на все высшие женские курсы, мотивируя эту меру необходимостью пересмотра вопроса о высшем женском образовании.

Снова началась эмиграция девушек, желающих получить высшее образование. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» приводит следующие цифры: в 1889/90 учебном году в Париже было 152 студентки, из которых француженок — 24, англичанок — 8, русских — 107; из них на медицинском факультете училось — 123 (в том числе 92 русские), на физико-математическом — 19, на филологическом — 7, на юридическом — 3.

Одной из парижских студенток-юристов была Екатерина Абрамовна Флейшиц, первая в России женщина-адвокат.

Меж тем Бестужевские курсы не закрылись, но на их деятельность наложили значительные ограничения. Курсы получали назначаемого (а не избираемого) директора и Совет профессоров, запрещались собрания курсисток вне курсов, вводилась (как в институтах благородных девиц) должность инспектрисы, надзиравшей за нравственностью слушательниц, в частности, они не могли снимать квартиры, должны были жить или в общежитии при курсах, или у родственников. Было запрещено преподавание естественных наук: физиологии человека и животных, естественной истории и гистологии. Количество слушательниц сократили, каждая девушка поступала не иначе, как с согласия директора, повысили плату за обучение до 200 рублей. Для зачисления на курсы девушки были обязаны предоставить письменное разрешение родителей или опекунов и справку о наличии средств для безбедного существования.

С приходом к власти Николая II отношение к курсам стало более либеральным. В 1895 году на них снова начали читать ботанику, а в 1902 году и физиологию. Должность директора вновь стала выборной. Император утвердил указы о допущении к преподаванию всех предметов в старших классах женских гимназий и прогимназий женщин, окончивших Бестужевские курсы. Позднее, в 1906 году, им было разрешено преподавать и в некоторых классах мужских гимназий.

13 мая 1906 года открылся новый юридический факультет, где читали энциклопедию права (дисциплина, представляющая обзорный анализ национального права и правовых учреждений. — Е. П.), философию права, государственное право, историю русского права, полицейское право, статистику, историю экономических учений, финансовое право, римское право, семейное и наследственное право, политическую экономию, а в качестве факультативов: богословие, немецкий, французский, английский и итальянский языки.

Правда, бестужевкам, окончившим юридический факультет, так и не пришлось состязаться в зале суда с обвинителями. Когда в 1907 году курсистки только начинали изучать право, Е. А. Флейшиц, сдав экстерном курс юридического факультета Санкт-Петербургского университета, получила диплом первой степени и в 1909 г. была принята помощником присяжного поверенного округа петербургской судебной палаты. Однако на первом же ее деле о краже бильярдных шаров товарищ прокурора Ненарокомов попытался доказать невозможность проведения процесса в связи с участием в нем женщины в качестве защитника, а после того как судья отказал ему, покинул судебный зал, сорвав заседание. Екатерина Абрамовна бросила ему вслед: «Вот уж поистине противная сторона!»

После этого прецедента в стране разгорелась дискуссия о том, можно ли допускать женщин к адвокатской работе.

Противники этих новшеств утверждали, что:

1) Согласно закону, «присяжный поверенный, выступая перед судом, должен иметь на лацкане фрака значок университета, в котором он получил диплом». А поскольку женщины не носят фраков, то они не могут быть адвокатами.

2) Женщина может быть беременной.

3) Женщина не имеет права быть свидетельницей при заверении завещания, а потому доверять ей не будут.

4) Женщины «неразвитые, юридически необразованные, практически не подготовленные».

5) Дамы-адвокаты будут кокетничать с судьями и присяжными заседателями, влияя таким образом на принятие решения в свою пользу.

6) Необходимо «пощадить женскую природную стыдливость» и поберечь нервы женщинам.

7) Присутствие женщин в суде стесняет мужчин.

8) Адвокатов и без женщин достаточно.

9) Занятие адвокатурой возможно только с разрешения мужа.

Выдающийся русский адвокат А. Ф. Кони выступил с речью в Государственном Совете (позже она была опубликована под заголовком «О допущении женщин в адвокатуру»), где выдвинул следующие аргументы в пользу женщин:

1) Клиент имеет право выбора своего адвоката и самому решить, хочет ли он, чтобы его представляла женщина «в интересном положении».

2) Реальная причина противодействия участию женщин в суде — боязнь конкуренции.

3) «Разве суд — это компания кутящих мужчин, где говорят непечатные слова и рассказывают неприличные анекдоты?» В заседаниях суда женщины, конечно, присутствовали — и в качестве сторон, и обвиняемых, и потерпевших, и свидетелей. Не говоря о том, что заседания суда были публичные, и дамы присутствовали среди публики, что суд нисколько не стесняло. Почему же их должно смущать присутствие дамы как адвоката?

4) Женщинам надо иметь возможность самостоятельно зарабатывать на жизнь.

5) «А много ли приходится слышать о растратах и присвоениях, совершенных женщинами, у которых на руках были деньги?»

6) Во Франции женщины допущены к адвокатуре на равных правах с мужчинами с 1900 года. Также женщины допущены в адвокатуру и в Швейцарии.

7) Устав гражданского судопроизводства уже давал целому ряду женщин — родителям, супругам, имеющим общую тяжбу, заведующим имениями или делами, — право выступать в качестве ходатаев на суде.

8) «Я думаю, что женщина-адвокат внесет действительно некоторое повышение нравов в адвокатуру… она их своим присутствием поддержит и упрочит, ибо очень часто женщина укрепляет человека в хороших намерениях, а присутствие женщины связывает блудливый язык и сдерживает размах руки мужчины, она внесет облагорожение и совсем в другие места … Женщина не будет сидеть в низшего сорта трактирах, не будет в закоулках писать полуграмотные прошения. Она явится с юридическим образованием, которого частные ходатаи не имеют, и эту ближайшую к народу адвокатуру подымет технически и морально. Вот почему я высказываюсь за проект Государственной думы и подам голос согласно с ним».

Сама Екатерина Абрамовна написала несколько статей «О женской адвокатуре», «Права женщин-юристов», «Адвокаты будущего» и «Изъятые из адвокатуры». Однако до 1917 года женщинам доступ в адвокатуру был закрыт, и на долю Е. А. Флейшиц и ее будущих коллег с Бестужевских курсов осталось лишь изучение истории и теории права.

* * *

30 мая 1910 года свидетельства об окончании Бестужевских курсов были приравнены к дипломам университета.

За годы своей работы Бестужевские курсы не раз меняли адрес. В течение первого года они находились в здании Александровской женской гимназии (Гороховая ул., 20), затем был нанят частный дом Боткиной на Сергиевской улице (Сергиевская ул., 7). В 1885 году по проекту академика архитектуры А. Ф. Красовского построили специальное здание для Бестужевских курсов на 10-й линии Васильевского острова (дома № 31–35). Впоследствии к нему пристроили множество флигелей и корпусов: общежитие, учебные корпуса, флигель с актовым залом и библиотекой и т. д. В 1914 году по проекту архитектора В. П. Цейдлера было построено здание, выходящее фасадом на Средний проспект (дом № 41) и соединенное с основным зданием курсов переходом внутри квартала. В нем намеревались разместить физический факультет («Физико-химический институт им В. П. Тарновской»), но в связи с началом Первой мировой войны здание отдали под госпиталь.

Всего за 32 выпуска (первый выпуск был в 1882 году, а 32-й — в 1916-м) Бестужевские курсы окончило около 7000 человек, а общее число обучавшихся — включая тех, кто по разным причинам не смог закончить обучения, — превысило 10 тысяч. Наибольшее количество окончивших было на историко-филологическом факультете — 4311 из 6933, физико-математический факультет окончило 2385 человек и юридический — 237. Основная часть выпускниц стали преподавателями в средней школе.

10-я линия В. О., 33

Среди прославившихся бестужевок — писательницы Александра Яковлевна Бруштейн и Ольга Дмитриевна Форш; поэтессы Софья Яковлевна Парнок и Анна Дмитриевна Радлова; Екатерина Вячеславовна Балобанова (Балабанова), специалист по истории кельтов, в течение 42 лет заведовавшая библиотекой Бестужевских курсов, написавшая первое в России руководство по библиотечному делу, а также издавшая несколько монографий по кельтологии и несколько сборников кельтских сказок для детей; египтолог Милица Эдвиновна Матье; медиевист Ольга Антоновна Добиаш-Рождественская; педагоги Анна Ильинична и Ольга Ильинична Ульяновы и Надежда Константиновна Крупская.

* * *

О своем обучении на бестужевских курсах вспоминает Е. Р. Изместьева-Новожилова: «Поскольку Высшие Женские Курсы были частным учебным заведением, существовавшим на собственные средства, то на них преподавали профессора, отстраненные или лишенные права преподавать в Санкт-Петербургском университете (Д. Д. Гримм, М. Я. Пергамент, И. А. Бодуэн де Куртенэ и др.).

В 1915 г., когда я поступила на юридический факультет, вступительную лекцию для всех курсов читал в большом актовом зале Максим Максимович Ковалевский. После запрещения ему в 1887 г. чтения лекций по конституционному праву в Московском университете он провел 15 лет за границей, где занимался литературно-научной деятельностью, прерываемой чтением курсов в Оксфорде, Париже, Брюсселе, Чикаго, Стокгольме…

Нам, бестужевкам, Ковалевский дорог также тем, что он должен был стать мужем знаменитой С. В. Ковалевской. Их свадьба была назначена на лето 1891 г. Однако, возвращаясь из Генуи, где Софья Васильевна встречалась с Максимом Максимовичем, она простудилась и умерла от воспаления легких (29 января 1891 г.). Ковалевская принимала активное участие в борьбе за открытие курсов, была в составе первых 12 выборных членов комитета Общества доставления средств ВЖК. Память о ней увековечена созданием на ВЖК фонда имени С. В. Ковалевской. Бюст С. В. Ковалевской стоял в математической читальне курсов.

Естественно, что слушать М. М. Ковалевского пришли курсистки с разных факультетов. Зал был переполнен, сидели на подоконниках, на полу у кафедры. Мощная импозантная фигура лектора, белоснежные волосы, красиво откинутые назад, плавная речь, уверенные жесты опытного оратора внушали уважение и почтение, гордость, что он, известный социолог, историк, юрист, общественный и государственный деятель, выступает перед нами. На курсах М. М. Ковалевский читал специальный курс по истории демократических доктрин.

Материалист, сторонник эволюционной теории, первый час лекции он посвятил переходу семейной патриархальной общины при матриархате в современную семью…

Историю римского права на первом курсе (4 часа) и догму на втором (6 часов вместе с практическими занятиями) читал Давид Давидович Гримм — пожилой, сухонький, с ежиком седоватых волос, удивительно умными, проницательными голубыми глазами. Влюбленный в логически точные и краткие формулировки, самое звучание латыни, он с вдохновением читал и заставлял нас читать отрывки из Пандект (римское частное право, действовавшее в измененном виде в Германии в XVI–XIX вв. — Е. П.). В своих лекциях Д. Д. Гримм показывал, как под влиянием исторических и экономических причин происходило развитие Рима из государства-города в мировую империю, как римские юристы, толкуя старое право, приспосабливали его к новым условиям, создавали новое, как они пришли к определению „право есть искусство доброго и справедливого“… Д. Д. Гримм увлекался римским правом и сумел увлечь нас этим, казалось бы, сухим и мертвым предметом.

Слушательницы Бестужевских курсов в аудитори

Д. Д. Гримм был членом Государственного Совета по выборам от Академии Наук и Университетов и наряду с А. Ф. Кони, Н. С. Таганцевым и другими активно выступал за допущение женщин в адвокатуру. Соответствующий законопроект, принятый в 1913 г. Государственной Думой, был повторно отклонен в 1916 г. Государственным Советом… Председатель Государственного Совета Акимов заявил бестужевкам на приеме: „Императрица против женской адвокатуры, и я дал слово, что этот законопроект будет отклонен Государственным Советом…“

Историю философии права нам читал В. Н. Сперанский. Самая большая аудитория не могла вместить всех слушателей, а количество желающих заниматься у него в семинаре было так велико, что приходилось вести занятия по отдельным группам, в разные дни. На семинары приходили слушательницы других факультетов, которых интересовали предлагаемые Сперанским темы: „Политические утопии древнего мира“, „Проблемы кары у Достоевского“, „Нравственная философия Канта“, „Об исторической школе юристов“. Манера чтения лекций Сперанского несколько удивляла, но в то же время и привлекала. Это был стройный, элегантный, сравнительно молодой человек с красивым римским профилем, блестящими глазами и чуть седеющей гривой волос, которые он отбрасывал назад привычным жестом. Говорил он громко, приятным баритоном. Ни записок, ни портфеля. Цитаты наизусть из Метерлинка, Франса, Шопенгауэра, Ницше, Канта. Он уклонялся от объявленной темы, декламировал Гете или Пушкина, вновь возвращался к теме и вновь от нее уходил. После лекций Сперанского у меня был полный сумбур в голове, почти ничего от основной темы и восторженное, взволнованное состояние от соприкосновения с великими умами человечества…

Семейное право в 7 и 8 семестрах читал, а также вел практические занятия приват-доцент Александр Григорьевич Гойхбарг. Мы с большим интересом посещали его лекции. Увы, царские законы осуждали женщину — мать, жену, дочь на подчиненное положение. Браки, заключаемые по правилам разных вероисповеданий, превращали их в „таинство“ и делали труднорасторжимыми. Со жгучим вниманием слушали мы взволнованную критику этих законов. В лекциях Гойхбарга затрагивались животрепещущие вопросы, обсуждавшиеся в печати, в студенческих кружках, за чашкой чая. Поэтому Александру Григорьевичу задавались бесчисленные вопросы, разрешаемые в дружеской, товарищеской обстановке взаимного понимания и единства взглядов. А. Г. Гойхбарга любили и уважали, считали старшим товарищем…

На 4-м курсе исключительно интересно вел практические занятия по уголовному процессу проф. П. И. Люблинский. Мы разбирали подлинные дела из архива Санкт-Петербургского Окружного суда, изучали дореформенный процесс по делам 1789–1840 гг., реферировали монографии по уголовному процессу, был инсценирован процесс по „Анфисе“ Леонида Андреева. Посещались Музей уголовного права, женская тюрьма, колония для несовершеннолетних преступников. Бестужевка Смоленская вспоминает, какое тяжелое впечатление произвело на всех посещение колонии. „Нас предупредили, — пишет она, — чтобы мы детей ни о чем не спрашивали. Работники колонии старались показать, что детям хорошо, но мы этого не видели“.

Курс лекций по международному частному праву читал проф. А. А. Пиленко. Его интересные обзоры международной жизни появлялись в газете „Новое время“ — самой обширной, осведомленной, но реакционной газете. Свое сотрудничество в ней он оправдывал тем, что выполняет свой долг, поскольку, мол, другой сотрудник газеты вел бы отдел международной жизни с реакционных позиций.

Сейчас, на 82-м году жизни, я не могу не выразить глубокой признательности своим профессорам. Они научили нас сознательно и самостоятельно работать над книгой, дали широкий кругозор и пробудили чувство ответственности за порученное дело, интерес к познанию. Каждый из них доносил до нас передовые идеи своей науки».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.