XI. Аббатство Бек

XI. Аббатство Бек

Зимними холодными ночами, заглушая рев моря,

его манил перезвон монастырских колоколов.

Мэтью Арнольд

Чтобы уйти от феодальных повинностей и постоянных военных действий, был только один путь — полностью отказаться от земных радостей и найти убежище в монастыре, посвятив себя святым делам. Монашество часто служило единственным оправданием для того, чтобы посвятить себя искусству, литературе или скрыть свое неприятие военных устремлений. Это были не только духовность и стремление к благочестивому образу жизни, которые вдохновляли на затворничество и монашеское презрение к земным благам. Росту и укреплению могущества церкви способствовали не только народные суеверия или признание существования настоящей духовной жизни, но и мирская мудрость паствы. Литераторы, ученые мужи и философы часто были под стать военной части общества, солдатам Нормандии и великим полководцам, которые могли доказывать доблесть лишь силой стратегии и мечей.

Вильгельм быстро признал набирающее мощь духовенство и хорошо защищенную силу заключенного в монастырях общественного мнения. Будучи солдатом и земным человеком, он подавлял желания и, отличаясь рыцарской строгостью и простотой жизни, следил за тем, чтобы почитались монастырские законы, что не мешало ему, однако, быть типичным представителем того воинственного времени. Вильгельм не считал себя праведником, поскольку за ним был грех тайных преступлений против соперников. Мастерское использование того, что один древний писатель называет "стремительной сменой событий", так же способствовало его военной славе, как и любой другой элемент его тактики и стратегии. Вильгельм стремился завоевать симпатии Папы Римского, а от запретов и проклятий церкви уходил всеми возможными способами. Рассказ о его женитьбе — яркое подтверждение его смелости, решительности и настойчивости в достижении поставленной цели — получении поддержки духовного владыки, несмотря на препятствия, которые обескуражили бы более слабого человека. Добиться того, против чего возражала церковь, означало оказаться сильнее церкви.

Таким образом, в Нормандии налицо были две великие силы: первая — военный дух, любовь к приключениям, активности и волнениям и вторая — сильное религиозное чувство, которое нередко заставляло первое быть своим слугой и иногда побеждало. Что подвигло норманнов более активно служить церкви, религиозные предрассудки или искреннее приятие идей христианства, — это тема для отдельной дискуссии. Ученые и праведники во все времена были стимулом развития, люди просто не могут не попасть под влияние находящихся среди них истинных последователей Христа и его служителей.

Вход в храм в Штарте

Несомненно, существовало большое количество суеверных ритуалов и обычаев, а люди были доверчивы и наивны. Бесспорно и то, что это позволяло осуществлять удивительный контроль над невежественными умами. Стоя так близко к языческому прошлому, люди, населявшие огромные и относительно отдаленные районы Нормандии, безусловно, запутывались в еще сохранявшихся остатках древних верований. И все же, несмотря на символы веры рыцарства, более явственно религиозное чувство проявлялось в камне и в известковом растворе, в облачениях и постах, покаяниях и щедрых дарах, а не в обычных вере и жизни по божеским законам. Во времена Вильгельма Завоевателя или до него представители нормандской знати считали, что их владениям недостает главного, если в каком-нибудь уголке не поселится колония монахов. Для богатого человека считалось необходимым основать монастырь или какой-нибудь религиозный дом, и это было самым счастливым событием для учеников того времени. Профессия писателя уже становилась достойной и почитаемой, а ученики Беды Достопочтенного и других благородных учителей как с севера, так и с юга уже "посеяли хорошие семена" на просторах Европы.

Именно в те времена были основаны многие знаменитые школы, и в более мирный ранний период правления Вильгельма Завоевателя религия и наука развивались в Нормандии быстрее, чем когда-либо прежде. Было достаточно средств для их поддержки, в селах производилось достаточно продуктов, а крупные центры промышленности и мануфактуры, такие как Фалез, процветали. Стать монахом было так же почетно, как и солдатом. Есть много привлекательного в этих ранних братствах — простой образ жизни, преданность привычке выполнять свои обязанности по поддержанию существования. Но уже просматриваются усилившиеся впоследствии в Англии и Италии тенденции к постепенному переходу от бедности и благочестия к стремлению к богатству, церемониям и враждебности. Попасть в западню мирских забот, не устояв перед искушением, было гораздо проще тогда, чем теперь, не говоря уже о таких субстанциях, как духовность.

Мы так часто сталкивались с мечами и щитами в этом коротком рассказе, что с радостью отвлечемся на некоторое время, чтобы понять, какое влияние оказывали великие аббатства Бек и Святого Эвреила, и хоть немного познакомиться с их обитателями, вооруженными лишь массивными книгами да принципами просвещения и благочестивой жизни. Мы должны обязательно узнать о Ланфранке, поскольку его называли правой рукой Вильгельма Завоевателя. А сейчас давайте сделаем краткий экскурс в недалекое прошлое и рассмотрим историю основания аббатства Бек и связанные с этим события. Это поможет нам понять образ жизни в монастыре и волну монашеского движения, которая оставила заметный след на окраинах и в долинах Нормандии. Как в деревнях Англии, так и в нормандской части Франции можно встретить однотипные дома с красными крышами, разбросанные вокруг высоких квадратных башен церкви с окнами в серых каменных стенах, которые выглядят как неяркий прямоугольный узорчатый орнамент. Самые старые дома невысоки и невелики, однако самые старые кафедральные соборы и приходские церкви — это величественные сооружения.

Первое посещение одного из таких храмов — незабываемое событие. Чем больше думаешь о нем, тем красивее он кажется. Это первое впечатление высоты и пространства, тишины и отрешенности. Стены хранят эхо молящихся и поющих голосов, окна подобны увядающему, поблекшему саду, пронизанному яркими лучами солнечного света. На окнах изображены фигуры святых, лучи божественной славы проникают сквозь старое стекло и падают на разрушенные временем могильные плиты. Даже пыль, которая пробивает в солнечных лучах широкое темное пространство, кажется священной и пришедшей из глубины веков. Переступая двери храма, покидая суетный мир, мы чувствуем себя так, будто находимся в гостиной, откуда легко найти путь в иной мир.

Храм в Кентербери

Возникает чувство приближения к Небесам, когда подымаешься вверх по широкому проходу этой, как благоговейно называли ее наши предки, обители Бога. Вдруг вспоминаются многие тайны, о которых внешний мир не дает возможности задуматься. Это действительно путешествие к Небесам. Там, где на протяжении столетий стирались следы мирских забот и прикосновений строительных инструментов, где кажется, что здание само по себе росло и набирало силу, все же нельзя не думать о строителях и архитекторах, которые сотворили это великолепие. Кто были те люди, которые осмелились вознести крышу, подперев ее высокими колоннами, и почему они в те отнюдь не богатые, суровые времена отдавали все, что имели, чтобы сделать это место таким богатым и высоким? В ответ лениво и мягко звонят колокола, и, если вам удастся заглянуть в старинные потемневшие от времени книги и даже прочитать затейливые записи, вы вряд ли получите ответы на эти вопросы. Можно лишь назвать эти здания великолепными памятниками духа того времени (практически не цивилизованного согласно нашим стандартам), когда, тем не менее, существовали глубокие чувства благоговейного поклонения и почитания.

Нелишне вспомнить, что владыки церкви и правители при желании были в состоянии полностью направлять действия вассалов. Все свободы и привилегии, принадлежащие высшему классу, заканчивались, когда дело касалось низшего класса, крестьянства. Крестьянин был в подчинении у того, кто становился его хозяином. Он мог претендовать лишь на очень немногие права, в то время как Христос наставлял своих учеников, что, кто бы ни стал главным среди них, он должен поступать как слуга. Это было самое удивительное предложение о взаимоотношениях между людьми, которое было непохоже на предшествующие. Становясь главным среди иудеев, норманнов или в наши дни, человек часто ошибается, думая, что самый великий является хозяином для всех. Люди всегда стремились принимать одно за другое — земное могущество и божественную власть.

В те времена, когда каждый человек претендовал на право вести личную войну против другого, если тот не был его господином или вассалом, было много проявлений жестокости, и грань между войной и заурядным грабежом, убийством не всегда была четкой. Тот, кто был не в состоянии защититься, был главным страдальцем, и, безусловно, многие миролюбивые люди вынуждены были надевать доспехи и быть готовыми к постоянным военным действиям во всех их проявлениях. Существовала лишь одна альтернатива сначала всеобщему раздору нации вооруженных людей, а позже — более организованной и целенаправленной системе рыцарства: просто навсегда удалиться от мирской жизни и вести религиозный образ жизни. Знаменитый порядок монахов бенедиктинского ордена был выстроен в Нормандии с удивительной набожностью. Природная любовь к знаниям, которая в течение длительного времени лишь теплилась у людей, теперь разгорелась ярким пламенем в сердцах многочисленных потомков скальдов и создателей саг.

В то время как августинский орден монахов знаменит главным образом строительством великих храмов, а нищенствующие монахи в качестве памятников оставили замечательные больницы, бенедиктинцы направили энергию на формирование великих школ. Прошли времена, когда протестантский мир унижал себя, пренебрежительно называя монахов ленивыми, слишком чувствительными и бездеятельными, и не видел ничего хорошего в этих древних сообществах. Развитие знаний во всех формах, равно как и искусства, было бы надолго отложено, если бы не было такого спокойного отступления, когда мужчины и женщины могли дать мыслям лучшее применение, чем то, которое позволялось или даже поощрялось вне церковных стен. Бенедиктинцы особенно благоприятствовали учению, их собратья по монашеской славе очень многим им обязаны.

Был один благородный рыцарь по имени Герлен, который жил во времена герцога Роберта Дьявола и в течение тридцати семи лет был рыцарем при оружии. Он был потомком одного из спутников Рольфа, его происхождение было очень высоким, а владения были частью первоначального дара Карла Простоватого. Герлен был вассалом графа Гилберта из Бриона и проявил себя храбрым и верным рыцарем как своего властителя, так и герцога. Он был в большом почете и был необыкновенно мягкосердечен и справедлив к тем, кто попал в беду. Нам представляется вполне вероятным, что такой человек навсегда остался бы в миру. Для вдумчивой и утонченной души Герлена монастырь таил в себе множество соблазнов. Все еще случались волнения даже среди священнослужителей, худшие из них "хранили оружие и жили жизнью язычников датчан… Вера Герлена почти покинула его, когда он увидел беспорядки в одном из знаменитых монастырей. Однако он обрел душевный покой, случайно убедившись в набожности одного духовного брата, который провел ночь в священных местах. Таким способом он пришел к убеждению, что соль земли еще не полностью утратила свой аромат"(Фримен. "Завоевание Англии норманнами").

Наш благочестивый рыцарь оставил земные заботы и посвятил себя вместе с несколькими единомышленниками строительству за свой счет небольшого монастыря в Бурневиле около Бриона. Церковь была освящена, и ее основатель получил благословение от своего епископа, посвятив его в духовный сан и сделав аббатом маленького сообщества. Герлен очень прилежно учился читать и достиг этой трудной цели, не гнушаясь никакой работы. Вскоре он стал знаменит в этой части Нормандии святостью и большой мудростью в толковании Библии. Однако вскоре обнаружилось, что местоположение процветающего молодого учреждения было выбрано неудачно.

Колонии необходимы были запасы воды и леса, так что аббатство переселилось в долину небольшой реки, которая впадала в Лиспу недалеко от Бриона. На древнем языке норманнов ручей назывался словом "бек" (ручеек), до сих пор это слово встречается в стихотворной речи и в диалектах, именно оно дало название, возможно, самому знаменитому и часто упоминаемому из всех нормандских монастырей. Г-н Фримен пишет: "Холмы все еще покрыты густыми лесами, еще течет ручей по плодородным лугам под сенью растущих на его берегах деревьев, у стен некогда прославленного монастыря, которому он дал название. Но со времен Герлена не осталось никаких других следов, кроме этих неподвластных времени творений природы. Высокая причудливая башня, одна из последних работ средневековых мастеров, все еще привлекает путешественников, хотя от самой монастырской церкви, кроме нескольких небольших фрагментов, не осталось никаких следов".

Подлинную реликвию прославленного аббатства сейчас можно найти в расположенной поблизости деревенской церкви. Там до сих пор сохранилась статуя, которой впоследствии было отмечено место упокоения основателя. Вот и все, что сохранилось от монастыря, который когда-то был обителью Ланфранка и Ансельма.

Именно в этой долине Герлен наконец разместил первых поселенцев, потратив на это все свое небольшое состояние. "С любовью к этому миру, — говорил он, когда просил за своих бедных крестьян в Гилбертском суде Бриона, — с любовью к этому миру и подчиняясь человеку, я мало внимания уделял Богу и себе. Я был полностью поглощен тренировкой тела и не занимался воспитанием своей души. Если я достоин этого, позвольте мне провести остаток жизни в монастыре. Позвольте мне хранить вашу любовь и отдавать Богу то, что имею".

В своих начинаниях Герлен не был одинок: один задругам к нему присоединялись единомышленники, и вскоре здесь образовалось активное сообщество монахов. Они подвергали себя всем видам самоограничения и лишений, упорно трудились над строительством своего нового дома, рыли землю, возделывали поля, рубили деревья и самозабвенно пели молитвы. Герлен позволял себе один раз в день вкушать скудную пищу, ходил на работы в бедной одежде, весьма почтительно выражая свою преданность Богу. Истории многих других религиозных домов и их основателей весьма похожи, но невозможно не проявить особого интереса к основанию аббатства Бек, поскольку с ним связано имя Ланфранка, который сохранил события в памяти и благодаря которому они стали известными в нормандской и английской истории.

История об этом монахе аббатства Бек, который стал кентерберийским архиепископом и который влиянием и могуществом несколько лет спустя уступал лишь Вильгельму Завоевателю, читается на одном дыхании, как многие другие истории об этом романтическом времени. Он родился в Павии, городе сотни башен в Ломбардии, и принадлежал к прославленному роду. С раннего детства он проявлял необыкновенные способности, и уже в университетские годы стал широко известен благодаря своим ярким талантам и ораторскому дару. Победить его в споре, даже в годы ученичества, было практически невозможно.

Все считали, что после окончания колледжа он использует свои знания и опыт во благо родного города. Некоторое время он действительно оставался там и даже начал свою карьеру, однако оказался неуемным в любви к переменам, приключениям и в своем желании увидеть мир. И вскоре мы обнаруживаем его двигающимся на север в компании восхищенных учеников, как будто в паломничество, только в противоположном направлении. Маленькая процессия энтузиастов пересекла путь святого Бернарда во Францию и по неясным причинам направилась в Авранш, где Ланфранк основал школу и вскоре стал знаменитым. Несмотря на то, что профессия (или ремесло) воина была наиболее распространенной, никогда не существовало времен, чтобы ученость и профессия писателя почитались меньше, и норманны не уступали никому из современников в уважении, которое питали к ученым.

Ланфранка не удовлетворяли почет, слава и успех в Авранше, и в стремлении к чему-то более глубокому и утверждающему (что соответствовало страстным желаниям его души) он оставил процветающую школу и вновь устремился на север. Страна была дикой и небезопасной для одинокого странника. Вскоре, — так говорится в описании, — на него напала банда грабителей, его избили и бросили в лесу, привязав к дереву, без пищи, денег и надежды на освобождение. Проходили бесконечные ночные часы, и отчаяние все больше охватывало его. Наконец он решил призвать на помощь духовные силы и попытался повторить церковную службу. Увы, он не мог вспомнить молитв и гимнов и в отчаянии как мог благоговейно поклонился Богу, поклявшись, что посвятит себя духовной жизни, если его страдания закончатся. Вовремя оказавшиеся поблизости угольщики сыграли благородную роль избавителей. Все еще страдая от боли и ссадин, оставленных веревками, Ланфранк спросил, есть ли поблизости какой-нибудь святой дом, и был направлен в приют Герлена и почтенного братства Бек.

Вся маленькая колония в тот день была в движении. Люди спокойно возделывали землю и терпеливо выполняли другие сельскохозяйственные работы. Сам Герлен, бывший рыцарь при оружии, облаченный в простое монашеское одеяние, предстал в роли опытного каменщика при сооружении новой печи. Но вот из близлежащей чащи появляется странный человек, еще бледный после ночного бдения, и умоляет занести его имя в списки тех, кто посвятил жизнь служению Богу. "Это настоящий ломбардиец!" — сказал удивленный Герлен, преисполнившись симпатией к гостю, а узнав имя нового брата и почувствовав его страстную набожность, преклонил колени в знак любви и уважения. Это был великий для аббатства Бек день.

Такие знания и способность обучать, которыми обладал Ланфранк, не могли остаться незамеченными. В самом деле, церковь верила в человеческую одаренность и каждый ее член был обязан использовать свой талант на общее благо. Братья обрабатывали землю, рубили лес, строили печи и постоянно были при деле, в то время как Лаифранк, теолог и учитель, человек науки, собрал множество учеников отовсюду. Бек стал знаменитым центром знаний: даже из Италии и Греции молодые люди приезжали в его школу, и год от года его слава росла. Быстрый ум и понимание жизни помогли Ланфранку преодолеть многие беды, и, надо признать, он был остроумен от природы и наделен прекрасным чувством юмора.

У него была индивидуальность — черта его итальянских предков, и он выделялся в любом социальном круге людей своего возраста и даже старше, являясь настоящим "человеком мира". Норманн среди норманнов в своем приемном доме, он, тем не менее, был в состоянии рассматривать Нормандию не как мир сам по себе, а лишь как отдельный фактор в нем, и подчинять его амбиции и владения реальным взаимоотношениям более широкого плана. В молодом герцогстве не было другого такого церковного государственного деятеля, как Ланфранк, и его известность и слава становились все больше.

Герцог Вильгельм использовал всю свою сообразительность, чтобы победить этого серьезного противника своей женитьбы, и его первая атака имела вовсе не примирительный характер: Ланфранк получил строгий приказ покинуть страну и оставить аббатство Бек под угрозой худшего наказания. Будущий кентерберийский архиепископ смиренно подчинился своему светскому господину и отправился через лес с жалким эскортом, трогательно бесполезным на вид. Он ехал на заморенной, старой, хромой лошаденке из обобранных конюшен аббатства, и вскоре они повстречали герцога, который охотился с доблестным войском в сопровождении рыцарей. Удивительно, казалось, будто проницательный Ланфранк предусмотрел эту сцену заранее. Вот он едет на едва живой скотинке, ковыляющей по лесной тропе, он, великий настоятель и ученый Нормандии, выдворенный из дома, который собственными знаниями прославил в христианском мире. "При Ланфранке, — пишет один хроникер, — норманны впервые постигли искусство грамоты, поскольку при предыдущих шести герцогах Нормандии едва ли хотя бы один из норманнов посвятил себя широкому образованию, и не было никакого обучения, пока Бог, Создатель всего, не послал Ланфранка в Нормандию".

Все это, безусловно, пронеслось в мозгу Вильгельма, и добрый итальянский юмор бекского настоятеля оказался прекрасным оружием. "Дай мне лучшую лошадь, — крикнул он, — и ты увидишь, как я буду удаляться гораздо быстрее". Герцог рассмеялся, несмотря на попытки сдержаться, и Ланфранк получил шанс изложить суть дела. Они расстались лучшими друзьями, и знание настоятелем гражданских законов, теологии и человеческой природы так же, как и все остальные его таланты, стали раз и навсегда на службу герцогу. Ланфранк поддержал незаконную женитьбу герцога и даже получил разрешение от Папы Римского, которого почти безнадежно добивался Вильгельм.

В свое время аббатство Бек обладало большим влиянием. При общем недостатке книг в те дни, когда еще не было книгопечатания, лучшим способом обучения было внимательно слушать то, что говорил учитель. Студенты переходили из школы в школу и больше всего стремились попасть в такие места, как Бек, где можно было найти нечто лучшее. Здешние люди были не только патронами обучения и стражами собственных копий древней классики, но и обучали детей в окрестностях, давали приют богатым и бедным, старикам и путешественникам, которые стучались в ворота. Они делали копии молитвенников, отливали колокола для церквей, были лучшими земледельцами, музыкантами и художниками. В то время как Ланфранк вел великий спор с Беренгаром Турским по поводу доктрины эвхаристии (святого причастия), был победоносным защитником церкви и выиграл дело Вильгельма с Папой Римским с помощью мастерского умения доказывать ценность нормандской преданности римской епархии, его смиренные собратья ухаживали за пчелами, тщательно возделывали землю и обучали сельских детей грамоте.

Такой центр обучения и полезной промышленности, как Бек, был лучшим цветком цивилизации. Сам Ланфранк был до конца верен ему. Мы сталкиваемся с некоторыми восхитительными проявлениями его обыденной жизни, например, однажды во время путешествия с благоговейно преданными паломниками в свою школу позади себя на седле он осторожно вез кошку, тщательно позаботившись, чтобы она не воспользовалась когтями и не поцарапала лошадь. Ланфранк пояснил, что иногда во время ночлега ему сильно досаждают мыши, и из-за этого он создал такой практичный союз. Можно представить, как загорелись хитрые огоньки в глазах доброго человека и вытянулись лица изумленных школяров, которые с благоговейным трепетом готовились к своей первой встрече с таким знаменитым человеком.