Стрелы в темноте

Стрелы в темноте

Очевидно, Тигр не стал терять времени и переправился через реку Сыр, воды которой отделили его от не в меру осторожных родственников, продвигавшихся вдоль северного берега к хорошо укрепленному лагерю Танбала. Тот ожидал их появления и принял соответствующие меры предосторожности. Оба хана, похвалявшиеся наголову разбить Танбана, заняли выжидательную позицию.

Чего нельзя сказать о Бабуре. Получив полную свободу действий, он со своим летучим отрядом пронесся по южному берегу реки и на рассвете занял ближайший город, захватив врасплох его гарнизон, – к полному восхищению горожан. Население долины скорбело о его отсутствии, и теперь – уже не в первый раз – по караван-сараям, мечетям и городам начало распространяться известие о его приближении; крепости открывали перед ним ворота, а кочевники седлали коней, чтобы присоединиться к его войску, и даже прежние вассалы решались привести к нему своих приближенных. В конце долины его ждал Андижан, оставленный Танбалом. Естественно, Бабур стремился без промедления вступить в свой родной город, не задумываясь о том, что его смешанное войско укомплектовано не только жителями Ферганы, но и чужестранцами-монголами.

«Мне пришло на ум, что если как-нибудь ночью мы подойдем к Андижану, пошлем туда человека и сговоримся с Ходжой и знатными людьми города, они, может быть, впустят нас с какой-нибудь стороны. С таким намерением мы выехали из Оша и в полночь пришли на стоянку напротив Чил-Духта-рана, в одном курухе от Андижана.

Камбар Али-бека и еще некоторых беков отрядили вперед, чтобы они осторожно послали в крепость человека и сговорились с Ходжой и знатными горожанами. Ожидая посланных беков, мы сидели на конях; некоторые дремали, другие погрузились в сон. Внезапно раздался грохот барабанов и крики. Не зная, много ли врагов и где они, мои люди, разомлевшие и сонные, вместо того чтобы подпустить неприятеля поближе, в страхе обратились в бегство, каждый сам по себе. У меня не было времени возвращать их, я поскакал навстречу врагам в сопровождении всего трех всадников. Я проехал небольшое расстояние, и тут нападающие ринулись на меня, крича и пуская стрелы. Какой-то человек на коне с белой отметиной на лбу подскакал ко мне вплотную; я пустил стрелу в коня, конь рухнул на землю. Те трое, что были со мной, сказали: «Ночь темная, много ли, мало ли врагов – неведомо. Все наши воины убежали, а от нас четверых какой может быть вред врагу? Надо нагнать беглецов, а потом драться».

Мы вскачь настигли наших людей и принялись их лупить и хлестать, но что мы ни делали, люди не собирались. Мы четверо снова вернулись и стали пускать стрелы; враги немного приостановились. Увидев раз или два, что нас трое-четверо, не больше, они снова начали гнать наших, сбивая их с коней. Таким образом я три или четыре раза пытался удержать наших людей, но они не останавливались и я снова возвращался с теми тремя, пуская стрелы и отгоняя врагов.

Наших людей гнали два или три куруха, до холмов, что напротив Харабука и Пашамуна. Достигнув этих холмов, мы встретили Мухаммеда Али Мубашира. Я сказал: «Их немного, остановимся и пустим на них коней». Мы пустили коней вскачь; когда мы подскакали, враги остановились.

Мои беглецы стали возвращаться с разных сторон; однако некоторые вояки проскакали, убегая, до самого Оша.

Вот как это произошло: несколько моголов из тумана Айюб Бекчика, покинув нас в Оше, отправились в окрестности Андижана, чтобы пограбить. Услышав топот коней нашего войска, они осторожно пробрались вперед и выкрикнули свой уран. В этом походе условными словами урана были «Ташкент» и «Сайрам». Во время свалки впереди был ходжа Мухаммед Али [вероятно, библиотекарь Бабура]. Моголы подходили, крича: «Ташкент, Ташкент!» Ходжа Мухаммед Али, человек из сартов, был сильно возбужден и тоже закричал: «Ташкент, Ташкент!» Моголы подумали, что это враг, подняли крик, забили в барабаны и стали пускать стрелы.

Задуманный план не удался, мы повернули назад и воротились в Ош».

Так ложная тревога сбила Бабура с толку, и его первая попытка прорваться к столице, где он не бывал уже несколько лет, потерпела неудачу. Вскоре ему пришлось пережить настоящую тревогу. И это снова вывело его из равновесия.

Услышав о том, что к Андижану приближается войско монголов, мятежный Танбал конечно же устремился обратно, чтобы подготовить оборону города. По дороге его армия была сильно ослаблена дезертирами, – солдаты переходили на сторону монголов, чтобы присоединиться к Бабуру, популярность которого по-прежнему росла. Сам Бабур настаивал на немедленном штурме, надеясь, что все это скопище беглецов и дезертиров сумеет прорваться в какие-нибудь из городских ворот; его смогли остановить только возражения опытных военачальников, которые были против ночного штурма укреплений. Бабур не был согласен с ними, но, как обычно, подчинился требованиям старших. В характерной для себя манере он отметил, что отводить монгольских всадников из пригородов, чтобы разместить их на ночлег, было ошибкой.

«Было время вечерней молитвы. Мы двинулись вперед, перешли арык Хакана и стали лагерем возле деревни Рабат-и-Рузек. Хотя имелись сведения, что Танбал в беспорядке отступает и идет к Андижану, но вследствие нашей неопытности случилась ошибка: вместо того, чтобы утвердиться в таком укрепленном месте, как арык Хакана, мы стали на равнине. Без караула, без охраны мы беспечно лежали и отдыхали.

На рассвете люди сладко спали, как вдруг подскакал Камбар Али-бек и закричал: «Враг подошел, вставайте!»

Я постоянно, даже в спокойное время, ложился, не снимая платья и шапки. Поднявшись, я тотчас подвязал меч и колчан и вскочил на коня; знаменосец не успел даже прикрепить знамя к древку; держа знамя в руке, он вскочил в седло. Мы направились прямо в ту сторону, откуда шел враг; меня сопровождало человек десять – пятнадцать.

Подойдя к врагам на полет стрелы, мы столкнулись с разъездами неприятеля; в это время при мне было человек десять воинов. Мы быстро поскакали, пуская стрелы и забирая передовых воинов врага в плен. Мы прогнали их еще на полет стрелы и подошли к центру их войска. Султан Ахмед Танбал и с ним человек сто воинов стояли, ожидая нас, сам Танбал и еще один воин немного выступили из рядов; Танбал стоял и кричал: «Бей, бей!», но большинство его людей развернулось боком и как будто раздумывало: «Бежать или нет?»

В это время при мне оставалось трое: Насир Дост, Мирза Али Кукулдаш и Каримдад, сын Худайдад Туркмена. Я пустил стрелу с уже натянутой тетивы в шлем Танбала и сунул руку в колчан за следующей стрелой. Хан, мой дядя, подарил мне новенький «гушагир»; он попался мне под руку. Мне стало жалко его выбросить; пока я снова вкладывал его в колчан, можно было бы метнуть две стрелы. Я наложил на тетиву другую стрелу и двинулся вперед; три моих воина остались позади. Один из двоих, что стояли напротив меня – это был Танбал – тоже двинулся вперед; между нами была широкая дорога. Я выехал на дорогу с одной стороны, он – с другой, и мы оказались лицом к лицу, так что я стоял правым боком к врагу, а Танбал стоял правым боком к нам. При Танбале было все его оружие, кроме конских лат; у меня кроме меча и лука не было никакого оружия. Я пустил стрелу в щит Танбала. В это время мне насквозь пробили стрелой правое бедро. На голове у меня был только подшлемник; Танбал рубанул меня по голове; от удара у меня помутилось в голове; подшлемник остался совершенно целым, но на голове у меня появилась большая рана. Я не позаботился заранее вычистить меч, он заржавел и не выходил из ножен. Стоять на месте было нельзя, и я повернул коня; еще один удар меча пришелся по моему колчану.

Я проехал несколько шагов, и ко мне присоединились три моих человека. После меня Танбал успел ударить мечом Насира Доста, нас преследовали на протяжении полета стрелы.

Арык Хакан – большой и глубокий канал. Перейти его можно не везде, но Бог помог, и мы вышли прямехонько к одной из переправ через арык. Перейдя арык, ослабевшая лошадь Насира Доста упала. Мы остановились и пересадили его на одного из наших коней, а дальше поехали к Ошу мимо Харабука. Когда мы поднялись на эту возвышенность, к нам присоединился Мазид Тагай. Ему тоже попала в правую ногу стрела. Хотя она не прошла насквозь, Мазид Тагай добрался до Оша с большим трудом. В этот день погибло немало моих лучших воинов».

В те дни, когда Бабур лечил покалеченную ногу, пришли тревожные вести. Оба его дяди вслед за Танбалом переправились через реку Сыр и с большим удовлетворением наблюдали за событиями на другом берегу. Младший хан стал лагерем у стен богадельни в пригороде Андижана, старший же раскинул свои шатры в саду под названием «Птичья мельница», принадлежащем Исан Даулат, и немедленно послал за Бабуром.

«Через два дня я прибыл из Оша и повидался со старшим ханом в Куш-Тигирмане[20]. В то самое время, когда я с ним свиделся, хан передал младшему хану те земли, что перешли ко мне. Оправдываясь передо мной, он говорил: «Враг, подобный Шейбани-хану, захватил такой город, как Самарканд, и могущество его все растет. [Именно это и послужило Бабуру предлогом для отъезда, когда он собирался бежать в Китай.] Ради этого дела младшего хана привезли бог весть откуда. Здесь у него земли нет, те его владения – далеко. Следует отдать младшему хану области к югу от реки [Сыр], а также и Андижан, чтобы он там водворился». Области к северу от реки, начиная с Ахси, хан обещал мне и говорил, что, утвердившись здесь, ханы направятся в земли Самарканда, возьмут их и отдадут мне, а после этого всю Фергану передадут младшему хану. Вероятно, эти слова были хитростью, чтобы меня обмануть; неизвестно, что бы произошло, если бы все это осуществилось. Делать было нечего, хочешь не хочешь, пришлось согласиться.

Когда, покинув старшего хана, я направлялся к младшему хану, чтобы повидаться с ним, Камбар Али, известный под прозвищем Живодер, поравнялся со мной и сказал: «Видели? Они немедля отобрали у вас все ваши земли! У вас с ними ничего не выйдет; ступайте в Ош, укрепите крепости, пошлите к Султан Ахмед Танбалу человека и помиритесь с ним, потом разбейте и прогоните могола и разделите по-братски ваши владения с Танбалом».

Я сказал: «Пристойно ли это будет? Ханы – мои родичи; быть им слугой лучше, чем властвовать над Танбалом». Камбар Али увидел, что его слова не произвели впечатления, и вернулся [на свое место], раскаиваясь в сказанном… Через три-четыре дня Камбар Али, беспокоясь из-за сказанных им слов, бежал в Андижан.

Я поехал и повидался с моим дядей, младшим ханом. При предыдущем свидании я явился внезапно, так что младший хан не успел сойти с коня и встретил меня без всякого почета. На этот раз, хотя я подошел еще ближе, младший хан добежал до конца ограды шатра. Так как нога у меня была ранена стрелой, я шел с трудом, опираясь на палку. Подойдя и поздоровавшись, младший хан сказал: «Брат мой, вы, говорят, богатырь» – и, взяв меня за руку, ввел в шатер. Шатер ему поставили очень маленький. Так как хан вырос в окраинных землях, то шатер, в котором он жил, был скромный, не слишком удобный. Дыни, виноград, принадлежности конской сбруи – все лежало тут же в шатре, где он жил.

Покинув младшего хана, я направился в свою ставку. Чтобы лечить мою рану, ко мне прислали могольского костоправа по имени Атиге-бахши – моголы называют костоправов бахши… В искусстве править кости он очень сведущ. Если даже у человека вываливался из костей мозг, этот костоправ и то давал лекарство. Он рассказывал множество таких удивительных и небывалых вещей. В нашей земле костоправы не способны так лечить. К ране на моем бедре он велел прикладывать жженую шерсть, а фитиля не вставлял. Кроме того, он один раз дал мне съесть какой-то корешок».

Неизвестно, какую роль в исцелении несчастного Тигра сыграла чудодейственная повязка, но уже через несколько дней он снова сидел в седле и чувствовал себя так, как будто его поход не прерывался. Дяди выделили ему новый отряд и послали на штурм Ахси, сами же остались в Андижане. И снова старшие военачальники удержали его от решительной атаки. Так всегда, записал он, поэтому человеку, у которого есть свой план, следует придерживаться его, несмотря ни на что. Нет ничего хуже, чем сожалеть об утраченной возможности.

После этого случился ряд непредвиденных событий. Обороной Ахси командовал шейх Баязид, младший брат Танбала, когда-то возглавлявший символическое войско, направленное в помощь Тигру к стенам осажденного узбеками Самарканда. Теперь Баязид прислал к Бабуру лазутчика, настойчиво предлагая ему тайно явиться в крепость с надежной охраной, чтобы снова принять Баязида к себе на службу. Такое предложение означало победу над хорошо укрепленной Ахси. Бабур серьезно задумался над ним.

«Цель этих призывов заключалась в том, чтобы любой хитростью разлучить меня с ханами; ведь если я расстанусь с ними, ханы не смогут более стоять под Андижаном. Эти приглашения делались с согласия его старшего брата, Танбала. Расстаться с ханами и заключить союз с этими людьми мы считали невозможным. Я намекнул ханам об этих приглашениях. Ханы говорили про меня: «Пусть идет! Пусть любым способом захватит Баязида!» Подобное коварство и хитрость не соответствовали нашим правилам и обычаям, тем более что у меня с Баязидом был заключен договор. Как же можно столь вероломно его нарушить? Мне пришло на ум, что нам следует каким-нибудь образом проникнуть в Ахси: или мы отторгнем Баязида от Танбала и он перейдет на нашу сторону, или дело обернется как-нибудь иначе, благоприятно для нас».

Горький опыт не научил сына Омар Шейха полагаться в интригах только на собственный рассудок. Как обычно, пытаясь сформулировать свои истинные желания, Бабур начал спорить с собой. Приняв решение, он больше не пытался обнаружить расставленные для него ловушки.

«Мы послали к Баязиду человека и заключили договор и условие. Шейх Баязид позвал нас в Ахси, мы пошли. Шейх Баязид, выйдя навстречу и приведя с собой также моего младшего брата Назира-мирзу, впустил нас в крепость Ахси. Мне назначили стоянку и жительство в наружных укреплениях, в домах моего отца. Я пошел и водворился там».

Это был тот самый дом, встроенный в каменную стену замка, над скалой, с которой Омар Шейх совершил свой смертельный полет вместе с голубятней. Бабура не насторожило то обстоятельство, что покои самого Баязида находились во внутренних пределах крепости, – забыв обо всем, он принялся с интересом изучать свое жилище, полное воспоминаний о тех днях, когда он был двенадцатилетним мальчиком. Усыпальница его отца была установлена в миниатюрном садике; в амбразурах крепостной стены все так же важно расхаживали голуби. Старые слуги радостно бросились к его ногам; к тому же он должен был столько всего обсудить с мальчиком – своим братом.

Теперь совершенно ясно, что Бабур жил настоящим моментом; очевидна также его натянутость в отношениях с ближайшим окружением. Оказавшись на дороге, он мог неожиданно затеять скачки; завидев тенистую лужайку с бегущим по ней ручьем, он хотел спешиться, чтобы полюбоваться видом. Ни один монарх в истории не был способен так детально описать, что происходило вокруг него во время неожиданной ночной атаки конницы. Но теперь, вернувшись в дом своего детства, когда рядом с ним был Назир, он больше не пытался связаться с ханами и вообще не слишком задумывался о судьбе своей долины. Находясь под защитой приветливого Баязида, своего ровесника, Бабур не тревожил себя размышлениями о том, что Баязид занимал охраняемую крепость и городской мост, в то время как его собственные приближенные скучились на рыночной площади и в лагере за городской чертой, а сам он взгромоздился на шаткий насест на самой вершине скалы. Ловушка, в которую он угодил, была готова захлопнуться.

Танбал, неудержимо рвавшийся к Андижану, попросил помощи у узбеков, и из Самарканда в долину двинулось войско Шейбани-хана.

С известием о приближении узбеков жизнь в долине изменилась, как узор в калейдоскопе. Оба хана – не имевшие возможности связаться с Бабуром – с сугубо монгольской предусмотрительностью проворно снялись с места. Вместо того чтобы переправиться через реку Сыр и пройти мимо Ахси, они направились вдоль реки к переправе у Ходжента. Младший хан был справедливым и благочестивым правителем, но его войско, как обычно, грешило мародерством, и во время отступления монголов встречали разъяренные местные жители, с оружием в руках требовавшие вернуть им имущество. Как всегда, умудренные опытом узбеки делали ставку на то, что Тимуриды и монголы расстанутся, перессорившись между собой.

Даже когда Бабур услышал о приближении узбеков, хитроумный Баязид сообразил, какую следует разыгрывать карту. (Спешивший к Ахси Танбал вел за собой несколько тысяч воинов.) Баязид доставил к Бабуру раскаявшегося ренегата Джахангира. Это наложило на Бабура серьезную ответственность. Теперь все трое сыновей Омар Шейха оказались загнанными в дом на скале. Достаточно было трех взмахов меча, чтобы жизнь трех его наследников оборвалась, как оборвалась жизнь их двоюродных братьев. Бабур, однако, не скрывал своей радости от неожиданной встречи с братьями.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.