Глава I Таинственные иероглифы

Глава I

Таинственные иероглифы

«Стоит столб дивный из единого камня иссечен, четверогранен, в высоту будет сажен двенадцать, а на нем письма вырезаны кругом от низа и до верха, неведомо какие: сабли, луки, рыбы, головы человечьи, руки, ноги, топорки… сказывают, будто некоторая мудрость учинена».

(«Хождение» Арсения Суханова, 1651 год)

Древние греки были народом любознательным. Немудрено, что их внимание с давних пор привлекали гигантские пирамиды Египта, колоссальный сфинкс, высеченный из скалы, гигантские статуи и, наконец, рисуночные знаки, изображавшие людей, животных, растения, небесные светила, домашнюю утварь, орудия, инструменты, здания и странные фантастические существа, полулюдей-полузверей. Эти знаки уже в эпоху античности нарекли иероглифами — священными письменами.

Чужими языками греки не интересовались, считая их варварскими, а иероглифы столь резко отличались от привычных грекам букв, что в эпоху античности прочно сложилось мнение: письмена эти «непосвященным» не могут быть известны, скрывают же они тайны египетских жрецов, которые «обладали большими сведениями в науке о небесных явлениях», но поскольку они «были люди скрытные и не склонные передавать свои знания другим», «варвары скрыли большую часть своих знаний» посредством загадочных письмен. Например, у Апулея говорится, что «чудные письмена египетские» скрывают «в коротких словах весь смысл и все содержание священных таинств и молитв; из них одни изображены в виде различных зверей, другие составляют из себя неразрешимый узел, иные совсем круглые, наподобие колеса, иные развиты различным образом; и сие единственно, дабы непосвященные, будучи любопытны, не могли ничего понять в сиих книгах».

Подобного же взгляда придерживались и другие античные авторы. Подтверждением ему, казалось, служил объемистый трактат в двух томах, написанный египетским жрецом Гораполлоном в IV веке н. э. В нем давалось объяснение многим десяткам иероглифов, которые, по словам Гораполлона, египтяне не читали, как читаем мы буквы или знаки в слогах, а «толковали», причем, как правило, это толкование было символическим: догадаться о значения иероглифа по его внешнему виду невозможно. Например, иероглиф, изображающий зайца, следовало читать не как «заяц», а как «открывание», ибо «это животное всегда держит глаза открытыми». Иероглиф, изображающий гуся, читается, как «сын», ибо «эта птица является самой чадолюбивой». Чтобы передать понятие «год», египтяне, согласно Гораполлону, «рисуют пальму из-за того, что дерево это единственное из всех, которое рождает одну ветку с восходом луны, так что в 12 пальмовых ветвях укладывается год».

Вот еще несколько толкований иероглифов, данных Гораполлоном.

«Желая изобразить человека, равным образом справедливого по отношению ко всем, они рисуют перо страуса, ведь это животное имеет перья со всех сторон равные в отличие от перьев других птиц».

«Изображая немоту, они пишут число 1095, каковое есть утроенное время года, ввиду того что год состоит из 365 дней; ребенка, не научившегося говорить в это время, они считают лишенным дара речи».

Подобные туманные и символические объяснения вполне отвечали тому духу таинственности, который окутывал Египет в сознании людей античности, а затем Средневековья, Возрождения и даже Нового времени. Как отметил академик В. В. Струве, «жрец Гораполлон из Нилополиса создал вокруг египетского иероглифического письма плотную завесу мистицизма». И всякий, кто пытался проникнуть в тайну египетских письмен, считал твердо установленным фактом: иероглифы нельзя читать, можно лишь толковать смысл изображения. Именно таким путем пошел в XVII веке живший в Риме ученый — иезуит Афанасий Кирхер. В Риме и по сей день на некоторых площадях возвышаются египетские обелиски, покрытые иероглифами. Они были некогда вывезены из Египта завоевателями-римлянами, затем преданы забвению, а в эпоху Возрождения, по приказанию пап, воздвигнуты на площадях «во славу непобедимого креста» — их верхушки были украшены крестом и папским гербом.

Афанасий Кирхер выпустил обширный труд, посвященный переводу египетских надписей и толкованию отдельных иероглифов. Как выяснилось позже, все эти толкования и переводы были плодом фантазии, перед которой бледнели самые глубокомысленные объяснения жреца Гораполлона. Так, царский титул «автократор» был прочтен им фразой: «Осирис — создатель плодородия и всей растительности, производящую силу которого низводит с небес в свое царство святой Мофта»; слова «Осирис говорит» — как «Возвращение к жизни всех вещей после победы над Тифоном, влажность природы благодаря бдительности Анубиса», а группу иероглифов, передающую имя «Цезарь Домициан Август», Кирхер объяснил настолько мудреной и путаной фразой на-латыни, что, говоря словами Шампольона, ее трудно и перевести «из боязни не уловить мысли Кирхера, если предположить, что он сам вкладывал в них (то есть в свои слова) таковую».

Расшифровки иероглифов труды Кирхера не дали. Зато мы можем ныне расшифровать сами работы Кирхера, показать, откуда он взял значения знаков. Например, иероглиф, изображавший глаз (и в действительности читавшийся как существительное «глаз» или глагол «делать»), Кирхер читал «бдительность Анубиса»; знак, символически изображавший воду (читавшийся «и»), был прочитан «влажность природы» и т. п. Словом, везде у Кирхера мы видим не собственно чтение знаков, а их толкование в виде отдельных слов и целых фраз. И все-таки Кирхер внес существенный вклад в расшифровку иероглифов, — только не своими «переводами», а указанием на то, что лишь коптский язык поможет проникнуть в тайну древних письмен страны пирамид.

Слово «копт» происходит из арабского «кубт», что означает «египтяне». Так стали называть жителей долины Нила арабы-мусульмане, завоевав Египет. А так как население страны еще в первые века нашей эры сменило древних богов на христианского, то «кубт» означало и «египтянин» и «египтянин-христианин». Постепенно египтяне принимали ислам и переходили на арабский язык. Однако египетские христиане сохраняли не только религию, но и древний — коптский — язык, потомок древнеегипетского. Правда, сфера его употребления неуклонно сужалась, пока он не остался лишь в богослужении. Современные копты, то есть египтяне-христиане, изъясняются по-арабски, и только священники понимают тексты, написанные по-коптски.

Афанасий Кирхер первым понял, что коптский язык является ключом к языку древних иероглифов. И он, по существу, был первым коптологом, зачинателем изучения коптского языка в Европе. Кирхер издает (вернее — переводит с арабского и коптского) грамматику и словарь коптов, затем появляются труды других европейских филологов, посвященные коптскому языку, которые сыграли большую роль в дешифровке иероглифов Египта. Но это было позднее, уже во времена Шампольона. А в XVII и XVIII веках труды Кирхера не прояснили, а лишь покрыли еще большей таинственностью загадку сфинкса.

Кирхер озаглавил одну из своих книг «Египетский Эдип», прозрачно намекая читателю, что ее автор и является Эдипом, наконец-то разгадавшим тайну иероглифов. Вслед за ним появляются новые «Эдипы», которые к «тайнам египетским» добавляют еще и «тайны коптские». Знаменитый авантюрист и фокусник, известный под псевдонимом «граф Калиостро», выдает себя за «Великого Копта», который-де посвящен во всей тайны древних жрецов. Граф Сен-Жермен, личность в XVIII веке не менее известная, утверждает, что он вообще является… современником древних египтян, ибо лет ему от роду около двух тысяч. Француз де Гинь полагает, что «древние китайские письмена должны дать нам истолкование памятников Египта», ибо египтяне и китайцы — это один народ, а посему «древний китайский словарь становится для нас египетским словарем».

Появляются гипотезы (вплоть до XIX века) о том, что религия египтян — это древняя иудейская религия, а «еврейский язык был тем языком, на котором говорили в Египте в ту эпоху, когда под предводительством Моисея евреи покинули эту страну после четырехсотлетнего в ней пребывания». И вот в иероглифических надписях начинают отыскивать псалмы Давида и главы из Библии, причем рисуночные знаки трактуются как буквы, передающие слова еврейского языка.

Выходят в свет труды, где утверждается, будто письмена Египта вообще нельзя прочесть, ибо иероглифы — это всего лишь «многочисленные эмблемы, относящиеся исключительно к астрономии, календарю и земледельческим работам», и даже просто орнамент, который египетские жрецы выдавали доверчивым грекам за письмена, им одним доступные. Немецкий профессор Самуэль Симон Витте посчитал и пирамиды, и обелиски Египта… результатом вулканических извержений; надписи же на них — это плод работы особых улиток-квмнеточцев!

Не следует, однако, считать работы ученых XVII и XVIII веков сплошной фантастикой и бредом. Даже в труде Гораполлона содержалось рациональное зерно, многие знаки, приведенные в нем, читаются правильно. Например, иероглиф, изображающий гуся, и в самом деле читается как слово «сын» (но, разумеется, не потому, что «гусь — самая чадолюбивая птица», а просто в силу сходства звучания этих слов в египетском языке). Де Гинь, несмотря на все фантазии о китайцах и египтянах, верно определил значение овальных рамок (картушей), окружающих некоторые группы иероглифов, — они служили для выделения имен фараонов. К этому же выводу пришел и датский ученый Соэга.

Словом, в работах ученых, предшествовавших подлинной дешифровке письмен Египта, можно найти верные и интересные мысли, наблюдения, выводы. Но они терялись среди произвольных, основанных только на голой «идее» построений (вроде родства египтян и китайцев) в необузданном фантазерстве. Во-первых, потому, что и уровень знаний в XVII–XVIII веках был невысок: по сути дела, в ту эпоху нельзя говорить ни о лингвистике, ни об археологии, ни об истории как о настоящих науках — они родились позднее, в XIX веке. А во-вторых, исследователи не имели «точки опоры»: египетских текстов (или хотя бы одного текста), которые сопровождались бы параллельным текстом, написанным на известном языке известными письменами (так называемая билингва — двуязычная надпись). И лишь на рубеже XVIII и XIX столетия посчастливилось найти эту «точку опоры».

В середине июля 1799 года, во время военной экспедиции Наполеона в Египет, на левом берегу западного (Розеттского) рукава Нила была обнаружена черная базальтовая плита, покрытая письменами. Это был ставший знаменитым «Розеттский камень», на котором, образно говоря, выросло стройное здание египтологии, возведенное в течение прошлого и нынешнего веков. Вот как описан он в официальном донесении, посланном военными властями в Каир (камень был найден во время земляных работ по сооружению форта):

«Верхняя надпись, значительная часть которой отломана, содержит четырнадцать строк иероглифов, фигуры которых, размером в 6 линий, расположены слева направо, следуя не общему для восточных языков направлению, а направлению наших европейских языков.

Вторая надпись, под иероглифической частью, наиболее полная. Она состоит из 32 строк алфавитных письмен, которые следуют в обратном направлении по отношению к верхней надписи, и характер ее не известен.

Третья часть, расположенная непосредственно под двумя предшествующими, является греческой надписью, выполненной архаическими буквами. Она содержит 54 строки, последние из которых лишены большей или меньшей своей части вследствие того, что от одного из нижних углов отломан треугольный кусок».

Уже из текста этого первого сообщения, сделанного офицерами армии Наполеона, видно, что его авторы поняли огромное значение находки. Все три надписи на камне передают одно и то же содержание, причем последняя, нижняя, сделана греческими буквами на греческом языке. А это означает, что, опираясь на известный текст, можно попытаться найти ключ к двум другим текстам, написанным письменами неизвестными, в том числе и египетскими иероглифами. Недаром французский генерал Мену тотчас же приказал перевести греческий текст, начертанный на камне, а выходивший в Египте журнал «Вестник Египта» высказал надежду, что Розеттский камень «наконец даст ключ» к иероглифическим письменам.

«Средний текст» Розеттского камня оказался выполнен не сирийским письмом, как это предполагали на первых порах, а разновидностью письма египетского, ныне называемого демотическим. В греческом тексте говорилось, что надпись высечена на камне «священными, народными и эллинскими буквами». С давних пор иероглифы именовались античными авторами «священными письменами»; значит «народным» было демотическое письмо. Так как средняя часть камня была наименее повреждена, а знаки ее очертаниями походили на восточные письмена, исследователи различных стран прежде всего занялись демотическим текстом. Наибольшего успеха достигают француз Сильвестр де-Саси и швед Иоганн Давид Окерблад.

В греческом тексте Розеттского камня встречаются собственные имена (Птолемей и другие). Значит, эти имена должны быть и в демотическом, и в иероглифическом тексте — ведь содержание всех трех текстов одинаково. Чтобы отыскать их в демотическом тексте, де-Саси вооружился… циркулем. С его помощью он установил пропорцию между 54 строками греческого текста и 32 строками демотического, а затем нашел соответствия — места в строках — имен в греческой и демотической записи. Когда были найдены имена, вслед за этим удалось разложить их на отдельные знаки и звуки, то есть определить чтение алфавита, с помощью которого в демотическом тексте записывались имена Птолемей, Александр и другие.

Окерблад продолжил изыскания де-Саси. Он отыскал не только имена, но и дал прочтение нескольких египетских слов. «Точкой опоры» при этом ему служили, с одной стороны, коптские слова, а с другой — алфавитные знаки, служившие для передачи собственных имен.

Однако иероглифическая часть надписи оставалась тайной за семью печатями. Де-Саси пришел к выводу, что «успех подобного рода изысканий является скорее результатом счастливого стечения обстоятельств, чем следствием упорной работы, которая иной раз заставляет принимать иллюзию за действительность». Подобный вывод, естественно, вдохновил новых «Эдипов» на подвиги дешифровки, которую можно — и даже нужно — делать очень быстро, без «упорной работы». Граф Палин за одну неделю написал брошюру, посвященную иероглифам Розеттского камня. Причем расшифровка потребовала, по его собственному признанию, всего одну ночь! Палин «поспешил изложить и довести до сведения читателей мысли, возникшие у него сразу же, как только он получил указанный памятник, дешифрованный им за одну бессонную ночь. Он думал тем самым уберечь себя от систематических ошибок — неизбежного следствия длительных размышлений». Основным же методом при исследовании египетских текстов Палин, кроме «бессонной ночи», предлагал… переписку китайскими иероглифами псалмов Давида. Комментарии, как говорится, излишни.

Дешифровка зашла в тупик… Но тупик был временным. В мае 1814 года в Британском Королевском обществе антикваров зачитывается письмо Томаса Юнга, где изложены новые идеи, позволяющие перекинуть мост от демотической к иероглифической части Розеттского камня. Прежде считалось, что «народные» письмена написаны сплошь алфавитными знаками, в то время как «священные» знаки передают не звуки, а слова и понятия. Юнг доказал, что это не так. Демотическое письмо — это просто скорописный вариант иероглифики, а не особое письмо. И если нам удастся найти недостающие звенья между скорописью и иероглификой, то «мы будем в состоянии сделать обратный перевод всей скорописи Розеттского камня на отчетливые иероглифы и, таким образом, сравнить ее со множеством других памятников».

Греческий текст Розеттского камня помог проникнуть в тайну «народных» письмен. Юнг предлагал сделать следующий шаг: с помощью письма демотического попытаться решить тайну письма иероглифического. И своими работами показал, что этот, путь является весьма перспективным. Ему удалось правильно определить значение более 70 иероглифов или иероглифических групп, найти имена Птолемея и Береники, начертанные иероглифами, и, разложив их на звуки и знаки, отыскать чтение алфавитных иероглифов, наподобие тому, как это сделал де-Саси по отношению к именам в демотической части текста.

Казалось бы, ключ найден: теперь надо отыскивать, опираясь на чтение установленных алфавитных иероглифов, отдельные слова и читать их с помощью коптского языка. Но слишком уже невероятной казалась мысль о том, что принцип буквенного письма соблюдается и в иероглифах! Ведь их было несколько сотен — ни в одном языке мира не существует такого числа различных звуков. Да и Гораполлон, и Кирхер, и все другие авторитеты в один голос утверждали, что знаки письмен Египта передают не звуки, а слова и понятия. Де-Саси и Окерблад ошибочно полагали, что демотическое письмо — целиком алфавитное. Юнг, показав их ошибку, впал в противоположную крайность — он стал считать, что алфавита не было у египтян ни в скорописном, демотическом, ни в иероглифическом письме.

Но ведь самому Юнгу удалось установить ряд алфавитных знаков, которые передавали имена Птолемея и Береники! Юнг объяснял это так: попав под влияние греков, древние жители долины Нила заимствовали у них идею алфавита, в качестве буке избрали рисуночные иероглифы, но писали с их помощью не свои — египетские — слова, а лишь греческие имена. В тексте Розеттского камня имена Птолемея и Береники заключены в овальные рамки — картуши. Это, по мысли Юнга, лишь подчеркивает, что иероглифы применены в данном случае условно в качестве букв. Вне овалов, в египетском тексте, они могут иметь совсем иное чтение, являясь уже не буквами, а знаками для слов или понятий. И ключом к иероглифике они служить никак не могут.

Расшифровать иероглифы удастся не скоро — таков был вывод Томаса Юнга…

К счастью, совершенно неправильный.