Наследник престола и его супруга

Наследник престола и его супруга

Когда волнение, сопровождавшее восшествие на престол императрицы Елизаветы Петровны, утихло и все лица, виновные в продолжительном удалении ее от наследства, так справедливо принадлежавшего ей и по праву рождения, и по духовному завещанию ее родительницы, были наказаны, приверженцы, показавшие ей столько усердия и преданности, были награждены. Главными из них, кроме Лестока, получившего при этом чин действительного тайного советника и должность первого врача при дворе, были графы Разумовский и Воронцов, два брата Шуваловы и камер-юнкер Балк. Все они были награждены чинами и почестями. Но отличную награду получили те Преображенцы, которые усерднее всех помогали правому делу царевны. Рота их была названа Лейб-компанией[358]; все унтер-офицеры и рядовые стали в ней дворянами; тем же из них, которые были уже дворянами, к старым гербам были даны новые. Звание капитана этой роты приняла на себя сама императрица; капитан-поручиком[359] стал служивший в Русской службе генералом принц Гессен-Гамбургский; поручиками — камергеры Разумовский и Воронцов; подпоручиками — камергеры Александр и Петр Иванович Шуваловы. Новая императрица обратила свое внимание и заботу на то, чтобы отнять у вельмож возможность совершать несправедливости, и назначением наследника престола упрочила будущее счастье и безопасность народа.

Гренадер лейб-компании с 1742 по 1762 год. Рисунок 1841 г.

Елизавета Петровна, имея несчастье со смертью принца Голштинского, епископа Любского, лишиться жениха, любимого ею и избранного ее родительницей, решилась никогда не вступать в супружество. Итак, надо было избрать лицо, ближайшее после нее к великому преобразователю России, и это был родной сын ее старшей сестры, Анны Петровны, герцог Голштинский Карл Петр Ульрих. Он был владетельным принцем Шлезвиг-Голштинского герцогства, но что значило оно в сравнении с неизмеримым царством России, где, кроме величия, его ожидала и искренняя привязанность нежной тетки? Уверенная, что он согласится оставить свое германское владение ради Русского престола, императрица тотчас по восшествии на престол отправила к нему с лестным предложением барона Корфа. И она не ошиблась: в начале февраля 1742 года герцог, только что достигший в это время четырнадцатилетнего возраста, был уже в Петербурге. Императрица приняла его с восторгом. Каждый день она искала возможность показать ему свою любовь: то жаловала его орденами, то ордена украшала бриллиантами, то возвышала его чинами; так, через пять дней после своего приезда он был уже подполковником Преображенского полка.

Но, утешаясь своим будущим наследником, Елизавета Петровна в то же время думала о том, чтобы завершить его воспитание так, как прилично было для наследника Русской короны, и почти с первых же дней его приезда были назначены к нему три наставника: Симеон Тодорский, бывший потом епископом Костромским, Исаак Веселовский и профессор Штелин. Первый учил его Греко-российскому закону, второй — Русскому языку, третий — истории и математике. Таким образом, большая часть времени принца посвящалась ученью; оно было прервано на некоторое время только путешествием всего двора в Москву на коронацию и праздниками в связи с этой коронацией, которая, по словам историков, проходила с пышностью, дотоле не известной в России.

Увеселения при дворе состояли в великолепных иллюминациях и фейерверках, в спектаклях Итальянской оперы и маскарадах, которые иногда продолжались несколько вечеров подряд. В то время, когда вельможи и дворянство восхищались светскими удовольствиями, простой народ не меньше их веселился на Московских площадях, где были расставлены в виде красивых пирамид жареные быки, начиненные птицами и рыбами, окруженные грудами хлебов, калачей и пирогов. Представьте еще при этом фонтаны, которые били не водой, а красным и белым вином, и вы будете иметь полное представление об удовольствии веселившихся.

Е.Е. Лансере. Императрица Елизавета Петровна в Царском Селе. 1905 г.

Елизавета была вспыльчивой в отца и не умела сдерживать себя в минуты раздражения.

Она могла собственноручно ударить придворного по щекам и обладала доведенной до виртуозности способностью браниться. Однако такие вспышки гнева не влекли за собой серьезных последствий для тех, кто им подвергался.

Радость двора и народа при торжественных праздниках коронования Елизаветы еще не утихла, как новые причины подали случай к новому веселью: война, начатая Шведами в правление Анны Леопольдовны за Выборгскую провинцию, хотя и заканчивалась на короткое время перемирием при вступлении на престол Елизаветы Петровны, но вскоре потом опять возобновилась от неумеренных требований Шведов и с мая продолжалась с самым блестящим успехом для Русских. Императрица почти беспрестанно получала из Финляндии известия о победах фельдмаршала Ласси над генералом Левенгауптом. Правда, эти победы доставались довольно просто нашему фельдмаршалу: в Шведском правлении был тогда величайший беспорядок. Королева и сестра Карла XII, Ульрика-Элеонора, незадолго перед тем скончалась, оставив на своем престоле супруга, старого и слабого принца Гессенского, пользовавшегося только именем короля. Детей у них не было, и поэтому вельможи королевства после смерти своей государыни занялись избранием наследника, который бы принял правление после кончины ее супруга.

Обратив все свое внимание на этот важный выбор, они плохо распорядились военными действиями против России, и, отняв полную власть у главнокомандующего их войсками в Финляндии Левенгаупта, они приказали ему составить военный совет, который бы рассматривал и решал все дела армии. В этом совете заседали даже все полковники, находившиеся в это время в войске. Многочисленность влекла за собой появление разногласий во мнениях и промедление в делах, и это было главной причиной неудач Левенгаупта и счастливых успехов фельдмаршала Ласси — успехов, дошедших, наконец, до того, что Швеция не только уже не требовала назад Выборга, но уступала России еще одну свою провинцию[360], а именно Кюменегардскую[361] с тремя находившимися в ней городами: Нейшлотом, Вильманстрандом и Фридрихсгамом. Таким образом река Кюмень стала границей между двумя государствами, и в городе Або 16 июня 1743 года был заключен мир.

Императрица Елизавета Петровна.

28 апреля 1742 г. состоялась коронация Елизаветы Петровны. Сразу после коронации был издан Манифест о назначении наследником престола племянника императрицы, герцога Голштинии Петра. В 1744 г. императрица Елизавета стала проявлять заботу о женитьбе своего племянника и в качестве невесты выбрала Софию Фредерику Августу, дочь принца Ангальт-Цербстского, находившегося на Прусской службе.

Между тем верховные чины Швеции, занимавшиеся избранием наследника престола, после продолжительных рассуждений остановили единодушно свой выбор на том же самом принце Голштинском, которого и Россия с любовью приняла на свой престол. Шведы, хотя и знали уже о приезде его в Россию и о том восторге, с которым Русские по справедливости приняли внука своего великого государя, но все еще думали, что Немецкий принц, не привыкший к Русским нравам и обычаям, предпочтет престол в стране, имеющей более сходства с его Отечеством, и для того отправили к нему своих послов с предложением Шведской короны. Эти послы, которыми были граф Бонде и бароны Гамильтон и Шафер, приехали в Москву, где находился в это время молодой герцог. Он был тронут этой лестной честью, ему оказанной, благодарил усердных Шведов, но отказался от их предложения как уже избранный наследник Русского престола, готовившийся принять Греческую веру и вместе с ней присягу в верности своим будущим подданным. Все это в самом деле исполнилось в ноябре 1742 года, и после крещения принц уже назывался великим князем Петром Федоровичем.

Л.О. Пастернак. Торжественная встреча императрицы Елизаветы Петровны графом А.Г. Разумовским в Гостиницах в июле 1745 года.

В 1744 г. в Москве императрица Елизавета Петровна сочеталась морганатическим браком* с певчим Придворной капеллы Алексеем Григорьевичем Разумовским, возведя его в графское достоинство.

Император Петр III. Гравюра 1850 г.

Петр III Федорович (1728–1762) — российский император, внук Петра I, сын Анны Петровны (дочери Петра I). В 1742 г. императрица Елизавета объявила его наследником престола. В 1745 г. Петр III вступил в брак с принцессой Софией Фредерикой Августой — будущей императрицей Екатериной II. Для Петра III в Ораниенбауме специально был построен дворец и потешная крепость.

Елизавета Петровна, всегда сильно привязанная к своему племяннику, полюбила его еще больше с того времени, когда после принятия Греческой веры он стал в ее глазах совершенно Русским князем. С нежностью заботясь о его судьбе, она заранее желала устроить его семейное счастье и поэтому раньше, чем ему исполнилось 16 лет, уже начала думать о той, которая со временем должна быть его супругой. Ее выбор остановился на принцессе Амалии, сестре одного из умнейших государей того времени, Прусского короля Фридриха II, но неизвестно по каким причинам он не мог согласиться на этот союз и через своего посланника Мардефельда предложил другую невесту — свою родственницу, принцессу Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую[362]. Ее мать, принцесса Иоанна, была родной сестрой покойного принца, епископа Любского, жениха императрицы Елизаветы, и этого было довольно для чувствительного сердца государыни, чтобы заочно согласиться назвать своей племянницей принцессу Ангальт-Цербстскую, о достоинствах которой уже многие говорили с восхищением.

Все, что может быть величественного и привлекательного в человеке, было во внешности этой принцессы: орлиный нос, прелестный рот, голубые глаза, то горделивые, то чрезвычайно кроткие, темные брови и невыразимо пленительная улыбка. Если рост принцессы и не был очень высоким, то сама она возвышалась величием чела и важностью поступи[363]. Но эта важность исчезала в необыкновенной прелести всех движений, когда молодая принцесса, живая, остроумная, игривая, шутила с окружавшими ее придворными и часто мучила своей резвостью старых надзирательниц. Шутки продолжались до тех пор, пока она замечала, что какая-нибудь из них начинала сердиться, и тогда резвое дитя превращалось снова в то милое, кроткое существо, одна улыбка которого, один взгляд осчастливливали каждого из приближенных.

К.И. Рабус. Спасские ворота в Москве. 1854 г.

Такой была четырнадцатилетняя принцесса София Фредерика Августа, когда в начале 1744 года была привезена своей родительницей в Москву как невеста наследника престола. С восхищением увидели ее и императрица, и ее будущий супруг, и весь двор. Это общее восхищение, удовлетворяя все желания детского сердца принцессы, придавало новую прелесть ее пленительной любезности, которой она очаровала свое новое Отечество. Любимая всеми с первых дней своего появления, она сама так же скоро полюбила всех и, невинная, веселая, наслаждалась с беспечностью младенца всеми удовольствиями, которыми императрица старалась окружить приезжих своих гостей.

Праздники и балы были так великолепны, что, казалось, должны были изумить четырнадцатилетнюю принцессу одного из самых бедных дворов Германии; но этого не чувствовала будущая царица России, ведь для великой души нет ничего необыкновенного. Она смотрела на все, как будто уже имела раньше понятие о чудесах, ею виденных; разговаривала без замешательства с иностранными посланниками и министрами, с вельможами и полководцами; сам ее нрав — откровенный и пылкий — недолго скрывался в принужденности недавнего знакомства с лицами, ее окружавшими, и вскоре явился перед ними во всем своем блеске, во всей своей увлекательной прелести. Все дамы, окружавшие ее, были очарованы ее приветливостью и, привыкнув ранее к важным обычаям придворных, дивились простоте обхождения и еще больше резвости молодой принцессы, которая часто пугала их своими шутками. Например, входя с поспешностью на звон колокольчика в ее комнату, они иногда никого в ней не находили и, с беспокойством обегая глазами все места, где можно было ее увидеть, слышали снова обманчивый звон: он не переставал раздаваться в той же самой комнате. Когда же их удивление готово было перерасти в досаду и ужас, за звоном колокольчика следовал веселый, громкий смех, и прелестная головка Софии Фредерики Августы показывалась из-под ее пышной кровати: там резвая принцесса пряталась, чтобы пошутить над своими приближенными.

Казалось, такие резвость и живость нрава должны были отдалять принцессу от глубокомысленных занятий; но, напротив, в этом-то согласии противоположностей и заключалась главная ее прелесть: веселую и игривую в часы отдохновений, ее видели в высочайшей степени внимательной и прилежной во время уроков. Так же, как и великий князь, жених ее, она училась Греко-российскому закону у Симеона Тодорского, а Русскому языку — у Василия Ададурова. Желание знать Русский язык было в ней особенно сильно, и часто для выполнения заданных уроков она вставала по ночам и проводила несколько часов за книгами в то время, когда все около нее было погружено в глубокий сон. Это неумеренное прилежание едва не стало гибельно для России: встав однажды ночью с постели и без обуви пройдя до письменного стола, принцесса опасно занемогла: двадцать семь дней не было надежды на ее выздоровление. Португальскому доктору Саншесу она была обязана своим спасением, а наше Отечество обязано ему счастьем.

К июню того же 1744 года София Фредерика Августа так хорошо уже знала Греческий закон, что могла принять крещение и миропомазание, после которых уже называлась великой княжной Екатериной Алексеевной. На другой день после крещения приходится ее обручение с великим князем; свадьба же состоялась 21 августа 1745 года. Будучи невестой, Екатерина ездила с женихом и императрицей в Киев, святые места которого высоко уважаемы были набожной Елизаветой Петровной. Возвращаясь оттуда, великий князь заболел корью[364], а вскоре потом — оспой[365]. Эта жестокая болезнь, против которой в то время еще не делали прививки, оставила такие сильные следы на его внешности, что все черты его лица, прежде довольно привлекательные, так сильно изменились, что составили разительный контраст с прелестным лицом его невесты.

Неизвестный художник. Проспект Летнего дома с северной стороны. Третья четверть XVIII века.

Эта картина является единственным документальным изображением, сохранившим для нас вид великолепного дворца, построенного архитектором Б. Растрелли в 1741–1744 гг. для императрицы Елизаветы. Деревянный дворец был обращен северной стороной к Летнему саду, от которого был отделен рекой Мойкой. Перед дворцом был разбит сад.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.