Глава 7 Жажда успеха
Глава 7
Жажда успеха
Не только фельдмаршал Румянцев был недоволен медлительным движением русской армии в Валахии. Честолюбивый, горящий жаждой успеха молодой генерал-майор Григорий Потемкин тоже возмущался тем, что генерал-аншеф Олиц не проявлял инициативы в борьбе с турецкими войсками. А ему так хотелось отличиться, стать заметным, чтоб весть о его подвигах дошла до Петербурга и отозвалась хоть чуточку в сердце государыни. Он не сомневался в том, что она выделила его из толпы стоящих у трона. И дело не в росте и прекрасной наружности. Таких много и в гвардии, и среди штатских. Смекалка, находчивость, быстрый ум, необыкновенная память, проницательность, умение разбираться в людях, преданность Отечеству и престолу – вот что прежде всего отличало его. И Потемкин верил в свою звезду.
Рано оставшийся без отца, Потемкин вместе с матерью переехал в Москву, где сначала учился в учебном заведении Литкела в Немецкой слободе, а потом – в только что учрежденном университете. Уже в то время ему хотелось выделиться. Но как? То он мечтал скупить все дома за Яузой и построить огромное здание; то заявлял своим товарищам, что непременно станет архиереем или министром. Понятно, эти мечты вызывали лишь иронические улыбки – сыну бедного смоленского дворянина трудно было рассчитывать на достижение подобных целей. Правда, в Москве служил родственник матери Григорий Матвеевич Козловский, занимавший довольно высокий пост президента Камер-коллегии. Вот если бы он помог…
Григорий Потемкин рано распознал механику людских отношений: бедный родственник должен быть почтительным и услужливым. И он всячески помогал детям Козловского – и в учебе, и в будничной повседневности. А сам с увлечением изучал латинский и греческий языки, богословие, поэзию, классическую литературу, философию, страстно любил спорить, доказывать свою правоту. И одно время всерьез подумывал над тем, чтобы посвятить себя монашеской службе, и тщательно вчитывался в богословские книги. Но и увлечение богословскими проблемами его привлекало не само по себе, а как возможность быть первым и «командовать попами». Целыми ночами он просиживал за книгами, а иной раз его заставали спящим в библиотеке на бильярдном столе.
Эта увлеченность принесла первые плоды: за успехи в учебе университетское начальство наградило его золотой медалью. В числе лучших учеников он был направлен в Петербург, где удостоился чести быть представленным императрице Елизавете Петровне.
Блеск и роскошь петербургского двора пленили сердце честолюбивого юноши, и он окончательно решил пробиться к вершинам славы и богатства. Но как? Снова этот мучительный вопрос стал разъедать его душу. Он действительно мог бы стать ученым или монахом и достигнуть вершин на этом пути. Но каким долгим и мучительным казался ему этот тернистый путь! Только к старости он мог достигнуть такого положения, чтобы «командовать попами». А хотелось уже сейчас, сию минуту…
Он забросил занятия в университете, неожиданно срывался из дома, ходил по монастырям, часами беседуя с монахами о догматах веры. Полюбилось ему беседовать с архиепископом Крутицким и Можайским Амвросием Зертис-Каменским, о котором впоследствии напишут, что «Амвросий имел просвещенный ум; был чужд всякого суеверия и лицемерия; в обхождении со всеми учтив; к подчиненным строг, но правосуден; к высшим почтителен, к низшим снисходителен, к разным благосклонен, а в подавании милостыни бедным, особливо странным и пришельцам, был щедрым без тщеславия… судия нелицеприятный, любитель наук и покровитель учащихся; в дружбе искренен и в трудах неутомим…». Великолепно знал греческий и латинский языки, сам переводил богословские книги, занимался историей российской церкви. Но больше всего юного Потемкина привлекала его библиотека с редчайшими книгами, подаренная Елизаветой Петровной.
Не раз отец Амвросий благожелательно выслушивал честолюбивые мечтания Григория Потемкина, чувствовал томления искавшей выхода богатой натуры. И посоветовал ему пойти проторенными в то время путями быстрого восхождения к славе и успеху – стать военным и на этом пути дерзать. В то время шла еще война с Пруссией, и многие молодые люди сделали успешную карьеру на военном поприще. Вот как Петр Румянцев…
К тому времени Григорий Потемкин был исключен из университета «за нехождение». Узнав об этом, он снова пришел к преподобному Амвросию и высказал ему заветное желание отправиться служить в Петербург. Но где взять денег хотя бы на первое время? Мать, Дарья Васильевна, ничем помочь ему не могла. И Амвросий поддержал намерение юноши служить на военном поприще и дал ему пятьсот рублей.
Еще в 1755 году Григорий Потемкин, по дворянскому обычаю, был зачислен в конную гвардию, через два года получил чин капрала, а еще через два года – каптенармуса. Во время царствования Петра III обратил на себя внимание фельдмаршала принца Георга Голштинского, взявшего его к себе ординарцем. Но быстротечной оказалась карьера голштинского принца в России: она окончилась вместе с Петром Федоровичем. Хорошо, что Потемкин продолжал служить в конной гвардии, где многие чуть ли не открыто выступали в пользу Екатерины Алексеевны. И тут молодой честолюбец понял, что ему нужно делать, и примкнул к свите Екатерины, когда она, подняв мятеж против законного властителя, направлялась во главе гвардии в Петергоф.
Потемкин часто вспоминал счастливый эпизод, когда на него обратила внимание Екатерина.
…В гвардейском мундире, со шпагой в руке двигалась Екатерина на лихом коне во главе гвардии. Но отсутствие темляка на шпаге, замеченное ею, беспокоило ее. И на эту «мелочь» обратили внимание и другие, но никто не решался предложить ей свой темляк. Пришлось семнадцатилетнему Григорию набраться дерзости и, подъехав к ней, предложить ей свой, унтер-офицерский. Екатерина с благодарностью приняла темляк и продолжала свой путь. Разгоряченный конь Потемкина никак не хотел слушаться своего хозяина и продолжал идти рядом с конем государыни, а это было чрезвычайным нарушением придворного этикета. Но Екатерина улыбнулась, внимательно посмотрела на красивого унтер-офицера, ловко сидевшего в седле, спросила, как его зовут. А память у нее была превосходная… После смерти Петра III она узнала и о том, что среди стражников покойного императора, заточенного в Ропшу, был и Григорий Потемкин, стоявший, как рассказывали очевидцы, у дверей той комнаты, где скончался император.
Корнет, подпоручик, камер-юнкер, 2 тысячи рублей наградных, поездка в Стокгольм с известием о восшествии на престол императрицы Екатерины II, поручик, камергер, служба в Синоде, наконец, высокий чин секунд-ротмистра конной гвардии – вот ступеньки его пути возвышения при дворе. Но это не удовлетворило его. Он хотел большего, удача братьев Орловых, получивших, казалось бы, все земные блага, на которые могли рассчитывать выходцы из бедной дворянской семьи, не давала ему покоя. Он знал о слабости Екатерины II, неравнодушной к красивым сильным мужчинам. И, бывая при дворе, стремился любым путем обратить на себя ее внимание. Григорий Орлов как-то рассказал Екатерине о великолепном умении Потемкина подражать чужим голосам, и она пожелала убедиться в этом. И смеялась до слез, когда Потемкин, отвечая на вопросы, в точности скопировал ее голос, вплоть до тончайших оттенков.
Это свидание окрылило Григория, вдохнуло в него еще большую уверенность, что Екатерина неравнодушна к нему, что он ей нравится. По свидетельству очевидцев, он старался ловить ее взгляды, тяжело вздыхал при виде ее, давая понять всю безнадежность своей влюбленности, дожидался в коридоре дворца и, когда она проходила, падал на колени и, целуя милостиво поданную руку, успевал сказать комплименты, смысл которых был для нее совершенно ясен. Но в то время сердце ее было безраздельно занято красавцем Григорием Орловым, за которого она всерьез подумывала выйти замуж, – так она его любила.
Вскоре на эти воздыхания обратили внимание братья Орловы, не терпевшие соперничества ни в кулачном бою, ни в картах, ни в застольях, ни в любовных утехах. Они задумались над тем, как устранить со своей дороги вполне возможного соперника. Но тут «помог» им несчастный случай: настойчивый воздыхатель лишился глаза (разное говорят об этом в мемуарах). С ужасом увидел он свое обезображенное лицо. Почти полтора года молодой Потемкин не выходил из дома, погруженный в чтение книг не столько из-за природной любознательности, сколько чтобы отвлечься от своего несчастья.
Возвращение ко двору, последовавшее после этого добровольного затворничества, ничуть не обрадовало Потемкина: по-прежнему там царствовал Григорий Орлов, еще более вошедший за это время в силу. Потемкин затосковал… И начало войны с Турцией воспринял как избавление от тоски и возможность отличиться и обратить на себя высочайшее внимание.
24 мая 1769 года, находясь в ставке князя Прозоровского, Григорий Потемкин обратился с письмом к императрице, в котором изъявил желание «кровь пролить» для славы ее величества. «Сей случай представился в настоящей войне, и я не остался в праздности», – писал он.
Григорий Потемкин был произведен в генерал-майоры и провел несколько успешных самостоятельных операций против турок. На смелого, инициативного генерала обратил внимание Румянцев и после знаменитых своих побед при Ларге и Кагуле писал в реляции Екатерине II: «Ваше Величество видеть соизволили, сколько участвовал в действиях своими ревностными подвигами генерал-майор Потемкин. Не зная, что есть быть побуждаемому на дело, он сам искал от доброй своей воли везде употребиться. Сколько сия причина… преклонила меня при настоящем конце кампании отпустить его в С.-Петербург во удовольство его просьбы, чтобы пасть к освященным стопам Вашего Императорского Величества».
Но напрасно поспешил Потемкин в Петербург. Место возле Екатерины еще не освободилось. Братья Орловы крепко держались в Зимнем дворце. Свою чесменскую победу торжественно праздновал Алексей Орлов, прибывший со Средиземного моря и пышно встреченный царским двором.
Время Потемкина еще не пришло. И он с еще большей ревностью отдался воинской службе. Тем более, что Румянцев назначил его командовать отдельным отрядом, действующим за рекой Ольтой. Большое доверие оказал ему фельдмаршал. И Потемкин старался оправдать это доверие. Тем более, что у него возникла определенная надежда, потому что вернулся в армию он не с пустыми руками. «Вручителя сего, господина генерал-майора Потемкина, я Вам рекомендую как человека, наполненного охотою отличить себя… – писала Екатерина II фельдмаршалу Румянцеву 23 ноября 1770 года «в собственноручном письме». – Также ревность его ко мне известна. Я надеюсь, что Вы не оставите молодость его без полезных советов, а его самого без употребления, ибо он рожден с качествами, кои отечеству могут пользу приносить…»
В том же письме Екатерина II от всего сердца поздравляла Румянцева «с занятием города Браилова».
Потемкин знал о благоволении к нему императрицы и ловил каждый случай, чтобы доказать, что он действительно «рожден с качествами, кои отечеству могут пользу приносить».
Румянцев, назначив его командующим корпусом, предписал ему спешно ехать в город Крайов и приступить к немедленному осуществлению обширного замысла главнокомандующего. Прежний командующий корпусом генерал-майор Кречетников был подвержен болезненным припадкам, и потому многое им упущено. И Потемкину предстояло в полной мере проявить свои организаторские способности.
Прибыв к корпусу, он убедился в том, что действительно местные жители готовы «ратоборствовать против турка», как говорил Румянцев, и отдал распоряжение формировать отряды арнаутов.
«Не так уж много арнаутов в корпусе, но лиха беда начало, потом будет больше, – удовлетворенно размышлял Потемкин, получив очередное донесение об арнаутах. – Как прозорлив фельдмаршал: действительно сей народ храбр и при державе цесарской был отличных способностей для военного дела. Не угасла в нем и природная вера, как турки ни отваживали его от имени Христова. Конечно, больше тридцати лет прошло, как Крайовский банат* отошел по Белградскому миру от Австрии к Турции, и многое здесь изменилось, но воинственный дух в народе трудно истребить… Не так уж много пришлось употреблять способов, чтобы привлечь их к военному ремеслу… Ласковое обращение с ними, обещание воздать по заслугам каждому. А цель у нас должна быть одна – победить турок».
Потемкин занимал обширный дом, в котором разместилась вся его штабная канцелярия. Слуги, ординарцы, флигель-адъютанты – все были под рукой. Стоило шевельнуть, как говорится, пальцем – и любой из них готов был тут же выполнить поручение молодого генерала. Все знали о его честолюбивых замыслах, о его связях при дворе и побаивались его. А он не очень-то распространялся о своих неудачах, больше говорил о встречах в Зимнем дворце, о веселых куртагах, беседах, точно копируя каждого из власть имущих…
Но это не мешало ему реально оценивать складывающуюся обстановку: «Вот фельдмаршал призывает воспалить сердца народные к единодушию с нами, причем не только в стране Крайовской, но и за рекой Дунай, у болгар, сербов и прочих племен веры православной. Но как вдохнуть в них надежду на покровительство и милосердие ее императорского величества? Если б действительно можно было послать за Дунай верных эмиссаров, которые могли б безбоязненно внушать местному населению мысли о скором их избавлении от нечестивого ига магометан, о скорейшем вторжении туда победоносного оружия русского… Надобно найти эмиссаров, способных к военному делу, чтобы они разузнали, в которую сторону знаменитее турки обращают и войско, и все приготовления свои. Как велика их армия и чем они располагают для будущих действий против нас?..»
Потемкин оказался в трудном положении: с одной стороны, фельдмаршал Румянцев полностью передал ему командование корпусом, но одновременно с этим он должен обо всем докладывать генералу Олицу, «как в том краю полному командиру». А старческая медлительность Олица со всей категоричностью юности отвергалась Потемкиным. Такая раздвоенность порой угнетала его, но не надолго – желание действовать побеждало все сомнения, слабости, восполняло нехватку опыта командования столь большими соединениями.
Узнав о взятии Журжи, Потемкин понял, что вскоре действия корпуса Олица будут перенесены к крепости Турново. Это единственное место на левом берегу Дуная, которое все еще оставалось за турками. А фельдмаршал Румянцев поставил главнейшую задачу армии – очистить весь левый берег от неприятеля.
Потемкин не раз посылал небольшие отряды на разведку и из их донесений понял, что турки всерьез взялись за укрепление Турново, вовсе не собираясь покидать этот важный для них стратегический пункт. Более того, сосредоточивают свои силы вверх по Дунаю для того, чтобы, перебравшись на левый берег, совершить нападение на его корпус в районе Крайова.
Потемкин в донесениях Румянцеву обращал внимание на движения больших турецких отрядов вверх по Дунаю, об их попытках перейти на левый берег реки. И тот приказал генералу Олицу выделить Потемкину на усиление пехотный полк, батальон егерей и батальон гренадер. «От отделения такого не оскудеет ваш корпус, – писал фельдмаршал генералу Олицу, – ибо сверх того, что вы можете из внутренних своих постов, которые я вам писал, подвинуть на Дунай, заменить сию убыль, еще вы тем беспечнее останетесь, когда ту часть своей команды, которая ближайшею приходит по положению к лицу неприятеля, приведите в состояние, надежное сопротивляться оному и отвлекти вопреки показанием наступления, ежели бы оной и на ваш край восхотел покуситься».
И это подкрепление Румянцев дал Потемкину не только для защиты, но и для того, чтобы быть готовым к перенесению «оружия нашего на супротивный берег Дуная», чтоб не дать покоя неприятелю.
Но если б только Румянцев давал указания, а то и генерал Олиц пытался руководить действиями Потемкина, что не всегда служило пользе дела. В начале марта он направил корпус к Турново, но потом, узнав, что неприятель скапливается в большом количестве на том берегу Дуная, снова вернул Потемкина в Крайову. А ведь и без этих пустых движений было ясно, что как только корпус уйдет из города, так сразу неприятель воспользуется ослаблением этого места и устремится сюда.
И естественно, Олиц, вернув Потемкина на прежний пост, приостановил свои наступательные движения против крепости Турново, расположенной как раз при впадении Ольты в Дунай. А как быстро можно было б, двинув с двух сторон на крепость войска, овладеть ею! Но Олиц опять промедлил.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.