Отрарская катастрофа

Отрарская катастрофа

И я взглянул, и вот конь бледный и на нем всадник, которому имя смерть, и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли умерщвлять мечом и голодом, мором и зверями лесными.

Апокалипсис, XI, 8

На западе ближайшими соседями и врагами Чингис-хана были государство кара-китаев Западное Ляо (Си Ляо), государство хорезмшахов и Кыпчакские степи (Дешт-и-Кипчак). Государство хорезмшахов (1097–1231) было среди них самым могущественным. В последние десятилетия своего существования оно включало территории Мавераннахра, Хорасана, Мазендарана, Кермана, Персидского Ирака, Азербайджана, Систана и Газны. В начале XIII в., когда на мировую арену вышла монгольская держава, хорезмшах Ала-ад-дин Мухаммед вел войны с кара-китаями и местными владетелями Средней Азии. В 1207 г. он овладел Бухарой, в 1208 г. взял города Герат и Хорезм. В войне с кара-китаями хорезмшах попал даже в плен, но сумел бежать. Он платил дань кара-китайскому гур-хану. Но сила уже была не на стороне кара-китаев.

В 1209 г. в столицу прибыл за данью посол гур-хана Туши. Его наглое поведение (он уселся на султанский престол рядом с хорезмшахом) кончилось для него смертью, посол и его свита были изрублены и брошены в Амударью. Враги сошлись в Иламышской степи, и Аллах даровал правоверным победу над неверными. Кара-китаи бежали, жители столицы гур-хана города Баласагуна закрыли городские ворота и не пускали своих правителей-поработителей. В течение пятнадцати дней гур-хан осаждал свою собственную столицу. Тысячи знатных горожан поплатились жизнями за непокорство, а все жители города были ограблены. Исламский мир оценил победу хорезмша-ха как победу ислама над безбожниками, и хорезмшаху был дарован титул Второго Александра Македонского (Искандер-и Сани) и Двурогого (Зул-Карнайна)[44].

К этому титулу был добавлен еще один – имя сельджукского султана XI в. Санджар, а на печати для подписи указов и документов хорезмшаху вырезали «скромный» текст – «тень Аллаха на земле». В 1212 г. в Самарканде против хорезмша-ха произошло восстание последнего из караханидов Усмана. Хорезмшах казнил Усмана и убил десять тысяч своих новых подданных.

В 1211 г. Кучлук, сын найманского Таян-хана, взял в плен и лишил власти кара-китайского гур-хана. До этого Кучлук пользовался доверием последнего гур-хана Чжилугу и даже был женат на его дочери. Кунку, дочь гур-хана, была женщиной волевой и заставила Кучлука сменить веру и из христианства перейти в буддизм. Кучлук видел, что многие в государстве кара-китаев тяготятся властью гур-хана. Да и хорезмшах, узнав о новом фаворите при дворе гур-хана, вступил с ним в контакт. Когда Кучлук узнал о поражении гур-хана от меча хорезмшаха, «он, со всею поспешностью выступив, напал на него (гур-хана. – Е. К.) в то время, когда войско того было рассеяно, и окружил его. Так как гур-хан не имел другого выхода, он захотел смиренно преклониться перед ним. Кушлук этого не допустил и смотрел на него как на отца, внешне оказывая ему почтение, сам же… захватил в свои руки области Туркестана, которыми владел гур-хан, и его царский сан. Гур-хан спустя два года отдал богу душу от горя, а казнохранилища, имущество, войска и движимое достояние, которые были собраны и накоплены в течение трехсот пяти лет, – все это попало в руки Кушлука» [Рашид-ад-дин, т. 1, кн. 2, с. 182]. Так Кучлук овладел троном кара-китайских гур-ханов и стал соперником хорезмшаха.

Кучлук повел негибкую внутреннюю политику. Сам ренегат, сменивший христианство на буддизм, он стал преследовать мусульман, «раскрыл над подданными длань насилия и вымогательства» [там же]. Кучлук требовал от мусульман Хотана сменить веру на христианскую или буддийскую. Он вступил в «диспут» с мусульманскими богословами Хотана, который кончился тем, что один из них, имам Ала-ад-дин Мухаммед-и Хотани, оскорбил государя, сказав Кучлуку: «Да будет прах тебе в рот, о враг истинной веры» [там же, с. 183], за что был распят на дверях своего медресе. С тех пор Кучлук стал сидеть в своих владениях, как на угольях.

Мы уже упоминали, что Субетай-баатур был послан в поход на меркитов. И хотя Рашид-ад-дин сообщает, что все меркиты были поголовно истреблены, тем не менее часть их бежала в Кыпчакские степи, в нынешний Казахстан. Ближе всех к этим местам оказался Чжочи, правитель «лесных народов». Как сказано в «Юань ши», «в период становления государства [Чжочи] являлся великим князем (цинь ваном), и ему был выделен и пожалован северо-запад. Эти земли крайне отдаленны, находятся в нескольких десятках тысяч ли от столицы. При скорой езде на почтовых перекладных лошадях, чтобы доехать туда, требуется более 220 дней» [Юань ши, цз. 107, с. 1с]. Чжочи и было приказано добить меркитов, и приказ, видимо, поступил к нему вовремя, несмотря на расстояния.

Итак, монгольский отряд под командованием Чжочи преследовал меркитов. В это же время в поход на север против кыпчаков отправился и хорезмшах. Когда хорезмшах появился на поле битвы, монголы уже покончили с меркитами. Чжочи не хотел вступать в сражение с хорезмшахом и объявил, что Чингис-хан послал его только против меркитов.

Мухаммед надменно заявил, что он считает своими врагами всех неверных, т. е. немусульман, и навязал монголам сражение. По сведениям Ибн-аль-Асира, «длилась битва три дня да столько же ночей, и убито было с обеих сторон столько, что и не сочтешь, но не обратился в бегство ни один из них… Дошло дело у них до того, что иной из них слезал с коня и пеший бился со своим противником. Дрались они на ножах, и кровь текла по земле до такой степени, что лошади стали скользить по ней от множества ее. Наконец, обе стороны истощили свои силы в терпении и в бою» [Ибн-аль-Асир, с. 7]. Исход сражения был неясен. Когда же на следующее утро мусульмане решили продолжать бой, они не обнаружили монголов: монголы отступили ночью, оставив, как это делали обычно, зажженные ими костры, которые и обманули мусульман.

А надо сказать, что в душе хорезмшаха давно уже таилась мысль о походе в Монголию и в Китай и о завоевании этих стран. Он постоянно расспрашивал купцов о богатствах восточных стран. Алчность его росла, а его успехи способствовали тому, что в известной мере из него постепенно вызревал новый Чингис-хан. Джузджани сообщает: «Мы, его слуги и придворные, пытались отговорить хорезмшаха от этой навязчивой идеи, мотивируя свои соображения дальностью расстояний, трудностями пути и другими препятствиями, но хорезмшах стоял на своем. А когда до него дошли слухи о том, что Чингис-хан завоевал Китай, он решил узнать, достоверны ли эти слухи, и отправил в Китай посольство во главе с благородным сейидом Беха аддином ар-Рази» (см. [Буниятов, с. 131–132]).

Чингис-хан принял послов хорезмшаха приветливо, одарил их, послал дары хорезмшаху и сказал послу:

– Передай хорезмшаху: «Я – владыка Востока, а ты – владыка Запада. Пусть между нами будет твердый договор о дружбе и мире, и пусть купцы и караваны обеих сторон отправляются и возвращаются, и пусть дорогие изделия и обычные товары, которые есть в моей земле, перевозятся ими к тебе, а твои в таком же порядке пусть перевозятся ко мне!»

Может быть, и прав был акад. В.В. Бартольд, когда писал: «Едва ли Чингис-хан мечтал в то время о всемирном владычестве» [Бартольд. Туркестан, с. 46]. Но этот договор походил на своеобразный «раздел мира», видимого и досягаемого для обоих. Это первое и важное свидетельство того, что Чингис после побед над Цзинь уже не думал ограничить свое государство пределами Монголии, а мыслил категориями стран света. Он считал себя «владыкой Востока», присваивая на Востоке все то, до чего только был способен добраться его воин на выносливом степном коне.

В ответ на посольство хорезмшаха Чингис отправил к нему свое с богатыми дарами, в числе которых был кусок золота величиной с верблюжий горб (его везли на отдельной телеге), нефрит, мускус, ткани из верблюжьей шерсти. Мухаммед принял послов в Бухаре. Послы передали Мухаммеду, что Чингис-хан слышал о его победах, славе и могуществе, что он предлагает ему мирный договор и готов считать его «наравне с самым дорогим из своих сыновей», т. е. по понятиям дальневосточной дипломатии заявлял, что признание признанием, а равенства между ними быть не может. Чингис – отец, старший, сюзерен. В подтверждение этого предложения Чингис высказывал надежду, что и Мухаммеду известно о его победах в Китае, т. е. попросту слегка припугнул хорезмшаха: «Ты для меня как самый дорогой мой сын. Не в тайне и для тебя, что я завладел Китаем и соседними странами тюрок, уже покорились мне их племена» [Буниятов, с. 133].

Что ответил хорезмшах послам Чингис-хана, неизвестно. Но ночью он тайно призвал во дворец главу посольства Чин-гиса хорезмийца Махмуда. Махмуду было предложено стать соглядатаем при дворе Чингис-хана и был задан ряд вопросов:

– Правду ли сказал мне Чингис-хан, заявляя, что он владыка Китая и что он захватил город Тамгадж. Так ли это на самом деле?

– Да, он сказал правду. Такое великое дело не может оставаться тайной, и скоро султан сам убедится в этом.

– Ты же знаешь, каковы мои владения и как они обширны, знаешь, как многочисленны мои войска. Кто же он, этот проклятый, чтобы называть меня своим сыном? Какое же у него войско?

– Войско Чингис-хана в сравнении с армиями хорезмшаха все равно, что одинокий всадник перед конницей или дымок против ночного мрака [там же, с. 133].

Поначалу Махмуд предостерег хорезмшаха – «скоро султан сам убедится в этом», но потом он, как говорят мусульманские авторы, «отказался от искренности» и дал хорезмшаху дезинформацию об армии Чингис-хана. Может быть, купец испугался и решил, что если скажет правду, то не выйдет из дворца хорезмшаха живым. Хорезмшах подарил ему драгоценный камень и просил помнить, что он хорезмиец.

Договор был заключен, послы возвратились к Чингису, а ночные показания Махмуда, вольные или невольные, имели самые тяжкие последствия для его родины.

И.П. Петрушевский считал, что допрос Махмуда показал, что «хорезмшах не имел никакого понятия о действительном положении империи Чингис-хана, ни о его военных силах» [Петрушевский, с. 105]. Чингис же поддерживал тесные связи со среднеазиатскими купцами, в его орде имелись перебежчики из Средней Азии, и потому «нельзя представить себе, чтобы Чингис-хан от этих лиц не мог получить необходимой для него информации за год-два до начала войны» [там же]. Думается, что и хорезмшах имел кое-какие сведения и от посольства Беха ад-дина, и от других своих посольств и беглых из Китая и Монголии, от уйгуров и карлуков, от Кучлука, наконец. Не мог он поверить и в то, что Чингис с ничтожной армией завоевал Китай. Хитрый купец угадал тайное желание хорезмшаха и сказал ему то, что было приятно его сердцу. Хорезмшах желал услышать неправду, и он ее услышал.

В те годы мусульманские купцы держали в своих руках всю торговлю между Средней Азией и Ближним Востоком, с одной стороны, и Монголией и Китаем – с другой. Чингисхан отправил во владения хорезмшаха огромный торговый караван – 450 мусульманских купцов везли на 500 верблюдах товары Чингиса, награбленные в стране тангутов и государстве чжурчжэней: золото и серебро, китайские шелка, собольи и иные меха из Южной Сибири и северных областей Цзинь. В составе каравана помимо купцов были монголы, с караваном прибыл и посол Чингиса Ухуна.

Официально прибывшие с караваном люди имели задание «отправиться в земли хорезмшаха, заняться там торговлей и приобрести редкие и ценные товары того края». В послании, которое вез Ухуна, говорилось: «Купцы являются опорой страны. Это они привозят владыкам диковинки и драгоценности, и нет нужды препятствовать им в этом. Я, со своей стороны, не намерен мешать нашим купцам торговать с вами. Надо, чтобы мы оба действовали совместно ради процветания наших краев. Поэтому мы приказали, чтобы отныне между всеми странами на земле установился мир, чтобы купцы безбоязненно направлялись во все края. Богатые и бедные будут жить в мире и благословлять Аллаха» [Буниятов, с. 135]. В послании был один изъян, который не могли не заметить в государстве хо-резмшаха, – Чингис «приказал», чтобы между всеми странами на земле установился мир. В послании Чингис-хан заявлял себя уже владыкой мира!

Караван Чингиса прибыл на границу владений хорезмша-ха в город Отрар. О дальнейших событиях арабский историк Ибналь-Асир рассказывает следующее: «Пришли они (купцы) в один из тюркских городов, называемый Отраром и составлявший крайнее владение хорезмшаха, у которого там был наместник. Когда к нему прибыл этот татарский отряд, то он (наместник) послал к хорезмшаху уведомить его об их прибытии и сообщить ему об имуществе, которое было при них. Хорезмшах прислал ему приказание убить их, отобрать имущество, находящееся при них, и прислать его к нему. Он (наместник) убил их и отослал, что при них было, а вещей было много. Когда посланное прибыло к хорезмшаху, то он разделил его между купцами Бухары и Самарканда и взял с них стоимость его (розданного товара)» [Ибналь-Асир, с. 5].

Есть и иные (в деталях) версии этого события. Согласно им Мухаммед только приказал Хайдар-хан Иналу (Иналчи-ку), наместнику Отрара, задержать купцов, а тот убил их уже по собственному почину, предварительно обвинив в шпионаже. Многие исследователи допускают, что сопровождавшим караван монголам было предписано разведать состояние дел в государстве хорезмшаха.

Как бы то ни было, очевидно, что купцы и сопровождавшие караван монголы стали жертвой жадности и подозрительности наместника Отрара и самого хорезмшаха. Так, З.М. Буниятов прямо пишет, что «ответственность за это преступление лежит на главе государства, так как расправа над купцами противоречила общеизвестным в то время нормам взаимоотношений между владетельными лицами. Кроме того, были убиты послы, которые находились под защитой общепринятых норм обычного права» [Буниятов, с. 135].

Только одному купцу (есть версия – погонщику верблюдов) удалось спастись и принести страшную весть Чингис-ха-ну. Скорее всего этот человек был оставлен в живых намеренно. Он должен был рассказать Чингис-хану, что стало с его шпионами, соглядатаями. Некупцов при караване, видимо, было немало. «Эти люди, не бывшие купцами, получили, – как писал И.П. Петрушевский, – и другое задание… этим заданием скорее всего могла быть военная разведка» [Петрушевский, с. 107]. По сведениям некоторых мусульманских авторов, люди Чингис-хана уже начали работать, они запугивали жителей Отрара «грядущим бедствием» [там же, с. 106], т. е. нашествием монголов. Из сообщения Мухаммеда ибн Кайс Рази известно, что до нападения монголов на Хорезм по городам государства хорезмшаха ползли слухи о готовящемся нашествии, и эти слухи вызывали панику среди населения. Что было делать хорезмшаху? Допустить беспрепятственно деятельность таких людей или пресечь ее? Он был настроен решительно, хотя и испытывал колебания. В трехсуточном сражении с Чжочи он потерял двадцать тысяч воинов, но поле битвы осталось за ним. Ан-Насави писал, что после битвы с Чжочи «душой султана овладел страх», так как он убедился сам в храбрости и военном мастерстве монголов. Но не будем забывать о том, что это было написано уже после того, как монголы завоевали владения хорезмшаха. И только позже стали ясны последствия резни в Отраре. Джувейни (тоже позднее) писал: «За каждую каплю их (купцов Чингиса) крови там потекли целые реки, кажется, что в воздаяние за каждый волос с их голов сотни тысяч голов валялись в пыли на перекрестках дорог» [Джувейни, I, 80]. Наверное, и хорезмшах Мухаммед и Хайдар-хан Инал могли поступить иначе и не давать повода Чингис-хану для мести. Мы не знаем всех обстоятельств; ясно одно, что они знали об опасности, но думали, что у них достаточно сил, чтобы справиться с Чингис-ханом.

Получив известие о гибели каравана в Отраре, Чингисхан послал посольство с запросом о случившемся во главе с Ибн Кафраджени Богра. Основным требованием Чингис-хана была выдача Хайдар-хана Инала. Сохранилось две версии «послания» Чингис-хана хорезмшаху. По одной из них его посол передал: «Ты даровал подписанное твоей рукой обещание обеспечить безопасность купцов и не нападать ни на кого из них, но поступил вероломно и нарушил слово. Вероломство мерзко, а со стороны султана ислама еще более. И если ты утверждаешь, что совершенное Иналом сделано не по твоему повелению, то выдай мне Инала, чтобы мы наказали его за преступление и помешали кровопролитию. А в противном случае – война, в которой самые дорогие души станут дешевы и. древки копий переломятся» [Буниятов, с. 136].

Это послание содержит два вопроса, на которые нет ответа. Получается, что был какой-то письменный договор между хорезмшахом и Чингис-ханом – «подписанное твоей рукой обещание». Мы о нем ничего не знаем. Кроме того, хорезмшах сразу после случившегося в Отраре послал людей с объяснениями. Он уверял, что происшедшее в Отраре было сделано не по его «повелению» – когда же эти люди могли прибыть к Чингису?

Вторая версия (ас-Субки) кажется более соответствующей обстоятельствам. «Сообщи мне, то, что произошло, – случилось ли по твоему желанию? Если это случилось не по твоей воле, тогда мы требуем кровь убитых и твоего наместника в Отраре, которого надобно доставить к нам в самом жалком виде, униженным и обесчещенным. Но если это сделано по твоей воле, тогда ответственность несешь ты, ибо я не исповедую твою религию и не одобряю этих действий. Ты принадлежишь к религии ислама, а ведь купцы эти тоже были твоей религии. Тогда как же расценивать этот приказ, который ты отдал?» [Буниятов, с. 136].

Странно, что Чингис-хан простил хорезмшаху стычку (войну!) с отрядом Чжочи, где только убитых со стороны султана было двадцать тысяч, а значит, речь шла и о тысячах жизней монгольских воинов, и столь огромное значение придал инциденту в Отраре? Ведь хорезмшах прямо заявил Чжочи, что сам Аллах велит ему сражаться с монголами. Говорят, что хорезмшах не мог выдать Инала, так как тот был его двоюродным братом со стороны матери и имел многочисленную знатную и влиятельную родню. Возможно, это и так. Но зачем было хорезмшаху выдавать Инала, если он знал, что война неминуема, готовился (плохо или хорошо) к ней и решился воевать тогда, когда не захотел стать «сыном» Чингис-хана, уже полагавшего себя владыкой вселенной, и скрестил оружие с его сыном в степях Казахстана?

После страшных и кровопролитных войн всегда рождаются версии, что войны можно было избежать. Но… история не повторяется. Сын хорезмшаха Джелал-аддин советовал выдать Инала. Хорезмшах приказал посла Ибн Кафраджени Богра убить, а двум его сопровождающим отрезать бороды. Позже мусульманские авторы заклеймили этот поступок шаха: «И не было никогда более мерзкого действия, чем это. Каждая капля их (послов) крови была оплачена потоками крови мусульман» (ас-Субки, см. [Буниятов, с. 136]). И хотя эта оценка справедлива, но ее не было бы, одержи победу хорезмшах. С оскорбленными послами хорезмшах послал ответ Чингис-хану:

– Я иду на тебя, хотя бы ты был на краю света, чтобы отомстить и поступить с тобой так, как поступил с твоими сторонниками!

Шах угрожал хану смертью, и это было объявлением войны. По сведениям тех же мусульманских авторов, получив этот ответ, Чингис три дня молился в одиночестве, взывая:

– О Господь и Создатель вселенной! О творец тазиков и тюрок! Не я был зачинщиком этой смуты! Даруй же мне силу для отмщения! (см. [Рашид-ад-дин, т. 1, кн. 2, с. 189]).

Но это тоже мусульманская версия, суть которой состоит в том, что во всех бедствиях, обрушенных монголами на исламский мир, виноват хорезмшах. Ничего подобного в монгольских источниках нет. В «Тайной истории» причиной начала западного похода объявлена не только месть за убийство послов, но отказ повиноваться, попытка порвать златоцветные «поводья» Чингис-хана, которыми он если еще и не взнуздал, то уже решил взнуздать сартаульский народ. «Затем, когда сартаульцы задержали и перебили сто человек наших посольских людей, отправленных к ним во главе с Чингис-хановым послом Ухуна, государь Чингис-хан сказал: «Пойду войною на сартаульский народ и законною местью отомщу за сотню своих посольских людей во главе с Ухуна. Можно ли позволить сартаульскому народу безнаказанно обрывать украшенья моих златоцарственных поводьев?» [Сокровенное сказание, с. 182].

На решение хорезмшаха не ждать, когда притязания Чин-гис-хана станут еще более жесткими и оскорбительными, могло повлиять и то, что он знал о стремлении арабов, халифа багдадского подбить Чингиса на войну с ним. По сообщениям Насави, к Чингис-хану ездило посольство халифа ан-Насира, которое предлагало монголам начать войну с хорезмшахом. Хорезмшах воевал с ан-Насиром и не признавал его высшей духовной власти, и Насир еще ранее пытался столковаться о союзе против хорезмшаха с Кучлуком, гонителем и притеснителем мусульман. Ибн Васил сообщает, что «когда хорезмшах двинулся на Багдад, халиф написал Чингис-хану, владыке татар, подстрекая его напасть на страну хорезмшаха». Схожие сведения есть и у ал-Макризи: «В его (ан-Насира) правление татары опустошили страны Востока. Причиной тому было следующее: он действительно писал им, подстрекая их к нашествию на эти страны, страшась султана Ала-ад-дина Му-хаммада, сына хорезмшаха, когда тот вознамерился захватить Багдад» (см. [Буниятов, с. 137]).

Послы халифа могли передать Чингис-хану ценную информацию о состоянии дел у хорезмшаха. И Чингис-хан и хорезмшах были в зените своего могущества и славы. Один из них явно претендовал на исключительное право управлять миром. Их столкновение было неизбежно. Войны хотел Чингис-хан, от нее не уклонялся и хорезмшах. Поражение хорезмшаха послужило бы причиной того, что мусульманский мир обвинил его одного в начале войны. Может быть, проф. И.П. Петрушевский был излишне категоричен, когда писал, что «инициатива войны не исходила от хорезмшаха; он не хотел ее и был вынужден к ней обстоятельствами. Инициатором войны, по сути дела, был именно Чингис-хан, хотя он так сумел подготовить ее, чтобы иметь возможность формально возложить вину на хорезмшаха, дабы не выставить себя в глазах мусульманского населения врагом ислама» [Петрушевский, с. 111]. Хорезмшах был тоже виноват, но итоги войны были таковы, что именно он оказался главным виновником событий, а Чингис-хан занял позицию «благородного мстителя» за причиненные обиды. И сейчас есть авторы, которые пишут о том, что монголы завоевали полмира только потому, что люди в других странах убивали их послов. Это не имеет ничего общего с реальной действительностью тех трудных и страшных лет.

В государстве хорезмшаха разрабатывали планы войны, точнее, планы обороны. Предлагалось набрать армию в четыреста тысяч человек на берегах Сырдарьи и нанести удар по монголам, не дав им опомниться после длительного пути до владений хорезмшаха. Это был план, предусматривающий недопущение монголов в глубь владений хорезмшаха. Но был еще план, основанный на том, чтобы разбить монголов в глубине территории государства, или в междуречье Сырдарьи и Амударьи, пользуясь знанием местности, или заманив их в труднодоступные горные проходы. Был принят далеко не лучший план не давать генерального сражения, а каждому городу обороняться самостоятельно. Хотя такой план был принят, мало что было сделано для укрепления городов, мобилизации населения и воинов. Более того, хорезмшах обобрал своих подданных, собрав с них тройной налог за 1219/20 г., чем только усилил недовольство своих людей.

Один готовился к войне, но плохо, второй пылал, как мы уже писали, праведным гневом. По рассказу Рашид-ад-дина, «дерзость» хорезмшаха произвела «такое действие на сердце Чингис-хана, что у него не осталось больше сил для стойкости и спокойствия. В этом пламени гнева он поднялся в одиночестве на вершину холма, набросил на шею пояс, обнажил голову и приник лицом к земле. Трое суток он молился и плакал… После этого он почувствовал в себе признаки знамения благовестил и бодрый и радостный спустился оттуда вниз, твердо решившись привести в порядок все необходимое для войны» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 189]. Может быть, Чингис-хан действительно нуждался в «знамении благовестил» от Вечного синего Неба и получал его после долгих экстатических молитв?

В 1218 г., прежде чем выступить в поход против хорезмшаха, Чингис отправил Чжэбе для покорения Кучлука, правителя Семиречья и Кашгара. Как уже говорилось выше, в своих владениях Кучлук преследовал мусульман, и мусульманское население этих областей восприняло приход монголов как освобождение из-под власти найманского притеснителя. Еще на подступах к Кашгару, тогдашней ставке Кучлука, Чжэбе объявил, «чтобы каждый человек придерживался своей веры и хранил бы в религии путь своих предков» [там же, с. 183]. Мусульманское население восстало против Кучлука, мстя за недавние гонения. Потеряв опору, гонимый, Кучлук некоторое время спасался бегством от преследовавших его монголов, пока не был схвачен в пределах Бадахшана и не выдан монголам. Есть данные о том, что его пленил правитель Алмалыка[45]. С Бадахшана монголы «получили огромную военную добычу, состоящую из наличных денег и драгоценных камней» [там же, с. 183–184]. Весь бассейн Тарима и Семиречье до Таласа отошли к империи монголов. Завоевание государства Кучлука расширило владения Чингиса, оно явилось его первым шагом на пути, который, по его мысли, должен был привести его к владычеству над Востоком и Западом.

* * *

Итак, вопрос о войне был решен. Поход готовился.

Перед походом на Запад Чингис-хану, в зависимости от даты его рождения, было 64, 57 или 52 года. Он был не молод. Даже за пятьдесят по тем временам для правителя государства было немало. И встал вопрос о наследнике престола. Его подняла татарка, ханша Есуй Всякий родившийся не будет жить вечно. Ее резоном было то, что «многолюдное царство» Чингис-хана держится на его авторитете, его власти. Если он умрет, не рассыплется ли его царство, как горсть конопли, как стая птиц.

Чингис-хан задумался:

– А я-то забылся: будто бы мне не последовать вскоре за праотцами. А я-то заспался: будто бы никогда не похитит меня смерть. Итак, старший мой сын Чжочи, что скажешь ты? Отвечай! (по «Сокровенному сказанию», с. 182–183).

Но «не успел Чжочи открыть рот, как его предупредил Ча-адай: «Ты повелеваешь первому говорить Чжочию. Уж не хочешь ли ты этим сказать, что нарекаешь Чжочия? Как можем мы повиноваться этому наследнику меркитского плена?» При этих словах Чжочи вскочил и, взяв Чаадая за ворот, говорит: «Родитель государь пока еще не нарек тебя. Что же ты судишь меня? Какими заслугами ты отличаешься? Разве только одной лишь свирепостью ты превосходишь всех. Даю на отсечение свой большой палец, если только ты победишь меня даже в пустой стрельбе вверх. И не встать мне с места, если только ты повалишь меня, победив в борьбе. Но будет на то воля родителя и государя».

Братья уже приготовились к борьбе, но их растащили мать Борте и Мухали. Чингис молчал. Заговорил Коко-Цос, произнеся слова, которые уже десятки лет служат доказательством прогрессивного характера объединения Монголии Чингис-ханом. Коко-Цос сказал: «Звездное небо поворачивалось – была всенародная распря. В постель свою не ложились – все друг друга грабили». Он намекнул великому князю Чаадаю (Чага-таю), что нехорошо оскорблять мать, которая делила труды вместе с отцом, а отец «черной головы своей не щадил, черную кровь свою щедро лил, черным очам своим мигнуть не давал, сплюснутых ушей своих на подушку не клал – рукав клал вместо подушки, полу подстилал, слюной свою жажду утолял… со лба его пот лил до самых подошв».

Коко-Цос, между прочим, дал понять – раньше мы грабили друг друга, теперь станем грабить другие народы. И его поняли. Чжочи и Чаадай решили, что надо объявить наследником Огодая (Угэдэя), никому из них не будет пока обидно, а они оба будут «парой» служить Огодаю. Вот на это-то Чингис и ответил. «К чему же, – говорит Чингис-хан, – к чему же непременно парой? Мать-земля велика. Много на ней рек и вод. Скажите лучше, будем отдельно друг от друга править иноземными народами» [Сокровенное сказание, с. 183, 185, 186]. Монголия была мала, ее не хватало на всех. Новые улусы нужно было завоевать. Нареченный преемником, Огодай сказал, что он-то «постарается осилить» управление государством, а за своих потомков не ручается.

В 1219 г. Чингис-хан со всеми своими сыновьями и основными силами, составлявшими сто пятьдесят – двести тысяч человек, выступил в поход против «владыки Запада» – хо-резмшаха Мухаммеда. Лето 1219 г. Чингис-хан провел на берегах Иртыша, а осенью двинулся на Мавераннахр – древние культурные области в бассейне Амударьи и Сырдарьи. Он шел не один. Если ему не удалось принудить к походу на запад тангутов, то прочие его вассалы – уйгурский идикут Барчук, хан тюрок-карлуков Арслан-хан и Сукнак-тегин алма-лыкский, которому монголы передали управление владениями Кучлука, выступили вместе с ним.

Мы уже упоминали, что хорезмшах имел армию, возможно, по численности даже превосходящую армии Чингис-хана. Но его армия была не столь монолитной и послушной, как армия Чингис-хана, и он избрал не лучшую тактику ведения войны, рассредоточив силы по гарнизонам разных городов. Резиденция Мухаммеда была в городе Балхе, хотя ему предлагали уехать еще дальше от зоны вторжения монголов, в Ирак. Сын хорезмшаха Джелал-ад-дин считал меры, принятые отцом для обороны страны, неверными, а его намерение уйти в Ирак и вовсе недопустимым. Он говорил:

– Лучший выход для нас – это собрать, насколько это будет возможным, наши войска и выступить против них. Если султан на это не решится, пусть он один выполняет свое намерение идти в Ирак, а мне даст войска с тем, чтобы я пошел к границе государства и одержал победу и выполнил бы то, что осуществлю, и возможно, дабы перед очами творца и его творений мы были бы оправданы. Если задуманное пока не удастся, мы все же не станем мишенью для стрелы укора и люди не протянут языка злословия на наш счет и не скажут: до сего времени они взимали с нас налоги… а теперь в такое страшное время пренебрегают нами и бросают нас!

Мухаммед в Ирак не поехал, но и сыну своему войск для встречи армий Чингиса на границе не дал [Петрушевский, с. 108–109; Буниятов, с. 138].

Вступив в пределы государства хорезмшаха, Чингис разделил свои войска: первая группа войск под командованием Чагатая и Огодая была оставлена для осады Отрара, вторая – под командованием Чжочи выступила на Дженд и Янгикент и третья группа под командованием Упак-нойона и Сюкетю-черби наступала южнее Отрара на Ходжент и Бенакент (или Фенакент). Таким образом, три группы армий Чингис-хана наступали в центре на Отрар и на север (войска Чжочи) и к югу от него (войска Улак-нойона и Сюкетю-черби). Четвертая группа войск, которой командовал сам Чингис-хан, а также его полководцы Чжэбе и Субетай, двигалась на города Бухару и Самарканд. Захват этих городов считался в ходе кампании главной задачей.

Осада Отрара длилась с сентября 1219 по февраль 1220 г. Город был хорошо укреплен, обороной руководил Хайдар-хан Инал и присланный со вспомогательным войском от хорезмшаха Карача-хан. После пяти месяцев осады Карача-хан вышел из крепости со своими людьми и сдался монголам. Все сдавшиеся тут же на месте были изрублены монголами, был казнен и Карача-хан. После измены Карача-хана монголы через некоторое время взяли город, выгнали из города, как стадо овец, всех людей, а город разграбили. Хайдар-хан Инал с двадцатью тысячами воинов еще месяц сражался во внутреннем укреплении города – цитадели. Под конец он остался в живых почти один, был загнан на крышу, но и оттуда продолжал бросать в монголов кирпичи. Его стащили вниз, а затем казнили. По сведениям Насави, Чингис «велел привести к нему Инал-хана, затем приказал расплавить серебро и влить ему в уши и глаза» [Насави, с. 81]. Город Отрар был разрушен: монголы «крепостную стену и крепость превратили в прах» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 199]. Большинство населения города было истреблено, оставшихся в живых, преимущественно ремесленников, отправили в полон.

В феврале 1220 г. армия Чингис-хана подошла к Бухаре. 7 февраля началась осада Бухары – «купола ислама в восточных странах и города мира этих стран, матери всех городов мусульман». Три дня длился приступ под прикрытием местных жителей и жителей Отрара, пригнанных под стены

Бухары. Через три дня гарнизон решил «силой решимости заменить позор поражения». Они вышли из города и в бою временно потеснили монголов, затем прорвали кольцо осады и стали уходить от города. Однако выход их за стены города оказался роковым. Монголы быстро организовали преследование и уничтожили почти всех, кто покинул Бухару. Только немногим удалось переправиться через Амударью.

Монголы вступили в Бухару 10 февраля. Цитадель Бухары, которую обороняли всего четыреста человек, держалась еще 12 дней. Монголы заставили жителей Бухары засыпать ров цитадели и помогать им в осаде. «Победили их неверные и ворвались в цитадель. Бывшие в ней мусульмане бились с ними до тех пор, пока не были истреблены все до последнего. Управившись с крепостью, он (Чингис-хан) приказал составить себе список главных лиц города и их старшин. Сделали это, и когда ему представили список, он приказал привести их к себе. Явились они, и он сказал: «Требую от вас серебро, которое вам продал хорезмшах, ведь оно принадлежит мне, отобрано у моих сторонников и находится у вас». Представил ему всякий, сколько у кого было этого серебра. Затем он велел им выйти из города, и они вышли из города, лишившись своего имущества: ни у одного из них не осталось ничего, кроме платья, которое было на нем. Вошли неверные в город, ограбили его и убили, кого нашли в нем. Он, Чингис-хан, окружил мусульман и приказал своим сторонникам разделить их между собою. Они (татары) поделили их, и был этот день ужасный вследствие обилия плача мужчин, женщин и детей. Разбрелись они (жители) во все стороны и были растерзаны, как лохмотья; женщин они поделили между собою; наутро Бухара оказалась разрушенною до оснований своих, как будто ее вчера и не было» [Ибн-аль-Асир, с. 9—10].

Мужчин погнали для осады Самарканда. По сведениям Рашид-ад-дина, монголы «умертвили больше тридцати тысяч мужчин, а женщин и детей увезли с собою рабами» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 206]. В марте монголы подошли к Самарканду, ведя за собой толпы пленных, «которые шли за ними пешком в самом гнусном виде, всякий, кто уставал или изнемогал от ходьбы, был убиваем». К армии Чингиса присоединились войска Чагатая и Огодая, только перед этим уничтожившие Отрар.

Когда Карача-хан сдался, он был казнен (возможно, из особо подчеркиваемой монголами ненависти к Отрару). Появившиеся же во время взятия Бухары и позже перебежчики на сторону монголов были обласканы. Ими стали владетель Кундуза Алиаддин и владетель Балха эмир Мах Руи.

Монголы, чтобы запугать гарнизон Самарканда численностью своих войск, выстроили пленных в ряды и каждому десятку дали знамя. Однако самаркандцы не испугались. Они предприняли смелую вылазку, храбро сражались, но пали жертвой уже известной монгольской тактики ведения войны: «Сразились с ними пешие вне города; татары не переставали отступать, а жители городские преследовали их, надеясь одолеть их. Но неверные успели устроить им засаду, и, когда те зашли за засаду, выступили против них и стали между ними и между городом, а остальные татары, которые первые завязали бой, вернулись, так что те очутились в середине между ними. Поял их меч со всех сторон, и не уцелел ни один из них, а погибли все до последнего мучениками – да смилуется над ними Аллах; было их, как говорят, семьдесят тысяч» [Ибн-аль-Асир, с. Ю-11].

Неудачной оказалась и вторая вылазка, хотя во время ее в бой были введены боевые слоны. К Чингис-хану явилась делегация горожан во главе с духовным главой города шейх-ал-исламом для переговоров о капитуляции. 17 марта 1220 г. город был сдан. «В тот день монголы были заняты разрушением городской стены и гласиса и сровняли их с дорогой. Женщин и мужчин сотнями выгоняли в степь в сопровождении монголов… Через глашатаев объявили: «Да прольется безнаказанно кровь каждого живого существа, которое спрячется!» И монголы, которые были заняты грабежом, перебили множество людей, которых они нашли спрятавшимися по разным норам». Как и в других городах, цитадель в Самарканде держалась еще некоторое время. Под конец, не будучи в силах обороняться, тысяча человек заперлась в соборной мечети. Здесь они и были перебиты, а мечеть сожжена. Тридцать тысяч тюркских воинов, которые сдались Чингису вначале вместе с жителями города и были якобы приняты им на службу, после падения цитадели тоже были уничтожены монголами. Тридцать тысяч самаркандских ремесленников были розданы сыновьям и родственникам Чингиса. Оставшиеся в живых жители Самарканда «за свои души» обязаны были выплатить 200 тысяч динаров. Но так как и после монголы не раз уводили оставленных в живых самаркандцев, то «мало кто спасся, вследствие этого та страна совершенно обезлюдела» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 206–208].

Корпус под командованием Чжочи завоевывал области государства хорезмшаха, лежащие вниз по течению Сырьдарьи. Вначале монголы подошли к городу Сыгнаку и направили сыг-накцам посла с предложением сдаться. Сыгнакцы посла убили и сражались с монголами до последнего. Когда же город был взят, то, «заперев врата прощения и снисходительности, монголы убили всех, мстя за одного человека» [там же, с. 199].

В апреле 1220 г. Чжочи подошел к Дженду. Кутлуг-хан, наместник и правитель города, бросил Дженд и ушел в Хорезм. 21 апреля Дженд был взят монголами без боя. Так как Дженд практически не сопротивлялся, жителям его была дарована пощада – монголы продержали их девять суток в степи, а сами в это время разграбили город дотла. Бенакент обороняли тюрки-канглы. Город сдался после трех дней осады. Часть воинов гарнизона монголы убили, жителей выгнали из города и отделили ремесленников и мастеров, которых угнали в плен.

Ведя войну в Средней Азии, монголы везде использовали местное население для осады городов – это называлось «ха-шар». При осаде Ходжента монголов было двадцать тысяч, а численность хашара составила пятьдесят тысяч человек. Добровольная сдача отнюдь не всегда гарантировала безопасность и доброе отношение. По пути на Бухару Чингис-хану добровольно сдались жители города Зарнук. Однако монголы выгнали их из города, а цитадель разрушили. Всю молодежь угнали в хашар. Добровольно сдался монголам небольшой город Нур-и Бухара. Шестьсот молодых горожан было забрано в хашар.

При осаде монголами Ходжента отличился Дамир-Малик. Он укрепился на острове посреди Сырдарьи, остров был недосягаем для монгольских стрел и камней из катапульт. Монголы согнали тысячи людей и заставили их таскать камни с гор, чтобы запрудить реку. Дамир-Малик обил войлоком, пропитанным уксусом, 12 барж, обмазал войлок глиной, поэтому баржи стало невозможно поджечь, и каждую ночь совершал вылазки, разрушая плотину, наведенную за день. Нехватка продовольствия и оружия вынудили Дамир-Малика на семидесяти лодках двинуться вниз по течению реки. Монголы преследовали его флотилию по обоим берегам реки. В Бена-кенте они перегородили Сырдарью железной цепью, но воины Дамир-Малика прорвали цепь. Лишь поставив на лодки и плоты катапульты, монголы вынудили героев выйти на берег. Здесь они почти все были перебиты. Дамир-Малику удалось вырваться из окружения. Его преследовали трое монголов. Он смертельно ранил одного, а двум другим крикнул: «У меня остались две стрелы. Мне жаль их тратить, но их достаточно для вас обоих. Лучше вам повернуть назад и таким образом спасти ваши жизни!». Поняли его монголы или нет, но они отступили. Дамир-Малик добрался до Гурганджа и присоединился к защитникам города (см. [Буниятов, с. 142–143]).

К концу апреля, «за короткий период (всего за сто с небольшим дней), – как пишет З.М. Буниятов, – Чингис-хану удалось без особых усилий сокрушить могущественное государство хорезмшахов: самые мощные укрепления были взяты или разрушены, захвачены самые населенные города, разгромлена по частям самая многочисленная и хорошо вооруженная армия того времени» [там же, с. 146].

Чингис-хан поставил перед Чжэбе и Субетаем задачу взять в плен хорезмшаха. Их войску (а в него входило двадцать тысяч воинов) было приказано «днем и ночью преследовать хорезмшаха, схватить и доставить к нему». Хорезм-шах форсировал Амударью, утопив в реке свою казну, привезенную из Кермана, в которой только золота было семьдесят вьюков. Хорезмшах прибыл в Хорасан, но не остановился там. «И случилось так, что Чингис-хан отрядил для похода на Хорасан своего зятя Тогачар-нойона и эмира из своих начальников по имени Беркей-нойон с десятью тысячами всадников, чтобы они разграбили, сожгли страну, высосали мозг ее костей и кровь ее жил и оставили лишь остатки и последние искры жизни» [Насави, с. 96].

По словам того же Насави, «как черная ночь», напали монголы на город Наса в Хорасане. Пятнадцать дней штурмовали город, гоня пленных впереди себя к его стенам. В стене была пробита брешь, и ночью монголы овладели стенами города. «А когда настал день, татары спустились к ним со стены и погнали их на открытое место за садами… будто стадо овец, которое сгоняют пастухи. Татары не протянули своих рук к добыче и грабежу, пока не собрали их с детьми и женщинами на этом обширном пространстве. Вопли разрывали покровы небес, и крики наполняли воздух. Затем они приказали людям крепко связать друг друга, и те покорно исполнили это. Между тем, если бы они не сделали этого, а разбежались бы, стремясь к спасению, и бежали даже без боя – ведь горы близко, то большинство их спаслось бы. И вот когда они связали друг друга, татары подошли к ним с луками, бросили их на землю и накормили земных зверей и птиц небесных. И сколько было пролитой крови, изнасилованных женщин, детей, убитых и брошенных у груди своих матерей! Количество убитых из числа жителей Насы и тех, кто находился здесь из чужестранцев… было семьдесят тысяч. А ведь это был всего лишь один из округов Хорасана» [там же, с. 96–97].

Насави отмечает, что всюду обстоятельства завоевания Хорасана были «похожи друг на друга: повсюду смерть, везде разрушения», во взятых городах не оставалось никого, кто «мог бы развести огонь или жить в доме. И овладел душами страх» [там же, с. 97]. Хорезмшах не остановился в Хорасане, бросив край на произвол судьбы. На пути в Ирак его пытались убить родственники матери, надеясь, может быть, тем самым остановить или приостановить войну. Покушение не удалось. 18 апреля 1220 г. хорезмшах прибыл в Нишапур.

Нишапур был также взят монголами и сровнен с землей. Монголы «приказали пленным сровнять его лопатами, пока земля не стала здесь ровной, без комьев и камней, и всадник, играя в мяч, не мог бы споткнуться. Большая часть населения города погибла под землей, так как они до этого устроили подвалы и подземные ходы, полагая, что они там могут удержаться» [там же, с. 99].

Монгольские кони буквально висят на хвосте у коней воинов хорезмшаха. В горах хорезмшах прячет десять сундуков с драгоценными камнями, но они достаются монголам. Наконец отряд хорезмшаха вышел к южным берегам Каспийского моря. Здесь хорезмшах укрылся на острове Ашур-Ада, неподалеку от устья реки Гурган и порта Абаскун. Наследником престола был объявлен Джелал-ад-дин. При этом хорезмшах сказал:

– Узы власти порвались, устои державы ослаблены и разрушены. Стало ясно, какие цели у этого врага: его когти и зубы крепко вцепились в страну. Отомстить за меня может лишь мой сын Манкбурны. И вот я назначаю его наследником престола [Буниятов, с. 148].

А в декабре 1220 г. хорезмшах скончался. Его похоронили на том же острове, и у бывшего владыки Запада «не было даже савана, в который его можно было бы завернуть» [там же].

Позже, поскольку монголы не щадили, а выкапывали и сжигали останки своих врагов, Джелал-аддин перевез прах отца в крепость Ардахи. Когда же эта крепость была взята монголами, они-таки вырыли останки хорезмшаха из земли, а затем отвезли их в Монголию, где уже во время правления Огодая сожгли.

Сам Чингис-хан лето 1220 г. провел в районе Несефа. Осенью его войска подошли к Термезу. Монголы предложили жителям Термеза сдаться и самим разрушить цитадель. Взятие внутригородских укреплений в других городах стоило монголам большой крови. Получив отказ, Чингис начал штурм и на одиннадцатый день взял город. Монголы выгнали всех людей одновременно в степь и, по своему обыкновению, разделив между войском, всех перебили. Двигаясь дальше на территории современной Кулябской области (Таджикистан), Чингис «захватил те места. Он стер их с лица земли, грабя и избивая поголовно население, разрушая и предавая все огню» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 218].

Зиму 1220/21 г. Чингис провел на берегах Амударьи. Одновременно высланные им отряды осадили столицу государства хорезмшаха Мухаммеда – город Ургенч.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.