МОСКОВСКИЕ ТЫСЯЦКИЕ

МОСКОВСКИЕ ТЫСЯЦКИЕ

Уже А. Е. Пресняков отмечал, что существование князей-совладельцев в Москве способствовало независимости московских тысяцких, которые должны были каким-то, образом регулировать противоречивые интересы великого князя и его сородичей в Москве. Это верно, но положение московских тысяцких и без того было выдающимся, так как в их ведении находилось городское население, как и в других городах Северо-Восточной Руси. В первой половине XIV а власть тысяцких в Москве была настолько велика, что в договоре Симеона Гордого с братьями тысяцкому отведено место тотчас после великого князя. Выражение договора «мой тысяцкий» показывает, что тысяцкий назначался князем, но это не мешало тысяцким при поддержке бояр и горожан становиться грозной силой, с которой приходилось считаться самим великим князьям. Ведая судебной расправой над городским населением, распределением повинностей и торговым судом, тысяцкие вступали в близкие отношения с верхами городского населения, а при благоприятных условиях могли опереться на широкие круги горожан. Поэтому смена тысяцкого затрагивала интересы многих горожан и была важным политическим делом, а не просто сменой одного княжеского чиновника другим. Этим объясняется тенденция тысяцких передавать свою должность по наследству, что особенно заметно в Твери, где тысяцкие удержались значительно дольше, чем в Москве. В Твери должность тысяцкого сделалась наследственной в роде Шетневых; по их родословной тверскими тысяцкими были Михаил Шетнев, его сын Константин Шетнев и внук Иван Константинович Шетнев.

В Москве должность тысяцкого находилась также в руках знатнейших бояр – в первой половине XIV в. в родах Хвостовых и Воронцовых-Вельяминовых.

Родоначальник Воронцовых-Вельяминовых, Протасий, по родословным книгам был тысяцким при Иване Калите, но при том же князе позже сделался тысяцким Алексей Петрович Хвост, попавший в опалу при Симеоне Гордом. Поэтому уже в договорной грамоте Симеона Гордого с братьями отмечается, что Алексей Петрович «…вшел в коромолу к великому князю». Младшие братья, Иван и Андрей, обещают не принимать крамольника и его детей «…и не надеятись вы его к собе до Олексеева живота». Этого Алексея Петровича отождествляют с боярином Алексеем Босоволковым, ездившим в 1347 г. в Тверь за невестой Симеона Гордого, впоследствии его третьей женой Марией. Это предположение находит полную опору в одном, правда, позднем летописном известии. По родословным книгам, отцом Алексея был Петр Босоволков, бывший у великого князя наместником московским. Позднейшие родословные выводили Босоволкова «…ис цысарские земли из Риму», но это предание – обычная выдумка родословцев, старательно выводившая русские дворянские роды из-за границы.

Тотчас же после смерти Симеона боярин Алексей Хвост занял должность московского тысяцкого. Таким образом, запрещение Ивану и Андрею принимать Алексея как будто говорит о том, что младшие братья великого князя поддерживали тысяцкого. В 1356 г. Алексей Петрович был таинственным образом убит. Это произошло как-то удивительно непонятно, сообщает современник, «…точно он был убит неведомо от кого и неведомо кем, только оказался лежащим на площади; некоторые говорили, что на него втайне совещались и составили заговор, и так от всех общей думой, как Андрей Боголюбский от Кучкович, так и этот пострадал от своей дружины». Летописец, писавший эти строки, видимо, знал больше, чем хотел сказать, но и без того сравнение Алексея Петровича с Андреем Боголюбским, а убийц – с Кучковичами очень показательно. Симпатии современников были на стороне убитого, а не его убийц.

Кто же принадлежал к дружине Алексея Петровича? Воскресенская летопись к словам «общею думою» прибавляет слово «бояр». Типографский летописец сообщает: «…нецые же глаголют, яко общею думою боярскою убьен бысть». В Никоновской летописи читаем об отъезде из Москвы в Рязань «…больших бояр московских» и возвращении в Москву только через год боярина Михаила и брата его Василия Васильевича Воронцова-Вельяминова. Отъезд бояр поставлен в тесную связь с тем, что «…бысть мятеж велий на Москве ради того убийства»

А. Е. Пресняков правильно видит во всех этих событиях мотив борьбы за должность тысяцкого и связанное с ней значительное влияние и особое положение тысяцкого. Но дело было не только в этом, айв том, что тысяцкие стояли в исключительной близости к городскому населению. Поэтому убийство тысяцкого затронуло широкие круги москвичей-горожан, в первую очередь купцов. Среди больших бояр, отъехавших из Москвы, назван представитель другого московского боярского рода, из числа которых выходили тысяцкие, – Василий Васильевич Воронцов-Вельяминов. Должность тысяцкого была наследственной в его роде: «А у Протасья сын Василий, а был тысяцкой же, а у Василия 4 сына: большой Василий, а был тысяцкой же»,- читаем в родословной книге. В «мятеже велием», случившемся после смерти Алексея Петровича, принимали участие враждующие боярские группировки и горожане, не забывшие еще вечевых традиций русских городов первой половины XIV в. Не случайно же в одном летописном известии москвичи названы типичным термином, обозначавшим в Древней Руси свободных людей: «мужи москвичи». В истории с убиением тысяцкого Алексея надо предполагать гораздо более глубокую подоплеку, чем простая боярская интрига. Это – этап в борьбе горожан за их привилегии, которым угрожала великокняжеская власть. Подобное предположение найдет себе подтверждение в дальнейшей истории московских тысяцких.

Княжение Ивана Ивановича Красного и малолетство Дмитрия Донского были временем, когда прежние порядки сохранялись еще очень устойчиво. Этому помогало то обстоятельство, что в Москве был единственный князь-совладелец, с которым приходилось сталкиваться великому князю. Дело в том, что по смерти Симеона Гордого его треть перешла к Ивану Ивановичу Красному, в руках которого, таким образом, соединилось владение двумя третями Москвы. Одна же треть Москвы осталась у Владимира Андреевича как наследника умершего Андрея Ивановича.

Отношения между великим князем и князем-третником постоянно определяются в договорных и духовных великих князей. Например, Иван Иванович, приказав «отчину свою Москву» сыновьям Дмитрию и Ивану, устанавливал права младшего князя-совладельца: «А братаничу своему князю Володимиру на Москве в наместничестве треть, в тамзе, в мытех и в пошлинах городьских треть, что к городу потягло». И все остальные доходы шли для раздела «все на трое», подобно тому, как «…вси три князя блюдуть сопча с одиного» численных людей. Известно, что Иван, младший брат Дмитрия Донского, умер в малолетстве, и владение Москвой по-прежнему удержалось только в руках великого князя и его двоюродного брата, Владимира Андреевича.

Отношения между великим князем и его удельным собратом определялись и в договоре Дмитрия Донского с Владимиром Андреевичем 1388 г., по которому устанавливалось безусловное первенство великого князя в Москве: «А судов ти московьских без моих наместников не судити, а яз иму московьскый суды судити; тем ми ся с тобою делити». Таким образом, соглашаясь делиться доходами, великий князь оставил за собой право московского суда, хотя тут же дал обязательство совместно («…блюсти ны с одного») ведать городских людей и в службу их не принимать.