Глава III Чешская реформация и её социальная сущность. Ян Гус

Глава III

Чешская реформация и её социальная сущность. Ян Гус

Великий чешский патриот Ян Гус не первый поднялся в Чехии на борьбу против католической церкви. Народные массы уже неоднократно расправлялись с представителями ненавистной верхушки духовенства. Народные ереси направлялись против учения и организации католической церкви. Бюргерская оппозиция, выражавшая протест большинства недовольных горожан, во второй половине XIV века выдвинула целый ряд предшественников Гуса.

К середине XIV века относятся выступления Конрада Вальдгаузера против католического духовенства. Вальдгаузер до приезда в Чехию был монахом в одном из австрийских монастырей. В Праге он разоблачал в своих проповедях корыстолюбие и разврат монашества, бичевал пороки церковников. Хотя сам Конрад не делал в своих выступлениях революционных выводов, но его смелые обличения обнажали смердящие язвы католической церкви и толкали народ на путь антицерковной борьбы. [82]

Значительно более широкие отклики находили горячие проповеди Яна Милича. Милич в молодости стоял близко к королевскому двору, но отказался от своего положения и богатства и стал проповедовать необходимость очищения развращённого духовенства. Самыми яркими красками Милич рисовал отвратительную распущенность католического клира и призывал народ лишить церковников их имущества. Папу он называл антихристом. Милич не требовал, однако, слома всего церковного здания. Он считал, что строжайшее соблюдение священного писания и церковной дисциплины сможет оздоровить церковь. Милич был замечательным оратором и пользовался огромной популярностью среди пражского бюргерства и плебса. Проповеди свои он произносил на чешском и немецком языках. Несмотря на сравнительную умеренность программы Милича, его выступления подрывали авторитет католической церкви. Милич был вызван к папе. Его заставили отказаться от продолжения проповеднической деятельности. Папская булла, составленная по случаю его отречения от прежних взглядов, прямо говорит, что чешский проповедник «вовлекал многих не только в отвратительные заблуждения, но и в преступные действия». Эта оценка показывает, насколько опасным противником считала церковь Яна Милича.

Яркой фигурой среди чешских предшественников Гуса был и Матвей из Янова.[19] Один из самых образованных людей своего времени, магистр Пражского университета и прекрасный знаток церковной литературы, Матвей соединял блестящее знание наук с ненавистью к католическому духовенству. Он написал пятитомный трактат, в котором обосновал взгляды, шедшие вразрез с учением католической церкви. В отличие от церкви, учившей, что только неукоснительное соблюдение всех обрядов может дать «спасение души», Матвей считал, что основой христианства должна быть вера. Матвей из Янова доказывал, что существование монашества не оправдывается евангелием и другими священными книгами. Папу он называл «двурогим зверем», церковников — «служителями антихриста» и смело изобличал продажность и разврат попов и монахов. Матвей писал, что оздоровление церкви может быть [83] достигнуто лишь путём изъятия у монастырей и церквей их богатств. В то же время, сожалея о том, что народ терпит на своём теле злокачественный нарост — католическую церковь, Матвей указывал, что борьба против церкви неизбежна. В своём труде он использовал евангелие, приписывавшее легендарному Христу слова о том, будто он принёс людям не мир, а меч. Эксплуатацию Матвей считал несправедливой, а сословное общество средневековой Чехии называл «изобретением дьявола».

В произведениях Матвея впервые было провозглашено одно из программных положений гуситов. Католическая церковь, стремясь подчеркнуть исключительное положение духовенства среди верующих, создала для него особую привилегию в одном из главных христианских обрядов — в принятии причастия. Давая мирянам во время причащения только хлеб, католическая церковь установила для духовенства причащение хлебом и вином. Матвей требовал для всех верующих одинакового причащения.

Учение Матвея из Янова не могло проникнуть глубоко в сознание народных масс, так как Матвей писал на латинском языке. Его сочинения были большой редкостью, их хорошо знали только учёные-теологи. Тем не менее церковь заставила Матвея из Янова торжественно отречься от его «еретических» взглядов. Вскоре после этого он умер (в 1394 году).

Великий сын чешского народа Ян Гус родился в крестьянской семье в 1371 году.[20] Родиной его было небольшое село Гусинец в южной Чехии.

Мальчик рос среди зелёных лугов, тянувшихся вдоль берегов спокойной речки Бланице, протекавшей в долине лесистых гор. Но красоты задумчивой чешской природы не могли скрыть от чуткого и впечатлительного юноши потрясающее зрелище нищеты народа, плотью от плоти которого он являлся, и тяжёлого положения крестьян. С детства он познал тяжёлую долю родного народа, его тревожили смутные, неопределённые мечты о лучшем, справедливом устройстве общества.

Ценою больших лишений родители постарались дать единственному сыну первоначальное школьное образование в близлежащем местечке Прахатице. Вскоре молодому [84] Гусу удалось попасть в столицу. В 1391 году имя его уже встречается в списках студентов Пражского университета. Гус обучался на так называемом артистическом факультете.

Ян Гус

На этом факультете изучались науки, известные в средневековой Европе под названием «семи свободных искусств». «Свободные искусства» делились на два цикла: младший — «тривиум» и старший — «квадривиум». [85] В состав «тривиума» входили грамматика, риторика и диалектика.[21] «Квадривиум» объединял арифметику, геометрию, астрономию и музыку, то есть собственно теорию музыки. Таким образом, на артистическом факультете изучались все светские науки, кроме права и медицины, которые изучались на других факультетах.

Живя в Праге и посещая лекции в университете, Гус имел возможность наблюдать всю остроту социальных контрастов и национальных противоречий, свойственных тогдашней Чехии.

В 1393 году Гус окончил артистический факультет и вскоре получил степень бакалавра[22] «свободных искусств», а затем стал магистром Пражского университета. Несколько позднее Гус поступил на богословский факультет, считавшийся в средние века вершиной университетского образования, для зачисления на который предварительно необходимо было окончить артистический факультет.

Годы молодости и учения Гуса совпали со временем обострения социальных противоречий и крайнего напряжения политической обстановки внутри Чехии. На чешском престоле находился с 1378 года король Вацлав IV, сын короля Карла I. Его брат Сигизмунд приобрёл путём брака с наследницей венгерской короны соседнюю Венгрию. В Моравии крупнейшим феодалом был двоюродный брат короля Вацлава, маркграф Йошт. Сигизмунд и Йошт вели интриги против чешского короля, стремясь к новому переделу обширных владений люксембургской династии. Король Вацлав, который был одновременно, подобно своему отцу, и императором Священной Римской Империи, мало интересовался делами Германии и проводил время на охоте или в пирах. Впрочем, королю не чужда была любовь к искусству: он продолжал начатые при Карле I постройки. [86]

Учредительная грамота Пражского университета (1348 год)

Вацлав пытался, хотя и не всегда последовательно, продолжать политику объединения страны и усиления королевской власти в Чехии. Несмотря на все усилия Карла I, многие королевские замки и имения остались в руках захвативших их крупных феодалов. Один только архиепископ Пражский владел восемью городами и семью замками, которые прежде были коронными имениями. Вскоре отношения короля с магнатами крайне обострились; с чешскими городами король стремился, напротив, находиться в хороших отношениях, так как в их лице он видел опору в борьбе против магнатов, удерживавших захваченные коронные владения и желавших децентрализации и ослабления королевской власти.

Усилившиеся за счёт непомерной эксплуатации крестьян крупные паны и монастыри тяготились королевской властью, окрепшей в годы правления Карла. Стремление крупных феодалов к децентрализации было реакционным и толкало страну назад, ко временам феодальной раздроблённости. Король не останавливался перед насилием и кровопролитием, отбирая у феодалов захваченные ими королевские имения. В 1387 году один из могущественных феодалов — пан Маркварт из Вартенберка отказался повиноваться постановлению суда и королю. Мятежный пан [87] был побеждён и провёл остаток жизни в заключении. Вскоре обострились отношения короля с другим крупнейшим феодалом — архиепископом Яном из Йенштейна. Чешское духовенство не платило налогов, о возвращении захваченных коронных владений не хотело и слышать. Желая сохранить и увеличить свои доходы, король запретил раздавать чешские приходы по усмотрению папы или архиепископа и приказал отдавать их исключительно своему придворному духовенству и тем церковникам, которые находились на королевской службе. В 1393 году король отдал освободившееся в связи со смертью аббата богатое Кладорубское аббатство одному из своих любимцев Гулеру. Монахи при поддержке архиепископа избрали другое лицо, а сам архиепископ воспротивился власти короля и отлучил от церкви королевского сановника Гулера, а затем потребовал его на свой суд. В отместку Вацлав велел арестовать нескольких советников архиепископа, который укрылся в своём укреплённом дворце. Арестованные попы были приведены в королевский суд, который потребовал от них признать власть короля и отречься от архиепископа. Несмотря на жестокие пытки, попы это сделать отказались. Одного из мятежных попов — Яна из Непомук — король распорядился утопить во Влтаве.[23]

Крупнейшие паны Чехии поспешили воспользоваться этими событиями и составили мощную коалицию, направленную против короля. Когда к союзу пана из Рожмберка и пана из Ландштейна присоединились моравский маркграф и венгерский король, стало очевидно, что целью их было низложение короля. Весною 1394 года паны захватили короля в плен и заключили его в пражском дворце. Вацлав вынужден был возвратить панам-заговорщикам отнятые у них имения и назначить Йошта Моравского правителем Чехии. Но горожане и часть верных королю феодалов стали собирать войска для его защиты. Мятежные магнаты должны были покинуть Прагу, увозя с собой пленного короля. Однако довезённый до границ Австрии Вацлав был освобождён панами. [88]

Герб чешского королевства (из библии короли Вацлава IV)

Посредником между королём и панами выступил лицемерный и пронырливый Сигизмунд. По условиям соглашения паны добились существенного ограничения королевской власти. В Чехии создался особый совет при короле, несменяемые члены которого фактически контролировали всю деятельность последнего. Мало того, обнаглевшие паны казнили в 1397 году без всякого суда нескольких королевских любимцев и советников.

В эти годы поколебалась и власть Вацлава в империи. Немецкие князья были недовольны правлением Вацлава. Он был вынужден назначить Сигизмунда своим наместником в Германии. Один из немецких князей — пфальцграф Рупрехт признал себя в 1397 году вассалом английского короля, получив за это ежегодную плату в тысячу фунтов. Английским вассалом признал себя и архиепископ Кёльнский. Получив денежную помощь иностранных государств, рейнские курфюрсты заключили в 1399 году союз для низложения неугодного им императора; в 1400 году коллегия курфюрстов прямо обсуждала вопрос, кого избрать на место Вацлава.

Чешские паны использовали затруднения короля и, получая поддержку от Сигизмунда и Йошта, начали новый вооружённый мятеж против Вацлава. Между тем осенью 1400 года четверо из семи курфюрстов лишили Вацлава немецкой короны и избрали на его место Рупрехта Пфальцского. Однако Рупрехт был признан королём только в юго-западной Германии. Вацлав стал собирать войска, но [89] Йошт и Сигизмунд потребовали за свою помощь таких огромных уступок, что предприятие расстроилось. Йошт присоединился к чешским панам, и они перешли на сторону Рупрехта. Вскоре паны вместе с присланными Рупрехтом войсками осадили Прагу. Хотя осада была скорее военной демонстрацией, чем серьёзной угрозой хорошо укреплённому городу, Вацлав вынужден был капитулировать. Он поручил управление Чехией Сигизмунду и совету панов. Король был взят под стражу и превращен фактически в узника. Паны-предатели были на стороне Сигизмунда, но горожане и крестьяне, налоги на которых новый правитель стал увеличивать, выступили на защиту прежнего короля. Вацлав был увезён в Австрию. Когда в Чехии вспыхнуло восстание против наместников Сигизмунда, последний оставил брата в Вене и двинулся в Чехию. Восстание было подавлено, но Сигизмунд в том же году уехал в Венгрию, а Вацлав освободился от заключения и вернулся в Прагу. Военные действия возобновились с новой силой. Шляхта и горожане восстали против жестокого и жадного Сигизмунда и перешли на сторону Вацлава, Йошт вошёл в союз с королём. Кроме того, Вацлав установил тесную связь с польским королём Владиславом Ягайло. Восстановив свою власть в Чехии, Вацлав жестоко расправился с панами-изменниками. Крайне нуждаясь в деньгах, он уступил в 1408 году часть Люксембургских владений на западе, передав Брабант бургундскому герцогу Жану Бесстрашному, который вместо денег обязался дать ему несколько тысяч конницы.

Вскоре после этого (в 1410 году) умер Рупрехт Пфальцский, власть которого никогда так и не была признана во всей Германии. Немецкие курфюрсты приступили к избранию нового императора. Голоса их разделились. В конце концов курфюрсты разъехались, а двое оставшихся избрали Сигизмунда. При этом они ссылались на то, что в силу Золотой буллы избрание императора должно производиться большинством курфюрстов, присутствующих на месте выборов. Тогда остальные пять курфюрстов, которые не присутствовали во Франкфурте во время избрания, объявили выборы незаконными и отдали свои голоса Йошту. Но моравский маркграф умер, и летом 1411 года большинство курфюрстов согласилось признать Сигизмунда. Вацлав остался чешским королём. [90]

Лекция магистра университета (миниатюра из французской рукописи конца XV века)

Сложное международное положение Чехии на рубеже XIV–XV веков ещё более запутывало и обостряло те острые социальные и национальные противоречия, в обстановке которых начиналась и развивалась деятельность Гуса, впервые выступившего в эти годы с проповедью перед народом.

Первые выступления Яна Гуса относятся к началу XV века. В столкновениях феодальных клик Гус был на стороне королевской власти, которая отстаивала в ту пору прогрессивный путь централизации страны. Гус встречал сочувствие широких слоев пражского населения. Уже в этот период возникают основы будущей популярности Гуса. Одновременно он продвигался по академической линии в университете, а также установил личные связи с королевским двором. В 1401 году Гус был избран деканом факультета свободных искусств, а в следующем году — ректором.[24] С 1403 года Гус был духовником королевы [91] Софии, жены Вацлава. Ещё с весны предыдущего года он начал свои проповеди в так называемой Вифлеемской часовне (в Праге).

Когда Прагу осаждали отряды Рупрехта, его союзника Сигизмунда и мятежных панов, когда со стен города можно было видеть, как дымятся развалины сёл и местечек, голос Гуса звучал призывом к борьбе. Даже «собака защищает подстилку, на которой лежит, и, если другая собака захочет её прогнать, она станет бороться с той… — обращался Гус к крестьянам и ремесленникам, которые вставали на защиту родины. — Нас же немцы притесняют, а мы молчим!» О предателях-панах и патрициях, переходивших на сторону врага, Гус говорил, что они «презреннее собак и змей». Уже в этих выступлениях слышен голос патриота, голос страстного борца за освобождение народа.

После ухода войск Рупрехта и его союзников, когда власть Вацлава была восстановлена, Гус вступил в борьбу против немецкого засилья в стране. «Чехи в королевстве Чешском по праву, по закону божьему и по прирождённому чувству должны быть первыми в должностях, как французы в королевстве французском и немцы в своих землях», — утверждал Гус.

Особенно возмущало Гуса положение в Пражском университете, который был средоточием культурных сил Чехии. Фактически господство в университете принадлежало иноземцам. В совете и во всех органах университетского самоуправления немцы захватили большинство мест. Они создали на всех факультетах атмосферу кумовства и взаимной поддержки и в то же время намеренно отодвигали в тень многих достойных магистров из чехов. Гус и другие чехи болезненно ощущали своё неполноправное [92] положение в университете, которое было выражением существовавшего в Чехии преобладания феодалов и патрициев-иноземцев. С чувством достоинства и законной гордости за родной народ Гус отмечал, что к этому времени образованные люди из чехов «размножились более иностранных учителей и возвысились над ними познаниями в науках».

В накалённой атмосфере Чехии начала XV века внутриуниверситетский конфликт приобрёл значение, выходящее далеко за пределы столкновения между чешскими и немецкими магистрами. Борьба особенно обострилась в связи с тем, что немецкие магистры в тяжёлое для страны время поддерживали врагов чешского государства. Борьба чешских патриотов увенчалась успехом, когда немецкие магистры во время очередного конфликта Вацлава с папой оказались на стороне противников короля. Вацлав и прежде оказывал покровительство чехам университета, а теперь издал знаменитый Кутногорский декрет (январь 1409 года), который должен был положить конец преобладанию иноземцев в Пражском университете. Отныне чешские магистры получали в университетском совете и других органах три голоса против одного, который оставался у немцев. Эта победа в силу большой политической роли университета в Чехии и в условиях обострения всей обстановки в стране приобрела значение сигнала к активизации борьбы против иностранного засилья. В ряде городов, да и в самой Праге чешское бюргерство предпринимало попытки оттеснить немецких патрициев от монопольного использования хозяйственных ресурсов городов и от захваченных ими позиций в городском управлении.

Но Гус не ограничивал свою деятельность стенами университета. Он обращался с энергичной пропагандой к широким слоям пражского населения, используя с этой целью своё положение проповедника в Вифлеемской часовне. В его проповедях звучали патриотические мотивы. Гус подчёркивал в своих выступлениях, что чехи «должны быть во главе, а не в хвосте», что они должны сами руководить своей землёй. В соответствии с условиями времени он объявлял, что немецкое преобладание в чешской земле противно божескому закону и церковным канонам. Вместе с тем Гус был чужд шовинизма и неоднократно подчёркивал, что для него «хороший немец ближе плохого чеха». [93]

В тесной и неразрывной связи с патриотическими выступлениями Гуса находились и его обличения пороков католических прелатов, попов и монахов. Вначале Гус был ещё весьма далёк от полного разрыва с церковью, а его критика разврата и корыстолюбия церковников встречала не только сочувствие масс, но и поддержку феодальных верхов, включая даже архиепископа, который лицемерно старался выставить себя ревнителем чистоты нравов духовенства.

Следует подчеркнуть, что тогдашняя действительность давала более чем достаточно материала для разоблачений. Когда, например, в 1379 году архиепископ приказал произвести «генеральную инспекцию» пражского клира, были выявлены факты самой необузданной и грязной распущенности. Из 39 приходских священников Праги 16 были уличены в явном разврате. Один из попов растлил даже свою незаконную дочь. Достойный пастырь церкви св. Лингардта Прокоп, обвинённый в распутстве, пытался оправдаться указанием на ещё большую распущенность каноника Матвея из соседнего прихода: если он, действительно, грешен в том, что посещал неоднократно публичные дома, то Матвей устроил у себя на дому настоящий вертеп, содержал публичных женщин и получал с них плату за покровительство. Третий священнослужитель, Варфоломей, оправдывался тем, что имеет всего одну любовницу, да и то замужнюю женщину. Поп из церкви св. Яна был изобличён в том, что, проиграв однажды в кости своё платье, отправился на другой конец Праги в дом своей сожительницы буквально в чём мать родила. Другая проверка, произведённая в начале XV века, вызвала у самих инспекторов следующее признание: «Священники, стоящие во главе приходских храмов, открыто содержат наложниц и вообще ведут себя настолько невоздержанно и неблагопристойно, что производят этим великий соблазн среди паствы». Если так говорили католические попы, которые, несомненно, стремились скрыть наиболее неблаговидные поступки своих собратьев, то можно представить, что позволяли себе пастыри «стада Христова». По свидетельству Гуса, в Тынской церкви богородицы священники были среди белого дня пойманы на месте преступления в алтаре, куда они затащили какую-то замужнюю женщину, так что пришлось заново освящать храм. Епископы, указывал Гус, не [94] стремятся пресечь распущенность духовенства, а смотрят лишь, как бы и из неё извлечь новые доходы. Так, они взимали с попов особую плату за незаконных детей.

Не довольствуясь разоблачением неприглядной жизни духовенства, Гус показывал, эксплуататорскую сущность попов и монахов. «Даже последний грошик, который прячет бедная старуха, и тот умеет вытянуть недостойный священнослужитель, — говорил Гус, — если не за исповедь, то за обедню, если не за обедню, то за священные реликвии, если не за реликвии, то за отпущение грехов, если не за отпущение, то за молитвы, а если не за молитвы, то за погребение. Как же не сказать после этого, что он хитрее и злее вора?» Гус жестоко бичевал практику продажи церковных должностей и взяточничество духовенства. Все церковные должности, писал Гус, продаются и покупаются. «Мало есть священников, которые бы не купили своё место и не собирали бы с верующих податей. Так и они и поставивший их епископ впали в грех». Гус показывал, каким образом духовенство получало доходные должности: «Вот одного ставят попом за деньги, не зная, кто и каков он есть; вот другого назначает король или пан, а между тем он не способен; иного желают епископ или каноники вследствие полученных подарков, но не потому, что таково его образование или истинное призвание». Многие попы и епископы малограмотны, утверждал Гус, и не способны даже пасти свиней. Ян Гус гневно разоблачал и лицемерие духовенства — лицемерие, которое было превращено в одно из орудий вымогательства. «В чешской земле монахи держат пиво старое и молодое, крепкое и слабое. Когда люди светские и незнакомые придут, то дают им слабого, чтобы простаки думали, что они всегда то пиво пьют, а также чтоб меньше выпили. Если же о ком полагают, что захочет быть у них похороненным после кончины, или имеют надежду получить подарок, тогда ставят на стол доброе, крепкое пиво и устраивают пир, где один напиток притягивает к себе другой». Гус показывал, что роскошь католической иерархии превосходит роскошь королей, князей и панов, а постоянные пиры и беспробудное пьянство заполняют большую часть времени духовенства. Часто попы даже не исполняли своих священнических обязанностей, да это и мудрено было бы для многих из них, так как они одновременно соединяли по нескольку приходов в разных частях [95] страны. Например, Микулаш Пухник из Черниц, имевший уже два богатых прихода в Праге и в Оломоуце, получил ещё третий и тут же обменял его на два новых. Но этого ему было недостаточно. Пронырливый поп сумел выпросить у архиепископа ещё один доходный приход в Моравии. Неудивительно, что в Чехии были «служители божьи», которые в течение семи лет не производили ни одного богослужения.

Таким образом, ещё не порывая с церковью, Гус разоблачал пороки духовенства и привлекал к ним внимание масс. Но постепенно Гус стал переходить от критики нравов духовенства к требованиям коренных преобразований во всём здании католической церкви. В этой борьбе Гус стоял на почве, подготовленной его чешскими предшественниками, а также использовал положения английского реформатора Джона Виклефа. Гус и его сторонники в университете распространяли в своих лекциях учение Виклефа, которое имело много общего с антицерковными взглядами Матвея из Янова и самого Гуса.

Используя идеи Виклефа, Гус был далёк от слепого преклонения перед его авторитетом. Он сам указывал, что защищает и распространяет только те взгляды Виклефа, которые ему кажутся соответствующими действительности и справедливости. К числу этих взглядов принадлежали такие типичные для средневековой бюргерской оппозиции требования, как призывы к ликвидации церковного землевладения, к уничтожению пышности католических обрядов, к отмене дорогостоящей католической иерархии и к подчинению духовенства светским властям. Кроме того, Виклеф призывал к тому, чтобы богослужение и проповедь производились на родном, понятном народу языке.

Значительная часть этих положений была выдвинута ещё Миличем и Матвеем из Янова, но, поскольку судьба Милича, а также осуждение и вынужденное отречение Матвея были в Чехии известны всем, Гус, очевидно, предпочитал ссылаться на Виклефа, о произведениях которого чешское духовенство, в значительной части крайне невежественное, первоначально не имело определённых сведений.[25] Отправляясь от взглядов своих предшественников, [96] Гус постепенно расширял и углублял свою антицерковную пропаганду. Он утверждал, что духовенство должно подчиняться светской власти, отстаивал свободу проповеди, в том числе и свободу критики вопиющих злоупотреблений церкви.

С каждым новым преступлением священнослужителей Гус всё дальше отходил от того, что церковь считала возможным допустить в области обсуждения её недостатков. Жалоба пражского духовенства на Гуса, поданная в 1408 году, обвиняла его в том, что он «своей бесчинной и оскорбительной проповедью вызывает ненависть всего народа против духовных лиц». В этой жалобе указывалось, что Гус выступал против платы за исповедь, крещение, погребение и другие обряды. Характерно, что в своём ответе Гус не отрицал правильности этих обвинений. Бешеную ярость и страх вызывало в католических мракобесах то, что Гус осмелился неоднократно поднимать голос против земельных владений церкви, да ещё выступая «перед большим скоплением народа». Этим Гус возбудил против себя всех церковников. Так произошёл разрыв Гуса с церковью, подготовленный всем предшествовавшим развитием событий. Будучи по своему классовому характеру бюргерской «ересью», учение Гуса не отвергало и более последовательных, более радикальных направлений. Оно было тем общим исходным пунктом, откуда развивались впоследствии идеологические основы не только чашников, но и таборитов. Поэтому учение Гуса можно считать краеугольным камнем чешской бюргерской реформации XV века.

Относительный радикализм чешской бюргерской реформации необъясним без учёта всей совокупности непримиримых социальных противоречий и острых национальных конфликтов, которые раздирали страну. Проповедь Гуса никогда не приобрела бы такого значения, если бы её появление не совпало с освободительным движением угнетённых народных масс и если бы она не давала исхода накопившейся ненависти чешского бюргерства и части низшей шляхты к иноземным феодалам, патрициям и попам. Несмотря на историческое значение чешской бюргерской реформации, идеологом которой был [97] Ян Гус, нельзя забывать, что религиозная форма, неизбежная в тогдашних исторических условиях, мешала развитию революционного движения, выражала не только его силу, но и слабость.

К 1409 году, то есть ко времени издания Кутногорского декрета, явившегося важной вехой в истории национально-освободительной борьбы чешского народа и чешской реформации, выступления Гуса стали более революционными. Вместе с тем многие из прежних сторонников Гуса отходят от него. Если растущая активность масс толкала Гуса вперёд, то многие из былых его последователей и союзников по мере обострения классовой борьбы в стране отступали назад. Так, от Гуса отдалились его прежние единомышленники Штефан Палеч, Станислав из Знойма и некоторые другие. Одновременно активизировались действия врагов. Один за другим на Гуса стали поступать клеветнические доносы. Особенно отвратительной фигурой среди врагов Гуса был Михаил из Козьего Брода, казнокрад, ставший папским уполномоченным (легатом) в Чехии.

К концу первого десятилетия XV века в Чехии значительно усилилась революционная активность масс. Положение их не только не улучшилось, но, наоборот, ухудшилось во время феодальных междоусобиц. Военные столкновения разоряли крестьян. К тому же начались неурожаи, продолжавшиеся несколько лет; особенно тяжёл в этом отношении был 1410 год.

Тесно связанный с народными массами и отражавший их настроения, Ян Гус усилил социальные разоблачения в своих проповедях. Гус уже не только обличал попов, но и призывал к возмездию. Он обращался к светским властям, королям, панам и рыцарям, призывая их изгнать корыстолюбивых и продажных попов и монахов. В то же время Гус апеллировал к народу. В проповедях, произносимых, по выражению его врагов, «перед всем множеством народа», Гус прямо призывал «препоясаться мечом и защищать закон господа». Если раньше Гус предлагал отбирать земельные владения лишь в качестве наказания у нерадивых и разложившихся церковников, то теперь он прямо провозглашал, что церковь вообще не должна иметь материальных богатств или стремиться к их приобретению. Только конфисковав церковные земли, можно будет очистить ряды духовенства от [98] невежественных, жадных и распутных попов, возродив тем самым «истинную» христианскую церковь. Со свойственной ему образностью и близостью к народной речи Гус выражал это так: «Отними у собак кость — они перестанут грызться; отними имущество у церкви — не найдёшь для неё попа». Наконец, Гус усилил свои атаки на самого «наместника христова» — папу, которого называл антихристом. «Поистине, братья, настало ныне время войны и меча», — говорил Гус, указывая на необходимость насильственных мер против главы католической церкви.

Письмо Яна Гуса (октябрь 1409 года)

Действительно, на рубеже XIV–XV веков разложение католической иерархии достигло уже, казалось, последнего предела. Ещё 100 лет назад папский престол под нажимом французских королей был перенесён из Рима во Францию, в город Авиньон. Разложение католической церкви стало очевидным, когда кроме авиньонского папы появился папа и в Риме. С 1378 года во главе католической церкви стояло одновременно двое пап, которые взаимно проклинали друг друга. В Италии, Германии, в Скандинавских странах, в Польше, Чехии и Венгрии признавали истинным папу римского, во Франции, Испании и Сицилии — авиньонского. Но чрезмерные вымогательства [99] обоих пап, их скандальный образ жизни, взаимные разоблачения и проклятия открывали многим простым людям глаза на истинное положение церкви. Тогда верхушка католической иерархии решилась, наконец, прекратить раскол, вызывавший недовольство среди верующих. Собравшийся с этой целью церковный собор в Пизе низложил в 1409 году авиньонского папу Бенедикта XIII и римского папу Григория XII. Церковники избрали нового папу, но он скоро умер. Тогда на папский престол был избран собравшимися в Пизе кардиналами Бальтазар Косса, принявший имя Иоанна XXIII. Относительно нового папы утверждали, что он был в молодости морским разбойником. Иоанна обвиняли в отравлении его предшественника и в самых гнусных и грязных пороках.

Избрание Иоанна XXIII не прекратило раскола католической церкви. Бенедикт XIII и Григорий XII отказались подчиниться собору и стали осыпать проклятиями сместивших их кардиналов. Бенедикта XIII признавали папой в Испании и Шотландии; у Григория XII было много сторонников в Германии и Италии. Однако Иоанн был всё-таки признан в большинстве остальных государств. Каждому из пап необходимы были средства, и, пожалуй, никогда прежде католическая церковь не поднималась до таких вершин изобретательности в деле ограбления народов, как в этот период. Все церковные должности, начиная от сана кардинала и кончая местом любого приходского священника, продавались совершенно открыто. Каждый, кто получал какое бы то ни было место, должен был немедленно внести сумму, равную годовому доходу от его новой должности. Этот сбор давал папе огромный доход. Но, не довольствуясь ни традиционными поступлениями в пользу церкви, ни этим новым побором, папы постановили, что доходы с епископских кафедр и с церковных приходов за всё время, пока то или другое место вакантно, должны поступать в папскую казну. Чтобы поднять поступления по этой статье, папы иной раз по нескольку лет не замещали освободившиеся должности, торгуясь с претендентами, получая доходы и нимало не заботясь о том, что церковные обряды, святость которых они громогласно отстаивали, оставались долгие годы без выполнения. Кроме того, папы присвоили себе право получать наследство после духовных лиц. Размер своей доли папы устанавливали произвольно, сплошь и [100] рядом лишая родственников умершего всего наследства. Наконец, духовные должности — точнее говоря, связанные с ними имущества — отдавались в пользование мирянам, платившим за это особый сбор. Никакие препятствия не могли остановить роста алчности пап. Наперекор всем правилам и постановлениям по нескольку церковных должностей соединялись в одних руках; другие годами оставались незанятыми. Доходы церкви росли, причём «благочестивые» отцы прибегали и к прямому мошенничеству. Так, например, папы исправно собирали с верующих средства на крестовые походы и расходовали их на нужды своих пышных дворов.

Важным источником дохода для католической церкви были так называемые «юбилейные годы». Папы утверждали, что каждый, кто побывает в Риме в течение года, объявленного юбилейным, обязательно получит отпущение грехов. Сначала было провозглашено, что юбилейные годы будут устраиваться через каждые 100 лет, потом их стали провозглашать через 50 и, наконец, через каждые 33 года. Но три роскошных папских двора пожирали без остатка огромные доходы. Остальное разворовывали кардиналы, родственники пап, многочисленные папские слуги, наложницы и прихлебатели. Поэтому изобретательность папских казначеев не имела границ. Они придумывали всё новые и новые финансовые махинации. Беззастенчиво спекулируя на религиозных чувствах задавленных нуждой и гнётом народных масс, монахи фабриковали и продавали всякого рода священные предметы. Благочестивым католикам предлагалось за сходную цену приобрести не только всевозможные мощи бесчисленных католических угодников и святых, но и такие «священные» реликвии, как солома осла, на котором Иисус въехал в Иерусалим, или слёзы Марии Магдалины, молоко богородицы и даже луч от вифлеемской звезды, указывавшей путь волхвам в ночь под рождество. За особую плату желающим продавались грамоты, которые давали купившему право нарушать посты и обычные церковные запреты.

Когда уже все средства были исчерпаны, католических теологов, поглощённых поисками новых путей повышения доходов церкви, осенило «небесное» вдохновение: они решили, что подвигами Христа, апостолов и святых создан особый неисчерпаемый фонд благодати, частицы которой, обладающие чудесной силой искупления грехов, могут [101] быть уступлены желающим — разумеется, за наличные деньги. Сначала папские грамоты — индульгенции давали отпущение за уже совершённые грехи, но вскоре церковники дошли до такого бесстыдства, что стали продавать — конечно, за повышенную плату — индульгенции вперёд, по отношению к грехам, которые ещё не были совершены. Народные массы смотрели с усиливавшимся возмущением и отвращением на циничную свистопляску католических церковников вокруг золотого тельца.

Развитая и богатая Чехия была для папской курии особенно важным источником дохода. В XIV веке всё чаще стала собираться «папская десятина» — особый сбор со всех церковных владений. Вся тяжесть этого налога ложилась на крестьян монастырей, епископств и архиепископства. Все церковные должности в Чехии распределялись (точнее, распродавались) папой. Ежегодно в Чехию прибывали группы монахов; которые усиленно торговали своими «святыми» товарами. Против вымогательств папской курии, против циничной спекуляции на религиозных чувствах народа и поднял свой голос Ян Гус.

Деятельность Гуса вызвала яростные нападки, а в дальнейшем и репрессии духовенства. Сначала его проповедь пытались стеснить и ограничить, затем Гусу запретили проповедовать, наконец, отлучили его от церкви. Но до поры до времени Гус не обращал внимания на беснования попов. Авторитет его всё возрастал. Ученики и последователи Гуса также пользовались вниманием и любовью народных масс.

На приказание явиться в Рим Гус ответил отказом, говоря, что «встревожился сатана и пришёл в движение хвост самого бегемота». В ответ на обвинения церковников Гус обращался к массам. В проповедях он отказался от непонятной для его аудитории мёртвой латыни и говорил по-чешски. Гус выдвинул тезис о том, что мирянам следует разрешить судить дела духовенства, что светские власти вправе отнять имущество у церкви. Продажу индульгенций Гус и его ближайший ученик и соратник Иероним Пражский клеймили позором и требовали её полного прекращения. Возбуждённые низы пражского населения активно выступили против индульгенций. В июне 1412 года городские низы, подмастерья, бедные студенты организовали на улицах столицы антипапскую демонстрацию. Во время шествия роль папы, раздающего [102] на потеху народу бесплатные индульгенции всем желающим, выполняла одна из известных пражанам продажных женщин. Истинным организатором демонстрации был талантливейший ученик и друг Гуса — Иероним Пражский. Магистр четырёх европейских университетов, смело проповедовавший материалистическую идею о неуничтожимости материи, Иероним был замечательным оратором, прирождённым вожаком и организатором масс. Напуганные [103] власти не добрались до истинных виновников демонстрации, но трое молодых подмастерьев из числа участников шутовского шествия были схвачены и казнены.

Иероним Пражский

Похороны казнённых превратились в повод для новой демонстрации. Тогда архиепископ Пражский решил одним ударом пресечь зло. На Гуса был наложен так называемый интердикт (отлучение от церкви). В случае, если бы он рискнул остаться в Праге, во всём городе прекратилось бы отправление богослужения и всех обычных церковных треб. Ввиду этого Гус решил принять «совет» короля Вацлава, который колебался между желанием использовать идеи Гуса для захвата церковных земель и страхом всколыхнуть революционную активность масс. Король не присоединился к преследованию Гуса и предоставил ему возможность уехать из столицы. Гус покинул Прагу и призвал своих слушателей и последователей не сдаваться и не допускать, чтобы «слуги антихриста устрашили их своим неистовым тиранством». В обращении к пражанам Гус выражал свою непоколебимую веру в окончательную победу идей реформации.

В последние годы перед изгнанием из Праги Гус усилил критику учения католической церкви об индульгенциях, снова и снова выступая в своих проповедях и богословских трактатах против церковных богатств. Особенно важно учение об условном повиновении духовным и светским властям, которое Гус развивал в 1411–1412 годах. Гус утверждал, что, если епископы и вообще господа приказывают что-либо противоречащее священному писанию и истинам веры, подданный не обязан выполнять такое повеление. Это учение идеологически вооружало эксплуатируемые классы в борьбе против произвола и угнетения феодалов. Если прежде выступления Гуса были направлены в основном против разложившегося духовенства, то теперь в его произведениях звучали всё чаще иные нотки. Гус утверждал, что крестьянин по человеческому и божескому закону имеет неоспоримое и неограниченное право использовать по желанию и передавать по усмотрению имущество, накопленное его тяжёлым трудом. Гус выступал (начиная с 1406 года) против права «мёртвой руки» — против посмертных поборов, практиковавшихся феодалами, которые требовали у крестьян значительной и, во всяком случае, лучшей части унаследованного имущества. [104]

В произведениях и речах Гуса звучало сочувствие к трудящимся и эксплуатируемым. Гус говорил о том, что короли, паны и рыцари, попы, епископы и прелаты обирают бедноту и «пасут своё брюхо в роскоши», высасывая кровь из простого народа. Основой общества Гус считал крестьян, которые своим трудом содержат все остальные сословия и во время войн защищают страну. Гус требовал максимального улучшения их положения. Однако Гус был всё же далёк от полного отрицания феодального строя.

Защищая интересы бедняков, Гус бичевал и купцов, он подчёркивал, что их доходы, как и доходы ростовщиков, нажиты неправедным, незаконным путём. Чрезвычайно прогрессивным для средневековья было требование Гуса об уравнении в правах мужчин и женщин. Он проповедовал, что отношения между супругами должны быть основаны на равноправии и взаимном уважении. Гус подчёркивал ответственность родителей за воспитание детей. Проповеди Гуса находили горячий отклик в сердцах его слушательниц, и в дальнейшем немалое количество женщин приняло активное участие на стороне таборитов в решающих битвах Великой Крестьянской войны.

Желая сделать своё учение и свои проповеди как можно более доступными для самых широких масс читателей и слушателей, Гус стал ещё больше работать над своими произведениями. Он умело пользовался ярким, метким народным языком, широко употреблял поговорки, доступные простым слушателям сравнения и примеры. Большой труд выполнил Гус, исправляя существовавшие в то время чешские переводы библии. Энгельс давал высокую оценку значению переводов библии на языки европейских народов в конце средних веков, подчёркивая, что плебеи и крестьяне сумели превратить библию в мощное идеологическое оружие против князей, дворянства и попов. В своих произведениях и при редактировании библейского перевода Гус стремился пользоваться оформлявшимся в ту пору литературным общечешским языком и сам посильно способствовал его выработке. Гус упорядочил существовавшую тогда орфографию и создал чешское правописание, основные правила которого сохранились почти без изменения до настоящего времени. [105]

Одновременно со всей этой разносторонней деятельностью Ян Гус уделял самое живое внимание и тогдашним политическим событиям. При этом он обнаружил широкий политический кругозор в оценке крупных международных событий начала XV века. Гус горячо ратовал за дружбу славян. Ещё до Грюнвальдской битвы, где объединёнными силами поляков, русских, украинцев, белорусов, литовцев и чехов был нанесён сокрушительный удар Тевтонскому ордену, Гус завязал отношения с польским королём Владиславом. Надо отметить, что чешские паны выступали в большинстве на стороне ордена, но народные массы горячо сочувствовали делу общеславянской борьбы против хищного агрессора. Получив после Грюнвальдской битвы специальное письмо от польского короля, Гус в ответном послании ему писал о справедливой борьбе славян против иноземных поработителей.

О неослабном внимании Гуса и его сторонников к братским славянским народам свидетельствует также поездка Иеронима Пражского в Польшу, Литву и русские города. Учитывая, что это путешествие происходило в 1412–1413 годах, то есть в годы, когда Гус находился в изгнании, можно предполагать, что целью поездки его верного соратника была попытка укрепить тесные связи с восточными соседями чехов и с великим русским народом.

Иероним побывал кроме Польши и Литвы в Пскове и Витебске. Здесь он носил русский костюм, бывал в русских церквах. И в Польше, и в Литве, и на Руси Иероним выступал с проповедями перед простым народом, а о последствиях таких выступлений можно судить, например, по тому, что время его пребывания в Кракове совпало с обострением борьбы городских низов против местного патрициата.

После отъезда из Праги в деятельности Гуса начался новый период. Он характеризуется окончательным разрывом с католической церковью, сближением с народом, вследствие чего от Гуса отшатнулись многие его прежние сторонники из рядов феодальной верхушки. Находясь на юге Чехии, в Козьем Замке, Гус снова окунулся в народную стихию и, как Антей, силы которого увеличивались при каждом прикосновении к матери-земле, в единении с [106] народом почерпнул новую решимость и мужество идти в своей борьбе до конца.

Ещё в Праге слушатели Гуса состояли в значительной части из плебеев. На его проповеди около Козьего Замка массами сходились крестьяне из окрестных сёл. Гус выступал на Юге почти исключительно перед народной аудиторией. Крестьяне жадно ловили слова своего земляка, ставшего знаменитым учёным и проповедником, и делали из них свои выводы. Сам Гус писал о своей деятельности в это время: «Прежде я проповедовал в городах и на улицах, а теперь выступаю около изгородей, около замка, который называется Козий, на дорогах и просёлках». Пребывание Гуса на Юге, несомненно, способствовало повышению революционной активности южночешского крестьянства и было одним из факторов, подготовивших его выдающуюся роль в событиях Великой Крестьянской войны.