БЛИЦКРИГ В ЭФИРЕ И РАДИО «КОНКОРДИЯ»

БЛИЦКРИГ В ЭФИРЕ И РАДИО «КОНКОРДИЯ»

Наступило 22 июня 1941 года. Оно было совершенно неожиданным, для немецкого населения, которому до этого столько раз напоминали о «мудрой предусмотрительности фюрера», заключившего пакт о ненападении с Советской Россией и предотвращавшего войну на два фронта. Нацистской пропаганде было приказано совершить поворот на 180 градусов и провозгласить «крестовый поход против большевизма». Поход этот, разумеется, лживо объясняли как «оборону от грозившей опасности с Востока», как превентивную войну, предупредившую якобы уже подготовленное «советское нападение» на Германию. Громоздя вымысел на ложь и клевету на подлог, пропагандистская машина Геббельса разжигала страх перед выдуманной угрозой советского нападения. Человеческое воображение не может себе представить, кричал Геббельс, что произошло бы, если бы большевистские орды «затопили Германию и Западную Европу». Ядовитая фашистская пропаганда сеяла ненависть к советским людям, которых фашистские убийцы именовали «восточными недочеловеками». Гитлеровскую армию подручные Геббельса называли не иначе как «истинными спасителями европейской культуры и цивилизации», несущими в руках факел, «чтобы не погас свет, исходящий от человечества». Ну и далее в таком же духе.

Используя преимущества, связанные с полной мобилизацией своей армии, с внезапностью нападения, гитлеровская армия добилась временных успехов, глубоко вклинившись на советскую землю. Однако первую неделю после 22 июня сводки верховного командования вермахта носили сознательно туманный характер, до предела взвинчивая тревожное ожидание в стране. Наконец 29 июня последовал запланированный нацистами шумный пропагандистский спектакль.

29 июня радиостанции рейха и оккупированной части Европы предупредили, что последуют сообщения исторической важности.

Опять потекли часы ожидания, во время которого эфир сотрясала медь военных оркестров. Наконец радио стало передавать победные реляции — не сразу, с получасовыми перерывами, до отказа заполненными бравурными маршами. Всего последовала целая дюжина — ни больше ни меньше — специальных коммюнике вермахта, в которых с чудовищными преувеличениями сообщалось об успешном продвижении германских войск на Востоке и о «разгроме» большей части Советской Армии. Впрочем, даже в эти дни полного умопомрачения от успехов гитлеровская печать, включая

«Фёлькишер беобахтер», должна была сквозь зубы признать невиданную стойкость советских солдат, конечно, чтобы тут же объявить, что в этих условиях еще более ясной становится «непобедимость» гитлеровских войск.

Шли тяжелые для нашего народа летние месяцы 1941 года. Опиравшийся на промышленный потенциал всей Европы, германский вермахт продолжал свое наступление. Но за каждый шаг в походе на Восток гитлеровцы платили кровью своих ударных дивизий. Первоначальные надежды в шесть недель или три месяца «разделаться» с Советской страной быстро померкли, и Геббельс даже вынужден был распорядиться, чтобы печать и радио перестали упоминать о блицкриге. Вместо этого специальные «роты пропаганды», прикомандированные к воинским частям, стали вставлять в свои фронтовые корреспонденции упоминания об упорстве противника и ожесточенности борьбы, очень мало вязавшиеся с общим безудержным бахвальством и обычными фашистскими утверждениями о «большевистском колоссе на глиняных ногах».

Наступила осень. Немецкое население, оглушаемое победными воплями геббельсовской пропаганды, все ощутимее сознавало, что за ними нельзя различить действительной победы. Гитлеру доносили, что это уже привело к заметному снижению морального духа войск и населения. В этих условиях спесивый фюрер в начале октября сделал заявление, которое Геббельс считал наиболее тяжелой пропагандистской ошибкой за всю войну. Вернувшись с Восточного фронта, Гитлер 3 октября сообщил немецкому народу, что большевистский противник уже повержен на землю и больше никогда не поднимется. В министерстве пропаганды шеф нацистской прессы О. Дитрих поспешил добавить, что с Советами «покончено в военном отношении». Фашистская печать и радио тысячекратно повторили эти утверждения. 10 октября 1941 года «Фёлькишер беобахтер» вышла под огромным заголовком: «Великий час пробил. Судьба кампании на Востоке решена». Началось германское наступление на Москву. «Прорыв на Востоке» расширяется, сообщил 11 октября фашистский официоз. А назавтра, 12 октября, читатели этой газеты узнали еще более сенсационную новость: «Уничтожение советских армий почти завершено». Однако германское наступление замедлялось с каждым днем. Уже 14 октября населению рейха было просто сообщено, что операции происходят «по плану», 16 октября — что они «идут, как было предусмотрено». Гитлеровские сводки и тут лгали — операции шли вовсе не «как было предусмотрено» фашистским командованием. Первым из нацистской верхушки это сообразил Геббельс, воспользовавшийся неуместным хвастовством Дитриха (впрочем, лишь повторявшего фюрера), чтобы подставить ножку своему слишком напористому заместителю.

Гитлеровское наступление еще продолжалось, нацистские полчища вплотную подошли к Москве, но оставшиеся немногие километры оказались для них непреодолимыми. Геббельс ощутил тяжелое дыхание измотанных в боях фашистских армий. На всякий случай он решил перестраховаться. 9 ноября 1941 года — еще до начала сокрушительного советского контрнаступления — он опубликовал очередную статью в «Дас райх», в которой заговорил совсем необычным тоном. Глава министерства пропаганды писал о необходимости приложить гигантские усилия для выигрыша войны, не задаваясь праздными вопросами, когда она закончится.

Чтобы замаскировать мощь контрударов «разбитой» Советской Армии, нацистские газеты по приказу Геббельса стали писать о «главном противнике — генерале Зима», была развернута шумная кампания сбора теплых вещей для армии («зимняя помощь»). Вместе с тем на все лады разочарованному и встревоженному обывателю внушалось, что фюреру в России удалось избежать ошибок Наполеона.

В декабре 1941 года и январе 1942 года развернулось мощное наступление Советской Армии, приведшее к разгрому германо — фашистских войск под Москвой. В январе берлинское радио, не заикаясь об этом, лишь торжественно уведомило немцев о том, что «германская зимняя линия фронта, занятая по плану, остается непоколебимой от Шлюссельбурга до Крыма». Геббельсовская пропаганда объявила, что немецкие войска уже привыкли к русской зиме и «могут ныне выдерживать массовые атаки русских в сознании своего превосходства в военном и техническом отношении». Но главные усилия на протяжении этих месяцев ведомство Геббельса прилагало к тому, чтобы отвлечь внимание населения рейха и оккупированных стран от событий на советско — германском фронте. Основное место на газетных полосах уделялось сообщениям об успехах немецких подводных лодок в Атлантическом океане, а также о вступлении Японии в войну и поражениях американских и английских войск на Дальнем Востоке.

24 февраля 1942 года Геббельс записал в своем дневнике, что следует изменить тон пропаганды. В фашистских газетах стали писать, что если вопреки всякой вероятности России удалось устоять, то следующее большое наступление с ней уже наверняка покончит. «Недалек тот день, когда германские войска сметут остатки русской армии с лица земли», — объявило берлинское радио в марте 1942 года. В передаче на Англию упомянутый лорд Хау — Хау угрожал: «Германия Гитлера ныне подготовляет одно из величайших наступлений — вероятно величайшее в истории, — которое определит судьбы мира на тысячелетие вперед». Это было рассчитано и на то, чтобы снабдить аргументами те английские круги, которые выступали против открытия второго фронта в Западной Европе.

Геббельсовское министерство практиковало в самых широких масштабах «черную пропаганду» — от имени подставных или просто вымышленных организаций, которой руководило управление «Конкордия». Нацисты пытались таким образом осуществлять воздействие на те круги, которые оказывались невосприимчивыми к «открытой» нацистской демагогии. На Англию вещали «Новая Би — Би — Си», «Рабочий призыв», «Радио — Каледония», «Христианское движение за мир». Среди многих передатчиков, рассчитанных на слушателей в странах Британской империи, особенно усердствовали радио «Свободный Египет», «Свободная Индия» и другие. После высадки англо — американских войск в Северной Африке появились мнимые радиостанции движения «Сражающейся Франции» — «Браззавиль № 2» (работавшая на той же волне, что и подлинная станция в Браззавиле), «Голос правды», «Голос родины». Они распространяли сведения о противоречиях между союзниками, пытались подорвать моральный дух войск «Сражающейся Франции», муссировали всяческие слухи, вроде быстрого распространения тифа в американских войсках в Северной Африке. Несколько «черных» радиостанций, которые вели передачи на арабском языке, были созданы марионеточным правительством Виши. «Радио Гималаи» вещало из столицы фашистской Италии, Рима, «Радио индийской независимости» — из Токио[300]. Нацисты пытались также дублировать в провокационных целях тайные радиостанции, созданные антифашистским движением Сопротивления.

В первый период «черное» радио использовалось нацистами главным образом для создания паники во время вторжения вермахта на территорию той или иной страны. Позднее, по мере растущих новых поражений гитлеровских войск на советско — германском фронте и растущей дискредитации официальной фашистской пропаганды, «черным» радиопередатчикам отводилась все большая роль, которую они, впрочем, играли все с меньшим успехом.

Фашистская пропаганда использовалась и для «тайной войны». Так, в мае 1942 года по приказу Геббельса в одной нацистской газете были опубликованы соображения по поводу военных возможностей нового наступления на Москву. Номер был конфискован, и редактор изруган на очередной конференции в министерстве пропаганды. Целью этой «операции» было отвлечь внимание от подготовлявшегося гитлеровцами наступления на Волгу и Кавказ[301].

Воспользовавшись отсутствием второго фронта, гитлеровцы начали это наступление в мае 1942 года. Гитлеровская пропаганда вновь стала одурманивать население иллюзией приближающейся победы. Правда, по указанию Геббельса, остерегались возобновлять разговоры о блицкриге, зато на все лады расписывались огромные ресурсы России, которые теперь будут поставлены на службу немецкой армии и населения Германии. Широко рекламировалась возможность получения каждым немцем земельных владений на Востоке.

Особенно много стараний Геббельс прилагал в эти месяцы к тому, чтобы отыскать какие?то подходящие с точки зрения гитлеровцев объяснения высоких боевых качеств советского воина.

Немецкие газеты и радиостанции по взмаху дирижерской палочки стали дружно и многословно рассуждать на тему о тайнах «русской души». В одной из речей по радио Геббельс пытался уменьшить впечатление, которое производила беспримерная стойкость красноармейцев. «Большевистский солдат, — уверял нацистский главарь, — демонстрирует порой действительно поразительное равнодушие к смерти, которое было бы слишком большой честью именовать храбростью».

Германское продвижение еще не было сдержано, но до окончательной победы было дальше, чем когда?либо ранее. Развернувшаяся битва на Волге была поэтому первоначально воспринята министерством пропаганды как желанный символ, который должен был снова возродить в Германии прежнюю уверенность во всемогуществе гитлеровской армии. Поэтому Гитлер самолично решил приковать внимание Европы к Сталинградскому сражению, которое он заранее считал выигранным немцами. 30 сентября 1942 года Гитлер заявил: «Занятие. Сталинграда будет завершено, и вы можете быть уверены, что никто не изгонит нас оттуда». Более чем через месяц то же хвастовство: «Фактом является, что мы захватили его». Сталинград продолжал сражаться. Нацистская пропаганда пыталась объяснить это тем, что русские пытаются оттянуть неизбежный конец и не считаются со страданиями населения, что дни Сталинграда сочтены, что речь идет лишь об очищении руин города, что этот город оказался не просто крепостью, а целой системой крепостей. По радио стали звучать и другие ноты, что немецкая сторона, мол, никогда не рассчитывала на скорое падение Сталинграда и не устанавливала даты завершения борьбы…

А потом последовал, как всем известно, ошеломляющий контрудар советских войск, шестая армия Паулюса в Сталинграде попала в «котел», были успешно ликвидированы отчаянные попытки ударных танковых дивизий фельдмаршала Манштейна прорваться на помощь окруженным войскам. В начале советского контрнаступления германское радио и печать пытались скрыть от населения наступивший коренной поворот в ходе Сталинградской битвы, находя самые фантастические объяснения для фактов, которые уже не поддавались замалчиванию. Комментатор берлинского радио придумал такое истолкование советского наступления: «Одним из основных принципов германской стратегии — открывать время от времени бреши, в которые большевики имели бы искушение врываться и подвергаться риску быть уничтоженными. Можно с уверенностью сказать, что именно это происходило за последние одну — две недели в излучине Дона».

По мере того как сужалось кольцо окружения вокруг войск Паулюса, усилия фашистских комментаторов найти приемлемые объяснения случившемуся стали явно побивать друг друга. Одни комментаторы снова и снова талдычили о «генерале Зима», тогда как другие спешили порадовать слушателей, что на фронте температура остается на нуле. Правая рука Геббельса в это время Ганс Фриче утешал немцев тем, что решающие сражения войны происходят вдалеке от германских границ, а в середине января 1943 года генерал Гессе объяснял, что прорывы, которых удается добиться русским зимою, не имеют серьезного стратегического значения и будут легко ликвидированы с наступлением тепла. Вместо мифа о непреодолимости вермахта в наступлении слушателям теперь преподносился подправленный вариант легенды о непреодолимости атак гитлеровской армии в летние месяцы и, конечно, о неспособности советских войск наступать иначе, чем в зимние холода. «Посмотрим, весна покажет, что осталось от советской ударной мощи», — подбадривал генерал Гессе свою аудиторию.

Через две недели закончилось Сталинградское сражение — закончилось самой крупной военной катастрофой в истории Германии, многими тысячами убитых, раненых и попавших в плен. Германские средства информации лишь глухо сообщили о прекращении борьбы в Сталинграде, «потерявшей военный смысл». Официально было запрещено упоминать о том, что кто?либо из трехсоттысячной армии Паулюса остался в живых и попал в плен, подразумевалось, что все они сложили голову за фюрера. Даже в своем дневнике Геббельс кривлялся и стремился скрыть истину: «Мы восторжествовали в борьбе за спасение от гибели на Востоке». И еще он заносит в дневник слова, сказанные в беседе с ним по — прежнему бахвалившимся Гитлером. «Сейчас его беспокоит, — сказал он, — только состояние его здоровья…»[302]

Геббельс, конечно, отлично понимал, насколько неубедительны официозные объяснения обстоятельств, приведших к разгрому под Сталинградом. Опытный демагог, он счел более полезным отказаться далее вообще от каких?либо истолкований беспримерного поражения и утопить напрашивавшиеся вопросы в тоже невиданных по масштабам траурных торжествах. Они были выдержаны в духе мрачного поминания умерших в древнегерманском эпосе, или, точнее, в трагических операх Вагнера, и по своему размаху и помпезности напоминали победные празднества летом 1940 года после капитуляции Франции. Эта новая пропагандистская постановка была рассчитана, прежде всего, на то, чтобы увести немецкий народ от мыслей о причинах катастрофы. Геббельс обещал, что они будут изучены позднее, но, мол, что уже сейчас ясно — «жертва» шестой армии под Сталинградом имеет огромное историческое значение (такое значение действительно имела советская победа, определившая коренной поворот в ходе войны!). В речи, произнесенной на собрании функционеров нацистской партии, Геббельс уверял, что гибель шестой армии «не была напрасной. Почему? Это покажет будущее». Уклонившись при помощи такого наглого трюка от всяких объяснений, Геббельс с не меньшим цинизмом уверял, будто народу сообщена вся правда, ибо он может выстоять, узнав всю правду. Геббельс голословно отрицал сведения, что немцы устали от войны и утеряли веру в победу. Он задавал тщательно подобранной, нафанатизированной до предела толпе заранее составленные вопросы: хотите ли вы вести тотальную войну, готовы ли вы воевать до победного конца? и т. д. В ответ раздавался тысячеголосый рев: «Да, да, да!», который, как и вся эта сцена, был донесен радио до каждого немецкого дома, до каждой семьи.

Началась «тотальная мобилизация» всех людских и материальных ресурсов. В связи с этим германская пропаганда изобрела, наконец, и объяснение поражения под Сталинградом: все дело, оказывается, было в том, что советские войска обладали огромным численным превосходством — это была новая, неизвестно уж какая по счету ложь. Но главное, из нее делался вывод, что Германия может изменить положение в свою пользу, если, как говорил Геббельс, перестанет вести войну «одной левой рукой» (ею неожиданно оказался цвет вермахта, перемолотый советскими войсками на Восточном фронте). Главным оружием большевиков было их численное превосходство, развивал по радио эту линию главный военный комментатор генерал — лейтенант Дитмар.

«Пришел момент, когда мы можем и должны дать Советам достаточную дозу их собственного крепкого лекарства. Законная основа для мобилизации резервов создана, но проводимые меры требуют внутреннего согласия на них всего народа». Далее следовали излияния о превратностях войны, приличествующая скорбь о погибших, уверения, будто Сталинград только исключение из правила, подтверждающее это «правило», что победа будет принадлежать Германии. Лозунгом стало, что тотальная война приведет к тотальной победе. Одновременно Геббельс приказал развернуть пропаганду будущего возмездия англичанам и американцам за бомбардировки германских городов и особенно пропаганду страха — страха перед советским народом, с прозрачными намеками на то, что действия, совершенные нацистскими войсками, ожесточили русских и наверняка породили у них стремление отплатить той же монетой и даже с лихвой немецкому народу.

В феврале 1943 года Фриче утверждал в своем радиообзоре, что «Советы планируют, как во времена переселения народов и монгольского нашествия, заполонить Европу, разрушить ее цивилизацию, выселить ее население, чтобы обеспечить себя рабским трудом для освоения сибирской тундры». Эти фантастические измышления имели, между прочим, одну характерную особенность, представляя собой отражение действительно существовавших людоедских нацистских планов физического истребления одних народов и переселения других в интересах утверждения «тысячелетнего господства» германской расы, — планов, к осуществлению которых гитлеровцы уже приступили в оккупированных странах.

Личный врач и доверенное лицо главаря СС и гестапо Гиммлера Керстен рассказывает в своих мемуарах, что, например, в 1941 году Гитлер собирался «очистить» территорию Нидерландов от голландцев, переселив половину из них на Украину, а куда остальных, там видно будет. «Фюреру надоело допускать дальнейшее существование истеричной, дегенерировавшей Франции», — передает далее Керстен со слов Гиммлера. Французов, согласных с новым порядком, Гитлер предполагал объединить в государство «Бургундию», а менее благонадежных — в другое вассальное государство, «Галлию»[303]. «Приказ об организации и функциях военной администрации в Англии» от 9 сентября 1940 года за подписью главнокомандующего гитлеровской армии генерала Браухича предусматривал после занятия Британских островов депортацию из страны почти всех взрослых мужчин [304]. Более страшная участь была уготовлена полякам и другим славянским народам, в особенности русскому. Розенберг планировал уничтожение русского населения и вытеснение его из Европы. Начальник управления колонизации министерства восточных областей, возглавлявшегося Розенбергом, писал: «Речь идет не только о разгроме государства с центром в Москве. Достижение этой исторической цели никогда не означало бы полного решения проблемы. Дело заключается, скорее всего, в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их»[305].

На территории Советского Союза нацистские полчища сожгли 1710 городов и более 70 тысяч других населенных пунктов, предали мучительной смерти более 6 миллионов людей. Всего в нацистских лагерях смерти было уничтожено не менее 12 миллионов человек.

Клеветнически приписывая Стране Советов бесчеловечные планы нацистов, Геббельс одновременно решил более активно, чем прежде, заполнять мехи своей пропаганды фразеологией сторонников «объединения Европы», Этот заряд был рассчитан не только на немцев, но также на население оккупированных стран и государств — сателлитов.