Глава 6 Посадник

Глава 6

Посадник

Посадничество лучше всего изучено на материалах древнего Новгорода. Особенно полно в трудах В. Л. Янина, посвятившего этой теме фундаментальное монографическое исследование.[366] К сожалению, ничего подобного нет о посадниках других русских земель. Разумеется, тема эта не обойдена совсем в исследованиях отечественных историков, но затронута в них скорее попутно, чем специально. То ли потому, что они не видели в ней особой проблемности, то ли потому, что она очень бедно представлена в летописных свидетельствах.

Может больше других уделил внимание посадникам М. А. Дьяконов, считавший их княжескими наместниками в городах и связующим звеном между последними и князьями, которыми они были посажены. Первой их обязанностью, согласно историку, было охранение власти своего князя над вверенной ему областью. Посадникам принадлежала военная и судебная власть. В общем порядке, утверждал М. А. Дьяконов, посадников назначал князь, но в отдельных случаях и вече считало себя вправе вмешиваться в это дело. Что касается социального происхождения посадников, то набиралась они преимущественно из числа старших мужей и бояр. За свою службу князю получали определенную долю судебных пошлин из населения.[367]

По существу, не было среди исследователей и сколько-нибудь заметных разногласий относительно социального статуса посадников. Все они соглашались с известным выводом В. О. Ключевского, уравнивавшем его с княжеским. Точнее, согласно историку, сыновья великого киевского князя правили областями в качестве его посадников и платили, как посадники, дань великому князю-отцу. По мнению А. Е. Преснякова, посадники происходили из старшей дружины князей, члены которой, тем самым, отрывались от княжего двора.[368] Аналогично понимал институт посадничества и С. В. Юшков, утверждавший, что посадники были полномочными представителями княжеской власти на местах во всех ее проявлениях и назначались князьями. Будучи представителями князя в городе они выполняли функции самого князя: судили, собирали дань и разные пошлины, ведали полицейскими делами, руководили военными силами.[369]

Относительное невнимание историков к теме кажется тем более досадным, что посадничество, по своему происхождению, является киевским, а его новгородская эволюция не характеризует явление в целом. На определенном этапе исторического развития социальное содержание посадничества на севере Руси претерпело значительные изменения, тогда как в остальных русских землях оставалось в изначальной своей форме.

Может показаться парадоксальным, но вплоть до второй половины XI в. история южнорусского посадничества полнее всего прослеживается на новгородской жизни. Если не считать мифического Гостомысла, все остальные посадники Новгорода X–XI вв. были киевскими по происхождению. Да, по существу, и по функциональному исполнению обязанностей, поскольку являлись представителями и назначенцами киевских князей.

Впервые о новгородских (киевских) посадниках речь идет в статье 977 г. Повести временных лет. Узнав о том, что Владимир Святославич оставил Новгород и бежал за море, «Ярополкъ посадники своя посади в Нов?город?, и б? волод?я единъ в Руси».[370] Некоторое недоумение в этом известии вызывает множественное число посадников. Можно было бы принять это за описку, но такая множественность присутствует и в статье 980 г. Вернувшись из варяг в Новгород, Владимир заявил посадникам Ярополчим: «Ид?те къ брату моему и рц?те ему: „Володимеръ ти идеть на тя“».[371] Скорее всего объяснение этой множественности заключается в том, что посадники из Киева были посланы не только в Новгород, но и в другие центры земли.

Овладев киевским столом, Владимир, надо полагать, как и его брат, в Новгороде посадил своего посадника. «Володимеръ же посади Добрыну, уя своего в Нов?город?».[372] Наличие давней посадничей традиции в Новгороде подтверждает и летописная статья 1014 г. В это время здесь уже княжил сын Владимира Ярослав, отказавший в выплате дани Киеву. Это было неслыхано, что и счел необходимым отметить летописец. «Ярославу же сущю Нов?город?, и урокомъ дающю Кыеву дв? тысяча гривенъ от года до года, а тысячю Нов?город? гридемъ раздаваху. И тако даяху вси посадници новгородьстии, а Ярославъ сего не даяше к Кыеву, отцю своему».[373]

Отправка Владимиром Святославичем новгородских посадников Ярополка Святославича в Киев. 980 г. Миниатюра Радзивиловской летописи

Ссылка на принятую практику, которой неукоснительно следовали «вси посадници», по существу, включает в их ряд и Ярослава Владимировича. Как справедливо считает В. Л. Янин, летописец, по существу, ставит знак равенства между посадниками ранней поры и князьями, получавшими власть над Новгородом из рук киевского князя. Носители такой формы посадничества появились в Новгороде уже в первой половине X в.[374]

Следующим известным по имени посадником Новгорода был сын Добрыни Константин. Об этом сказано в Новгородской первой летописи младшего извода. Ярослав «иде к Кыеву, и посади в Нов?город? Коснятина Добрыница»[375]. Далее в летописи, без определенной хронологической привязки, следует рассказ о конфликте, возникшем между Ярославом и Константином, закончившимся опалой и казнью последнего. Причиной его, надо полагать, явилось нежелание Константина уступить свое место сыну Ярослава Илье (может Владимиру). Это кажется тем более вероятным, что сведения о Константине фигурируют не только в списке посадников, но и в списке новгородских князей, отражая тем самым, как полагает В. Л. Янин, тождественность форм посадничей и княжеской власти X — первой половины XI в.[376]

В литературе можно встретить мысль, что конфликт между Ярославом и Константином произошел около 1019 г. и был вызван слишком независимым поведением посадника, ограничившего волю своего сюзерена. Потерпев поражение от Святополка и Болеслава на Буге, Ярослав, будто бы, собирался, по примеру своего отца, бежать за море, но этому решительно воспрепятствовал Константин. «Ярославу же приб?гшю Новугороду, и хотяше бажати за море, и посадникъ Коснятинъ, сынъ Добрынь с новгородьци рос?коша лодь? Ярославл?».[377] Конечно, это был слишком незначительный повод (если был вообще) для столь жестокого конфликта. Да и по времени, согласно хронологическим расчетам, он никак не мог произойти в 1019 г. В таком случае, как справедливо замечает В. Л. Янин, мы должны были бы предполагать существование длительного периода, вообще не заполненного посадничеством, что представляется невозможным.[378]

После смерти Ярослава Мудрого и утверждения на великокняжеском столе Изяслава Ярославича посадником Новгорода становится Остромир. Сообщения об этом находятся в Новгородской летописи, а также в «Остромировом Евангелии». В летописи под 1054 г. сказано: «И приид? Изяславъ к Новугороду и посади Остромира в Нов?город?. И иде Остромиръ на Чюдь с новгородци и убиша его Чудь и много паде новгородець с ним».[379]

Запись поздняя, обобщенно хроникальная, объединяющая в одном тексте два разновременные события. Скорее всего, Остромир погиб в битве между новгородцами и чудью, которая произошла в 1060 г. «И изидоша противу имъ (чуди — П.Т.) плесковц? и новгородци на с?чю, и паде руси 1000, а сосолъ бещисла».[380] Исходя из этого, можно предполагать, что Остромир посадничал в Новгороде шесть лет.

В «Остромировом Евангелии» также говорится о посажении Остромира на новгородское посадничество Изяславом Ярославичем, хотя и не уточняется, в каком году это произошло. «Изяславу же кънязю тогда предрьжащу обе власти: и отца своего Ярослава и брата своего Володимера. Сам же Изяслав кънязь, правляаше стол отца своего Ярослава Кыеве. А брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру Новегороде».[381]

Из буквального смысла этого свидетельства следует, что новгородское посадничество представляется его автору, по существу, как княжеское настолование. Остромиру поручен в управление стол брата великого князя. В. Л. Янин полагает, что Остромир не был непосредственным преемником Владимира Ярославича, так как в год его смерти еще правил Ярослав и замещение новгородского стола было его заботой.[382] Формально это действительно так, но почему тогда автор записи в Евангелии говорит именно о таком наследовании? Не является ли это свидетельством того, что новгородский стол между 1052 и 1054 гг. оставался вакантным и туда не был послан ни князь, ни посадник? Если это так, тогда Остромир определенно мог быть воспринят современниками как непосредственный преемник Владимира, т. е. человек, занявший новгородский стол после него.

По существу, на Остромире и прерывается новгородское посадничество в его изначальной киевской княжеобразной форме. Подводя итог этому периоду, В. Л. Янин отметил, что новгородские посадники X–XI вв. занимали такое же место в общей системе перехода новгородского стола, как и князья. И те и другие были наместниками великого киевского князя, несущими одни и те же функции.[383] На этом основании он пришел к выводу, что новгородский вариант посадничества вообще являлся системой организации Киевского государства начальной поры и что со второй половины XI в. посадничеству противостоит идея княжеских вотчин, идея независимости столов от воли киевского князя.[384]

Здесь и с хронологией явления не все однозначно, и с самой идеей. Это правда, что на знаменитом Любечском княжеском съезде была провозглашена идея независимости вотчинных владений. Но правдой является и то, что она не отменила принцип старейшинства. Ни на общедревнерусском уровне, ни на земельном. В пользу этого свидетельствует постоянная борьба князей за киевский и удельные столы, а также связанные с ней перемещения князей. Их путь к Киеву, как правило, проходил через удельные столицы. Владимир Мономах прежде чем стать великим киевским князем, занимал столы в Чернигове, Смоленске, Переяславле. Его сын Мстислав до Киева княжил в Новгороде и Белгороде, а внук Изяслав — во Владимире-Волынском и Переяславле. По существу, таким же ступенчатым (лествичным по летописной терминологии) было восхождение князей и в пределах отдельных земель.

Ничего нового в этом не было. Точно так князья проходили путь к вершинам древнерусской власти и в X–XI вв. Достаточно вспомнить, что Ярослав Мудрый, прежде чем занять киевский стол, княжил в Ростове и Новгороде. И, разумеется, его положение там не было совершенно тождественным посадскому. Об этом свидетельствует уже факт реализации им претензий на великокняжеский стол. Можно ли представить на его месте, скажем, Добрыню, Коснятина или Остромира? Конечно, нет. При исполнении одних и тех же функций новгородские князья и посадники занимали совершенно разное место в системе государственной власти на Руси.

Специфика новгородского посадничества ранней поры, порождающая некоторую иллюзорность его равнозначности с княжением, заключалась в том, что, во-первых, посадники, как бы, действительно замещали князей, а, во-вторых, что все они были княжескими родственниками. Вероятно, именно это обстоятельство дало основание поздним летописцам включить Коснятина не только в список новгородских посадников, но и в списки князей. Но мы ведь знаем, к чему привели его амбиции. И определенно Добрыня, Коснятин и Остромир не являлись в общей цепи перемен на новгородском столе такими же звеньями, какими были Ярослав, Илья, Владимир и другие князья, как это кажется В. Л. Янину.

Видимо, действительно можно говорить о «переходе власти над Новгородом от Ярослава к Коснятину, от Коснятина к Илье, а затем к Владимиру», но нельзя тоже самое утверждать по отношению новгородского стола. Посадники его никогда не занимали. Вывод этот следует из уже цитировавшегося свидетельства «Остромирова Евангелия». Изяслав Ярославич не посадил Остромира на новгородском столе, а поручил его в управление: «А брата своего стол поручи правити близоку своему Остромиру».

Выше шла речь о том, что согласно В. Л. Янину, новгородская княжеско-посадническая форма правления являлась универсальной системой организации древнерусской государственной власти вплоть до конца XI в. Если иметь ввиду степень административной зависимости местной власти от Киева, то, наверное, с этим можно согласиться, если же форму правления, то ничего похожего в остальных удельных столицах не было. Со времени учреждения в них княжеских столов занимались они исключительно представителями княжеского правящего рода и нет ни одного летописного свидетельства о том, что равнозначные управленческие функции исполняли там и посадники.

Институт посадничества, судя по всему, столь же давний в древнерусской действительности, как и институт княжения. Впервые под своим названием он упомянут под 977 г., но фактически имел место и до этого. Практика раздачи городов и волостей «мужам своим» зафиксирована уже во времена Рюрика. После смерти братьев, как пишет летописец, «прия власть Рюрикъ, и роздал мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Б?лоозеро».[385] С аналогичным явлением мы встречаемся и в правление Олега. По пути из Новгорода в Киев он овладел Смоленском и Любечем, и в каждом из этих городов посадил «мужа своего».[386]

Не приходится сомневаться в том, что и знаменитая управленческая реформа княгини Ольги являлась ни чем иным, как учреждением киевского посадничества на подвластных ей территориях. «Становища е? и ловища», а также «м?ста и погосты», которые она устанавливала «по всей земли», определенно предполагали учреждение в них киевской администрации. Тех же княжеских посадников, хотя в летописи об этом прямо и не говорится. Лишь в рассказе об овладении Ольгой Искоростенем сказано, что прежние старейшины града были пленены, а оставшееся в живых население — предано работам «мужамъ своимъ».

Продолжение этой реформы осуществил Святослав, окончательно покончивший с племенными князьками. Как полагал С. В. Бахрушин, их либо истребили, либо свели в степень посадников великого князя киевского.[387]

Аналогичные процессы имели место и во время княжения Владимира Святославича. В летописной статье 980 г. говорится, что в качестве вознаграждения за помощь в овладении Киевом часть варягов получила земельные владения. «И избра от нихъ мужи добры, смыслены и храбры, и раздая имъ грады».[388] Конкретно о посадниках говорится в статье 996 г., рассказывающей о поставлении в Василеве церкви святого Преображения и свершившихся по этому поводу празднеств. «И съзываша боляры своя, и посадники, стар?йшины по вс?м градомъ, и люди многы, и роздая убогимъ 300 гривен».[389] Упоминание посадников сразу же после «своих бояр» определенно свидетельствует об их высоком административном статусе, а множественное число указывает на распространенность этого института.

Последующие летописные известия о южнорусских посадниках показывают их как княжеских наместников, призванных осуществлять суверенитет своего князя в определенных административно-территориальных округах. Когда в 1079 г., после неудачного похода в Русь, князь тмутораканский Роман был убит половцами, а его брат Олег Святославич сослан в Константинополь, великий киевский князь взял Тмуторакань под свое управление. Вместо князя он отправил туда посадника. «Всеволодъ же посади посадника Ратибора Тмуторокани».[390] В 1081 г. князья Давыд Игоревич и Володарь Ростиславич изгнали Ратибора из этого города, сели в нем сами, восстановив тем самым княжеский его статус.

Похожие события произошли в 1097 г. на Волыни. Выполняя решения Любечского съезда о лишении волости Давыда Игоревича, киевский князь Святополк Изяславич вынудил его покинуть Владимир, в котором был посажен его посадник. «Святоша же и Путята прияста град, и посадиста посадника Святополча Василия». Вскоре, однако, Давыд Игоревич с помощью половецкого хана Боняка восстановил status quo. Посадник Василий вынужден был бежать из Владимира: «Посадник же Василь выб?же, а Давыд перея Володимерь и с?де в нем».[391]

В обоих случаях посадники были посажены в княжеских городах, сменив в них князей. На первый взгляд ситуация схожая с новгородской. Как утверждает М. Б. Свердлов, если в городе существовал ранее княжеской стол, но князя в данный период в городе не было, то княжеский стол поручался посаднику. Посадник мог быть посажен в стольном городе вместо князя, если этот князь был враждебен и изгнан во время предшествующей междуусобной борьбы.[392]

Беседа Давыда Игоревича с владимирским посадником Василем. 1097 г. Миниатюра Радзивиловской летописи

Согласиться с таким объяснением роли посадника в стольном городе совершенно невозможно. Это иллюзорная тождественность его с князем. Конечно, и Ратибор в Тмуторакани, и Василий во Владимире являлись княжескими наместниками, но определенно не обладали княжескими полномочиями. Это отличие посадников от князей отражено и в самой летописной формуле их назначений. Князей сажают (или они сами садятся) в городе. «Святополкъ перея Володимерь, и посади в нем сына своего Ярослава».[393] «Володимеръ Мономахъ с?де в Киев?».[394] Посадников же сажают не в городе, а на посадничество, то есть на конкретную должность. «Посади посадника Ратибора Тмутораканю» или «Посади посадника Святополча Василия».

Из последующих известий о посадниках следует, что они были полномочными княжескими представителями, присутствие которых в том или ином городе закрепляло его юридический статус, как и волости ему принадлежащей. Показательным в этом отношении может быть свидетельство летописной статьи 1116 г. В этом году зять Мономаха византийский царевич Леон осуществил военный поход на Дунай, где захватил несколько городов: «И вдася городов ему дунайскыхъ н?колко». В Доростоле он был предательски убит двумя сорочинами, подосланными императором Алексеем Комниным. После этого Мономах посылает на Дунай своего воеводу «и посажа посадники по Дунаю». Надолго закрепить за собой подунайские города Киеву не удалось. Повторная военная экспедиция сюда во главе с сыном Мономаха Вячеславом и его воеводой Фомой Ратиборичем, не имела успеха: «И пришедъ къ Дьрьсту, и не въсп?вше ничто же, воротишася».[395]

Любопытные свидетельства о южнорусских посадниках относятся ко времени великого княжения Изяслава Мстиславича. Во всех случаях они связаны с рассказами о территориальных и владельческих претензиях князей в старой Руской земле.

Придя к власти в Киеве в 1146 г., Изяслав Мстиславич привел к присяге мятежного князя Святослава Всеволодовича и дал ему волость, в которую входили города Бужьскый и Межибожье. Кроме них, по-видимому еще три города, поскольку в летописи значится цифра 5. Оказалось, что свои права на эти владения заявил и дядя Изяслава Вячеслав. Полагая, что именно он являлся старейшиной и послушав своих бояр, он «не приложи чести ко Изяславу, отъя городы опять, иже бяшеть отъ него Всеволодъ отъял; не токмо же то, но и Володимеръ зая, посади в нем Андр?евича». Изяславу это не понравилось. Он направил против Вячеслава брата Ростислава и Святослава Всеволодовича и лишил дядю Туровского стола. «И отъя отъ него Туровъ, и епископа туровского Акима, и посадника его Жирослава Иванковича».[396] В Лаврентьевской летописи говорится не о посаднике, а о посадниках, которых Ростислав «исковавъ приведе».[397]

Из буквального содержания свидетельства Ипатьевской летописи следует, что Жирослав Иванкович исполнял посадничьи обязанности в Турове при князе Вячеславе. Чем это было вызвано, сказать сложно. Больше с примерами совместного сидения в том или ином городе князя и посадника мы не встречаемся.[398]

Как редко встречаемся, по существу, и с примерами, когда южнорусские посадники названы по именам. Здесь имеем очень редкий случай, возможно обусловленный тем, что Жирослав Иванкович был очень заметной политической фигурой в продолжении едва ли не тридцати последующих лет. Лишенный посадничества, он в 1147 г. перешел на службу к князю Глебу Юрьевичу. В 1149 г. летописец отмечает предводительство Жирослава над отрядом, высланным Вячеславом и Юрием Долгоруким против половцев. В 1159 г. он находился на службе у новгород-северского князя Святослава Ольговича и выполнял его посольские поручения к Изяславу Давыдовичу. В 1171–1175 гг., по-видимому, посадничал с перерывами в Новгороде, будучи представителем князя Андрея Боголюбского. «И присла Жирослава посадничати с мужи своими».[399]

Содержательно близкие свидетельства о посадниках находятся в летописной статье 1147 г. Ипатьевской летописи. В ней речь идет о походе Глеба Юрьевича на Курск. При подходе его к городу, куряне выпроводили своего князя Мстислава, а у Глеба взяли посадника. «Куряне же послаша къ Гюргевичю, и пояша у него посадникъ к соб?; и посади своего у нихъ посадника».[400] Из продолжения рассказа выясняется, почему в курске был посажен посадник. Глеб то ли не собирался совсем занимать курский княжеский стол, то ли не имел намерения сделать это немедленно. После Курска он посадил посадника в Выре, а также в других посеймских городках. «И посажа посадникы свои Гл?бъ Гюргевичь по Посеймью за полемъ и у Выря».[401]

Из продолжения статьи можно придти к выводу о том, что подчинить себе город Вырь Глебу не удалось. Когда к нему подступил Святослав Всеволодович и потребовал сдачи, пригрозив при этом отдать город «половцемъ на полонъ», выревцы заявили: «Князь у нас Изяслав». Несомненно имелся в виду великий киевский князь.

В статье 1148 г. Лаврентьевской летописи имеется не совсем понятная запись о посадниках Ростислава Юрьевича, посаженных им после его прихода в Городец. «А Ростиславъ иде в Городець, а по городомъ посажа посадники своя».[402] О каких городах здесь речь, летописец не уточнил. Поскольку в округе Городца Остерского другие города неизвестны, можно думать, это имелись в виду те, которые он занимал по решению Изяслава Мстиславича. «И да ему Божьскый, Межибожье, Котелницю и ины два города».[403] Случилось это, видимо, во время похода Изяслава на Юрия Долгорукого и, разумеется, без позволения великого князя. Можно думать, что именно это самовольство Ростислава послужило основанием для Изяслава обвинить его в измене, поскольку Бужскую волость он получил вместе с поручением охранять Рускую землю с запада.

Около 1152 г. вокруг Бужской волости разгорелся конфликт между Изяславом и Володимирком Галицким. Каким-то образом она оказалась во владении галицкого князя и Изяслав Мстиславич прилагал все усилия, чтобы вернуть ее под киевский суверенитет. Закончилось все военными действиями, в результате которых Владимирко был силой принужден к миру и согласился вернуть захваченные города. Прекратив военные действия и уйдя во Владимир, Изяслав «посла посадники своя въ городы, на немъ же бяше крестъ ц?ловалъ Володимеръ, въ Бужескъ, въ Шюмескъ, въ Тихомль, у Выгошевъ, у Гноиницю». Однако, галицкий князь, как только минула опасность, отказался от клятвы и не пустил изяславовых посадников: «И не да ихъ Володимеръ».[404] Там, надо думать, сидели галицкие посадники.

Еще одной волостью, где княжеское управление осуществлялось через посадников, являлась Вятичская. Об этом можно заключить на основании летописных свидетельств о конфликте в стане черниговских князей 1147 г. Святослав Ольгович, после дружеской встречи с Юрием Долгоруким в Москве, пошел на вятичь. До прихода его из вятичских городов бежали посадники черниговских князей Владимира и Изяслава Давыдовичей. «В то же веремя выб?гоша посадничи Володимери (и) Изяславли из Вятичь, изъ Бряньска, и изъ Мьченьска, и изъ Блеве».[405]

В 1164 г. новгород-северский князь Святослав Всеволодович, получив тайное приглашение епископа Антония занять черниговский стол после смерти Олега Святославича, прежде чем прибыть в Чернигов, «посадники посла по городомъ».[406]

Отрывочные известия, относящиеся к концу XII — началу XIII в., свидетельствуют, что институт посадничества в Руси функционировал вплоть до монголо-татарского нашествия. В 1195 г. Всеволод Юрьевич, получив в старой Руской земле волость из пяти городов (Торческ, Корсунь, Богуслав, Треполь и Канев), Торческ отдал своему зятю Ростиславу Рюриковичу, «а въ иныи городы посла посадникы своя».[407] В 1206 г. Киев захватил черниговский князь Михаил Всеволодович и «посла посадникы по вс?мъ городам Киевьскымъ».[408] Аналогичным образом действовал Всеволод Юрьевич в Рязанской земле в 1207 г. Примирив между собой молодых рязанских князей Олега и Романа и отдав Пронск Олегу Владимировичу, Всеволод всю остальную землю вместе с Рязанью прибрал К СВОИМ рукам. «А самъ поиде Рязаню, посадникы посажавъ сво? по вс?мъ городам ихъ».[409]

По существу, на положении посадника оказался в Киеве и галицкий воевода Дмитрий, посаженный в нем накануне подхода к древней столице Руси монголо-татар. Перед этим Данил Галицкий вывел из Киева князя Ростислава Смоленского. «Данилъ же ?ха на нь и я его (Ростислава — П.Т.) и остави в немъ Дмитра, и вдасть Кыевъ в руц? Дмитрови обьдержати противу иноплеменьныхъ языкъ».[410]

Знакомясь с летописными известиями, нетрудно заметить, что институт посадничества занимал одно из важнейших мест в административно-владельческой системе Руси. Посадники представляли собой, по существу, княжеских наместников в том или ином городе, являлись исполнителями их функций. Об этом со всей очевидностью свидетельствует поучение Мономаха, в котором он объяснял сыновьям, как надо исполнять княжеские обязанности.

«Еже было творити отроку моему, то самъ есмь сотворилъ д?ла на воин? и на лов?хъ, ночь и день, на зною и на зим?, не дая соб? упокоя. На посадника не зря, ни на бирнча, сам творилъ что было надоб?, весь нарядь и в дому своемь то я творилъ есмь».[411]

О судебно-фискальных функциях посадников свидетельствуют и летописные известия. В статье 1096 г. содержится рассказ о том, как новгород-северский князь Олег Святославич, отказавшись придти в Киев на заключение мира между князьями, пошел походом на Муромскую и Ростовскую землю. Главной целью его было подчинить себе волости Северо-Восточной Руси, принадлежавшие по праву наследования Мономаховичам. Причем, подчинить их не только политически, но и экономически. Из городов Ростова, Белоозера, Суздаля, Мурома им была устранена администрация Изяслава Владимировича и заменена своей. «И перея всю землю Муромску и Ростовьску, и посажа посадникы по городомъ, и дани поча брати».[412] Разумеется, ничего нового Олег Святославич не придумал. В захваченных городах и раньше сидели посадники. И функции их были такими же.

Собираемая посадниками дань несомненно централизовалась в стольных городах, но какая-то ее часть шла также и на содержание самой посадничей службы. Вероятно, поборы не были четко нормированы, в связи с чем имели место посадничьи злоупотребления. О них, в частности, свидетельствует статья 1138 г. Лаврентьевской летописи, в которой руские посадники по степени зла, причиненного людям, приравнены к половцам. «И тако бысть пагуба посульцемъ, ово отъ половець, ово же отъ своихъ посадникъ».[413] Из летописного контекста следует, что Посулье в этом году было захвачено Ольговичами и, скорее всего, о «пагубах» именно их посадников говорит летописец. Сентенция об этом следует сразу же за сообщением о том, что Андрей Владимирович под давлением черниговских князей и их союзников половцев вынужден был оставить Переяславль.

Близкое по содержанию известие имеется также в статье 1176 г. После убийства Андрея Боголюбского на княжение были приглашены Ярополк и Мстислав Ростиславичи. Первый занял владимирский стол, а второй — ростовский. До этого они пребывали в Чернигове, а поэтому пришли на северо-восток со своей администрацией. Вскоре оказалось, что ее управление было сопряжено с экономическими поборами. Руские посадники замучили людей «продажами и вирами». «С?дящема Ростиславичема в княженьи земля Ростовьскыя, раздаяла бяста по городомъ посадничьство Русьскимъ д?тьскимъ; они же многу тяготу людемъ симъ створиша продажами и вирами».[414]

Можно было бы отнести эти ненормированные дани или штрафы на счет чужих чиновников, не связанных с местными традициями и условиями жизни, но, судя по свидетельству летописной статьи 1175 г. Ипатьевской летописи, такими же алчными были и свои. Когда стало известно об убийстве Андрея Боголюбского, во Владимирской земле начались социальные волнения, острие которых было направлено против княжеской администрации. «Горожане же Боголюбьци разграбиша домъ княжъ и много зла створися въ волости его (Боголюбского — П.Т.): посадниковъ и тивуновъ домы пограбиша, а сам?хъ и д?тски? его и мечникы избиша, а домы ихъ пограбиша».[415]

Избиение горожанами Боголюбова посадников, тиунов и мечников Андрея Юрьевича. 1175 г. Миниатюра Радзивиловской летописи

Упоминание вместе посадников и тиунов среди грабителей населения указывает на то, что они исполняли одни и те же судебно-фискальные функции. В посадских городах высшим княжеским чиновником после самого посадника был тиун, а в княжеских, где посадников не было, судебные дела от имени князя вершили непосредственно тиуны. Это определенно следует из летописных статей 1093 и 1146 гг. В первой из них сказано о грабеже людей тиунами во время правления в Киеве Всеволода Ярославича. «И почаша тивун? его (Всеволода — П.Т.) грабити людии продаяти, сему нев?дущю у бол?зн?хъ своихъ».[416] Во второй — изложена жалоба киевлян князьям Игорю и Святославу Олеговичам на киевского и вышгородского тиунов, которые чинили несправедливости. «Ратша ны погуби Киевъ, а Тудоръ Вышегородъ».[417]

Более полное представление о судебных полномочиях южнорусских посадников можно составить на основании письменных свидетельств, относящихся к Северной Руси. Разумеется, с поправкой на то, что южнорусские посадники, скорее всего, не обладали такой юрисдикцией, как северорусские.

Практически, ничего неизвестно и о законодательных ограничениях посадских обязанностей в Южной Руси, которые имеются, в частности, в Псковской грамоте. «А которому посаднику с?сти на посадничество, ино тому посаднику крестъ ц?ловати на томъ, что ему судить право, а судомъ не мститися ни на когожь, а судомъ не отчитись, а правого не погубити, а виноватого не жаловати». Не исключено, что подобное крестоцелование посадников могло иметь место и в Южной Руси, хотя, учитывая характер их назначений, клятвы эти давались не городской общине, но князьям.

Из содержания Уставной грамоты Смоленской епископии можно придти к выводу, что на определенном этапе компетенцией княжеского и посаднического суда были также и дела церковные. Иначе трудно понять, зачем надо было вводить в специальной грамоте положение о независимости епископских полномочий. «Ажь будетъ иди тяжа, или продажа епископля, да ненадоб? ни князю, ни посаднику, ни тивуну, ни иному никомуже». Учитывая тесную и непосредственную связь Смоленской земли с Южной Русью, а также и то, что Смоленская епископия выделилась из Переяславской, можно думать, что подобной независимостью от княжеского и посаднического суда обладали и все другие епархии.

Со времен первых исследователей системы государственной власти на Руси (М. А. Дьяконов, Н. П. Павлов-Сильванский, А. Е. Пресняков, С. В. Юшков и др.) в историографии утвердилось мнение, что, кроме Новгорода и Пскова, во всех других древнерусских центрах, где были княжеские столы, институт посадничества не имел места. Более того, как полагал М. А. Дьяконов, даже в т. н. «посадских» городах власть посадников прерывалась, как только там появлялся князь.[418] В пользу такого вывода, как будто, свидетельствует летопись, не называющая посадников в удельных столицах. Там среди первых княжеских помощников, как правило, фигурируют воеводы и тысяцкие. Лишь однажды в летописи говорится одновременно о князе и посаднике, как о представителях власти в одном городе. Это, о чем речь шла выше, в известии об изгнании из Турова Вячеслава Владимировича и его посадника Жирослава Иванковича. Вторым таким свидетельством, на что до сих пор не обращали внимания, возможно является грамота Смоленской епископии, оговаривавшая суверенитет церковного судопроизводства, независимого от князя и посадника. Не будь этого института в Смоленске, в подобной констатации не было бы смысла.[419]

Одной из важнейших функций посадников была военная. Это хорошо отражено в летописи на примере посадников северорусских городов, но такие же обязанности лежали и на южнорусских посадниках.[420] Определенно об этом можно заключить на основании свидетельства летописной статьи 1128 г. Когда, по просьбе Всеволода Ольговича на помощь ему, в противостоянии с великим киевским князем Ярополком Владимировичем, прибыли половцы и послали своих послов в Чернигов, то по пути их перехватили посадники Ярополка. «Изоимавше ? Ярополци посадници на Локн?, приведоша ? къ Ярополку, Ярополчи бо бяху посадници».[421]

Даже если бы подобных свидетельств не было, военную функцию посадников так называемых малых городов можно было бы предполагать. На том основании, что они были в них представителями князя и, следовательно, выполняли все, что относилось к его компетенции. Собирали дань, правили суды, ведали внутренним распорядком и, конечно же, руководили военными делами.

О том, из какой социальной среды происходили посадники в исторической литературе особых расхождений нет. По мнению А. Е. Преснякова, М. А. Дьяконова, С. В. Юшкова и других исследователей, основным резервом, из которого черпались кадры этих управленческих чиновников, была старшая княжеская дружина. По свидетельству начального летописания посадниками становились «мужи добры и смыслены, и храбры». Именно их сажал в городах Владимир Святославич в 980 г.

Однако, по мере развития городской жизни, умножения городских центров, а также частой смены их владельческого статуса, удовлетворить потребности в посадниках только из старшего боярского окружения князей становилось, по-видимому, все труднее. Особенно тогда, когда князья переходили на новые столы или прибирали к своим рукам волости в соседних землях, а их «мужи» уже прочно осели на землю и не желали оставлять насиженных мест. Более мобильными были представители младшей дружины и не случайно в летописи все чаще упоминаются в качестве княжеских слуг и помощников так называемые «детские».

Особый интерес в этом отношении представляет свидетельство летописной статьи 1169 г. Ипатьевской летописи. Князь Владимир Мстиславич получил заманчивое предложение от галицких бояр относительно владимирского стола и объявил об этом своим ближайшим помощникам Рагуилу Добрыничю, Михалю и Завиду. Те не поддержали его и заявили следующее. «И рекоша ему дружина его: „О соб? еси, княже, замыслилъ, а не ?демъ по тоб?, мы того не в?дали“». Тогда Владимир, «възр?въ на д?цскы», заявил, что «си будуть мои бояре».[422]

Определенно, если бы затея Владимира увенчалась успехом, его детские заняли бы различные управленческие, в том числе и посаднические, должности на Волыни, так, как это имело место на северо-востоке Руси, когда на владимирском столе утверждались князья Ростиславичи, прибывшие из Южной Руси со своими детскими. Не исключено, что и Всеволод Юрьевич отправил в 1195 г. в южнорусские города Корсунь, Богуслав, Треполь и Канев на посадские должности представителей младшей княжеской дружины.

В заключение несколько слов о политическом статусе русских посадников. Из имеющихся свидетельств следует, что это были государственные чиновники, являвшиеся своеобразным продолжением княжеской власти на местах. Посажение их в той или иной волости должно было свидетельствовать о распространении на нее юрисдикции князей, получивших новое владение в дар или обретших его посредством захвата. Судя по тому, что летописи практически не сохранили имена посадников,[423] последние не принадлежали к числу ближайшего княжеского окружения, как воеводы или тысяцкие и, тем более, не были известными представителями городских общин.

По мнению С. В. Юшкова, посадники проявляли тенденцию превратить свою должность в наследственную и сделаться типичными феодалами, закабаляя подвластное им население и преобразуя дань в феодальную ренту.[424] На каком летописном материале историку удалось обнаружить такую тенденцию посадников, неизвестно. Даже если она у них и была, реализовать ее было практически невозможно. Особенно учитывая временный статус посадников, сменявшихся при каждой смене княжеской власти. Письменные источники не знают ни одного случая, когда бы розданные князьями городские волости посадникам превратились в их наследственные вотчины.

Посадники, как и другие представители княжеской администрации, получали от своих князей земельные наделы, которые, судя по летописным известиям, никогда не равнялись той волости, которой они временно управляли. За верную службу князю они жаловались селами «с людьми и з данью». И только об этом говорит летопись. Она не знает боярских городов, но зато содержит сообщения о боярских селах и имениях. Такие, в частности, имеются в статьях 1146 и 1150 гг. Ипатьевской летописи, 1177 г. Лаврентьевской. В статье 1209 г. Суздальской летописи, в рассказе о новгородском мятеже против посадника Дмитра, говорится о разграблении его сел. «И створиша Новгородци вече на посадника Дмитра и дворъ его и села пограбиша».[425]

Есть основания полагать, что села боярам передавались не просто во владение, но в собственность. Подтверждением этому может быть Рукописание волынского князя Владимира Васильковича, в котором указаны владения переданные им жене. Среди них значится и село Березовичи, купленное князем у некоего Давыдовича Фодорка. «А село есмь купилъ Березович? у Рьевича у Давыдовича Фодорка, а далъ есмь на немь 50 гривенъ кунъ, 5 локотъ скорлата, да брон? дощатые».[426] В статье 1186 г. Лаврентьевской летописи говорится о разграблении имений бояр рязанского князя Всеволода Глебовича. «А что дружины Всеволожи, повязаша вс?хъ жену же его и з д?тми, а свою ятровь ведоша в Рязань, и бояр его, и именье их розоимаша».[427]