НЕ ДВОРЕЦ, А КОЛУМБАРИЙ — ВОТ ЧТО ТАКОЕ КНОССКИЙ ДВОРЕЦ НА КРИТЕ

НЕ ДВОРЕЦ, А КОЛУМБАРИЙ — ВОТ ЧТО ТАКОЕ КНОССКИЙ ДВОРЕЦ НА КРИТЕ

Знаменитый немецкий археолог Генрих Шлиман, безоговорочно доверившись текстам Гомера, не просто открыл Трою и свидетельства ее осады. Он стал родоначальником новой и славной отрасли истории — поиска древних руин, идя вслед за легендами и мифами. И он был удачливым пионером в новом деле — раскопал еще и города, где жили герои Троянской войны, — «златообильные» Микены, Орхомен, Тиринф — родину Геракла. Тем самым он открыл удивительный эгейский мир — крито-микенскую культуру, отодвинув историю Греции более чем на полторы тысячи лет в глубь веков.

Мысль провести раскопки на Крите — центре той загадочной цивилизации — не оставляла энтузиаста до последних дней жизни. Он добился разрешения губернатора острова и собирался уже купить холм, под которым должен был скрываться Кносский дворец — руины Лабиринта, детища Дедала. В договоре с владельцем земли указывалась цена участка вместе с рощей из 2500 оливковых деревьев. Шлиман пересчитал стволы, их оказалось всего 880. В гневе он расторг договор и уехал лечиться в Италию, но неожиданно умер в Неаполе в 1890 году… Парадоксально, но по современным исследованиям получается: Генрих Шлиман виноват как раз в том, что Лабиринт — дворец критских правителей — не найден до сих пор. Эвансом, его прямым последователем, обнаружено нечто совсем другое…

«Как вы можете верить в легенду?» — спрашивали пессимисты у Артура Эванса, приехавшего на Крит искать Лабиринт. «Узоры сказочного мотива на ковре вышивают нитью, скрученной из простой овечьей шерсти», — отвечал он. Это было в 1901 году.

Буквально через несколько дней после того, как Эванс начал раскопки, легендарный Лабиринт открылся человеку. Он оказался многоэтажным дворцом. Широкие каменные лестницы. Колонны. Бесчисленные залы. Причудливо изогнутые коридоры. Огромное число кладовых. И бесценные фрески, воскрешающие быт эпохи.

Карта острова Крит. Точками Обозначены места раскопок 

Более четверти века длились раскопки. Каждый год открывались новые комнаты, переходы между ними, внутренние дворики, хозяйственные помещения с пифосами в рост человека. Из серой земли, из темных глубин тысячелетий, из хаоса фундаментов и остатков стен появлялись четкие очертания дворца-города.

Артур Эванс и его верные последователи, пораженные обилием настенной росписи и украшений, ваз и кубков, огромных пифосов и мелких сосудов для возлияний, поспешили в своих отчетах о раскопках описать Кносский дворец как место почти ежедневных пиров с выступлениями артистов и музыкантов, поэтов и певцов. Сами стены и колонны излучали тут блеск неуемной роскоши и баснословного богатства. Правители утопали в излишествах, вино текло рекой, придворным раздавали дорогие подарки. Во внутренних покоях нашли маленькие бассейны, ванны из обожженной глины и камня, уютные комнаты для отдыха и бесед об искусстве. Что касается вина, то сам Эванс подсчитал общий объем сосудов в дворцовых кладовых — около 80 тысяч литров!

Постепенно стало ясно, что Лабиринт сооружался в течение тринадцати столетий. Его строители сумели сделать архитектурный памятник символом бесконечно разворачивающегося времени. Основная часть дворца, которую можно отнести к периоду легендарного царя Миноса — отца Федры и Ариадны, была крайне простой и скромной по размерам. Сложность планировки появляется 600 лет спустя за счет пристроек с коридорчиками и чуланами. Эванс понял это, но не перестал в отчетах называть руины дворца Лабиринтом…

Крит был могущественной и процветающей державой. Но в конце II тысячелетия до н.э. там происходит какая-то таинственная катастрофа. Города гибнут. Лабиринт разрушается и зарастает мелким кустарником. В чем же причина, если следов военного столкновения пока не найдено?

Первооткрыватель так много сделал на Крите, что получил право назвать исчезнувшую и вновь найденную цивилизацию минойской, по имени царя из легенды. Никто не смел спорить с Эвансом. Даже те, кто понимал поспешность иных выводов английского археолога, не решались вступать с ним в дискуссию. Блестящие отчеты Эванса о раскопках гипнотизировали всех.

Причиной гибели Лабиринта археолог посчитал, между прочим, землетрясение. Допустим, что стихийного бедствия вполне достаточно для разрушения дворцовых построек. Но для гибели всей критской цивилизации?

Вот уже сорок лет ищут историки ответ на этот вопрос. И только в наши дни, когда к очередной экспедиции на Крит присоединились специалисты из нескольких других областей науки, стало возможным дать ответ на этот вопрос. Кносский дворец стал демонстрировать свои вековые тайны в совершенно неожиданном «ракурсе».

Один из первых выводов, сделанных высококвалифицированными строительными экспертами, гласил: «Кносский дворец погиб не в результате природного катаклизма!» Инженеры к нашему времени накопили достаточный опыт, чтобы безошибочно определять технические последствия грандиозных подземных толчков. Строители присмотрелись к колоннам из гранита и известняка у северного входа во дворец. При сильных подземных толчках плиты под ними обязательно разрушились бы. Однако на этих плитах не было даже малейших трещин…

Экспертиза колонн во внутренних двориках показала, что они упали сами по себе и только оттого, что за ними столетиями не было надлежащего ухода.

Да, землетрясения на острове происходили. Но не они разрушили стены Лабиринта. Далее. Строители единодушно и твердо признали, что комнаты Лабиринта вовсе не отличаются роскошью. В большинстве случаев их строили из отнюдь не драгоценных материалов. Трудно назвать их царскими покоями. Так говорили специалисты по возведению современных зданий, изучавшие перед поездкой на Крит строительное дело египтян, шумеров и древних греков. Историки только развели руками. Экспертов призвали разобраться в конкретных причинах катастрофы, а они «откопали» совершенно новые и волнующие свидетельства. Коллеги Эванса говорили о гигантском пожаре, бушевавшем здесь. О нем, по их мнению, свидетельствовала почерневшая гипсовая штукатурка. Однако кропотливый анализ частиц гипса показал, что пожара тут никогда не было. Материал, применявшийся критянами, содержал примеси битуминозных веществ. Они выступали в слое гипса жилками и придавали ему вид мрамора. Если же битум нагреть (что неизбежно при пожаре), то он сравнительно быстро выгорит, а гипс станет белым.

В гипсовых панелях Кносского дворца битум остался невредимым до наших дней! Пробы гипса из Лабиринта вывозили в самые современные университетские лаборатории, делали шлифы, изучали их под микроскопами, подвергали спектрографическому анализу и… не нашли следов повышения температуры свыше 55 градусов по Цельсию.

Лестница и световой колодец 

Итак, ни пожара, ни землетрясения здесь не было. А что же тогда превратило дворец в руины? Какая сила сбросила его потолки на землю? Говорили в последнее время об извержении гигантского вулкана. Быть может, Кносс стал критскими Помпеями?

Геологи определили, что примерно ко времени заката минойской культуры относится взрыв вулкана на одном из малых островов Эгейского моря. Но слой пепла в районе дворца мог составлять тогда всего 3—4 сантиметра. Этого недостаточно для гибели целой цивилизации. Кроме прибавки урожая на соседних полях, вулканический пепел ничего больше тут произвести не мог.

* * *

Профессор кафедры геологии Штутгартского университета Ганс Вундерлих попытался обобщить все эти новые данные и выдвинул для них собственное объяснение.

Работая на Крите, он удивился, почему древние так часто использовали в строительстве мягкий гипс. Неужели они не знали о низкой износоустойчивости такого материала? Или здесь гипсовые пороги, ступеньки и полы покрывали дорогими коврами? Но ведь и ковры вряд ли спасут пороги от растрескивания. И уже совсем неподходящ подобный материал для полов в помещениях, которые принято называть «кладовыми».

Именно гипсовые пороги стали тем порогом, о которых разбились старые теории. Ведь из гипса были пороги и в комнатах, которые считались ванными. Но для ванных этот материал уж явно не годился…

Историки спрашивали: может быть, все эти гипсовые порожки часто обновляли? Нет! — твердо отвечали им. — Здесь не видно следов такой работы. Между тем внешние стены дворца сделаны весьма солидно и прочно. Желобки водостоков, отводящих дождевую воду наружу, делались не из гипса, а из античного цемента — гашеной извести с некоторыми добавками. Там, где нужна была стойкость, ее добивались. Из прочного цемента сделаны полы в коридорах, где, конечно, люди ходили. А вот в комнаты с большими глиняными сосудами, пифосами, люди почему-то, скорее всего, не входили и пороги не переступали.

Эксперты предложили более внимательно приглядеться к залу, который считался покоями царской четы. «Мрачный погреб это, а не жилые комнаты. Разве в условиях жаркого средиземноморского климата можно было здесь жить? Нет циркуляции воздуха, мало света. Тут надо круглые сутки жечь факелы! Нельзя было отдыхать и в «комнатах для отдыха». В них меньше удобств, чем в кельях средневековых монахов. У тех были хоть узкие окошки, а здесь — одни глухие стены. Или вот еще одно царское помещение. Почему оно находится на дне световой шахты? Удобно ли в духоте принимать гостей?»

Свое слово геологи и строители сказали. Теперь дело было за специалистами по античным культурам.

— Для каких целей могли служить помещения, в которых находился один-единственный большой глиняный сосуд? — начали они спрашивать самих себя.

Судя по размерам, так называемые пифосы ставились в комнате еще до завершения ее строительства, ибо через узкий вход с гипсовым порогом, как доказали эксперты, пронести сосуд внутрь нельзя. Очень странный метод сооружения кладовых! Нет, совершенно нецелесообразно в столь высоких емкостях с широким горлом и в таком тесном помещении хранить пищевые припасы. И зачем на этих сосудах изображались змеи, секиры и головы быков — те же, что можно было увидеть и на многочисленных алтарях? В подобных сосудах скорее могли храниться человеческие кости. Да, да, похоже, что это погребальные ковчеги. Такие же, какие находили в Микенах и на островах Эгейского моря. Но там в них действительно обнаружили остатки костей. Здесь кости почему-то не сохранились, но микроскопические остатки их обнаружить все-таки можно.

Кроме того, еще коллеги Эванса находили в нишах за очень тонкими гипсовыми стенками и под хрупкими порогами глиняные горшки непонятного назначения. Сейчас напрашивается мысль об урнах.

Спросили мнение других экспертов. По толщине глиняных черепков они смогли выяснить, что материал сосудов для хранения продуктов должен быть несколько другим — более толстым и лучше обожженным. А историки вдруг вспомнили, что почти такие же образцы тонкой керамики уже находили в гробницах этрусков. И вообще в Лабиринте слишком много алтарей и мало бытовых удобств. Много ритуальных сосудов и мало обычных, и вещи здесь найдены уж очень разные. Если это подарки царям, то почему те принимали примитивные бусы наравне с драгоценными кубками? И случайность ли, что многие из находок относятся к тем предметам, какие, по верованиям древних греков, следовало класть вместе с покойниками в могилу?

Исходя из общности традиций и религиозных воззрений всего античного мира той эпохи, ученые пришли к новому взгляду на стиль настенной росписи Лабиринта. Люди на фресках показаны не в повседневной одежде и не в привычном им быту. И всем им совсем не весело. Ни на одной из фресок ни один человек не улыбается. Лица сделаны подчеркнуто суровыми и сдержанными. Да и изображены на стенах Лабиринта слуги и служанки, а не знатные девушки и юноши, как раньше полагали.

Одежды нередко выдержаны в голубых тонах… А голубой и синий цвет у древних был цветом траура.

В свое время первооткрыватель восхищался изображением танцев. Танцовщицы показались ему, однако, изнеженными и чересчур учтивыми. Новые исследователи видят на фресках сложные ритуальные танцы весьма меланхолического настроения.

Утонченные и изысканные женщины с открытой грудью одеты в голубоватые платья и переднички с вышитыми на них горными цветками. Можно прийти к выводу, что перед нами не придворные артистки, а плакальщицы. Жрицы Древнего Египта обнажали грудь во время панихиды. Геродот говорит о сходном знаке траура у греков.

Некоторые мужчины на фресках, как подчеркивал еще Эванс, явно темнокожи. Археолог принял их за африканских пленников. Но лица у них европейские, одежда греческая. Только цвет кожи темный, точнее, коричневый. Вспомним: в архаичной Греции существовал обычай раскрашивать лица темно-красным пигментом во время похорон близких родственников и в первые недели после них.

Правда, на фресках есть еще сцены игр с быком. «Это античный цирк. Акробаты — развлечение утонченных царей!» — говорили сторонники взглядов Эванса. Однако совсем недавно изображение таких же игр было найдено в Италии. И где? В могильниках этрусков!..

Вернемся теперь к так называемым ванным. Большая часть из них уже довольно давно была признана саркофагами. Именно саркофагами, только ограбленными еще до наступления нашей эры. А стояли они подчас в «ванных комнатах», где стены украшены птицами, рыбами и дельфинами синего цвета. По верованиям греков и этрусков, эти животные должны были сопровождать души умерших в подземный мир. Более того, на фризах в этих комнатах был орнамент из голубых и синих роз. Тут уж никуда не денешься! Такие цветы — явный признак глубокого траура. И у древних греков, и у фракийцев, и даже у византийцев. И у все тех же этрусков…

* * *

Итак, вопреки Эвансу и благодаря Эвансу ныне делается вполне определенный вывод, что в Лабиринте в течение тысячи лет не жили правители, но «работали» жрецы. Это был огромный заупокойный храм с внутренними усыпальницами на первом этаже и с бесчисленными алтарями и поминальными комнатами на втором. Он был сложным культовым центром всего острова, а не дворцом для развеселой жизни. Цари жили в более скромных по размерам постройках, занимались спортом, как было положено грекам, военными играми и пиршествами в широких и светлых внутренних двориках. Лабиринт, с этой точки зрения, просто неудобен. Хитросплетения кривых коридоров, бесконечные пристройки, отсутствие привычных дворцовых анфилад и больших залов, зыбкий строительный материал, склепы с их духотой…

Вот теперь и можно объяснить, почему Лабиринт никогда не окружали крепостными стенами или валом. Он находился на окраине города, как и полагалось в древности всякому некрополю. Правда, это было не совсем обычное кладбище, и заупокойные церемонии на нем отличались такой усложненностью, с какой археологи до этого не встречались.

Легендарный царь Минос, конечно, не жил в Лабиринте. Вполне возможно, он посещал его — как верховный жрец Крита. Но, скорее всего, здесь были свои собственные жрецы.

Итак, перед нами огромное античное кладбище? Похоже. Центр заупокойных представлений. Дворец мертвых. Судя по количеству черепков и оставшихся целыми сосудов-ковчегов, здесь похоронены были многие и многие тысячи людей.

Можно предположить, что архив глиняных табличек в Лабиринте — это записи даров жрецам, жрицам и целому клану «артистов» и «статистов», принимавших участие в оплакивании. Кроме того, они могут быть завещаниями, краткими молитвами, списками работников гигантского «похоронного бюро», перечнем инвентаря заупокойных церемоний. Эта гипотеза, впрочем, ждет еще своего подтверждения.

В кносском Лабиринте было довольно большое помещение со ступенчатыми трибунами, которое коллеги Эванса назвали «придворным театром увеселений». На одной из знаменитых фресок есть изображение этого «театра». Ничего веселого там усмотреть нельзя. Четырнадцать жриц на прямоугольной сцене стоят в ритуальных позах. Одеты они, конечно, в голубые платья. На трибунах — женщины с белыми лицами и мужчины с коричневой краской на лице. Словом, здесь идет отпевание. Собрались родственники умершего…

Где-то около 1200 года до н.э. прежний погребальный ритуал меняется. Критяне перестали мумифицировать трупы умерших — их теперь начали сжигать на кострах. Усложненное почитание людей, перешедших в загробный мир, сменяется чем-то другим. Кносский Лабиринт постепенно (ничего внезапного тут не было!) перестает быть культовым центром и приходит в запустение. Его саркофаги и ковчеги безжалостно грабят. Потолки обваливаются, деревянные колонны сгнивают, слои пыли в этом благодатном климате быстро превращаются в почву, на которой вырастают сперва трава, а потом кустарники.

На Крите был, как установлено при раскопках в других городах, свой собственный способ мумификации, отличавшийся от египетского. Высушенные мумии в скрюченном виде помещали в маленькие саркофаги из обожженной глины.

Если б коллеги Эванса в первые же дни раскопок обратили на это особое внимание, они бы нашли остатки мумий. Кислород, поступивший сразу в помещения Лабиринта, освобожденный от наслоений земли, в одно мгновение превратил эти остатки в мельчайшую пыль. Кроме того, многие мумии погибли еще в глубокой древности, когда грабители вынимали их из «ванн» и «пифосов», чтобы забрать золотые украшения и наиболее ценные предметы из тех, что родственники пожелали дать покойнику в дорогу на тот свет.

Итак, остается лишь спросить: гипотеза все это или уже утверждение? Еще гипотеза, но уже — открытие!

Однако из всего этого следует, что истинный Лабиринт — дворец правителей острова — еще не найден. Искать его надо где-то севернее той точки, на которой зациклился Артур Эванс. Справился бы с этой задачей Шлиман? Несомненно, ибо ему принадлежит пальма первенства в открытии царского дворца той самой минойской эпохи в Тиринфе — с торжественными залами и колоннадами, атриумом и пропилеями. Он был великолепен и уютен. Пол в зале, где владельцы мылись и умащивались маслами, состоял из одной каменной плиты весом в 20 тонн. И никакого гипса!..