«Сучья война»: между молотом и наковальней

«Сучья война»: между молотом и наковальней

Рассказывая о великой резне в воровском мире после войны (очерк «Блатные против сук»), мы лишь вскользь коснулись роли «мужицкого» сообщества в «сучьих войнах». Конечно, в большинстве своём «мужики» старались не вмешиваться в эти кровавые «разборки», соблюдая молчаливый нейтралитет. Да и их особо не трогали ни «воры», ни «суки». «Мужик», как говорится, он и в Африке «мужик». Любопытны в этой связи рассуждения старого лагерника Ахто Леви в его романе «Мор»:

Да что мужику бояться! Воры, суки и прочие — они должны знать, в какую зону им можно, а в какую нет, от этого зависела их честь, у кого она была, или жизнь. Ну, а мужик… Здесь, как у феодалов: рыцари дрались и убивали шпагой, мужика же, если он заслужил, должны были не столько карать, сколько наказывать, и делать это можно было либо плетью, либо палкой. К правильному мужику отношение воров благожелательное, а правильность мужика — это на усмотрение господ… Чего ему бояться, когда он нужен и ворам, и сукам, и генералам, и премьер-министрам?

И всё же в этой кровавой «мясне», «резне» определённое сочувствие «мужиков» было на стороне «честных воров». Вскользь мы уже касались этого в очерке о «сучьей войне», но теперь остановимся подробнее.

Почему же «мужики» понемногу склонялись на сторону «законников»? Да потому, что в ходе резни «честняки» уже сами искали поддержки основной массы арестантов. В принципе, конечно, и «воры», и «суки» были одного «блатного замеса». Только «суки» переметнулись на сторону администрации ГУЛАГа, обретая в таком союзе поддержку и защиту для себя. Только ведь нутро у них от этого не переменилось! Они по-прежнему не желали работать, вели привычный издавна образ жизни с пьянками, картами, «курочили сидоры» основной безропотной массы арестантов.

«Сукам» не нужны были ни сочувствие, ни поддержка «мужицкой» и «фраерской» массы. Чувствуя поддержку лагерного начальства, они вели себя, как хозяева положения.

«Вору» же настраивать против себя «мужика» было бы полным безрассудством: «начальнички» за «законника» не заступятся, а если «мужик» объединится с «суками» (которые на словах выступали «народными защитниками»), то «ворам» — конец. «Вилы», говоря на блатном жаргоне.

И «воровской закон» стал меняться; «мужик» это ощутил. И стал «мужик» даже немного «жалеть» «честного вора».

Это заметно, например, в рассуждениях того же Леви:

По признаку своей породы воры и суки — одна шуба, только в последнем варианте наизнанку. Вор по закону не работал сам и не заставлял мужика, но делал так, чтобы тот работал на вора добровольно; суки принуждали мужика работать насильно и сами становились бригадирами, десятниками, нарядчиками, комендантами, что ворам было заказано их законом. А гражданину начальнику суки нравились больше, чем воры. Скиталец знал, что заработная плата, даже мизерная, ему у сук не светит: — в этом суки тоже отличались от воров: те оставляли мужику столько, чтобы у него не отпадала охота работать, суки же отнимали всё, оставляя только пайку. Наиболее доходчиво разницу между суками и ворами объяснил Мор: у капиталистов разбой называется разбоем, у социалистов — благотворительностью. («Мор»).

Впрочем, несмотря на то, что маятник «мужицкого» сочувствия качнулся в сторону «честных воров», работяги всё же прекрасно понимали (и помнили по временам недавним), что, «сколько волка ни корми…».

Потому уже во время «сучьих войн» отпор «мужицкой» массы воровскому сообществу (как в «законном», так и в «сучьем» вариантах) стал постепенно обретать организованные формы. Повлиял, конечно, и приток в лагеря «военщины», о котором мы уже рассказывали в предыдущем очерке; простой трудяга-«сиделец» убедился: оказывается, и «блатарям» можно давать отпор! К тому же резня обескровила и разобщила воровской мир, разбросала по одним лагерям «сук», по другим — «законников».

И тогда вдруг подняла голову в «зонах» ГУЛАГа ещё одна «масть», о которой доселе никто не слышал, — так называемые «ломом подпоясанные» (иногда говорили «ломом опоясанные», нередко — «ломом перепоясанные»).

Вообще-то выражение это бытовало и прежде в «босяцком» языке. «Ломом подпоясанный» на «блатном» жаргоне значило — недалёкий человек, рождённый только для того, чтобы работать на других; арестант крепкий, сильный, но безропотный; простодушный мужичок, здоровенный простофиля. И вот эти самые зэки, подпоясанные ломами, объединились в один кулак и стали диктовать «блатному братству» свои условия:

В зонах объявилась новая масть из работяг. Они отказались платить дань кому бы то ни было, прогнали из зон всех блатных, опоясались, что называется, ломами, стали работать на хозяина и на самого себя (именно тогда родилась масть «ломом подпоясанные», как их с юмором прозвали сами воры). (А. Леви. «Мор»)

Это было первое серьёзное предупреждение «блатному миру». Нельзя сказать, чтобы «урки» совсем уж его не услышали (в очерке «Блатные против сук» мы рассказали о некоторых изменениях «воровского закона» после «великой резни»). Но — услышали недостаточно отчётливо…