«Бывший урка — Родины солдат»

«Бывший урка — Родины солдат»

От мифической «армии» генерала Бессонова перейдём к реальной Красной Армии образца 1943 года. Точнее, к её штрафным частям, в которые влилось свежее пополнение из лагерей.

Будем справедливы: дрались зэки-«штрафники» действительно страшно. Зло, отчаянно и безжалостно. Актёр Евгений Яковлевич Весник во время войны был командиром артиллерийской батареи, под его началом сражались бойцы из числа бывших заключённых. Он вспоминает:

«Они воевали прекрасно. Были смелы, дисциплинированы. Я представлял их к наградам. И мне было абсолютно всё равно, за что они судимы. Их награждали за то, что они прекрасно проявляли себя в боях»…

Действительно, многие «штрафники» проявили на фронте доблесть и героизм, были награждены орденами и медалями СССР. А пятерым из них присвоено звание Героя Советского Союза — Матросову, Бреусову, Отставному, Сержантову и Ефимову.

Хотелось бы сказать несколько слов о подвиге Александра Матросова. Конечно, суровая действительность не имела ничего общего с истерической пропагандой чуть ли не языческой жертвенности. И уж само собой разумеется, нет ничего удивительного в том, что уголовное прошлое Матросова было скромно обойдено молчанием.

К 1943 году армия всё ещё испытывала серьёзный дефицит вооружения. Особенно это касалось штрафных частей, которые рассматривались прежде всего как «пушечное мясо». Как правило, ни автоматов, ни гранат — только «трёхлинейка». Да за пояс впереди заткнута сапёрная лопатка черенком вниз: своеобразный «бронежилет» — хоть какая-то защита от пули в живот…

Зная эти детали, мы можем по достоинству оценить горькую справедливость размышлений прекрасного писателя Вячеслава Кондратьева и о подвиге советского народа в целом, и о подвиге Александра Матросова:

Вся война являлась беспримерным и подлинным подвигом всего народа. Одно нахождение на передовой, один шаг на поле боя — всё это великое преодоление себя, всё это подвиг. Однако политотделам нужны были «особые» подвиги: единоборство солдата с одной гранатой или бытылкой с зажигательной смесью против танка, или бросание грудью на амбразуры дзотов, или подбивание из родимой трёхлинейки образца 1891/30 самолёта и так далее, и тому подобное. Особо понравилось политотделам бросание на амбразуры.

Да, Матросов совершил подвиг, но совсем не такой, какой описывался. Ещё в войну, узнав о подвиге Матросова, мы недоумевали: зачем бросаться на амбразуру, когда ты так близко подобрался к огневой точке? Ведь можно закинуть гранату в широкий раструб дота, можно открыть густой автоматный огонь по ней и тем самым на какое-то время заставить замолчать пулемёт противника. Но у Саши, видимо, не было гранаты, не было и автомата — штрафная рота, в которой он находился, по всей вероятности, вооружена была «родимыми» винтовками. И Матросов вынужден был действовать по-другому: он, обойдя дот, залез на него и сверху старался руками прижать ствол пулемёта, но немецкие солдаты, схватив его руки, стащили вниз и расстреляли. Этой заминкой и воспользовалась рота. Это был подвиг разумный, умелый, и не вина Матросова, что у него не хватило физических сил, да и откуда они? После голодного лагеря? Но не сказали правду, создали легенду и усиленно распространяли её как пример для подражания, пропагандируя опыт советских «камикадзе» (В. Кондратьев. «Оплачено кровью». — «Родина» № 6–7,1991).

«Штрафники» и были советскими «камикадзе». Мало кому удавалось выжить под шквальным огнём противника в самых «горячих» местах и без права отступить.

Приведём свидетельство замполита штрафного батальона 397-й Краснознамённой стрелковой дивизии:

«2 декабря 1943 года нам с комбатом старшим лейтенантом Ферьевым сообщили, что в нашем 3-м батальоне остаются только командиры и коммунисты, а пополнение будет состоять из осуждённых. Маршевая команда в сопровождении шести офицеров прибыла с Урала.

Времени для подготовки необстрелянных бойцов к наступательным действиям было очень мало… Вскоре батальон получил приказ совершить марш-бросок с форсированием Оки. Под непрерывными бомбовыми ударами вражеской авиации бойцы перебрались на другой берег реки и выполнили поставленную задачу. Не успели отдышаться, как поступил новый приказ: взять деревню Сохановский посёлок. Здесь фашисты создали сильно укреплённый оборонительный рубеж. Отрыли окопы полного профиля, соединили их траншеями, установили проволочные заграждения… Однако оборона немцев была прорвана… Около трёх километров гнали фашистов, пока к ним на помощь не подошли танки…

За время боёв в батальоне не было ни одного случая дезертирства, членовредительства, угроз в адрес командиров… Со штрафников, которые были ранены или отличились в боях, была снята судимость; совершившие боевые подвиги — награждены орденами и медалями» (А. Емелин. «Штрафные батальоны». — «Преступление и наказание» № 6, 1992).

Кстати, о командирах. Все они ни в коем случае не были «штрафниками». Согласно положению о штрафных батальонах и ротах Действующей армии, командиры и военные комиссары батальонов и рот, командиры и политруки взводов, иные офицеры — назначались на должность приказом по войскам фронта или армии «из числа волевых и наиболее отличившихся в боях командиров и политработников».

Всему постоянному составу штрафных частей сроки выслуги в званиях, по сравнению с командным, политическим и начальствующим составом строевых частей Действующей армии, сокращались наполовину. При назначении пенсии каждый месяц службы в штрафной части засчитывался за шесть месяцев (хотя кто в то время думал о пенсии?).

Не следует всё же идеализировать «блатную армию». Привычный для них довоенный образ жизни давал себя знать и в боевой обстановке. Автору этой Энциклопедии довелось беседовать с некоторыми командирами, под началом которых воевали бывшие «уркаганы». Особенно яркими и впечатляющими были рассказы ветерана войны Ивана Александровича Мамаева. Интересно, что Мамаев поначалу командовал обычной ротой — не штрафной! Но в 1943-м году его изрядно поредевшее подразделение было пополнено бойцами из числа «блатных». Через некоторое время под его началом оказались сплошь уголовники, поскольку в роту вливались в основном добровольцы из ГУЛАГа.

С первых же дней стало ясно, что личный состав в подразделении подобрался непростой. Через сутки после прибытия пополнения у командира взвода пропал планшет с документами и деньгами. Ротный Мамаев выстроил бойцов-уголовников и выступил с проникновенной речью:

— Я не буду выяснять, кто украл планшет. Просто обращаю внимание на два обстоятельства. Первое: пропала карта, которой должен руководствоваться комвзвода при выполнении предстоящего боевого задания. Придётся нам переть вперёд на «бум-лазаря», как бог на душу положит. Кроме того, исчезли деньги, которые лейтенант хотел переслать своей семье — жене и маленькой дочке. Я не взываю к чувству сострадания. Просто подумайте, с каким настроением он будет поднимать вас в атаку и что он может натворить в таких расстроенных чувствах. Запомните: вы на фронте, а не на «малине». Здесь каждый «весёлый» поступок может стоить вам жизни. А теперь разойтись! Можете помыслить на досуге.

Наутро планшет был на месте…

Вскоре, побывав в боях, уголовники поняли, что их жизнь действительно зависит от высокой боевой подготовки, взаимовыручки и дисциплины. Поэтому даже во время учений никто не смел «филонить», позволить себе проявить «слабину».

Так, во время одного из занятий по отработке пластунских передвижений на импровизированном плацу оказалась огромная лужа. Все бойцы ползли прямо по ней. Но один новичок из пополнения обогнул её по краю и пополз дальше. Тогда несколько «штрафников» поднялись, молча взяли ловкача за руки и за ноги и швырнули прямо в центр лужи. Провинившийся всё понял без дополнительных разъяснений.

Однако привычки и наклонности брали своё, и порою это оборачивалось трагически. Так, после штурма одной из вражеских высот в Крыму Мамаев поручил «штрафнику» доставить в тыл захваченного вражеского офицера. «Уркаган» перед тем как конвоировать гитлеровца, потребовал жестами от него: мол, снимай сапоги…

— Отставить! — возмутился комроты. — Ты мне прекрати эти свои уголовные замашки!

Штрафник пожал плечами и повёл фашиста в тыл. А через некоторое время труп уголовника был обнаружен на обочине дороги. Парень лежал босоногий, рядом валялись его же сапоги. Видно, всё-таки позарился на офицерскую обувку. А когда стал надевать, тут его фриц и «приговорил». Как говорят бывалые «босяки» — «Жадность фраера губит»…

Рассказывал Мамаев и о том, как однажды его рота встретила таких же «штрафников» — и «блатные» схлестнулись за карточной игрой. Растаскивать их и что-либо приказывать было бесполезно! Поначалу «мамаевские» проигрались в пух и прах, но позже сумели отбиться («откусаться», по-блатному) и даже остались в «наваре».

А ещё уголовники замечательно подделывали различные печати (что особенно было полезно, когда они «приобретали» в сёлах продукты питания и взамен оставляли «документы» с «печатями»). Печать рисовалась чернилами на мягкой части ладони в основании большого пальца. Отличить от настоящей её было практически невозможно…

Дух уголовщины был характерен не только для штрафных формирований, состоявших из гулаговского пополнения. Он царил и в штрафных частях, так сказать, «первых призывов», где воевали провинившиеся бойцы из подразделений Действующей армии. В качестве подтверждения этого приведём рассказ бывшего «штрафника» Валерия Ивановича Голубева:

В штрафной батальон я из авиашколы попал. Колючей проволоки восемь рядов — только тени за ней проглядывают. Станция Овчалы, около Тбилиси…

У многих штрафников война началась сразу, как только они пересекли ворота штрафбата. Там болтались «старики», устраивали «проверку» вновь прибывших: кто позволял себя раздеть — раздевали… Эту дань переводили в деньги и давали, говорят, взятку начальству, чтобы их не отправляли на фронт. Они были те же штрафники, но сплотились, создали банду…

Убийства происходили каждый день, вернее, каждую ночь. Кто успевал вскрикнуть, кто и так… Гибло много людей: один в карты проиграл, другого проиграли. Утром складывали трупы у ворот. За ночь собиралось два-три трупа, иногда — больше, штабель накладывался. Из вновь прибывших обычно мёртвыми оказывалось человек пять. Сначала было удивительно, потом к этому привыкли… («Штрафники». — «Родина», № 6–7, 1991).

Кому-то этот рассказ может показаться диким: как же так, ведь речь идёт не об уголовниках, а об обычных солдатах! Однако что значит «обычный солдат»? Штрафные части пополнялись преимущественно всё же не из самых дисциплинированных бойцов. А в Действующей армии оказалось немало уголовников, которые к моменту войны просто не успели «осесть» в лагерях: их не «замели» органы правопорядка. Зато под мобилизацию эти «урки» попали. И, конечно, в армии были первыми кандидатами в «штрафники». Любой командир нормальной части в первую очередь избавлялся именно от них. Ну, а в штрафных ротах эти ребята насаждали свои «законы»…

Колоритный образ «штрафника» рисует Евгений Яковлевич Весник, имя которого мы уже упоминали выше:

…Восточная Пруссия, 1945 год. Как сейчас помню: не даёт немецкий пулемётчик, оставленный в арьергарде, провезти через поляну наши стопятидесятимиллиметровые пушки-гаубицы — тяжёлые, неповоротливые, прицепленные к мощнейшим американским тракторам «Катер-Пиллер Д-6». Рядовой Кузнецов Василий — «беломорканальник», осуждённый на 10 лет (как попал он на фронт — прямо из лагеря или побывав в штрафной роте и искупив свою вину кровью, — не помню), получил от меня приказ: пробраться к дому, из которого ведётся огонь, и ликвидировать огневую точку. Через полчаса пулемёт замолк. А ещё через десять минут Вася принёс затвор немецкого пулемёта и…голову стрелявшего немца.

— Боже мой! Зачем голова? — вскричал я.

— Товарищ гвардии лейтенант, вы могли бы подумать, что я затвор с брошенного пулемёта снял, а стрелявший сам ушёл… Я голову его принёс как факт, как доказательство!

Я представил его к ордену Славы и первый раз увидел, как он плакал! Навзрыд!

…Убеждён, что Вася в преступный мир не вернулся. Свою целительную роль сыграли доверие и поощрение!

Мы бы, конечно, были рады разделить мнение Е. Весника. Но, к сожалению, приходится высказать некоторые сомнения. Уже по рассказанному эпизоду видно, что герой Вася не отказался от своих прежних замашек. Обычай отрезать голову для «предъявления» — чисто гулаговский. Правда, практиковался он не зэками. Охота за «головками» представляла собой очень доходный промысел. Например, за поимку беглых лагерников НКВД выплачивало охотникам Северной Сибири (а также карелам, казахам и другим аборигенам в местностях, где были расположены лагеря) премии деньгами и дефицитными товарами — сахаром, мукой, мануфактурой, порохом и пр. Ж. Росси в «Справочнике по ГУЛАГе» сообщает:

«Т. к. поймать беглеца, а потом вести его по тундре трудно и опасно, его пристреливают, отрезывают голову и прячут от зверя. Когда соберется достаточно, мешок с «головками» погружают на санки или в лодку и отвозят «заказчику». Мешок выглядит так, как если бы в нём были арбузы»…

Интересно, что документы на выплату «премиальных» оформлялись счетоводами, которые чаще всего были заключёнными. Так что зэки легко перенимали «нравственные принципы» гулаговского начальства.

Для Васи отрезание чужой головы было поступком совершенно естественным, всё равно как намазывание бутерброда. В самом деле: ведь нужно доказательство — вот и получите! Так же естественно и зарезать человека, который чем-то мешает, стоит на твоём пути, не то сказал или не так поступил. А что тут такого? Не зря же в уголовном фольклоре существует поговорка: «Ему человека зарезать — как высморкаться»…

К сожалению, в уголовном фольклоре почти не отразился героический быт «блатных» защитников страны. Хотя до нас дошла довольно популярная песня — обращение «штрафника»-уголовника к своей любимой:

Помнишь чудный, ясный вечер мая,

И луны сверкающий опал?

Помнишь, целовал тебя, родная,

Про любовь, про ласки толковал?

От любви окутан ароматом,

Заикался, плакал и бледнел.

Ах любовь, ты сделала солдатом

Жулика, который погорел.

Погорел он из-за этих глазок,

Погорел он из-за этих глаз!

Ах судьба, ты знаешь много сказок,

Но такую слышишь первый раз.

И теперь в окопе сером, длинном,

К сердцу прижимая автомат,

Вспоминает о своей любимой

Бывший урка — Родины солдат.

Где ты, дорогая, отзовися!

Бедный жулик плачет по тебе.

А кругом желтеющие листья

Падают в прохладной полутьме.

Может, фраер в галстуке богатом,

Он тебя целует у ворот.

Хоть судьба смеётся над солдатом,

Жулик всё равно домой придёт.

Он придёт с победой, громкой славой,

С орденами на блатной груди.

Но тогда на площади на главной

Ты его с букетами не жди…

Дальнейшие события показали: преступные, зверские инстинкты во время войны проявляются с особой силой, как только для этого создаются хотя бы маломальские условия. Повторим: преступники и на фронте оставались преступниками, в их среде привычным делом были пьянки, картёжные игры, поножовщина. При удобном случае они не брезговали грабежом или мародёрством. Видимо, это было достаточно очевидно и для военного командования Красной Армии. Поэтому с резким изменением положения на театре военных действий в пользу СССР было решено прекратить пополнение действующей армии профессиональными преступниками — «урками». В 1944 году в соответствии со специальным распоряжением ГУЛАГа перестали призывать на фронт неоднократно судимых уголовников, в том числе и «сидельцев», отбывавших сроки наказания за незначительные преступления — если эти преступления были рецидивными.

В отношении же сражающихся на фронтах «блатных» стали всё чаще применяться суровые методы воздействия. Но если на своей территории «уркаганов» ещё удавалось сдержать жёсткими мерами (например, двое из «штрафников», подделывавших печати, по свидетельству Мамаева, были расстреляны), то при вступлении на территорию противника — особенно в Германию — стихия вырвалась из-под контроля.