Паломничество
Паломничество
Тюремное заключение и ношение крестов в глазах инквизиции были унизительными наказаниями; их рассматривали как меры для установления дисциплины, целью которых было вызвать и разбудить угрызения совести за прошедшие прегрешения и направить человека к истинным духовным ценностям. Выше я уже предполагал, что все поведение Святой палаты, похоже, основано на презумпции святости всех инквизиторов. Можно пойти дальше и сказать, что, работая с согрешившими людьми, Святая палата руководствовалась убеждением, что все раскаявшиеся грешники – будущие святые. И сажали их в тюрьму для того, чтобы на хлебе и воде, в кандалах они могли подумать о душе и, таким образом, спасти ее. Кресты на них надевали для того, чтобы они поняли, что Церковь сберегла их от грозящей им опасности. А крест и тюремное заключение были, как сказано в пособиях для инквизиторов, не наказанием, а унизительными епитимьями.
Иначе обстояло дело с пилигримами, наказание которых паломничеством не считалось унизительным. В Средние века паломничество расценивалось как акт очищения, с помощью которого можно было получить немало выгод. Все время от времени отправлялись в паломничество: некоторые в дальнее, на Святую землю, а большинство – к ближайшим святыням. В Англии, например, принято было ходить к Богородице Уолшингемской или к святому Фоме Кентерберийскому. Так, Вильям Ньюленд из Лондона, умерший в 1425 году, записал в своем завещании, что: «один человек должен идти в Рим и в Иерусалим и заработать на дорогу, другой должен идти в Кентербери босиком, третьего пошлют к святому Джеймсу в Галлию…»[145]
Интересно заметить, что в Средние века светские власти часто приказывали людям отправляться в паломничество. Это любопытная деталь, как замечает мсье де Козон, которая еще раз подчеркивает тесную связь между социальными и религиозными аспектами общества. Паломничество было одной из главных обязанностей и одной из самых больших радостей наших средневековых предков. Однако, как и всякая форма церковных обрядов, оно могло быть назначено как епитимья. Этим я хочу сказать, что, хоть паломничество и назначалось в качестве епитимьи, его не рассматривали как тяжелую обязанность, от которой человек старался бы избавиться. Обычная епитимья могла заключаться в слушании определенного количества месс или определенного количества молитв. Такие акты покаяния приносили верующим только радость, хотя, возможно, они предпочли бы заняться чем-нибудь другим. Хотя, чем, собственно, могла развлечь себя веселая толпа, которую Чосер описал в своих «Кентерберийских рассказах»?
Таким образом, инквизиция рассматривала паломничество как одно из наиболее легких наказаний. На самом деле пилигримам редко приказывали носить кресты, разве что в случаях дополнительной епитимьи или в случае совершения ими раньше более серьезных преступлений. В списке приговоров инквизиции, составленном Лимборком, названо 127 случаев, когда людей освобождали от тюрьмы и приказывали им отправиться в паломничество, причем с крестами на одежде. Были и случаи, когда людей сразу отправляли в паломничество, и из этого можно заключить, что они совершали совсем пустяковые провинности. Так, инквизитор Петер Селла назначил одному человеку епитимью в виде паломничества к святому Джеймсу из Компостелы всего лишь за то, что тот, увидев вальденсов на корабле, вступил с ними в разговор, причем он прекратил беседу, как только ему сказали, кто это такие.
Инквизиторы проводили четкое различие между большим паломничеством, малым паломничеством и passagium transmarinum – путешествием в Святую землю. Места большого и малого паломничеств периодически менялись. Из Лангедока людей отправляли в Рим, к святому Джеймсу Компостела, к святому Фоме из Кентербери или к Трем Королям в Кельн. Места малого паломничества были более разнообразны и включали в себя монастыри святого Жиля, Рокамадур, святого Антония в Вене, Богородицы в Монпелье, Богородицы в Париже, святого Северинуса в Бордо, святого Доминика в Болонье, Нарбонне, Кастре, Лиможе и Памьере. Ко всем этим святыням весь год шел постоянный поток пилигримов, хотя естественно, что в дни церковных праздников людей прибавлялось.
Наказанные инквизиторами получали от них бумагу с перечислением мест, которые они должны посетить, и перечнем обрядов, которые они должны исполнять каждый день. Этот документ, написанный на латыни, служил в пути охранной грамотой и представлял собою нечто вроде паспорта. При необходимости паломники обращались к приходским священникам, которые переводили им текст документа и указывали дорогу, а также давали другие советы. Из каждого места паломничества пилигримы должны были принести бумагу, заверенную местным священником, в которой указывалось, что паломничество выполнено и что наказанный человек должным образом исполняет возложенную на него епитимью. Так, 30 ноября 1250 года такую бумагу, выданную инквизитором Каркассона, получил некий Петер Пельфа:
«… убрать кресты, которые он должен носить за совершенные им преступления в виде ереси, до его возвращения из Франции, куда ему хочется отправиться; по возвращении он должен в течение первых восьми дней предстать перед лордом епископом Каркассона… он должен показать тому письменное уведомление о том, что совершил паломничество в назначенные ему места».[146]
Большое паломничество довольно часто назначалось в ранние годы инквизиции. Петер Селла большинство еретиков отправлял к святому Джеймсу в Компостеле и святому Фоме в Кентербери. Бернер из Ко крайне редко прибегал к такой форме наказания. Бернар Гуи назначал только малые паломничества. Очень часто осужденные должны были совершить, скажем, одно большое и три малых паломничества.
Гораздо чаще, особенно в поздний период, епитимья обретала форму серий походов к главным церквям, расположенным по соседству, в каждой из которых осужденного пороли в качестве наказания. Осужденный должен был входить в церковь босиком, держа в руке пучок розог, которыми его должны были выпороть. В промежутках при чтении евангелий и апостольских посланий он подходил к алтарю и вручал розги священнику; затем раздевался до пояса и получал определенное инквизитором количество ударов. Без сомнения, это наказание должно было, скорее, унизить человека в глазах прихожан, чем причинить ему боль. При этом грешника никак не держали. Он мог кричать, протестовать или, возможно, проявить более естественную реакцию и рассмеяться. Например, графа Раймона VI Тулузского подвергли подобному унижению. Оно было введено в инквизиторскую практику церковными соборами в Таррагоне и Нарбонне, и с тех пор инквизиторы часто прибегали к нему. Бернар Гуи приговаривал к телесному наказанию тех, кто намеренно создавал помехи в работе Святой палаты.
Вся церемония, без сомнения, отвлекала верующих, собравшихся на мессу, да и вообще была неуместна. Мы сможем сказать, что зашли довольно далеко в постижении Средних веков, когда поймем, как эта публичная порка могла проходить в полной и суровой тишине, как священник, люди и выполняющий епитимью еретик могли спокойно относиться к вторжению в святыню церкви.
До потери Иерусалима в 1304 году самым опасным и в то же время самым похвальным считалось паломничество на Святую землю в качестве крестоносца. Для раскаявшихся еретиков оно называлось passagium transma-rinum; и инквизиция, и светские власти таким образом рекрутировали крестоносцев и укрепляли их рядами Латинское королевство Иерусалима. 12 жителей Альби были приговорены к подобному паломничеству простым приговором. В 1237 году сенешаль короля Франции отправил нескольких граждан Нарбонны на борьбу с неверными – некоторых в Испанию, а некоторых на Святую землю. Их обвиняли в том, что они принимали активное участие в выступлениях против монахов-доминиканцев в Нарбонне.
Однако опасность подобного путешествия в Святую землю на кораблях, полных раскаявшихся еретиков (чья приверженность истинной вере могла быть весьма недолговечной), была слишком велика. В 1244 году Церковный собор в Нарбонне, подтверждая последний указ Папы Римского, приказал, чтобы эти путешествия вынужденных паломников были приостановлены. Появились опасения, что Святая земля, собрав на себе такое количество еретиков, станет их сильным форпостом. Впрочем, скоро стало понятно, что подобные опасения безосновательны. Как бы там ни было, Церковный собор в Безьере в 1246 году снял все ограничения по этому поводу. В 1247 году Папа Иннокентий IV приказал смягчать наказания в виде тюремного заключения и ношения крестов паломничеством на Святую землю. В результате подобных постановлений, как показывают записи каркассонской инквизиции с 1250 по 1258 год, passagium transmarinum применялось в великом множестве случаев. Однако с 1260 года и далее практика подобных епитимий применялась все реже, а после падения Иерусалима она и вовсе прекратилась. Бернар Гуи лишь однажды приказал раскаявшемуся еретику отправиться крестоносцем на Святую землю; любопытно, что в своей «Practica» он не называет это епитимьей.
«Что довольно странно, – указывает мсье де Козон, – так это признание того, что раскаявшийся еретик, не способный отправиться в паломничество, все равно от него не освобождался. Он должен был найти себе замену, а если надлежало совершить паломничество на Святую землю, то заместитель должен был быть вооруженным^ человеком. Разумеется, подобная замена могла производиться только с позволения инквизитора. Если приговоренный к паломничеству человек умирал, то его наследники хоть и не должны были отправляться в паломничество вместо него, но должны были заплатить за не осуществившееся путешествие».[147]
Можно представить себе, что паломничество на Святую землю было весьма трудным и опасным путешествием. Куда легче было тем, кто отправлялся туда добровольно, с помощью Церкви. Эти люди сами выбирали время путешествия, приводили дела в порядок, оставляли содержание семье. А вот положение приговоренного к епитимье еретика, который должен был в намеченный инквизитором срок отправиться в паломничество, было куда серьезнее. Как правило, он должен был провести в Палестине несколько лет. Время отправления, порт прибытия и т. п. – все это было строго регламентировано инквизицией. Такое паломничество следовало приравнять к ссылке. Однако удивительно, что в записях каркассонской инквизиции мы редко находим примеры того, чтобы приговоренные к паломничеству отказались бы выполнить его или послать вместо себя замену, или близкие не заплатили бы денег за то, что их умерший родственник не смог отправиться в паломничество.
По приговорам экс-еретики направлялись в паломничество на срок от одного до восьми лет. Кажется, для отправления в паломничество было два наиболее подходящих периода: в марте и в августе.
«Издан декрет, – читаем мы в типичном документе об осуждении, изданном 5 ноября 1253 года, – о том, что, заплатив штраф в размере пятидесяти фунтов и дав должные клятвы, Бер. дез Мартир, Бер. Армен старший и П. Далбарс Алазонский должны отправиться за моря в месяце марте. Так пусть будут готовы отправиться в плавание либо из Эйг-Морта, либо из Марселя».[148]
Следует помнить, что само путешествие давало мало или вовсе не давало опыта пилигриму. Почти во всех монастырях, в которые он должен был попасть, его встречали с большим гостеприимством. Он мог бесплатно оставлять в конюшнях своих лошадей, мог бесплатно два дня жить в каждом монастыре. Понятно, что к паломникам из Европы, отправленным в недолгое паломничество, скажем, на несколько месяцев, не относились как к серьезным грешникам. Пилигрим всегда ехал по проторенной дороге, и все считали, что он делает нужное, благочестивое дело. Мсье Молинье буквально с мукой указывает на «безжалостные насмешки иностранного населения», «на ужасное состояние дорог в Европе» и так далее, словно неудобства и опасности, встречавшиеся на пути средневековых пилигримов, были специально устроены инквизиторами.[149] На самом деле паломник сталкивался на пути со множеством вещей, которые мы сегодня рассматриваем как трудности; обычному пилигриму было не легче и не труднее, чем обычному средневековому страннику.