3 ОШИБКИ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ СТАЛИНА ПРИ ПРОВЕДЕНИИ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

3 ОШИБКИ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ СТАЛИНА ПРИ ПРОВЕДЕНИИ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ

ПРЕДПОСЫЛКИ РАЗВИТИЯ КООПЕРАЦИИ И КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В СССР

После введения нэпа на всей почти территории Советской России в течение нескольких лет можно было наблюдать значительное оживление хозяйственной деятельности во всех секторах и в рамках всех существовавших в стране экономических укладов. Восстанавливалось и расширялось промышленное производство, составлявшее теперь основу социалистического сектора народного хозяйства. Развивалось ремесленное производство. Улучшалось положение и увеличивалось производство в десятках миллионов мелких крестьянских хозяйств. Расширялась государственная и частная торговля. Крепло и развивалось более крупное крестьянское хозяйство, которое применяло эпизодически или постоянно наемный труд и которое было принято в тот период называть кулацким хозяйством. Небольшие и средние капиталистические предприятия возникали повсюду, как грибы после дождя. В меньшей мере, чем на это рассчитывал Ленин, но все же развивалось производство на основе иностранных кредитов, концессионное или государственно-капиталистическое. Увеличивались и объемы внешней торговли. Во всем этом был еще значительный элемент стихийности, и нет ничего удивительного, что в экономике то и дело возникали различные диспропорции, которые удавалось преодолеть иногда легко, иногда с большими затруднениями.

Наибольшая диспропорция между развитием сельского хозяйства и промышленности образовалась к 1926 – 1927 гг. При отсутствии какой-либо иностранной помощи и недостатке кредитов экономическое развитие Советского Союза могло идти лишь на основе самофинансирования, но накопления, образовывающиеся в промышленности, были еще слишком малы. Основные надежды в этой области возлагались на развитие сельского хозяйства, что требовало в первую очередь увеличения товарного производства в деревне, особенно производства товарного хлеба. Но именно в этом отношении успехи советского хозяйства были невелики. Общий объем валовой продукции сельского хозяйства увеличился к 1927 г. на 21% по сравнению с наиболее урожайным (до революции) 1913 г. Этот прирост происходил, однако, за счет продукции животноводства и технических культур. Что касается зерновых, то они ни по посевным площадям, ни по валовому производству не достигли довоенного уровня. Значительно уменьшилось производство товарного хлеба. Если в 1909 – 1913 гг. среднегодовая товарная продукция зерновых составила 1018 млн пудов (в границах до 1939 г.), то в 1923 – 1927 гг. страна получала 514 млн пудов товарного зерна [215] . Производству товарного зерна мешало несколько факторов. Не слишком стимулировали зерновое хозяйство заготовительные цены. Если индекс заготовительных цен на продукты животноводства составлял в 1926 – 1927 гг. 178% (за 100% принят 1913 г.), а на технические культуры – 146%, то на зерно индекс заготовительных цен достиг в это время только 89%. Это несоответствие не было результатом случайной ошибки заготовительных органов. Повышение заготовительных цен на зерно потребовало бы увеличения поставок различных товаров деревне. Крестьянам нужны были не бумажные деньги, а потребительские товары и машины, которые можно было бы приобрести за эти деньги. Между тем промышленное производство еще не могло ликвидировать товарный голод как в городе, так и в деревне.

Препятствовала производству товарного зерна и новая структура сельского хозяйства, сложившаяся после революции. Были уничтожены помещичьи хозяйства – в недавнем прошлом основной поставщик товарного хлеба. В годы «военного коммунизма» был нанесен тяжелый удар и по кулацким хозяйствам, которые также поставляли на рынок в предвоенные годы немалое количество товарного хлеба. Главными производителями зерна после Октябрьской революции стали середняцкие и бедняцкие хозяйства. К концу 20-х гг. они давали до 4 млрд пудов хлеба (до революции – 2, 5 млрд.), однако товарного зерна – лишь 400 – 440 млн пудов (товарность – 10 – 11%).

Подобные трудности можно было предвидеть, еще провозглашая Декрет о земле. Разъясняя основы нэпа, Ленин достаточно ясно наметил и пути преодоления трудностей на «хлебном фронте». Во-первых, следовало оказать всемерную помощь мелким индивидуальным хозяйствам. Именно поддержка хозяйственной деятельности середняка и бедняка была главной целью новой экономической политики в деревне на первом этапе.

Нельзя было, однако, сбрасывать со счетов и зажиточные хозяйства. Некоторое развитие кулацкого производства в первые годы нэпа не было опасным для диктатуры пролетариата. Поэтому те тревожные заявления, которые делала в этой связи «левая» оппозиция, не были обоснованы. Наша деревня, неоднократно говорил Ленин, страдала тогда не столько от капитализма, сколько от его недостаточного развития. Поэтому с первых месяцев нэпа Ленин предлагал всячески поддерживать хозяйственную инициативу всех «старательных» крестьян, считал возможным даже премировать их за увеличение производства. Правда, Ленин предлагал премировать не средствами производства, а предметами личного потребления и домашнего обихода.

Конечно, политика, правильная и естественная в первый период нэпа, не могла стать основной политикой диктатуры пролетариата в деревне на весь переходный период от капитализма к социализму в России. Никто в руководстве большевиков не предполагал строить сколько-нибудь долгосрочные планы развития сельского хозяйства на основе развития кулацкого производства. Еще до своего прихода к власти большевики разработали такую аграрную программу, которая предусматривала создание на основе «культурных» помещичьих хозяйств крупных образцовых сельскохозяйственных предприятий социалистического типа. Но повести деревню по этому пути не удалось. Приходилось искать более сложные обходные пути, идя на временный компромисс с богатой частью деревни. Имея в виду задачи партии в деревне на более длительный период, Ленин предлагал всемерно способствовать развитию здесь всех видов и форм кооперации, включая и производственную кооперацию. Пересматривая свои прежние взгляды на кооперацию, Ленин заявлял в 1923 г., что именно развитие кооперации при пролетарском государстве тождественно развитию социализма в российской деревне. «Если крестьянское хозяйство может развиваться дальше, – писал Ленин, – необходимо прочно обеспечить и дальнейший переход, а дальнейший переход неминуемо состоит в том, чтобы наименее выгодное и наиболее отсталое, мелкое обособленное крестьянское хозяйство, постепенно объединяясь, сорганизовало общественное крупное земледельческое хозяйство» [216] .

Хотя предложенный Лениным кооперативный план был пока еще не более чем черновым наброском, Ленин уже хорошо понимал, что кооперирование деревни – это длительное и сложное дело, невозможное без многих лет напряженного труда, без развития грамотности, культуры в деревне, без механизации сельского хозяйства и постепенного приучения крестьян к совместной экономической деятельности. «Но чтобы достигнуть через нэп участия в кооперации поголовно всего населения, – писал Ленин в 1923 г., – …для этого требуется целая историческая эпоха. Мы можем пройти, на хороший конец, эту эпоху в одно-два десятилетия. Но все-таки это будет особая историческая эпоха, и без этой исторической эпохи, без поголовной грамотности, без достаточной степени толковости, без достаточной степени приучения населения к тому, чтобы пользоваться книжками, и без материальной основы этого, без известной обеспеченности, скажем, от неурожая, от голода и т. д., – без этого нам своей цели не достигнуть» [217] .

Высказывания Ленина в его последних работах давали партии некоторые важные ориентиры, но они никогда не являли собой какой-то «ленинской генеральной линии партии», малейшее отклонение от которой составляло бы «правый» или «левый» оппортунистический уклон. Подобного рода «генеральная линия» была более поздним изобретением преемников Ленина. Еще Герберт Уэллс после своей встречи с Лениным верно отметил, что «Ленин с откровенностью, которая порой ошеломляет его последователей, рассеял недавно последние иллюзии насчет того, что русская революция означает что-либо иное, чем вступление в эпоху непрерывных исканий. Те, кто взял на себя гигантский труд уничтожения капитализма, должны сознавать, что им придется пробовать один метод действия за другим» [218] .

Крайняя сложность экономической обстановки начала 20-х гг. порождала не только непрерывные дискуссии, но и значительные трудности, в отношении которых партия далеко не всегда могла найти быстрое и разумное решение. Как известно, восстановление разрушенной двумя войнами экономики началось у нас в стране с сельского хозяйства. Однако уже в 1923 г. развитие деревни столкнулось с рядом серьезных трудностей. Дело в том, что крестьянские хозяйства еще не имели почти никаких накоплений, излишки, которыми они располагали, были минимальными. С другой стороны, и себестоимость, и цена покупаемых крестьянами промышленных товаров были высокими. Поэтому, несмотря на слабость промышленности, в стране возник кризис сбыта, затоваривание, что привело даже к остановке некоторых промышленных предприятий, задержке зарплаты рабочим и служащим, к отдельным забастовкам. Чтобы предотвратить развитие кризиса, государство снизило цены на многие промышленные товары и повысило закупочные цены на часть сельскохозяйственной продукции. На селе была развернута система дешевого кредита, которым могли пользоваться все хозяйства. Хотя формально получение кредитов и машин кулацкими хозяйствами предусматривалось во «вторую очередь», реально машины и кредиты использовались в первую очередь более зажиточными хозяйствами. В 1925 г. по предложению XIV Всесоюзной партконференции и «в целях развития производительных сил деревни» был принят закон о расширении прав найма сельскохозяйственных рабочих и аренды государственных и крестьянских земель. Этот закон был выгоден зажиточной части деревни. Но он был также выгоден и государству. В какой-то мере этот закон был выгоден и бедноте, так как он легализовал наем батраков, достаточно широко практиковавшийся и до 1925 г., и позволял контролировать условия найма.

Проведение указанных мер позволило преодолеть кризис сбыта и затоваривание. Между развитием сельского хозяйства и развитием промышленности установилось относительное равновесие. В этом же направлении были проведены важные изменения не только в деревне, но и в городе. Была приостановлена проводившаяся в 1924 г. интенсивная кампания против «частников», улучшились условия работы кустарей и ремесленников, а также частных торговцев. Была успешно завершена денежная реформа, советский рубль обрел невиданную ранее устойчивость.

Достигнутое равновесие сохранялось, однако, недолго. Уже в 1925 – 1926 гг. стали возникать новые диспропорции. Промышленное производство развивалось медленнее, чем возрастал платежеспособный спрос деревни; речь шла теперь не о затоваривании, а о товарном голоде. Между тем Советское государство продолжало осуществлять ряд мер по стимулированию накоплений в сельском хозяйстве. Так, например, сельскохозяйственный налог был снижен в 1926 г. с 312,9 до 244,8 млн рублей [219] . В основном было снижено налогообложение середняка – на 60 млн рублей. Но при высоких урожаях 1926 и 1927 гг. выгоду от снижения налога получили и все зажиточные крестьяне, у которых увеличилось количество излишков продукции.

Несмотря на то что быстрому росту покупательной способности крестьянства не соответствовал рост производства нужных деревне товаров, было проведено еще одно значительное снижение как оптовых, так и розничных цен на промтовары. В условиях товарного голода это снижение не полностью использовалось потребителем, а обогащало торговцев-посредников, которые владели 40% розничного товарооборота. В то же время снижались прибыли промышленных предприятий. А между тем нужда в накоплениях у промышленности резко возросла, так как к 1925 – 1926 гг. закончилось в основном восстановление старых промышленных предприятий и начинало развертываться новое строительство. Из-за недостатков в ценообразовании товарное предложение возросло в натуральном выражении, но не в стоимостном.

Так, например, в конце 1927 г. производство предметов широкого потребления в текущих ценах увеличилось всего на 0,5%, тогда как фонд заработной платы рабочих государственной промышленности увеличился на 16%, а выручка крестьянства только по плановым заготовкам и после уплаты налогов – на 31%. Весь покупательный фонд города и деревни увеличился более чем на 20%.

В 1927 г. у зажиточной части деревни скопилось большое количество бумажных денег, на которые нельзя было купить нужные товары. Нет ничего удивительного, что большинство крестьян не спешило в этих условиях с продажей хлеба государству, да еще по низким заготовительным ценам.

У основного держателя хлебных излишков – кулака и зажиточного середняка – не было в 1927 г. экономической заинтересованности в быстрой реализации своих хлебных излишков. Сравнительно небольшой сельскохозяйственный налог деревня могла покрыть за счет выручки от продажи второстепенных продуктов и технических культур. У крестьян было достаточно денег и для покупки имевшихся в продаже товаров. Зерно могло полежать в закромах. И действительно, осенью 1927 г. было заготовлено гораздо больше, чем в 1926 г., льна, подсолнуха, пеньки, свеклы, хлопка, масла, яиц, кожи, шерсти и мяса. Совершенно иное положение сложилось с заготовкой хлеба.

ТРУДНОСТИ С ХЛЕБОЗАГОТОВКАМИ 1927 – 1928 гг. И ПОЛИТИКА СТАЛИНА

Экономические просчеты Сталина, Рыкова, Бухарина, с одной стороны, и нежелание зажиточного крестьянства форсировать продажу хлеба государству – с другой, поставили Советский Союз в самом конце 1927 г. перед угрозой хлебного кризиса. Год выдался урожайным, но хлебозаготовки проходили хуже, чем в предыдущие годы. В государственных закромах не было достаточных страховых запасов зерна, а между тем большинство крестьян придерживало хлеб до весны, когда его можно было продать по более высоким ценам. Если к январю 1927 г. было заготовлено 428 млн пудов зерна, то к январю 1928 г. заготовки зерна едва достигали 300 млн пудов. Возникла угроза снабжению хлебом городов и армии.

Каким образом следовало бы преодолеть эти трудности? На этот счет вносилось немало предложений. Так, например, «левая» оппозиция считала, что пришло время повести решительное наступление на кулачество с применением всей силы государственного аппарата. Оппозиция предлагала осуществить насильственное изъятие у зажиточной части деревни не менее 150 млн пудов хлеба. Эти предложения были отвергнуты ЦК еще в августе 1927 г. «ЦК и ЦКК считают, – говорилось в решении пленума от 9 августа 1927 г., – что эти предложения направлены, по сути дела, на отмену новой экономической политики, установленной партией под руководством Ленина…» Пленум ЦК и ЦКК «отвергает вздорные, рассчитанные на создание дополнительных трудностей в развитии народного хозяйства, демагогические предложения оппозиции о насильственном изъятии натуральных хлебных излишков» [220] .

Предложения оппозиции были решительно отвергнуты и на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. Правда, сам Сталин в докладе съезду был осторожен в своих формулировках. Он сказал: «Мы имеем известный рост кулачества в деревне. Это минус в балансе нашего хозяйства… Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ… Это средство легкое, но далеко не действенное. Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности… Это не исключает, конечно, применение некоторых необходимых административных мер против кулака. Но административные меры не должны заменять мероприятий экономического порядка» [221] .

Гораздо более определенно высказались на съезде многие деятели из ближайшего окружения Сталина. Так, например, в докладе на съезде Молотов говорил: «Тот, кто теперь предлагает нам эту политику… принудительного изъятия 150 – 200 млн пудов хлеба… тот враг рабочих и крестьян (в этом месте доклада, согласно стенограмме, Сталин выкрикнул: “Правильно!”), враг союза рабочих и крестьян; тот ведет линию на разрушение Советского государства».

Подробно остановился на вопросе о трудностях в деревне А. И. Микоян. Он призывал к тому, чтобы «наиболее безболезненно» выйти из полосы неизбежных затруднений. Микоян считал, что «решительный поворот в ходе хлебозаготовок должен заключаться в переброске товаров из города в деревню даже за счет временного (на несколько месяцев) оголения городских рынков, с тем чтобы добиться хлеба у крестьянства. Если мы этого поворота не произведем, мы будем иметь чрезвычайные трудности, которые отзовутся на всем хозяйстве» [222] .

Не успели, однако, делегаты съезда разъехаться по местам, как им вдогонку полетели новые директивы. Всего через несколько дней после окончания съезда, исключившего лидеров «левой» оппозиции из партии, Сталин сделал крутой поворот «влево» и стал проводить в жизнь те самые предложения о принудительном изъятии хлеба у зажиточных слоев деревни, которые только что были отвергнуты партией как авантюристические. Уже в конце декабря Сталин направил на места директиву о применении чрезвычайных мер в отношении кулачества. Эта директива об использовании принуждения застала врасплох местных работников, которые только что читали выступления на съезде Сталина, Молотова, Микояна и решения съезда. Ее не торопились выполнять, и тогда 6 января Сталин направил новую директиву, крайне резкую и по тону, и по требованиям, с угрозами в адрес местных партийных организаций. В результате по всей стране прокатилась волна конфискаций и насилия в отношении богатых крестьян.

В январе-марте хлебозаготовки увеличились, но затем снова сократились. Объясняя сложившуюся ситуацию, Сталин говорил: «Если мы сумели собрать в январе-марте почти 300 миллионов пудов, имея дело с маневренными запасами крестьянства, то за апрель-июнь нам не удалось собрать и сотни миллионов пудов ввиду того, что нам пришлось здесь задеть страховые запасы крестьянства, при условиях, когда виды на урожай не были еще выяснены. Ну, а хлеб все-таки надо было собрать. Отсюда повторные рецидивы чрезвычайных мер, административный произвол, нарушение революционной законности, обход дворов, незаконные обыски и т. д., ухудшившие политическое положение страны» [223] .

Сегодня можно с уверенностью сказать, что решение применить зимой и весной 1927/28 г. чрезвычайные меры в деревне было крайне поспешным и ошибочным. Хотя ошибки в экономической политике 1925 – 1927 гг. оставляли мало места для политических и хозяйственных маневров, все же еще оставались возможности для преодоления трудностей на путях нэпа, а не на путях «военного коммунизма». Но в области «большой» политики имеются свои законы и своя логика, и если сойдешь здесь с одной дороги, то чаще всего невозможно вступить снова на недавно покинутый путь. Так было и с применением чрезвычайных мер против кулачества.

Несомненно, что Сталин поначалу не собирался сделать чрезвычайные меры основой политики в деревне на длительное время. Своими директивами он хотел, по-видимому, лишь попугать кулачество и сделать его более уступчивым. Об этом можно судить хотя бы по тому, что летом 1928 г. на места идут уже совсем иные директивы: не применять больше чрезвычайные меры, повысить на 15 – 20% закупочные цены, увеличить поставки товаров в деревню, немедленно прекратить практику обхода дворов, незаконных обысков и всякого рода нарушений революционной законности, открыть закрытые только что местные базары.

«Честное и систематическое проведение этих мероприятий, – говорил в июле 1928 г. Сталин, – в условиях нынешнего благоприятного урожая должно создать обстановку, исключающую необходимость применения каких бы то ни было чрезвычайных мер в предстоящую хлебозаготовительную кампанию» [224] . Однако осуществить этот новый поворот Сталин не сумел, ибо применение чрезвычайных мер зимой 1927/28 г. было фактическим объявлением войны кулачеству и окончанием нэпа в деревне. Трудно прекратить войну односторонним прекращением огня. Уже весной 1928 г. сотни тысяч зажиточных крестьян в ответ на чрезвычайные меры стали сокращать посевные площади. Многие кулаки «самоликвидировались» – продавали имеющиеся у них машины, а деньги и ценности прятали. У середняков не было стимула расширять производство, так как они боялись попасть в разряд кулаков, которым партия открыто грозила ликвидацией. Неудивительно, что осенью 1928 г., несмотря на уступки, заготовки хлеба вновь оказались под угрозой. Сократились и поставки государству ряда технических культур, что привело к дезорганизации в текстильной промышленности, нарушило сырьевой баланс страны и уменьшило возможности экспорта, а стало быть, и получения валюты. Забыв о своих июльских обещаниях, Сталин направляет в конце 1928 г. директивы о применении еще более жестких, чем ранее, административных мер против богатого крестьянства.

Повторное применение чрезвычайных мер позволило на несколько месяцев увеличить поступление зерна. Однако в феврале и марте 1929 г. заготовки шли плохо, а в целом к апрелю было заготовлено меньше хлеба, чем в эти же сроки в 1928 г. Перебои с продажей печеного хлеба были повсюду, даже в Москве. Возросла спекуляция хлебом. К тому же новый нажим на зажиточных крестьян вызвал новое сокращение посевных площадей в этом секторе и новую волну «самоликвидации» кулачества. Были, правда, приняты меры по расширению посевов в бедняцких и середняцких хозяйствах, но это ненамного увеличило товарное производство зерна. Урожай был хорошим и в 1929 г. Тем не менее правительству пришлось ввести нормирование при продаже хлеба и многих других продуктов в городах и рабочих поселках. Таким образом, в СССР к середине 1929 г. сложилось опасное положение. Война с зажиточной частью деревни грозила дезорганизацией всего народного хозяйства и даже голодом. При этом ошибочная политика Сталина оставляла еще меньший, чем ранее, простор для политических и экономических маневров. Оставалось три возможных решения. Можно было признать свои ошибки и пойти на уступки кулачеству и зажиточному середняку. Но теперь эти уступки должны были быть весьма значительными, ибо зажиточная часть деревни перестала верить в политику нэпа. Этот путь был, однако, неприемлем для Сталина, да и для большинства ЦК. Можно было пойти на закупки хлеба за рубежом, но это означало бы сокращение планов индустриального строительства и пересмотр заданий первой пятилетки. Этот путь также был отвергнут. Можно было, наконец, пойти на форсирование производственной кооперации в деревне для создания значительного колхозного сектора и ликвидации кулацкой монополии на товарный хлеб. Мы знаем, что партия выбрала этот последний и также очень нелегкий путь. К сожалению, Сталин не сумел осуществить этот новый (четвертый за два года) поворот в политике партии без серьезных ошибок и перегибов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.