6.1. Тупик Первой Мировой войны

6.1. Тупик Первой Мировой войны

С 27 мая 1913 года «Дело Редля» стало развиваться в грандиозный скандал.

Для начала пришлось отменить уже назначенные торжественные похороны покойного.[609]

Далее этот скандал стал приобретать вполне типичные социальные мотивы.

Редль по рождению не принадлежал к знати — и не был женат на какой-нибудь графине, что и не соответствовало его сексуальной ориентации. Но по достигнутому положению он уже относился к властной номенклатуре, а его богатство, расписанное в газетах, и якобы роскошный образ жизни (сведения о чем почти целиком относились к незадачливому Хоринке) возбудили яростное возмущение — и в прессе, и в парламенте, и в досужих разговорах публики.

Тут же возникла и масса «провидцев», о которых Ронге, которому тоже доставалось в это время, отзывался так: «Теперь, когда Редль был обезврежен, многие лица стали утверждать, что они знали то или другое из его шпионской деятельности. Нам хватило бы рассказа одного из них, если бы он раньше рассказал о деятельности Редля. Все сообщения рассматривались моими сотрудниками, военным следователем [Ворличеком], ведшим следствие, и полицейским управлением. Всем им приходилось много работать и как раз в такое время, когда много хлопот давали отклики дела Занкевича».[610]

Но в поднятом волной шпиономании ворохе доносов сообщалось не только о покойном Редле — каждый непонятный и неприятный факт трактовался теперь как шпионские происки. Доносы буквально парализовали всю деятельность австрийской контрразведки на несколько месяцев.

Урбанский сообщал, что в Галиции, где многие австро-венгерские офицеры снимали жилые помещения у квартирохозяев-евреев и при этом, что являлось обычной традицией, не слишком аккуратно соблюдали сроки оплаты, все они были обвинены в шпионаже в пользу русских — и с каждым доносом надлежало разбираться.[611]

Все это улеглось не сразу, а после Первой Мировой войны всеобщее убеждение в виновности Редля только укрепилось.

Об этом прямо говорится в завершающем фрагменте текста Роуэна:

«Если бы мы знали, — сказал ныне уже покойный граф Альберт Аппони[612], — что Россия располагает таким количеством войск, то нашему генеральному штабу, как, впрочем, и немецкому, стал бы ясен риск ввязывания с ней в войну, и нам бы удалось уговорить собственных «государственных мужей» не начинать ее в 1914 году. Не было бы тогда и этого абсурдного военного психоза, который привел в конечном итоге к нашему же разгрому… Этот проклятый Редль! Он выдал абсолютно всех австрийских шпионов в России, передал в руки противника наши секреты и воспрепятствовал тому, чтобы оттуда к нам просочились нужные сведения…»[613]

Такая оценка (не заслуг конкретно Редля, а общего характера процесса принятия решений в 1914 году) вполне соответствует всему ходу событий, непосредственно предшествовавших войне: среди главных мотивов и причин ее развязывания в 1914 году действительно первейшую роль сыграло полнейшее непонимание ее инициаторами истинных сил своих противников и, соответственно, собственных грядущих проблем. Этим грешили и австрийцы, и немцы, и их противники.

Все они планировали выиграть войну одним ударом, который намеревались осуществить в течение времени, не превышающего пары месяцев,[614] — поистине храбрые портняжки!

Характерно, однако, что наибольшую прозорливость проявил все-таки Конрад, который хотя, как и прочие стратеги, решительно гнал свои войска в наступление — и против Сербии, и против России, но все же, как было рассказано, еще до войны хоть как-то постарался позаботиться об обороне. Но это, повторяем, не сыграло особой роли: русские просто не стали наступать достаточными силами в том направлении, которое постарался обезопасить Конрад.

Почти полная симметричность планов обеих сторон, собиравшихся исключительно победоносно наступать,[615] выглядит в итоге удивительнейшей нелепостью, абсурднейшим фарсом, безграничным издевательством над апломбом и мнимой компетентностью государственных мужей и генеральных штабов, не способных ни управляться с собственными вожделениями, ни считаться с реальными возможностями!

А расплачиваться за все это пришлось многим миллионам людей и их потомкам — в том числе и нам с вами!

Начавшееся в 1914 году преступное по своей бессмысленности истребление человечества — притом самой цивилизованной его части! — все продолжалось и продолжалось: год, другой, третий, четвертый…

В солидной книге, написанной известным советским специалистом по демографической статистике Б.Ц. Урланисом, приведены солидные же опубликованные данные о военных потерях 1914–1918 годов. В каждой из цитируемых книг и статей (общим числом в 31 название), выпущенных в различных странах с 1919 по 1944 год, приводятся самостоятельные оценки. Все они разные: от минимальной — 6 миллионов 435 тысяч до максимальной — 13 миллионов 33 тысячи погибших и умерших от ран[616] — разброс в два раза! Примерно треть из них так или иначе приходится на Россию.

А как подсчитать неродившихся потомков этих погибших?

В любом варианте такое число погибших заведомо перекрывает численность суммарных военных потерь за всю предшествующую зафиксированную и описанную историю человечества. По существу произошла грандиознейшая демографическая и генетическая катастрофа.

Все это не представляется ныне столь чудовищным лишь потому, что численность истребленных во Второй Мировой войне оказалась почти на порядок выше, что уже начисто изменило генетическую структуру человечества!

Но ведь и Вторая Мировая война по смыслу и содержанию явилась лишь продолжением и развитием Первой!..

Но почему же Первая Мировая война оказалась так неожиданно продолжительной и кровопролитной? Только ли в результате недооценки сил противоположных сторон?

Внятный ответ на эти вопросы содержится (заметим без излишней скромности) лишь в публикациях автора этих строк.[617]

Воспроизведем их содержание в максимально сжатом виде.

Особенностью этой войны стало то, что в период 1914–1918 годов ее невозможно было завершить военной победой какой-либо из сторон.

Это было и остается до сего времени одной из важнейших политических тайн ХХ века.

Невозможность же победы объяснялась чисто техническими факторами.

В истории человечества и раньше бывали периоды, порой весьма продолжительные, когда уровень военной технологии (если можно употребить такой термин) предопределял безоговорочное преобладание оборонительной стратегии над наступательной. Так случалось, например, в средневековье, когда годами продолжались осады неприступных крепостей, иногда завершавшиеся позорным отступлением осаждавших, истощенных не менее осаждаемых бесплодным противоборством.

Эпоха великих полководцев и блистательных военных кампаний ХVII-ХIХ веков заставила забыть этот опыт, печальный для милитаристов.

Между тем, именно такая ситуация сложилась и к 1914 году.

Важнейшим фактором, изменившим все стратегические возможности, было создание железнодорожной сети, покрывшей Европу. Железные дороги создали колоссальный разрыв скорости передвижения армий по дорогам в собственном тылу и тех же армий непосредственно на поле боя.

Сражения Первой Мировой войны, начавшись как обычные маневренные военные действия, не приведшие, однако, к решающим победным результатам, в дальнейшем происходили по одному сценарию.

Наступавшая сторона запасалась боеприпасами, обрушивала артиллерийский огонь на окопы противника, превращала их в пыль, а затем продвигалась вперед.

Скорость продвижения равнялась скорости пешего человека: появление пулеметов сделало бесполезной конницу, снова и в последний раз вырвавшуюся на просторы сражений Гражданской войны в России — исключительно благодаря огромным пространствам и слабой организации войск, не позволявших создать сплошную линию обороны. На фронтах же Первой Мировой конные массы оказывались бессильны.

Тогдашние танки, тысячами возникшие на Западном фронте в 1918 году, были неуязвимы для пулеметов, но ползали все с той же скоростью пешеходов.

Зато оборонявшаяся сторона свободно перемещала подкрепления в своем тылу по железным дорогам. Они успевали не только подъехать, но и подготовиться к обороне или даже сосредоточиться для контрудара. Наступавшие же, продвигаясь все дальше и дальше, оставляли за своей спиной пространства, превращенные в пустыню, где железные дороги нужно было снова налаживать.

В конце концов, преодолев одну или несколько полос, разрушенных своей артиллерией, медленно бредущие наступающие массы натыкались на хорошо подготовленную новую линию обороны, и все нужно было начинать сначала.

На российско-германском фронте трудности наступления усугублялись еще и разницей железнодорожной колеи: наступавшие захватывали железные дороги, непригодные для собственного транспорта.

Никаких глубоких прорывов, способных решить судьбу войны, при такой технологии быть не могло. Их и не было в течение всего периода по крайней мере до 1917 года, когда на различных фронтах стали возникать эпизоды элементарного бегства с поля боя солдат, уставших от безнадежной войны.

Принципиальный перелом мог наступить лишь тогда, когда на полях сражений появились быстроходные танки, превосходившие по скорости и ресурсам пробега не только пехоту, но и прежнюю кавалерию. Сверх того понадобилась авиация, наносившая удары по вражеским подкреплениям еще задолго до того, как те могли приблизиться и занять новую линию обороны.

Все это появилось, но значительно позже — к началу Второй Мировой войны. Последнюю уже можно было закончить чисто военной победой, что и состоялось, хотя и потребовало многих лет почти беспрерывных военных действий.

Первую же Мировую войну выиграть было невозможно. Даже в самый первый месяц войны, когда сплошные линии фронтов не успели установиться, оборона имела колоссальное преимущество перед наступлением. Чистой гипотезой остается упомянутая нами возможность разгрома австрийцев русскими, если бы последние наступали в нужном направлении — чего они не сделали.

Разумеется, если у страны не было достаточной территории, ее могли и победить, и полностью захватить. Так и произошло в конце концов с Бельгией, Сербией, Румынией.

Но чуть покрупнее и посильнее страна — и ничего с ней не сделаешь! Так устояли Турция и Италия.

О Франции, Германии, Австро-Венгрии и России нечего было и говорить!

Причем парадоксом ситуации было то, что наступать было относительно легко по бездорожным горам (так Карпаты несколько раз переходили из рук в руки), но, спускаясь после гор на равнину, наступавшие неизменно останавливались.

Невозможность выиграть Первую Мировую войну, повторяем, одна из величайших тайн ХХ века.

До появления наших собственных публикаций об этом не возникло ни строчки, ни полстрочки.

Самая сильная критика, обрушенная позже на политических и военных стратегов 1914 года, сводилась к тому, что те не сумели предвидеть столь длительную протяженность войны и вовремя перевести экономику своих стран на военные рельсы; это, в свою очередь, утяжелило необходимые военные усилия и замедлило достижение окончательной победы.

Сам же по себе факт принципиальной невозможности выиграть Первую Мировую войну чисто военным путем так никогда и не был обнародован.

Почему?

Война не желала заканчиваться естественным путем — для этого не было никаких реальных возможностей. Это оказалось чрезвычайно неприятным сюрпризом для политиков и военных.

Осознали ли военные специалисты хотя бы позже, в какой именно тупик зашла военная стратегия?

Для наиболее квалифицированных это стало вполне очевидным уже в первые месяцы сражений — примеров их откровенных признаний более чем достаточно. Но подобная откровенность была не более чем брюзжанием под нос: слишком страшной была истина, заключавшаяся в невозможности достичь военной победы; она противоречила всем прежним представлениям, вошедшим в плоть и кровь профессионального генералитета и офицерства.

Это был подлинный крах всей идеологии милитаризма. Для его осознания помимо ума нужна была исключительная честность мышления, а публичное признание этой горькой истины требовало такой силы гражданского мужества, какой не нашлось практически ни у кого из вояк.

Единственное исключение — последний военный министр Временного правительства А.И. Верховский, безуспешно пытавшийся накануне Октябрьского переворота 1917 года донести горькую истину до российского политического руководства.[618]

Но если Первую Мировую войну невозможно было выиграть военным путем, то чем же она должна была завершиться?

Естественно, экономическим крахом, поскольку все возраставшие военные усилия и приносимые жертвы приводили к ухудшению экономической ситуации. Причем крах должен был наступить не во всех странах одновременно (о чем мечтали в свое время Карл Маркс и Фридрих Энгельс), а по очереди.

И не было проблемы в том, чтобы угадать, в какой последовательности это должно было произойти.

Вот показатели среднедушевого национального дохода основных воевавших стран, за полгода до начала войны, в 1913 году, в английских фунтах стерлингов:[619]

Великобритания — 49,0

Франция — 37,0

Германия — 30,9

Австро-Венгрия — 24,9

Италия — 24,3

Россия — 8,0

Добавьте к этому Канаду, Австралию, множество британских и французских колоний с их безграничными людскими ресурсами, Японию, также выступавшую тогда на стороне Антанты, а затем и колоссальный экономический потенциал США, с весны 1917 года усиливший экономику Англии, Франции и Италии (тоже оказавшейся среди противников Германии), но в весьма малой степени помогший России — ввиду сложности транспортной связи и заметного охлаждения западных союзников к материальной помощи государству, увязшему в трясине революции.

Поскольку вся война распадалась на два основных и практически не связанных театра военных действий,[620] то и ее исход был строго предопределен: сначала должна была пасть Россия, затем — Германия с Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией (других союзников у Германии не было), а оставшиеся имели формальное право объявить себя победителями, что и состоялось.

Заговоры и интриги, приведшие к созреванию политического кризиса и началу войны, развивались не один год, и в первую половину 1914 года ее неизбежность (ничего общего не имевшая с марксистской теорией неизбежности войн при империализме!) не составляла секрета в информированных политических кругах.

Исход же войны тоже был ясен тогда немногим трезвомыслящим людям, не опьяненным политическими амбициями, а, наоборот, строившим четкие планы, чтобы воспользоваться грядущей ситуацией.

Лидер Партии социалистов-революционеров Виктор Чернов свидетельствовал,[621] что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Юзеф Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе — на стороне западных союзников против Германии.

План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху, хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья — война с воспрянувшей Советской Россией, в которой Польша едва вновь не утратила только что обретенную независимость. Опять же, как известно, мытарства поляков после этого продолжались почти до конца ХХ века.

Чернов, к его чести, отказался от конкретных предложений Пилсудского к сотрудничеству в рамках этого плана (хотя в 1917 году противники справа обвиняли его именно в пораженческих настроениях), но, не к чести для его проницательности, Чернов даже позже считал предвидения Пилсудского случайным выигрышем в лотерее

Непосредственными последствиями революций в условиях продолжавшейся годами тотальной войны становились грандиозные политические катастрофы: в каждой стране, охваченной новоявленной революцией, армейский контингент попросту разбегался по домам, а по другую сторону фронта противник сохранял свою армию в относительной целости и сохранности.

Вот только при таких-то условиях и могла возникнуть окончательная победа, формальное провозглашение которой и позволило на все последующие времена затушевать истинную сущность трегедии Первой Мировой войны и отвести критику от виновников этой трагедии!..

Поэтому-то Альфреду Редлю и досталась доля выглядеть одним из главнейших виновников людских бедствий ХХ столетия!..

Но предвидеть это в 1913 году было еще невозможно.