Глава IX Иерусалим под властью британцев

Глава IX

Иерусалим под властью британцев

«У Господа нет собственных богатств; то, что он отдает одним, он забирает у других».

Иерусалимский Талмуд, Брахот, 9:1

Наступление XX в. ознаменовалось новыми большими переменами в судьбе Иерусалима и Палестины. В начавшейся в 1914 г. Первой мировой войне Османская империя в союзе с Германией противостояла блоку Антанты во главе с Англией, Францией и Россией. На ближневосточном направлении англичане, уже фактически захватившие к тому времени Египет и овладевшие Суэцким каналом, вели бои с турецкими войсками, стремясь опередить своих союзников в дальнейшем перераспределении османских владений. Англия, как писала американская исследовательница Б. Тачман, «не имела никакой иной цели, кроме как выиграть войну и как можно основательнее окопаться на Ближнем Востоке».[271]

Имперские интересы требовали захвата такого важного стратегического плацдарма, каким являлась Палестина, но для ведения войны нужны были и моральные оправдания. Военная пропаганда поэтому активно насаждала в обществе дух «новых крестовых походов», и благодаря этому английские офицеры и солдаты, воевавшие на Ближнем Востоке, мнили себя чуть ли не «новыми рыцарями Креста», пришедшими отобрать у мусульман и возвратить христианству Святую Землю. Недаром в названиях мемуаров участников тех боев так часто попадаются слова «крестовый поход» и «крестоносцы».[272] Сугубо прагматическая задача обойти в ближневосточных делах вечную соперницу Великобритании Францию неожиданным образом облекалась в устах английского политического деятеля в средневековую риторику: «…было бы оскорбительно допустить переход святых мест — Вифлеема, Масличной горы, Иерусалима — во владение или под протекторат агностичекой, атеистической Франции»,[273] — заявлял, например, Ллойд Джордж.

Палестинская кампания началась с попыток турецкой армии перейти Суэцкий канал, но к концу 1916 г. англичане вновь овладели Синаем. После нескольких месяцев безуспешной позиционной войны в районе Газа командующим «египетским» экспедиционным корпусом в июне 1917 г. был назначен генерал Э. Алленби с задачей овладеть югом Палестины и Иерусалимом. В конце октября англичане полностью разгромили турок на линии Газа — Беершева и двинулись на север.

В конце ноября британская армия вела бои на самых подступах к Иерусалиму. Генерал Алленби, стремясь вывести из-под удара сам город, разработал план перекрытия всех турецких коммуникационных путей, и к началу декабря Иерусалим фактически оказался в кольце наступающих британских войск. Дезорганизованные и голодные турецкие солдаты и офицеры массами дезертировали с линий обороны.

8 декабря англичане вплотную приблизились к Иерусалиму, и к вечеру по городу разнесся слух о том, что турецкие подразделения уходят из Иерусалима. В полночь турецкий наместник Изет-бей лично явился на телеграф, распустил служащих и собственными руками разбил все оборудование. Он, как капитан корабля, последним из турецких чиновников покинул город в повозке, которую пришлось одолжить у американца Ф. Вестера — весь остальной транспорт был давно конфискован для военных нужд.

Всю ночь с 8 на 9 декабря гул шагов уходивших турок разносился эхом по Старому городу, возвещая о конце 400-летнего османского владычества и о наступлении новой эры в Иерусалиме. В 23-й раз за свою длинную историю Святой город переходил в руки новых завоевателей. На сей раз жители с надеждой и радостью ожидали их прихода, надеясь на избавление от ненавистного турецкого правления. Турки в связи с войной ужесточили репрессии против всех заподозренных в малейших симпатиях к врагу и фактически поставили Иерусалим на грань голодной катастрофы.

Очевидцы вспоминали, как во время войны на улицах стали появляться тела умерших от голода, как возросла смертность среди детей, которых нечем было кормить. Арабы, евреи, христиане в одинаковой мере подвергались преследованиям со стороны властей: христианские и еврейские больницы были реквизированы и превращены в военные госпиталя, врачи-специалисты независимо от их вероисповедания отправлялись обслуживать турецкую армию. Турки намеревались сражаться за Иерусалим и потому готовились очистить город от армянского и греческого населения, а также депортировать евреев, чтобы обезопасить свой тыл. Только задержка с получением предписаний от высшего командования спасла сотни людей от тяжкого пути в неизвестность под турецким конвоем.

Неудивительно, что вступление в Иерусалим английской армии было встречено всеобщим ликованием. Как всегда в любом событии, связанном с Иерусалимом, искали глубинный религиозный смысл. Так и на сей раз взятие Святого города англичанами означало для западного христианства возвращение главных святынь, отобранных когда-то Салах-ад-Дином у крестоносцев. Приближение Рождества Христова придавало особую символику этой военной победе, которую прославлял звон колоколов в Риме, Лондоне и других столицах христианского мира.

У евреев отступление турок из Иерусалима совпало с праздником Ханука, отмечающим победу Маккавеев над Селевкидами в 165 г. до н. э. и возвращение им иудейского храма. Как Маккавеи освободили народ от гнета греков-язычников, так и приход англичан обещал евреям радужные перспективы: 2 ноября 1917 г. была провозглашена Декларация Бальфура, в которой британское правительство выражало свое согласие на создание «национального очага для еврейского народа в Палестине», то есть был намечен путь для беспрепятственного переселения евреев на «историческую родину».

У арабов взятие Иерусалима генералом Алленби связывалось со старинным арабским пророчеством, предсказывавшим освобождение Палестины от турок пророком, который должен прийти с запада. Для мусульман имя Алленби было созвучно с арабским аль-Наби, что означает пророк. Они истолковывали приход англичан как исполнение воли Аллаха, а следовательно, для его приверженцев должны были наступить лучшие времена.

Очередная смена эпох в Иерусалиме на сей раз обошлась без трагического погребального плача над погибшими. По стечению обстоятельств (а может быть, по замыслу всевышнего режиссера, уставшего от бесконечных трагедий, разыгрывавшихся на этой сцене) сдача города происходила в жанре водевиля. Реальную картину тех дней восстановить трудно, так как в рассказах очевидцев перепутаны имена, даты, вымысел неотделим от действительности. Каждый спешил изложить свою версию, чтобы приобщиться к эпохальному событию.

Рано утром 9 декабря мэр города Хусейн Эффенди аль-Хусейни, которому бежавший турецкий губернатор оставил письмо о капитуляции Иерусалима, отправился на поиски нового начальства, чтобы вручить официальный документ. Друзья из Американской колонии снабдили мэра и сопровождавшую его процессию белыми флагами перемирия, сделанными из больничных простыней. У арабской деревни Лифта на северо-западе от города иерусалимцы повстречали двух английских солдат, один из которых был поваром, а другой его помощником. Рядовые были посланы на поиски яиц к завтраку своим офицерам. Между победителями, изъяснявшимися на лондонском кокни, и побежденными, едва знавшими несколько слов по-английски, произошел примерно следующий диалог:

«— Вы ведь английские солдаты? — спросили арабы.

— Да, вроде того, — ответили англичане.

— А где генерал Аллах Наби? (имелся в виду Алленби) — поинтересовался человек в красной феске.

— Разрази меня гром, если я знаю, мистер, — ответил один из солдат.

— Я хочу сдать город. Вот вам ключи от него, — заявил незнакомец, потрясая огромной связкой ключей перед носом опешивших британцев.

— Да не нужен мне ваш город. Мне нужны яички для моих офицеров! — завопил разозлившийся повар».[274]

В отличие от солдат — простых лондонских парней, озабоченных поисками «хлеба насущного» для своих командиров, — английские офицеры хорошо осознавали величие момента. На их глазах творилась история. Ради этого мгновения были положены сотни жизней, затрачены десятки тысяч фунтов стерлингов. Имя принявшего капитуляцию Иерусалима навсегда должно было войти в историю.

Бригадный генерал К. Уотсон, узнав о случившемся, немедленно оседлал коня и направился в Святой город. На Яффском шоссе и у Яффских ворот его приветствовали толпы горожан, которые наконец поняли, что турки ушли насовсем. У подножия башни Давида генерал принял от мэра Иерусалима ключи в знак капитуляции города.

Между тем, весть о падении Иерусалима дошла до вышестоящего командира. Командующий дивизией генерал-майор Дж. Ши заявил, что он лично прибудет в Иерусалим для принятия его капитуляции. Вновь ликующие толпы приветствовали английского генерала в сопровождении его свиты, снова мэр города произнес речь и вручил ему ключи, которые спешно были возвращены генералом Уотсоном. Но и это был не последний акт в трагикомедии сдачи Иерусалима.

Вернувшись в свой штаб, генерал Ши получил распоряжение из ставки главнокомандующего подготовить все необходимое к приезду генерала Алленби, который лично прибудет 11 декабря для принятия капитуляции Святого города. Именно эта дата и стала в конечном итоге официальным днем сдачи Иерусалима. К ней англичане готовились задолго до того как стало очевидно, что военное поражение турок неизбежно. Еще в середине ноября в Лондоне были разработаны специальные инструкции генералу Алленби относительно церемонии входа в Иерусалим. В них, в частности, ему настоятельно рекомендовалось войти в Старый город пешком. Британское руководство считало, что такой жест смирения при входе в город, овеянный памятью о пребывании в нем «лучшего из людей», составит разительный контраст с помпезным въездом германского императора двумя десятилетиями ранее и послужит на пользу Англии перед лицом мировой общественности.[275] Ни одного флага союзных армий не было водружено над Иерусалимом, чтобы подчеркнуть, что город не является обыкновенной военной добычей, но имеет совершенно исключительный статус.

Алленби демонстративно не воспользовался той брешью в городской стене, которая была пробита к визиту немецкого монарха. Он вошел в Старый город через Яффские ворота в сопровождении лиц, чьи имена остались в истории как символы определенных этапов европейской политики на Ближнем Востоке. В его свите были полковник Т. Э. Лоуренс — знаменитый Лоуренс Аравийский, английский разведчик, который принимал непосредственное участие в организации арабского повстанческого движения на Аравийском полуострове; сэр Марк Сайкс, секретарь британского военного кабинета и господин Жорж Пико, французский представитель на Ближнем Востоке, — оба творцы известного соглашения о разделе ближневосточных владений Турции между Англией, Францией и Россией. Их присутствие еще раз подчеркивало, что церемония сдачи Иерусалима выходила за рамки ординарной военной капитуляции.

И опять, уже в третий раз, состоялась торжественная передача ключей от города и обмен приветственными речами. Затем на семи языках — английском, французском, арабском, иврите, греческом, русском и итальянском — было зачитано обращение к жителям города или, как его стали называть, «прокламация Алленби». В нем победители гарантировали сохранение порядка в городе и свободный доступ к святым местам всех религий.

Единственный, кто пострадал в неразберихе этих трех дней, был мэр Иерусалима. Зима 1917–1918 гг. выдалась особенно суровой, с необычными для этих краев снегопадами, и непривычный к холодам иерусалимец, выстояв трижды торжественную церемонию на пронзительном декабрьском ветру, трижды произнеся речь о капитуляции города, попал в больницу с воспалением легких.

Более трагические воспоминания о войне 1914–1918 гг. хранит кладбище, расположенное на горе Скопус, на подъезде к Иерусалимскому университету. Здесь похоронено 2180 солдат и офицеров британской армии, павших в Палестине, в том числе и в боях на подступах к Иерусалиму. Среди них выходцы из Австралии, Южной Африки, Новой Зеландии. Солдаты — мусульмане и индуисты из Индии — похоронены в саду в современном иерусалимском районе Тальпиот. На надгробном камне высечены надписи на хинди и урду. Империя втянула в битву за Святую Землю людей из самых отдаленных уголков мира, чьи верования порой никак не были связаны с иерусалимскими святынями.

* * *

Уже в ходе Первой мировой войны проблема дальнейшего статуса Палестины, а вместе с ней и «проблема Иерусалима» были выделены в особый вопрос, требовавший закрепления в специальных международных соглашениях. Наибольшую активность в том, что касалось дальнейшей судьбы Палестины, проявляли англичане. В самом начале 1915 г. М. Сайкс, являвшийся в то время советником правительства по ближневосточным проблемам, выдвигал идею создания особой русской администрации в районе Иерусалима, Вифлеема и Яффы по завершении войны, что, с его точки зрения, могло бы стимулировать более активное участие русских союзников в военных действиях. Но в конце концов в правительстве Великобритании возобладало мнение тех, кто рассчитывал установить над Иерусалимом и всей Палестиной британский контроль. Царское правительство, добивавшееся от союзников в первую очередь решения вопросов черноморских проливов и Константинополя в пользу России, не проявило особого интереса к такому «подарку». В 1915 г. в переговорах с великим шерифом Хусейном аль-Хашими, возглавившим арабских повстанцев в Хиджазе, англичане умышленно избегали включать Палестину и Иерусалим в перечень тех территорий, которые могли бы войти в состав арабского государства после поражения турок.

Однако в 1916 г. в ходе длительного дипломатического торга с Францией о разделе азиатских владений Османской империи англичанам пришлось временно отступить от заветной цели единоличного контроля над Палестиной с тем, чтобы добиться от своих союзников-соперников уступок по другим важным вопросам. В результате переговоров, в которых наиболее активную роль играли уже упоминавшийся англичанин М. Сайкс и французский дипломат Ж. Пико, было заключено секретное соглашение. По нему свою долю «военной добычи» получала и Россия. В соответствии с соглашением Сайкса—Пико, практически вся Палестина с Иерусалимом и другими святыми местами включалась в зону международного управления, «формы которого должны определяться по проведении консультаций с Россией и после соответствующего соглашения с другими союзниками и представителями шерифа Мекки».[276] Намеченный в соглашении план раздела турецких владений никогда не был реализован. Однако после проекта Фридриха Вильгельма IV о международном соглашении относительно территориальной интернационализации святых мест, выдвинутого на рубеже 40-х годов XIX в., впервые статус Палестины выделялся в особый вопрос международного урегулирования, в том числе и по причине ее исключительного значения для духовной жизни значительной части человечества.

В то же время, к началу войны в английских правительственных кругах уже определенно сложилась группа поддержки сионистского проекта переселения евреев со всего мира в Палестину. Известный исследователь сионистского движения У. Лакер отмечал, что хотя сама возможность расселения евреев в Палестине и освоения ими территорий, где когда-то существовало еврейское государство, вызывала немало сомнений и вопросов даже у благосклонно настроенных британских политических деятелей, все же они были готовы связать судьбу Палестины с сионизмом.[277]

Одним из виднейших сторонников поддержки сионистов являлся лорд А. Д. Бальфур, с декабря 1916 г. занимавший пост министра иностранных дел в английском кабинете. Он утверждал, что проникся симпатией к ним еще во время своей первой встречи в 1905 г. с одним из самых деятельных лидеров движения Х. Вейцманом. Тогда обсуждался так называемый угандийский проект: евреям предлагалось создать свой «национальный очаг» в этой африканской стране. В разговоре с Бальфуром Вейцман спросил его, как бы он отнесся к тому, если вместо Лондона англичанам предложили бы Париж. «Но доктор Вейцман, — ответил Бальфур, — Лондон-то наш». «Правильно, — сказал Вейцман, — а Иерусалим был нашим тогда, когда Лондон был еще болотом».[278] Этот дерзкий ответ показался англичанину свидетельством необычайной силы еврейского патриотизма. На протяжении многих лет он активно содействовал продвижению сионистских планов в высшие правительственные сферы, и его имя получила Декларация, приобретшая в дальнейшем характер международного обязательства Англии в отношении переселения евреев в Палестину.

Среди тех, кто был склонен использовать сионистские планы в Палестине в интересах британской политики, нельзя не назвать и знаменитого политического и государственного деятеля Д. Ллойд Джорджа, с 1916 г. по 1922 г. возглавлявшего правительство Великобритании. Как утверждал он сам, в его симпатии к еврейскому народу значительную роль сыграло полученное им религиозное образование. «Я обучался в школе, в которой мне рассказывали гораздо больше об истории евреев, чем об истории моей собственной страны. Я мог перечислить всех царей Израиля. Но сомневаюсь, что я мог назвать хотя бы полдесятка королей Уэльса».[279] Религиозные убеждения и сложившиеся с детских лет представления, почерпнутые из библейской истории, теперь как бы связывали многих английских политиков моральными обязательствами по оказанию помощи еврейскому народу, претендовавшему на восстановление своих прав на земле, принадлежавшей ему в глубокой древности.

Строители Британской империи, правда, не были так уж бескорыстны в осознании своего «долга» перед гонимыми два тысячелетия иудеями. Во-первых, Декларация Бальфура мотивировалась стремлением британского правительства заручиться поддержкой американских и российских евреев в войне против Германии. Во-вторых, лидеры Всемирной сионистской организации обещали оказывать содействие Великобритании в проведении ее курса в ближневосточном регионе. В 1919 г. видный сионистский деятель Макс Нордау заявил англичанам: «Мы знаем, чего вы ожидаете от нас. Мы должны быть стражами Суэцкого канала, мы должны охранять ваш путь в Индию через Ближний Восток. Но нам необходимо знать, что вы дадите нам возможность стать сильными, чтобы выполнять этот долг».[280] Так что каждая из сторон прекрасно отдавала себе отчет, в чем состоит смысл заключавшейся «сделки».

В Лондоне считали, наконец, что с увеличением в Палестине численности евреев, опекаемых Великобританией, англичане получат веские моральные основания для захвата бывшей турецкой провинции и удержания ее под своим контролем. М. Сайкс отчетливо сформулировал эту политическую установку: «Мы должны таким образом строить нашу политику, чтобы в ней не было заметно стремление аннексировать Палестину или установить над ней протекторат, но когда придет время выбирать державу-мандатария для контроля над ней, чтобы мы, по общему согласию и желанию ее населения, стали наиболее вероятным претендентом»[281]

Было только одно существенное обстоятельство, на котором творцы английской ближневосточной политики предпочитали не задерживать своего внимания, делая ставку на потомков ветхозаветных племен: большинство населения Палестины уже в течение многих веков составляли арабы, и эта земля была им не менее дорога и нужна, чем евреям. Этот фактор пока оставался за скобками имперского мышления, но очень скоро он должен был проявиться на палестинской политической арене, разрушая стройные планы, разработанные в тиши европейских кабинетов.

С завоеванием Иерусалима Палестина стала управляться Администрацией оккупированных вражеских территорий, являвшейся одним из подразделений британской армии. В условиях военного времени ее задача состояла в сохранении статус-кво и порядка в стране до тех пор, пока не будет решен вопрос о постоянном правительстве. Страна была разбита на 13 военных округов (в 1919 г. их число сократилось до 10) во главе с военными губернаторами, подчинявшимися главнокомандующему генералу Алленби.

В конце декабря военным губернатором Иерусалима был назначен 36-летний полковник Рональд Сторрс — человек, уже имевший к тому времени немалый опыт работы на Ближнем Востоке. Десять лет он служил в Британской администрации в Египте, бывал с дипломатическими миссиями в других частях азиатской Турции, а перед назначением в Иерусалим работал в секретариате правительства в Лондоне. Как писал он сам в своих воспоминаниях, хотя у него не было достаточно военного опыта, но он имел представление о процессе управления и, что особенно важно для Иерусалима, хорошо ориентировался во взаимоотношениях восточных общин. Уже через несколько месяцев после назначения английский губернатор за свою хитроумность и изворотливость в отношениях с местным населением получил у своих коллег шутливое прозвище Oriental Storrs (Восточный Сторрс) по аналогии с торговым заведением, существовавшим в ту пору в Каире и известным своими мошенническими операциями (store в переводе с английского — склад, магазин).

В Палестине еще шла война, и Иерусалим испытывал недостаток во всем — от воды и еды до медикаментов и топлива. Сторрс вспоминал, что в Иудее в ту зиму шел снег, а начальство даже не позволило ему отлучиться на два дня в Каир, чтобы купить теплую одежду и форму. «Первые месяцы я провел, сидя в своем офисе в тоненькой шинели с парафиновой печкой у ног», — писал первый английский губернатор Иерусалима.[282]

«В эти первые дни в Иерусалиме моей главной заботой, моим ночным кошмаром была нехватка продовольствия, почти граничившая с голодом», — рассказывал Сторрс позже. Однажды в январе он был разбужен ранним утром криками и воплями под окном его офиса: это арабские женщины, разрывая на себе одежды и демонстрируя свою ужасающую худобу, пришли требовать у новых властей остановить надвигавшийся голод. Прибывший в Иерусалим для поздравления вновь назначенного губернатора главнокомандующий Алленби помог смягчить эту проблему: английская армия стала регулярно направлять в город грузовики с продовольствием.

Британские войска, вошедшие в Иерусалим, столкнулись с проблемой недостатка пригодной для питья воды. Качество воды, хранимой в иерусалимских цистернах, и воды, приносившейся разносчиками из Гионского источника, совершенно не соответствовало привычным для европейцев гигиеническим нормам. Тогда было принято решение восстановить древний римский водопровод, по которому вода из источников в Вади Арруб на юге по системе прорубленных в скалах каналов подавалась в огромный резервуар, а оттуда по каменному акведуку доходила до Иерусалима. К началу лета 1918 г. помимо очистки старой системы и установки новых насосных сооружений было проложено более 19 км нового трубопровода. Однако вплоть до 1935 г., когда были подведены дополнительные трубопроводы от новых водных источников, подача воды в Иерусалим осуществлялась раз в несколько дней. Для ее хранения на крышах домов устанавливались специальные баки, которые и по сей день составляют неотъемлемую часть иерусалимского пейзажа.

Англичане проявляли большое внимание к внешнему облику Иерусалима. Уже в апреле 1918 г. губернатор Сторрс издал постановление о недопустимости каких-либо строительных или ремонтных работ в радиусе двух с половиной километров от Дамасских ворот без разрешения военного губернатора. Он также запретил использовать при облицовке зданий какие-либо иные материалы, кроме иерусалимского известняка. Это правило сохраняется в силе до сих пор, и Иерусалим выделяется среди других ближневосточных городов своим неповторимым бело-розовым обликом.

В первый же год своего губернаторства Сторрс создал «Общество в поддержку Иерусалима», цель которого заключалась в сохранении иерусалимских памятников старины, в содействии развитию города, искусств, ремесел и промышленности. Для этого необходимы были немалые средства, сбором которых занялся английский губернатор. Деньги поступали не только от состоятельных иерусалимских жителей, но и из Египта, Англии, Америки, от мусульман, христиан, евреев со всего мира. «Вот когда я понял силу имени Иерусалим», — писал Сторрс в своих воспоминаниях.[283]

Поступавшие средства позволили новой администрации остановить упадок и разграбление исторических памятников Иерусалима. Сторрс особенно гордился тем, что в отличие от прежних времен, когда большая часть мусульманских пожертвований на религиозные нужды Иерусалима переводилась в Константинополь, эти средства использовались по прямому назначению. В холодные зимы военных лет сильно пострадал храм «Купол скалы»: редкостной красоты голубые керамические плитки под воздействием холода и ветров падали с его фасада и оказывались на прилавках предприимчивых иерусалимских торговцев.

В первые же годы своего губернаторства Сторрс собрал в Иерусалиме известных армянских мастеров, традиционно славившихся своим искусством керамики, и на базе старых, заброшенных мастерских было восстановлено производство иерусалимской керамики. Она использовалась как для реставрации исторических памятников, так и в качестве сувениров. И сегодня редкий турист не соблазнится затейливым ярко-синим орнаментом иерусалимской керамической посуды, как будто вобравшим в себя несравненную глубокую синеву предзакатного иерусалимского неба.

Англичане занимались не только сохранением иерусалимской старины. Их «культурное наступление», возможно, было продиктовано не только интересами государственной политики, но и чисто человеческой потребностью обеспечить себе привычное цивилизованное существование там, где предстояло жить и работать не один год. Накануне назначения Сторрса в Иерусалим один из его приятелей писал ему, что в этом городе комфортно ощущаешь себя только в ванне и в постели. С завидной энергией первый английский губернатор взялся преодолевать культурную маргинальность Иерусалима.

В Иерусалиме был учрежден ежегодный салон изобразительных искусств, на котором проводились выставки по городскому планированию, по современному прикладному искусству Палестины. Появился публичный читальный зал, где можно было ознакомиться со свежими газетами и журналами на английском, французском, итальянском, арабском, греческом и армянском языках. Сторрс основал и возглавил шахматный клуб, казначеем которого стал еврей, секретарем — христианин-католик, а в организационный комитет вошли мусульмане. Большой любитель музыки, Сторрс создал иерусалимскую музыкальную школу, которую позже передал еврейской общине, так как среди арабов не нашлось желающих ее посещать. Своей культуртрегерской деятельностью он пытался охватить даже русских монахинь, с трудом выживавших в Иерусалиме после утраты всякой помощи из России. Однажды Сторрс явился в русский монастырь на Масличной горе с собственноручно переписанной партитурой хора из оперы «Мейстерзингер» и сам дирижировал исполнением при помощи своего стека. Так он пытался, по его собственному выражению, «приобщить стареньких русских монахинь к красотам этой музыки».[284]

В целом, первые два года британского правления можно назвать «розовым периодом» в истории Иерусалима XX в. Палестинский национализм и сионизм еще только набирали силу, чтобы в следующие десятилетия вступить в ожесточенную схватку за Палестину, за владение Святым городом. На этом раннем этапе английская военная администрация, столкнувшись с зарождавшимся национальным движением палестинских арабов, важную роль в формировании которого играло противостояние сионистским планам, старалась избегать шагов, которые могли бы вызвать враждебность у арабов. Р. Сторрс считал, что в его задачу не входит разбираться в справедливости сионистских претензий на колонизацию Палестины и в правомерности арабского сопротивления еврейскому проникновению. Его администрация должна была обеспечивать порядок и нормальное функционирование всех общественных служб.

Тем не менее, порядки, установленные новыми властями, говорили о том, что их действия согласуются с заложенными в Декларации Бальфура принципами. Делопроизводство во всех государственных органах отныне велось на трех языках — английском, арабском и иврите. Довольно много евреев, превосходивших арабов по уровню образованности и знанию европейских обычаев, становились служащими различных подразделений английской администрации. Арабы, еще помнившие, какими преимуществами по сравнению с евреями они пользовались при турках, видели в этих новых порядках прямую угрозу узурпации их национальных прав.

В Иерусалиме были сохранены муниципальные органы власти во главе с мэром-арабом, но сионисты попытались поставить вопрос о замене его на мэра-еврея и об обеспечении евреям большинства мест в иерусалимском муниципалитете на том основании, что они составляли большинство населения города (в начале XX в. из 70 тыс. иерусалимского населения евреи составляли 45 тыс.). Это требование было отвергнуто английской администрацией, которая в то же время предупредила всех высокопоставленных арабов, что им придется делать выбор между своими должностями и участием в политической деятельности. Одновременно губернатор Сторрс критиковал сионистскую комиссию во главе с Х. Вейцманом, прибывшую в Иерусалим в апреле 1918 г., в связи с тем, что она не сочла нужным сделать какие-либо публичные заявления, которые рассеяли бы «оправданное беспокойство арабского населения Палестины».[285]

Военная администрация, выполнявшая, с одной стороны, указания Лондона о расширении поддержки сионистов, а с другой стороны, вынужденная считаться с местными реалиями, пыталась посредничать в установлении контактов между известными арабскими деятелями и лидерами сионистов. В Иерусалиме военный губернатор организовал в своем кабинете встречу Вейцмана и прибывших с ним членов сионистской комиссии с муфтием и мэром города. Они оба принадлежали к одному из самых влиятельных иерусалимских кланов Хусейни, и расчет англичан, конечно, строился на том, что их контакты с сионистскими лидерами будут способствовать дальнейшему развитию арабо-еврейского диалога. В традициях арабского красноречия муфтий завершил встречу словами Пророка: «Наши права — это ваши права, а ваши обязанности — это наши обязанности». Скольких бы несчастий и ужасов удалось избежать в Палестине, если бы арабы и евреи последовали этой древней мудрости.

Однако если у кого-то из действующих лиц палестинской драмы еще сохранялись в тот момент иллюзии относительно возможности мудрого решения арабо-еврейской проблемы, то суровая действительность быстро рассеивала их. О степени недоверия арабов к любым, даже самым дружелюбным шагам сионистов говорит небольшой эпизод. Когда Вейцман при посредничестве Сторрса преподнес муфтию в качестве подарка великолепное издание Корана, по Иерусалиму в тот же день разнесся слух, что в переданном свертке содержалась крупная денежная сумма.

Между тем, усиление сионистской активности в Палестине после провозглашения Декларации Бальфура и английской оккупации не просто беспокоило палестинских арабов, но становилось одним из главных консолидирующих факторов национального движения. Сбывались предсказания наиболее прозорливых сионистских лидеров о том, что рано или поздно столкновение евреев с арабами неизбежно. Еще в 1891 г. известный еврейский писатель и публицист Ахад Ха-Ам писал: «Мы, живя за границей, обычно думаем, что Палестина сегодня это почти что пустыня, невозделанная, дикая земля… что все арабы дикари, почти что животные, которые не видят того, что происходит вокруг них… Но если наступит время, когда наш народ настолько широко распространится по всей Палестине, что местное население почувствует себя ущемленным, безропотно оно не уступит нам дорогу…».[286] Но в 1918–1919 гг. сионисты и англичане, устраивая еврейский «национальный очаг», еще полагали, что арабов можно не принимать в расчет.

Организационным центром формирующегося арабского национального движения стал Иерусалим, где веками складывались влиятельные арабские кланы — элита палестинского общества. В 1918–1920 гг. активную роль в выработке национального самосознания играли два иерусалимских клуба: в одном из них состояли члены семей аль-Хусейни, аль-Алами, Абу аль-Сауд и аль-Будайри, другой возглавляли представители кланов аль-Нашашиби, аль-Даджани и аль-Хатиб. Хотя клубы были созданы как социально-просветительские организации, но даже девизы каждого из них имели политическую направленность. «Наша земля принадлежит нам», «Во имя арабов мы будем жить и во имя арабов мы будем умирать», — так первые палестинские национальные лидеры отвечали на брошенный им вызов.

В феврале 1919 г. Иерусалим стал местом проведения первого конгресса мусульмано-христианских ассоциаций, которые создавались по всей Палестине и становились главной организующей силой общеарабского протеста против сионистского проникновения. Конгресс высказался в пользу создания независимого правительства в Палестине, которое являлось бы выразителем воли ее населения, и призвал британское правительство оградить страну от сионистской иммиграции.[287] Принятое в Иерусалиме одно из первых политических заявлений палестинцев задавало тон всем последовавшим вскоре арабским выступлениям против евреев.

После выхода из-под власти турок Иерусалим, оставаясь третьим по значению святым городом ислама, стал для всех мусульман Палестины еще и центром религиозной власти. Во времена Османов иерусалимский муфтий (духовный глава мусульманской общины) ничем не отличался по своему статусу от муфтиев других палестинских городов. Англичане ввели титул Великого Муфтия и присвоили его бывшему тогда муфтием Иерусалима Камилю аль-Хусейни, который вполне устраивал их своей лояльностью. Он также был назначен на должность кади (судьи) главного исламского суда в Иерусалиме, что усиливало его позиции верховного религиозного лидера всей страны. Иерусалим, таким образом, становился центром новой исламской иерархии Палестины.

В то же время, с начала XX в. меняется отношение к Иерусалиму и в сионистском движении, особенно в его традиционалистском крыле, противостоявшем радикальным идеям полного разрыва с прошлым. Даже совсем нерелигиозные лидеры движения соглашались с тем, что традиционная приверженность евреев Иерусалиму как символу духовного единения народа должна быть использована для достижения конкретных политических целей. Во время своего пребывания в Палестине в 1918 г. Х. Вейцман поэтому предпринял очень энергичные шаги для налаживания отношений с иерусалимскими ортодоксами, видевшими в сионизме угрозу религиозным устоям еврейской общины. Ему удалось расколоть монолитное единство старого ишува. В конце 1918 г. был создан Совместный сефардско-ашкеназийский совет, провозгласивший себя, к негодованию остальной части ортодоксальной общины, религиозным представителем палестинского еврейства и верховным религиозным судом. Так был переброшен первый мостик над пропастью, разделявшей сионистских идеологов и иерусалимских ортодоксов.

Идея о том, что Иерусалим должен стать центром новой светской духовной жизни евреев, возникла еще у предшественников Т. Герцля и трансформировалась у него самого в мечту о Иерусалиме как о культурной столице нового еврейского государства, подобной Вене в Австрии. Первый шаг в этом направлении был сделан в июле 1918 г. В Иерусалиме еще слышна была канонада близких боев, когда на горе Скопус при участии Э. Алленби и Х. Вейцмана были заложены первые двенадцать камней (по числу израильских племен) в основание еврейского университета. Вейцман в своей речи назвал тогда университет символом лучшего будущего.

Между тем, жизнь в Палестине становилась все более напряженной и опасной. Чем больше напора проявляли евреи в освоении «исторической родины», тем более усиливалось сопротивление арабов угрозе лишиться собственной страны. В начале 1920 г. провозглашение эмира Фейсала королем Сирии подстегнуло всплеск националистических настроений среди палестинских арабов. В феврале 1920 г. мэр Иерусалима Муса Кассем аль-Хусейни возглавил большую антисионистскую демонстрацию арабов, за что поплатился своей должностью. Напряженность нарастала с каждым днем. 4 апреля, в день, когда христианская Пасха совпала с мусульманским паломничеством к могиле пророка Мусы (Моисея), установленным, как мы помним, еще в XIII в., Иерусалим стал местом первых кровавых столкновений между арабами и евреями. Святой город вступал в новую эпоху восстаний, войн, терактов, превративших его историю в XX в. в сплошную череду насилия с массой жертв, которыми в первую очередь становились ни в чем не повинные мирные люди. Эта страница не перевернута до сих пор.

Губернатор Сторрс даже много лет спустя, вспоминая об этом дне, когда тщательно оберегавшееся им хрупкое равновесие в Иерусалиме было взорвано, ощущал ужас пережитого шока. «Когда после пасхальной службы я направлялся с моими родителями в здание губернаторства, мой ординарец Халиль тихо прошептал мне по-арабски: «У Яффских ворот произошли беспорядки, один человек смертельно ранен». Я почувствовал себя так, будто он ударил меня мечом в самое сердце».[288]

В те дни в Иерусалиме было убито 5 евреев и 4 араба, более 200 евреев получили ранения. Впервые британские войска выступили как буферная сила в арабо-еврейской конфронтации. Впервые заявили о своем существовании еврейские силы самообороны (Хагана), к формированию которых нелегально приступило сионистское руководство. В эти дни будущий муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусейни в первый раз опробовал на простых арабах силу воздействия своих националистических призывов.

Англичане не допустили вооруженные отряды Жаботинского в еврейские кварталы. Сам В. Жаботинский — лидер радикальных сионистов — был схвачен и осужден на 15 лет тюремного заключения (вскоре, однако, этот срок сократили до одного года). Главного зачинщика арабских выступлений Хадж Амина англичане приговорили к 10-летнему сроку заочно, так как ему удалось бежать в Иорданию. Эта его способность вовремя скрываться от преследований британских властей станет впоследствии легендарной.

Волнения 1920 г. происходили в самый канун конференции в Сан-Ремо, на которой Великобритания получила мандат Лиги наций на управление Палестиной. Англии предоставлялась вся полнота законодательной и исполнительной власти в Палестине, право держать там свои войска. В текст мандата была включена Декларация Бальфура, а ст. 2 обязывала страну-мандатария «установить такие политические, административные и экономические условия, которые обеспечат создание еврейского национального очага».[289] В соответствии с мандатом, в Иерусалиме размещалось Еврейское агентство для сотрудничества с английскими властями во всем, что касается создания еврейского национального очага. Ни в одной из 28 статей мандата арабы не упоминались.

В июле 1920 г. военную администрацию сменила британская гражданская администрация со штаб-квартирой в Иерусалиме, разместившейся в построенном немцами комплексе Августа-Виктория. Первым Верховным комиссаром в Палестине стал Герберт Сэмюэль — представитель богатой еврейской семьи банкиров, несколькими годами ранее сыгравший большую роль в подготовке Декларации Бальфура. Сионистские лидеры активно лоббировали в британском правительстве его назначение. В Иерусалиме евреи встретили его как нового мессию. Когда Сэмюэль в свой первый Шаббат (Суббота) в Иерусалиме направлялся в синагогу Хурва, ведущая к ней улица в еврейском квартале Старого города была устлана коврами и путь его усыпали цветами.

Однако уже с первых шагов мандатного правления стало очевидно, что англичане не смогут управлять Палестиной, отдавая преимущество интересам еврейского населения. На фоне постоянных арабо-еврейских столкновений и нараставшего протестного движения против сионисткой политики Сэмюэль вынужден был искать компромиссные решения, позволявшие обеспечить спокойную обстановку в стране. В русле этой политики в апреле 1921 г. состоялось назначение муфтием Иерусалима Хадж Амина аль-Хусейни, вернувшегося к тому времени в Палестину и амнистированного английскими властями. Через несколько месяцев, в январе 1922 г., Хадж Амин при поддержке англичан был избран президентом Высшего мусульманского совета. Таким образом в его руках концентрировалась большая власть над мусульманами Палестины как в духовной, так и в общественной сферах, а также контроль за материальными ресурсами, принадлежавшими мусульманской общине.

Как могло случиться, что англичане собственными руками привели к власти человека, который к тому времени был уже хорошо известен не только своими крайне националистическими воззрениями, но и ненавистью как к евреям, так и к англичанам? Решающую роль в назначении молодого палестинца на высокие должности (Хадж Амину в то время не было 30 лет) сыграла его чрезвычайная популярность среди арабского населения. В период становления палестинского национального движения, формирования национального самосознания он стал фактически первым признанным общенациональным лидером. Именно из политических соображений кандидатуру Хадж Амина поддерживал и иерусалимский клан Хусейни, к которому он принадлежал, хотя среди его членов были гораздо более авторитетные в религиозном плане претенденты на роль муфтия.

Своим выдвижением Хадж Амин был обязан и тому, что ряд чиновников британской администрации считали в отличие от лондонских политиков, что в Палестине вообще ставку следует делать на арабов. Многие из них были профессиональными арабистами и рассматривали сионистский проект как совершенно утопическую затею, которая не имеет никаких перспектив и только способствует нагнетанию напряженности в стране. Они сумели убедить Верховного комиссара в благоразумности выбора Хадж Амина для сдерживания арабского недовольства, тем более, что и он сам не преминул заверить Сэмюэля, что «его семья и он сам употребят свое влияние для сохранения спокойствия в Иерусалиме».[290] К тому же возвышая Хадж Амина, англичане укрепляли позиции клана Хусейни, несколько пошатнувшиеся после смещения в 1920 г. Мусы Кассема с поста мэра Иерусалима. Вместо него на эту должность был назначен Раджиб Нашашиби, представитель традиционно враждебного Хусейни клана. Так в борьбе за власть сталкивались основные палестинские соперники, вступало в действие «золотое правило» британской колониальной политики «разделяй и властвуй».

Около тридцати лет муфтий Иерусалима Хадж Амин аль-Хусейни являлся одной из ключевых фигур на палестинской политической арене. Его личность до сих пор вызывает противоречивые оценки историков. Одни считают его крупнейшим мусульманским и арабским лидером, другие не более, чем посредственным политиком и ловким интриганом. Совершенно очевидно, что он действительно сумел объединить палестинцев на основе национальной идеи и борьбы за национальную независимость. Однако несомненно и то, что его бескомпромиссность, фанатичная ненависть ко всем евреям, политический экстремизм и неуемная жажда неограниченной власти, которую он нередко использовал сугубо в интересах клана Хусейни, наносили серьезный ущерб национальному движению палестинцев. Сотрудничеством с нацистской Германией в годы Второй мировой войны Хадж Амин непоправимо дискредитировал себя в глазах мирового общественного мнения. Современные лидеры Организации освобождения Палестины избегают упоминать имя человека, являвшегося фактически основателем палестинского национального движения.

Муфтий хорошо понимал, какую роль Иерусалим с его религиозными святынями может играть для консолидации палестинского народа, для мобилизации всего исламского мира на борьбу в поддержку прав палестинцев. Его заслугой явилось возрождение интереса мусульман не только на Ближнем Востоке, но и во всем мире к Иерусалиму как важнейшей святыне ислама. В 1923–1924 гг. муфтий развернул кампанию по сбору средств в мусульманском мире для реставрации двух мечетей на Храмовой горе. В Хиджаз, Ирак, Кувейт, Бахрейн и даже в Индию были направлены специальные миссии, которым удалось собрать более 80 тыс. фунтов стерлингов, — солидная по тем временам сумма. Реставрационные работы продолжались несколько лет и их кульминационным моментом стало покрытие позолотой «Купола скалы».

Религиозный фактор в свою очередь заставлял мусульман более пристально следить за событиями в Палестине во всех их аспектах. В связи с небывалым притоком еврейского населения, поощряемым английскими властями, среди палестинских мусульман распространялись тревожные подозрения, что евреи станут претендовать на возвращение им Храмовой горы. Возможность потери мусульманами своих иерусалимских святынь была одной из стержневых идей антиеврейской кампании, развернутой муфтием аль-Хусейни в масштабах всего исламского мира.

В самом конце 1931 г. Хадж Амину удалось организовать в Иерусалиме Всемирный исламский конгресс, приглашения на который он подписывал изобретенным им самим титулом «Муфтий Святой Земли». На этот форум съехались известные представители мусульманского мира из 22 стран. Был избран исполнительный орган во главе с Хадж Амином аль-Хусейни, но дальше этого дело не пошло. Все решения конгресса остались в основном на бумаге, и он уже никогда не собирался в своем первоначальном формате.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.