Глава 7 Под властью коалиций

Глава 7

Под властью коалиций

Политико-административная система, которая была создана для поддержки идеологии постоянно расширявшейся Османской империи, не могла справиться с трудностями, возникавшими перед ней в конце XVI века, когда процесс экспансии замедлился. Когда султаны уже не могли с прежней регулярностью выезжать на войну во главе своих армий, подобная практика приобщения к управлению войсками постепенно вышла из употребления. Трудно сказать, почему пресеклась традиция обучать сыновей султана искусству управления государством, посылая их править провинциями от его имени: то ли она перестала быть нормой, то ли просто потому, что отец Мехмеда III, Мурад III, умер, когда еще ни один из девятнадцати младших братьев Мехмеда не достиг возраста, необходимого для того, чтобы стать губернатором. Впрочем, и сам Мехмед впоследствии умер еще до того, как кто-либо из его собственных сыновей достиг зрелости. Массовое братоубийство, как средство устранения потенциальных соперников в борьбе за трон (которым воспользовались Мурад II и Мехмед III) не пользовалось популярностью, и ему была найдена замена: со времени правления Мехмеда III, молодым принцам уже не позволялось играть какую-либо общественную роль. Их просто не выпускали за пределы отведенных им покоев в гареме дворца Топкапы.[29] Отражением униженного состояния принцев стало их маленькое денежное содержание, не превышавшее той суммы, которую получали доводившиеся им тётками незамужние сестры султана.

Но изоляция принцев не смогла стать средством предотвращения той неустойчивости, которой всегда сопровождался процесс передачи власти после кончины очередного султана. Если раньше эти претенденты из правящей династии сами пытались вступить на престол, то теперь они стали не более чем марионетками в руках соперничавших группировок представителей правящего класса. В условиях отсутствия младших членов династии, которые обладали бы политическим и военным опытом управления империей, эти группировки оказались в центре безудержных межфракционных распрей. Незрелость, которую проявляли многие султаны в первые годы своего правления, давала свободу действий их вздорным советникам.

Султан Ахмед I умер в 1617 году в возрасте двадцати семи лет. По сведениям ученого того времени Катиба Челеби, ведущие государственные деятели согласились с тем, что крайне юный возраст многих сыновей Ахмеда лишает их права престолонаследия, и поэтому трон перешел к двадцатишестилетнему брату покойного султана Мустафе.

Насамомделе, Осману, старшему сыну Ахмеда, было 14 лет, тогда как сам Ахмед вступил на престол в еще более юном возрасте. Массовые братоубийства, совершенные дедом и прадедом Османа, надолго оставили о себе память, но его самого все же оставили в живых. Возможно, власть любимой наложницы Ахмеда, гречанки, которую называли Кёсем Султан, стала главным фактором в пользу решения держать Османа подальше от трона: хотя его отношения с ней были теплыми, его матерью являлась другая женщина, Махфируз, а у Кёсем, как и у супруги султана Сулеймана Хюррем, были свои собственные малолетние сыновья, в отношении которых у нее имелись честолюбивые планы. Восхождение на трон Мустафы было явным нарушением традиции, согласно которой трон передавался от отца к сыну. Подобная практика преобладала с того времени, когда за три столетия до этих событий произошло возвышение Османской династии.

Похоже, что инициатором восхождения на трон Мустафы стал шейх-уль-ислам Эсад-эфенди, который в момент кончины султана Ахмеда был старшим из всех государственных деятелей, находившихся в столице. Но оказалось, что он сделал неудачный выбор, так как Мустафу народ не любил и с самого начала его недолгого правления считал слабоумным. По словам историка того времени, Ибрагима из Печа, султан Мустафа любил набивать карманы золотыми и серебряными монетами и швырять их с лодок в воду или отдавать их любому повстречавшемуся ему нищему. Такое поведение считалось совершенно неподобающим. Он пробыл султаном всего три месяца, а потом был низложен в ходе государственного переворота, организованного главным черным евнухом, Мустафой-ага, который в тот день, когда члены имперского совета собрались, чтобы решить вопросы, связанные с распределением жалований, закрыл султана Мустафу на замок в его комнате и добился возведения на престол своего племянника Османа. Мустафа I стал первым султаном, низложенным с помощью дворцового переворота, а не в результате переворота, во главе которого стоял один из членов династии. Годы правления Османа он провел в изоляции, местом которой стал гарем, где он находился и до своего вступления на престол.

Возведенный на трон столь бесчестным образом, султан Осман II, казалось, с удвоенной энергией стал обретать самостоятельность и восстанавливать авторитет султанства. Он сместил великого визиря Кайсериели Халил-пашу, который в те месяцы, когда правил Мустафа, находился на восточных рубежах империи, где шли военные действия, и стал причиной того, что османская армия потерпела поражение от Сафавидов. За участие в возведении Мустафы на трон Осман сместил второго визиря, Софу («Верного») Мехмеда-пашу, и ограничил власть шейх-уль-ислама Эсада-эфенди. Право распределения должностей внутри духовной иерархии, прежде являвшееся прерогативой шейх-уль-ислама, было передано воспитателю Османа Омеру-эфенди, с которым молодой султан сохранил близкие отношения. Главный черный евнух Мустафа-ага уцелел после переворота, но вскоре был отправлен в ссылку в Египет, что с тех пор стало традиционным уделом для всех смещенных с должности главного черного евнуха. В изгнание его отправил новый назначенец Османа, бывший главный адмирал Гюзельке («Красивый») Али-паша, который в конце 1619 года получил пост великого визиря и оказывал на султана большее влияние, чем сам Мустафа-ага. В то время Омер-эфенди был отдален от двора и отправлен в Мекку. В столицу он вернулся в марте 1621 года, после того как Гюзельке Али-паша умер.

В 1618 году разразился охвативший всю Европу конфликт, позднее названный Тридцатилетней войной. Османская империя приняла участие в первом этапе этой войны, согласившись с доводами протестантского воеводы Трансильвании Габриеля Бетлена, призывавшего ее сыграть роль защитницы венгров и оградить их от посягательств католиков Габсбургов, но 8 ноября 1620 года армия протестантского короля Богемии Фредерика V была разбита в битве у Белой горы, неподалеку от Праги. Еще раньше, в том же году в Молдавию вошли войска из польской Украины (что было вторжением на территорию османского вассала), с целью оказать поддержку смещенному турками претенденту на пост воеводы. Хотя это противостояние закончилось поражением агрессора, весной следующего года султан Осман приказал произвести полную мобилизацию имперской армии. Нападение на Речь Посполитую давало возможность нанести удар по католической коалиции с другого направления. Некоторые комментаторы того времени считали основной причиной войны 1621 года продолжавшиеся набеги казаков на города и крепости, расположенные на берегах Черного моря. Руководящий принцип взаимоотношений между Османской империей и Речью Посполитой состоял в том, что каждая из сторон брала на себя обязательство держать под контролем своих несдержанных степных вассалов. Крымские татары и казаки Украины[30] были нужны своим сюзеренам в качестве вспомогательных войск, но им с трудом удавалось сдерживать этих буйных вассалов, готовых совершать набеги на всех подряд, лишь бы получить добычу. С тех пор как в 1596 году Мехмед III был вынужден лично присутствовать в сражении при Мезе-Керестеше, ни один султан не отправлялся на войну во главе своей армии. Осман не упустил возможности продемонстрировать, что султан все еще является монархом-воином. Опасаясь оставлять в Стамбуле вакуум власти, он принял меры предосторожности и перед отъездом убил своего брата Мехмеда, который был почти такого же возраста, как и он сам. В качестве мести за то неуважение, которое проявил к нему Осман, шейх-уль-ислам Эсад-эфенди отказался придать законность этому убийству, не дав фетву. Не сумев подчинить своей воле высочайший правовой авторитет страны, Осман попытался заручиться поддержкой со стороны тех, кто занимал более низкие ступени духовной иерархии. Все еще был жив его дядя, Мустафа I, и его младшие братья, находившиеся под опекой своей матери, Кёсем Султан.

Осман начал военную кампанию 1621 года в мае, то есть в традиционное для ведения войн время, но ему внушало беспокойство отсутствие воодушевления в его армии и все еще неблагоприятные погодные условия (минувшей зимой замерз даже Босфор и жители Стамбула могли переходить по льду с одного берега бухты Золотой Рог на другой). Османская армия потеряла много вьючных животных и снаряжения, когда двигалась по военной дороге на север, чтобы переправиться через Дунай по понтонному мосту возле Исаккеи. Было известно, что казаки присоединились к армии Речи Посполитой (на самом деле, они составляли по меньшей мере половину ее численности) и Кайсериели Халил-паша, который теперь занимал пост главного адмирала, остался охранять мост от возможного нападения казаков. Во главе с Османом, главные силы армии достигли верхнего течения Днестра, в районе крепости Хотин, принадлежавшей Молдавии до того, как за несколько лет до этого она уступила ее Речи Посполитой. Осада крепости продолжалась месяц, и ее защитники отразили шесть штурмов. Сначала Осман отказывался признать поражение, но было ясно, что со своими своенравными войсками он не сможет продолжить осаду зимой. В конце концов его убедили снять осаду и возвращаться домой. По условиям впоследствии заключенного мира стороны обязались положить конец набегам казаков на османские территории, а также татарским и молдавским вторжениям на земли Речи Посполитой. Кроме того, Речь Посполитая согласилась не вмешиваться в дела Османской Венгрии и таких вассальных государств, как Трансильвания, Молдавия и Валахия. Турки перешли к оборонительной стратегии, а Речь Посполитая уже не испытывала желания провоцировать их на продолжение военных действий.

Когда в январе 1622 года армия вернулась в Стамбул, ее позорное отступление от Хотина праздновали так, словно она одержала большую победу. Писцы султана Османа составили «победные реляции», подобные тем, которые обычно выпускались для того, чтобы объявить о победе Османской империи в войне, и сочинили литературные произведения, восхваляющие эту военную кампанию. Но неудача при Хотине до предела обострила отношения султана с его элитными полками и среди янычар, а также среди кавалеристов росло недовольство. Вскоре после своего возвращения с фронта султан Осман объявил о том, что он намерен совершить паломничество в Мекку и что он решил переправиться через Босфор и прибыть в Ускюдар лишь с небольшим отрядом своих войск. По причине отсутствия достоверных фактов, этот эпизод остается весьма туманным: без армии султаны крайне редко удалялись на большое расстояние от Стамбула. Обычно они выезжали на охоту, но ни один из них никогда не совершал паломничества. Люди из окружения Османа сочли, что это заявление является лишь прикрытием плана по замене своенравных янычар и кавалеристов из его личных полков рекрутами из крестьян и кочевников Малой Азии и еще более удаленных регионов. С конца шестнадцатого столетия, подразделения мушкетеров уже формировали из ополченцев, которые несли службу в отдаленных провинциях. Несомненно зная о надвигавшейся беде, шейх-уль-ислам Эсад-эфенди попытался уговорить его не покидать Стамбул, высказав мнение, что от султана не требуется совершать паломничество и что на самом деле ему следует оставаться на своем месте. Но его советы, как и советы великого визиря, а также Омера-эфенди, так и остались без внимания, и распространился слух, что Осман намерен сделать Каир новой столицей империи. 18 мая 1622 года, в тот день, когда султан Осман должен был отправиться в свое путешествие через всю Малую Азию, в столице вспыхнул бунт. Свидетелем последующих событий был Ибрагим из Печа, который описал их во всех леденящих душу подробностях. Когда собрались жители города, сообщает он, янычары и кавалеристы султана направились к Ипподрому, требуя головы великого визиря, главного черного евнуха Сулеймана-аги (преемника Мустафы-аги) и Омера-эфенди. Султана, который все еще находился во дворце, предупредили о серьезности положения, но он отказался пожертвовать своими советниками. Между тем дворцовая прислуга, которая сочувствовала бунтовщикам, открыла ворота, и хлынувшие во дворец войска принялись искать низложенного султана, Мустафу.

Один бывший янычар оставил весьма красочное описание подвигов шести из ворвавшихся во дворец солдат:

…когда толпа протискивалась через купол [покоев гарема, где прятался Мустафа], несколько слуг стали выпускать стрелы, которые падали среди людей, и рубить их на куски; те из них, которые были на куполе, пробивались через него, но спуститься [в помещение, находившееся под ним] не было возможности; когда им не удалось найти никакой веревки, они отрезали шнуры от занавесей палаты для заседаний совета визирей, и три янычара, а также три кавалериста, привязавшись к этим шнурам, спрыгнули вниз и упали прямо к ногам султана Мустафы.

Солдаты бежали с Мустафой тем же самым маршрутом; великий визирь и главный черный евнух были изрублены на куски.

Находясь возле мечети Шехзаде, Ибрагим из Печа очень хорошо видел все происходившее и вскоре заметил, что огромная толпа скапливается вокруг кареты, которая привезла Мустафу и его мать туда, где находились казармы янычар, а оттуда к их мечети, где янычары признали его султаном. В расположенном за километр от этой мечети дворце, ничего не зная о том, что происходит, Осман производил новые назначения и надеялся на то, что с помощью золота он сможет склонить на свою сторону янычар. На следующий день новый главнокомандующий янычарами занимался подавлением беспорядков, но был убит. Такая же участь постигла и нового великого визиря. После этого сам Осман тайно направился в резиденцию главнокомандующего янычарами, надеясь найти там офицеров, подкупив которых, он мог бы получить поддержку. Но мятежники обнаружили Османа. Из своего окна Ибрагим видел, как они одели его в лохмотья, посадили на лошадь и доставили к мечети янычар.

Один знакомый Ибрагима, который присутствовал в этой мечети, рассказывал ему о том, как Осман умолял тех, кто захватил его в плен, понять, что они совершают ошибку, восстанавливая на троне Мустафу (который находился напротив места для молений и все время вставал, чтобы посмотреть, чем вызван шум на улице), но все было тщетно. Потом с петлей в руке появился зять Мустафы, Дауд-паша. Осман быстро все сообразил и напомнил собравшимся о том, что Дауд-паша несколько раз совершал преступления, которые заслуживали смертной казни, и что он проявил к нему снисходительность. К Дауду-паше присоединилась мать Мустафы, и только вмешательство знакомого Ибрагима не позволило применить петлю по ее прямому назначению. В тот же день Мустафа уже в качестве султана въехал во дворец, а Османа на простой тележке отвезли в крепость Едикуле, где и удушили. Одно ухо и нос Османа доставили матери Мустафы. Султан Осман был погребен у подножья могилы своего отца, султана Ахмеда, в уже переполненной династической усыпальнице возле «Голубой» мечети Ахмеда.

Янычар, который оставил волнующий рассказ об освобождении Мустафы из гарема, приложил много усилий, чтобы показать справедливость требований своих товарищей, и записал некоторые из их претензий. Во-первых, их крайне возмущало возвышение воспитателя султана Османа, Омера-эфенди, человека незнатного провинциального происхождения и поэтому чуждого янычарам. Однако главной причиной их мятежа было явное намерение Османа заменить их рекрутированными в Анатолии мушкетерами, а султанскую кавалерию — кавалеристами из Сирии и Египта. Они обвиняли главного черного евнуха Сулеймана-агу в том, что он настойчиво убеждал Османа в том, что это вполне выполнимый замысел. Прием на регулярную службу этих сформированных в провинциях войск, состоявших из людей, родившихся в мусульманских семьях, и превращение их в основу новой армии представляло большую угрозу тому положению, которое занимали элитные полки, но еще большим было нанесенное таким образом публичное оскорбление, указывали они, потому что это были те самые люди, которые прежде оказывали противодействие установленному порядку, поднимая мятежи, сотрясавшие империю в годы правления султана Ахмеда. Кроме того, военнослужащие элитных полков считали, что их недостаточно вознаградили за те усилия, которые они приложили во время Хотинской кампании; а по возвращении домой они подверглись унизительным дисциплинарным наказаниям со стороны офицеров, которые, переодевшись, бродили по улицам и, обнаружив пьяных или бесчинствующих солдат, отправляли их служить на суда, перевозившие строительный камень.

Вот так этот красноречивый янычар объяснял то глубокое беспокойство, которое тогда испытывали военнослужащие султанских полков. Они считали, что их ревностно оберегаемым привилегиям, а на самом деле и самому их существованию, угрожает радикальный план Османа по набору живой силы из новых источников (если это действительно входило в его намерения). Сообщения современников о кровавом конце Османа отражают политические пристрастия их авторов: большинство из них достигло своего положения благодаря связям с политическими деятелями или бюрократами высокого ранга. Эти авторы утверждали, что Осман сам уготовил себе такую судьбу, внимая беспринципным советникам. Подобно своим покровителям, они могли только осуждать то возрастающее влияние, которое стали оказывать на процесс принятия решений такие функционеры из ближнего окружения султана, как его воспитатель и главный черный евнух.

Султан Осман II стал первой жертвой цареубийства в истории Османской империи; после казни Османа единственными оставшимися у династии представителями мужского пола остались его дядя Мустафа и его младшие братья. Мустафа правил еще шестнадцать месяцев, прежде чем снова был низложен, причем на этот раз теми самыми элитными полками, которые восстановили его на троне. Так был подан пример, которому следовали до самого конца столетия. Мустафу заменили старшим сыном Кёсем Султан, Мурадом [IV], который умер в 1640 году, когда ему было около тридцати лет, и не оставил ни одного наследника мужского пола. Преемником Мурада стал еще один сын Кёсем Султан и его брат, Ибрагим. Через восемь лет Ибрагима, получившего прозвище «Безумный», свергли с трона. В качестве законного преемника остался его старший сын, Мехмед [IV], которому тогда было всего семь лет. В данном случае несовершеннолетие не сочли основанием для того, чтобы лишить принца права престолонаследия, поскольку в тот момент Мехмед оказался единственным (если не считать его отца) представителем генеалогического древа Османской династии. В ту эпоху, когда пребывание монархов на троне внезапно прерывалось, а сами они умирали в раннем возрасте, не оставив совершеннолетних наследников, казалось весьма сомнительным, что династия сохранится. В 1687 году Мехмед IV, подобно Осману, Мустафе и Ибрагиму, был низложен взбунтовавшимися войсками. Тогда появилась возможность выбора среди законных преемников, среди которых были не только сыновья Мехмеда, но и его братья. В данном случае им стал брат Мехмеда и второй сын Ибрагима, который взошел на трон под именем Сулеймана II. За ним последовал его младший брат, который правил под именем Ахмеда II. Принцип старшинства, как критерия правомочности царствования, был твердо утвержден сыновьями Мехмеда IV, Мустафой II и Ахмедом III, которые были преемниками Ахмеда II. Оба лишились трона в результате янычарских мятежей.

Одним из ключевых моментов политической борьбы в первые годы существования Османской империи было имевшее место во многих частях Малой Азии сопротивление той однородности, которую навязывало государство, когда его административный аппарат стал более бюрократическим и централизованным, а его религия более ортодоксальной. На первый взгляд кажется удивительным, что в преимущественно мусульманской Малой Азии сопротивление центральному правительству империи оказалось намного сильнее, чем на Балканах, где преобладало христианское население. Частичным объяснением такого несоответствия безусловно является тот факт, что мусульмане возлагали на исламское государство большие надежды, чем христиане, но лишь немногие из них получили то, что они считали для себя должным. Мятежи джелали являлись лишь самой последней фазой непрерывной борьбы между провинциями Малой Азии и Стамбулом. Военные Анатолии никогда не признавали привилегии тех, кто имел прямой доступ к власти в Стамбуле, но теперь помимо этой давней оппозиции появился новый негативный фактор: напряженность в самом Стамбуле, вызванная борьбой за власть соперничавших группировок, среди которых видное место занимали султанские полки. Убийство Османа стало одним из внешних проявлений этой борьбы, которая в последующие годы оказывала решающее влияние на внутреннюю политику империи, предоставляя провинциям великолепный повод выражать свою неудовлетворенность.

Возмездие за убийство султана Османа пришло оттуда, откуда его никто не ждал, и совершилось в виде мятежа, во главе которого стоял губернатор восточной малоазиатской провинции Эрзурум Абаз («Абхаз») Мехмед-паша. Связанный по линии своей жены родством с тогдашним великим визирем Хадимом («Евнухом»), которого также называли Гюрджю («Грузин») Мехмед-пашой, Абаз Мехмед прежде являлся образцовым слугой Османского государства, добросовестно исполняя все свои разнообразные обязанности. Ибрагим из Печа знал, что назревает нечто опасное: в 1622 году он, будучи казначеем провинции Диярбакыр, видел, как обмениваются курьерами Абаз Мехмед и его собственный начальник, губернатор Диярбакыра, Хафиз («Тот, кто знает наизусть Коран») Ахмед-паша, и узнал, что Хафиз Ахмед планирует идти на Ускюдар во главе армии провинциальных военачальников, чтобы свести счеты с убийцами султана Османа. Когда в Стамбуле стало известно о том, что Абаз Мехмед изгнал гарнизоны янычар из Эрзурума и других подчиненных ему крепостей, он был снят с должности. Считавшиеся Абазом Мехмедом и его сторонниками причастными к убийству Османа члены султанской кавалерии и пехоты, которые находились в Анатолии по указаниям правительства, обнаружили, что они не могут выполнить поставленные перед ними задачи. Армянский священник Григор из Кемаха укрылся в стамбульском районе Топкапы (на земляных валах) от суматохи, которая возникла после убийства Османа, и получил следующие известия о событиях в Эрзуруме: все янычары, которым посчастливилось ускользнуть от разгневанного Абаза Мехмеда, переодевались и называли себя армянскими именами, чтобы их не опознали по дороге в Стамбул, куда они пытались добраться.

Султан Мустафа и янычары отрицали свою ответственность за убийство Османа. После гибели Османа зять Мустафы, Дауд-паша, недолго занимал пост великого визиря. На этот раз его не спасли ни связи, ни положение: он стал козлом отпущения и был казнен в надежде на то, что это остановит волну недовольства, нараставшего в Малой Азии. Других государственных чиновников, которые принимали активное участие в низложении Османа, постигла такая же участь. Янычары держали под своим контролем Стамбул: в феврале 1623 года они добились смещения великого визиря Хадима Мехмед-паши и повторного назначения на эту должность одного из его предшественников, который опустошил казну, чтобы сохранить их поддержку. После того как новый великий визирь оскорбил одного из священнослужителей, представители духовенства собрались в мечети султана Мехмеда II и потребовали его смещения. Угрозы со стороны великого визиря и янычар, которые его поддерживали, не смогли поколебать их решимости. На них напали посланные великим визирем наемные убийцы. Многие представители духовенства были убиты, а их тела брошены в море.

Тем временем разгневанный своим смещением с должности губернатора Эрзурума и прекрасно осведомленный о напряженном положении в Стамбуле и вакууме, который образовался в самом центре государственного аппарата, Абаз Мехмед-паша собирал армию. Вокруг Абаза Мехмеда стали собираться все те, кто еще не забыл о том, с какой жестокостью войска, верные султану, подавляли бунтовщиков в провинциях Малой Азии и Сирии во время мятежей джелали. К нему шли и те, кто почувствовал себя обманутым, после того, как лишился возможности вступить в новую армию, которую Осман предложил формировать из населения малоазиатских и арабских провинций. Поэтому не представляло труда найти рекрутов, горевших желанием повоевать со своими соперниками из султанских полков.

В Стамбул поступили сведения о том, что Абаз Мехмед-паша с армией в 40 000 человек идет маршем на Анкару. Эмиссары из столицы не смогли его переубедить, и в мае 1623 года правительство направило против него подразделения из состава султанских полков. Однако командующий этими подразделениями вскоре понял, что у него недостаточно сил, и вместо того, чтобы вступить в сражение, которое несомненно закончилось бы поражением, он предпочел отойти к Бурсе. В течение семи месяцев Абаз Мехмед держал Анкару в осаде. В имперской казне было слишком мало денег, чтобы финансировать ведение военных действий такого масштаба, какой был необходим для того, чтобы одержать над ним победу, к тому же не было никакой возможности собрать налоги в обширных районах, находившихся под контролем либо самого Абаза Мехмеда, либо его пособников. Принятый на службу во дворец, Солакзаде Мехмед Хемдеми Челеби стал очевидцем тех событий, которые в то время происходили в столице: он сообщает, что главнокомандующий янычарами Байрам-ага устроил заговор с целью смещения великого визиря, опустошившего казну, для того чтобы умиротворить янычар, которые его поддерживали.

Осмелевшие духовные лица, которым досаждал смещенный визирь, обратились к матери султана Мустафы с петицией, в которой указали на то, что ее сын совершенно не отвечает требованиям, предъявляемым к правителю империи, и убедительно доказали, что если он останется на троне, то это только усилит нестабильность и увеличит количество бедствий, которые уже испытывает государство. Лишь немногие выразили свое несогласие, когда было высказано мнение, что в интересах государства и в их собственных интересах, как слуг этого государства, Мустафу следует сместить, а вместо него возвести на трон старшего сына султана Ахмеда I, одиннадцатилетнего принца Мурада. К просьбе матери Мустафы пощадить ее сына отнеслись с уважением (лишенный сторонников, он не представлял никакой угрозы), и он снова исчез в покоях гарема. Когда в 1639 году он наконец умер, никто не мог решить, где его следует похоронить. Тело Мустафы пролежало семнадцать часов, прежде чем его без почестей предали земле на территории неиспользуемого хранилища оливкового масла, которое находилось во внутреннем дворе Айя Софии.

После смерти Ахмеда I прошло пять бурных лет, в течение которых было нарушено равновесие сил, определявших статус монарха. Султан по-прежнему считался высшим и законным носителем власти, но его слуги и прочие лица, входившие в его окружение, отбросили то почтение, которое прежде являлось отличительной чертой их взаимоотношений с монархом, и теперь соперничали друг с другом за достижение безграничного превосходства. Этой тенденции способствовало все большее стремление султана к затворничеству, а она, в свою очередь, привела к тому, что все громче стали звучать голоса тех, кто пытался применять власть, прикрываясь его именем. В число этих лиц могли входить его мать, великий визирь, главный черный евнух, придворные должностные лица, командиры янычар и прочие. Несмотря на все эти превратности, Османская династия каким-то образом сохранила власть, необходимую для того, чтобы внушать подданным преданность и энтузиазм. Этой власти никто серьезно не угрожал. Впрочем, живший в начале XVIII века бюрократ Мустафа Наима, ставший автором одной из главных османских хроник, сообщает о наличии слухов, согласно которым члены зависимой от осман династии крымских Гиреев во время хаоса 1624 года планировали свергнуть Османскую династию и самим занять место султанов. Хотя на протяжении столетия в провинциях неоднократно происходили выступления недовольных, подобные тому, во главе которого стоял Абаз Мехмед-паша, они не ставили себе целью полностью изменить существующую систему. В намерения бунтовщиков входило не свержение султанского режима, а лишь улучшение положения вожака бунтовщиков и группы его сторонников в рамках существующего режима. Таким образом продолжался мучительный переход от империи, султан которой был прежде всего воином, к империи, в которой его призывали (часто безуспешно) подчинить своей власти страну, рубежи которой становились все более неизменными.

Относительное спокойствие, которое воцарилось в Стамбуле после того, как в сентябре 1623 года на престол вступил юный султан Мурад IV, резко контрастировало с теми бедствиями, которые имели место в других местах. В Малой Азии все еще действовала армия, во главе которой стоял Абаз Мехмед-паша, а в Багдаде войска сформированного из местных жителей гарнизона убили губернатора. Формально находившиеся на службе у султана, эти войска едва ли можно было считать верными монарху. Губернатору Диярбакыра Хафизу Ахмед-паше было приказано разобраться с бунтовщиками. Ибрагим из Печа, который до этого приписывал Хафизу Ахмеду намерение идти на Стамбул, чтобы отомстить за смерть султана Османа, все еще находился у него на службе и оставил запись того, как он предупреждал своего начальника о том, что мятежники симпатизируют Сафавидам, которым они, возможно, уже готовы предложить Багдад. Последующие события показали, насколько проницательным оказался Ибрагим. Четырнадцатого января 1624 года один узурпировавший власть губернатора османский чиновник сдал крепость Сафавидам. Почти девяносто лет она находилась в руках Османской империи, и ее потеря предзнаменовала начало военных действий против Ирана, которые продолжались вплоть до 1639 года.

Несмотря на смещение султана Мустафы и тех, кто нес ответственность за убийство султана Османа, Абаз Мехмед-паша по-прежнему был не в ладах с правящей верхушкой в Стамбуле, но после того, как его армия была разбита возле Кайсери силами направленного из Стамбула очередного экспедиционного корпуса, он отступил на восток, к Эрзуруму, и попросил султана о помиловании. Хафиз Ахмед-паша также был помилован за потерю Багдада и в самом начале 1626 года стал великим визирем и главнокомандующим Багдадским фронтом. Однако впоследствии его сняли со всех постов за то, что после девятимесячной осады он так и не смог взять Багдад. Османские войска упорно сражались, но были атакованы с тыла находившимися на службе у шаха кочевниками. Они не могли надеяться на приход подкреплений и были полностью разгромлены. Севернее Сафавиды взяли другие опорные пункты Османской империи и подавили восстания своих вассалов в Грузии, чем показали, что они восстановили свою былую энергию.

Положить конец этому эпизоду войны с Ираном было поручено Кайсериели Халил-паше, последнему из великих визирей султана Ахмеда, который теперь снова получил эту должность. Помимо этого он отвечал за усмирение Абаза Мехмед-паши, который, несмотря на высочайшее помилование, оставался причиной беспорядков в Малой Азии. Абаз Мехмед был для нового великого визиря как сын, но несмотря на их близкие отношения, Абаз Мехмед отказал Кайсериели Халилу в его просьбе поспешить на выручку осажденной войсками Сафавидов пограничной крепости. Более того, когда армия, которую великий визирь послал снять осаду, подошла к Эрзуруму, где находились главные силы Абаза Мехмеда, он убил командующего этой армией и разграбил ее продовольственные запасы и снаряжение. В апреле 1628 года Кайсериели Халил был снят с должности за то, что не смог подчинить Абаза Мехмеда. Должность губернатора Эрзурума была чрезвычайно важной, так как эта провинция граничила с владениями Сафавидов и поэтому была необходима полная уверенность в преданности губернатора султану. Искандер Монши, являвшийся главным придворным секретарем и биографом шаха Аббаса, сообщает о том, что Абаз Мехмед дважды пытался вступить в переговоры с Сафавидами, но, по его словам, шах относился к нему как к лицемеру.

Летом 1628 года мятежу Абаза Мехмед-паши положил конец (по крайней мере, на время) преемник Кайсериели Халил-паши на посту великого визиря Бошнак («Босниец») Хусрев-паша, который стал первым главнокомандующим янычар, назначенным на эту должность. Бошнаку Хусреву было приказано завершить выполнение задачи, которую не смог решить его предшественник, и для этого начать кампанию по освобождению Багдада. Во время перехода к своей цели его армия вступала в бои с различными подразделениями армии Сафавидов, дислоцированными на переходивших из рук в руки пограничных землях. В сентябре 1630 года армия подошла к Багдаду, но осада города снова закончилась ничем, и после неудачной и дорогостоящей кампании османские войска во время своего отступления к Мардину, где они собирались остановиться на зиму, подверглись мощным, беспокоящим ударам армии Сафавидов. От планируемой на следующий год кампании пришлось отказаться, Бошнак Хусрев был снят с должности, а Хафиз Ахмед-паша реабилитирован и снова назначен на пост великого визиря.

Ученый Катиб Челеби, который во время Багдадской кампании Бошнака Хусрева занимал пост в административном аппарате армии, отмечал, что несмотря на неудачу и тяготы, которые пришлось вынести отозванным с границы войскам, они хотели видеть своим главнокомандующим только Бошнака Хусрева и были разгневаны его смещением. Что касается Хафиза Ахмед-паши, то ему оказывала покровительство группа лиц из окружения матери Мурада IV Кёсем Султан и ее союзник, главный черный евнух. Оставив на своих должностях несколько чиновников высокого ранга, служивших еще при султане Ахмеде, Хафиз Ахмед стал связующим звеном между настоящим и прошлым Кёсем Султан, к тому же он был женат на сестре султана Мурада Айше. По причине того, что Мурад был слишком молод, когда вступил на престол, Кёсем, ставшая регентшей своего сына, играла беспрецедентную роль в формировании государственной политики, и даже после того, как управление государством полностью перешло к Мураду, она еще долго пользовалась своей властью.

Случившееся в первые недели 1632 года смещение Бошнак Хусрев-паши погрузило столицу в такой же хаос, какой царил в ней после низложения султана Мустафы. Летописец Ибрагим из Печа сравнивал эту суету с потревоженным пчелиным улеем. Катиб Челеби возлагал вину за разжигание страстей на заместителя Бошнак Хусрев-паши в Стамбуле Реджеп-пашу, у которого были честолюбивые планы самому стать великим визирем. Султан Мурад принял ультиматум взбунтовавшихся войск и предстал перед ними. Они потребовали выдать им Хафиза Ахмед-пашу и зарезали его в присутствии султана. Его преемником стал Реджеп-паша.

Повторное назначение Хафиза Ахмед-паши на должность великого визиря сопровождалось заменой главного казначея и главнокомандующего янычар. Эти вновь назначенные лица считались виновными в смещении Бошнак Хусрев-паши по причине того, что они были связаны с дворцовой кликой. Виновным был признан и фаворит султана Мурада, Муса Челеби. Собравшаяся у дворца великого визиря на Ипподроме, толпа требовала выдачи этих трех человек. Реджеп-паша настаивал на том, что султан их не укрывает, но Ибрагим из Печа отметил, что вскоре он увидел труп Мусы Челеби, который лежал на Ипподроме. На следующий день при содействии султана были казнены главнокомандующий янычар и главный казначей. Описания этих кровавых событий могут вселить ужас, писал Ибрагим из Печа, но в действительности они были еще более кровавыми. Недоверие Мурада к Реджепу-паше вскоре закончилось казнью последнего. Что касается Бошнака Хусрева, то, несмотря на то, что он пользовался популярностью в армии, Мурад возложил на него ответственность за то, что он способствовал возникновению беспорядков. Поэтому правительство направило своих агентов в расположенный на севере центральной Малой Азии город Токат, где он задержался, возвращаясь с фронта в Стамбул. Жители Токата не давали агентам войти в город, но их сопротивление было подавлено, и Бошнака Хусрева предали смерти.

Между тем история Абаза Мехмед-паши еше не закончилась. К тому времени ему уже предоставили второй шанс, и он снова не смог выполнить возложенные на него обязанности. Несмотря на это, в 1628 году он был назначен губернатором Боснии, находившейся вдали от тех мест, где он обладал наибольшей властью и поддержкой своих сторонников. Абаз Мехмед принимал участие в боевых действиях, которые велись на Балканах, и в 1632 году стал губернатором Ози, расположенной на Дунае и северном Причерноморье провинции, откуда турки осуществляли надзор за этим стратегически важным регионом. Он был рядом с султаном, когда в 1633 году разрабатывался план новой кампании, но карьера этого мятежного губернатора, ставшего приближенным монарха, закончилась в 1634 году, когда султан Мурад уже не мог отклонить требования тех, кто добивался его казни. По распоряжению Мурада Абаз Мехмед был удостоен торжественных похорон, и сам султан ехал верхом во главе траурной процессии. Тот факт, что Абаза Мехмеда похоронили в гробнице Куйюку Мурад-паши, который в 1608 году положил конец первой волне мятежей джелали, был честью, и означал, что в конце жизни его не считали бунтовщиком и что в глазах султана он остался верным членом правящего класса.

Османский путешественник и писатель Эвлия Челеби был, как и Абаз Мехмед, кавказского происхождения. В 1646 году он служил в Эрзуруме и в своей знаменитой «Книге странствий» описал появление в этом городе человека, утверждавшего, что он Абаз Мехмед. Этот человек говорил, что в 1634 году он при попустительстве султана избежал казни, сбежав в город Гелиболу на берегу Дарданелл. После этого он семь лет был корсаром в Алжире и еще семь лет провел в Дании после того, как был взят в плен во время одного сражения. Три года он прослужил в португальском военном флоте в Индийском океане, а потом путешествовал в Индию и Китай и наконец через Центральную Азию и Иран вернулся в Эрзурум. Переданная в Стамбул начальником Эвлии, губернатором Эрзурума, эта история побудила начать расследование с целью выяснить истинное положение дел (прежде всего в этом рассказе явный перебор с количеством лет, проведенных в изгнании!). Вскоре в Эрзурум отправился чиновник с предписанием казнить этого человека, а губернатор, оказавший ему гостеприимство, был освобожден от своих обязанностей. В связи с этой историей участие султана в похоронах Абаза Мехмеда породило сомнения в том, что в гробу действительно лежал его труп. Казалось немыслимым, чтобы Мурад столь открыто демонстрировал свою привязанность к человеку, который одно время был бунтовщиком. Согласно распространившимся слухам, в гробу лежал один из братьев Мурада, которых он предал смерти, или, возможно, тело его дяди Мустафы, освобожденного таким способом от тюремного заключения во дворце. Впрочем, армянский священник Григор из Кемаха знал нескольких портных, которые, выполняя свои обязанности, сплетничали с дворцовыми служащими, и один из этих портных утверждал, что он беседовал с человеком, который удавил Абаза Мехмеда. По мнению Григора, это утверждение рассеивало все сомнения. Смерть Абаза Мехмеда в особенности взволновала армян, о чем сообщает Григор, который долгое время жил среди армян в Эрзуруме и проявлял о них заботу, когда они попадали в беду. Этот священник называет Абаза Мехмеда «человеком, который любил христиан и, в особенности, притесняемую армянскую общину; человеком, который хорошо служил своей стране и проявлял заботу обо всех слабых, не делая никаких различий [по вероисповеданию]».

После событий, которые в первые месяцы 1632 года сотрясали Стамбул, султан Мурад стал более сдержанным и мудрым человеком. Ему было всего двадцать лет, но он справился с кризисом, как зрелый государственный деятель. Письма, которые его мать, Кёсем Султан, по всей вероятности, писала великому визирю в 1628 году, показывают, что даже когда ее сыну еще не было двадцати лет, ей приходилось мириться с тем, что он самостоятельно принимает решения. Гибель зятя, Хафиза Ахмед-паши, и членов группировки, отданных в жертву ради того, чтобы утихомирить волнения янычар, до некоторой степени испортила репутацию Кёсем, и теперь она с большей осторожностью применяла свою власть матери султана. До тех пор пока ее второй, слабоумный сын, не унаследовал трон после преждевременной кончины Мурада в 1640 году, она не вмешивалась в большую политику.

Теперь Мурад стал играть более активную роль. Продемонстрировав свою личную власть, он попытался восстановить власть султана как в системе управления государством, так и в военной области. В последнем случае, он решил пойти по стопам своих знаменитых предшественников и возглавить армию в походе против Сафавидов. Видя пагубные последствия постоянных волнений в Анатолии, он твердо решил искоренить их с помощью кнута и пряника, противопоставив мятежам не только военную мощь, но и принятие административных мер, направленных на то, чтобы ослабить недовольство, которое заставляло и «слуг государства» и местных политических лидеров оказывать противодействие правительству. Он также принял меры, направленные на решение проблемы бандитизма. Стабильность, которой отличались четыре с половиной года пребывания бывшего губернатора Египта Табаниясси («Плоскостопого») Мехмед-паши на посту великого визиря, позволила взять под контроль межфракционную борьбу.

Интеллектуалы Османской империи продолжали высказывать свои мысли о искусстве управления государством. Во всех сохранившихся текстах выражена обеспокоенность тем, что хаотичное настоящее, в котором жили их авторы, является результатом кризиса в государстве и в обществе. Подобно наставлениям, написанным на рубеже столетий, эти тексты составлялись для того, чтобы направить султана на восстановление того, что воспринималось как славные дела прошлых времен. Поэтому их предписания носили скорее консервативный, чем новаторский характер, рекомендуя меры, которые, как они надеялись, восстановят форму централизованного управления. Они считали, что такая форма управления существовала в прошлом и отличалась тем, что визири действовали согласованно как верные слуги возглавлявшего их харизматического султана. Наверное, всем было ясно, что эти подхваченные потоком стремительных перемен авторы обязательно посоветуют перевести часы назад, в то время, когда они сами занимали более надежное место в обществе. Подобно султанским полкам, которые почувствовали, что над ними нависла угроза в виде якобы имевшихся у султана Османа намерений формировать войска из жителей Малой Азии и восточных провинций, османские интеллектуалы поняли, что их положение ухудшилось, когда возвысились новые фракции, которые пользовались поддержкой со стороны прежде малозначительных групп. Эти соперничавшие фракции, которые в начале семнадцатого столетия столь грубо пытались применить власть, получили такую возможность из-за неспособности существовавших тогда административных структур управлять государством и препятствовать росту центров власти, способных бросить вызов власти султана. Фракции, честолюбивые амбиции которых прежде можно было сдерживать, теперь стали настолько сильны, что могли как привлекать, так и не допускать правителей к своей борьбе за включение в состав класса привилегированных должностных лиц военного и бюрократического аппарата, положение которых приносило им денежные и прочие вознаграждения, распределение которых было прерогативой членов правящей верхушки.

В число самых известных нравоучительных трактатов, написанных в те годы, входил труд чиновника по имени Кочубей, который занимался личным хозяйством султана и в 1631 году представил свою работу Мураду IV. (Когда Ибрагим стал преемником своего брата, Кочубей переработал свой текст и представил исправленный вариант новому султану.) Среди многих других затронутых им аспектов организации государства было и выявление причин возникновения тех недугов, которые поразили самое сердце государства и о которых уже писали другие авторы: по его мнению, отказ султана от заметного участия в государственных делах позволил гарему оказывать свое влияние; провинциальная кавалерия была в замешательстве, так как большая часть средств к существованию, прежде выделяемых кавалеристам для того, чтобы они со своими слугами могли принять участие в боевых действиях, теперь находилась в руках дворцовых функционеров, женщин гарема и их подчиненных; возникшая вследствие этого нехватка людских ресурсов привела к тому, что султанским элитным полкам пришлось открывать двери перед «посторонними» вместо того, чтобы пополнять свои ряды исключительно теми новобранцами, которых мобилизовали во время набора юношей и воспитали в духе служения османскому истэблишменту. Эти перемены, утверждал Кочубей, подорвали их корпоративный дух и привели к массовым беспорядкам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.