Военные преобразования

Военные преобразования

8 февраля Верховный Правитель и Верховный главнокомандующий всеми сухопутными и морскими вооруженными силами России адмирал А.В. Колчак отправился в поездку на фронт¹⁵⁰⁷. 10 февраля он прибыл в Челябинск, где на следующий день впервые встретился с Дутовым и где тогда же прошло совещание высшего военного руководства белого Восточного фронта, на котором обсуждался стратегический план предстоявших операций, в том числе и предполагавшегося наступления фронта. Вопрос о планировании весеннего наступления белого Восточного фронта в 1919 г. заслуживает специального рассмотрения.

На совещании 11 февраля присутствовали: Верховный Правитель и Верховный главнокомандующий адмирал А.В. Колчак, командующий Сибирской армией генерал-лейтенант Р. Гайда, командующий Западной армией генерал-лейтенант М.В. Ханжин, командующий Отдельной Оренбургской армией генерал-лейтенант А.И. Дутов и, судя по воспоминаниям Р. Гайды¹⁵⁰⁸, начальники штабов всех трех армий (Генерального штаба генерал-майоры Б.П. Богословский, С.А. Щепихин и А.Н. Вагин) и начальник штаба Ставки – Генерального штаба генерал-майор Д.А. Лебедев. По более заслуживающим доверия воспоминаниям Щепихина, Д.А. Лебедев и А.Н. Вагин не участвовали в совещании, а в качестве секретаря присутствовал Генштаба полковник Д.М. Супрунович¹⁵⁰⁹.

Как вспоминал Гайда, план Ставки заключался в наступлении по линии Пермь – Вятка – Вологда. Сам Гайда утверждал, что выступил резко против такого плана и вместе с Дутовым отстаивал план наступления левого фланга фронта на соединение с войсками Генерального штаба генерал-лейтенанта А.И. Деникина, действовавшими на Юге России. Для этого, по мнению Гайды, достаточно было продвинуться лишь на 90 километров. Впрочем, эта цифра далека от реальности. Якобы присутствовавший, по мнению Гайды, Лебедев выступил против предложения Гайды и Дутова, утверждая, что соединение могло привести к трениям о первенстве и пагубным последствиям в дальнейшем (Деникин на тот момент еще не подчинился власти Колчака). Все участники совещания, в том числе и сам Колчак, за исключением Гайды и Дутова, поддержали Лебедева. В конце заседания Колчак, по словам Гайды, заявил: «Кто первым дойдет до Москвы, тот станет хозяином положения»¹⁵¹⁰. Противникам такого подхода оставалось лишь согласиться с мнением большинства.

Свидетельство Гайды о совещании следует считать преднамеренной ложью. По мнению С.П. Мельгунова, Гайда вопреки своим мемуарам был ярым сторонником северного варианта¹⁵¹¹. Сам Дутов на Войсковом Круге заявил, что договорился с Гайдой об обмене пеших частей на конные¹⁵¹², однако в дальнейшем армия Дутова столь необходимой ей пехоты так и не получила.

Единственное достоверное и подробное свидетельство о совещании привел в своих мемуарах генерал Щепихин, детально описавший всю бессмысленность, несерьезность и даже позорность для Белого движения этого совещания при том, что не приехавший Лебедев давно уже принял свой собственный план предстоявшей операции, который Колчак должен был заставить принять и командующих армиями. Этот документ имеет исключительное значение для оценки стратегического планирования весеннего наступления белых на Восточном фронте.

Если верить Щепихину, Дутов на совещании заявил о готовности наступать и изложил историю своей борьбы с большевиками, несмотря на то что это было не к месту. Датой возможного начала наступления своей армии Дутов назвал 4 марта. Атаман полагал невыгодным выпускать из рук инициативу и говорил о необходимости нанесения главного удара в районе его армии для скорейшего соединения с Деникиным. Дутова поддержал Гайда. При этом атаман подчеркнул, что рассчитывать на энергичные действия его войск не приходится¹⁵¹³.

Вскоре после совещания начальник штаба Западной армии – Генерального штаба генерал-майор С.А. Щепихин сообщил генерал-квартирмейстеру Ставки Верховного главнокомандующего Генерального штаба полковнику З.Ф. Церетели: «Оренбургская армия больна, почти все заражены политикой, а потому рассчитывать на серьезную работу ее трудно. Мне очевидцы докладывали, что ни в Актюбинске, ни в Илецкой Защите регулярных, если можно так выразиться, войск красных нет, а лишь по несколько сот местных большевиков, справиться с которыми легко, а если это не сделано, то, значит, внутреннее состояние Оренбургск[ой] армии должно внушать серьезное опасение. Я теперь должен признаться, что при обсуждении общего плана здесь в Челябе в присутствии Верховного мы были введены, быть может, вполне добросовестно командармом Оренбургск[ой] армии в заблуждение как относительно общего состояния армии, так, в частности, и относительно Башкирского участка. Основываясь на докладе ген[ерала] Дутова, что все обстоит благополучно и что с башкирами он справится и был принят план, который я назову средним, так как он учитывал нанесение главного удара по центру на Уфу. Два крайних плана в то время отпали по различным причинам. План Гайды – нанесение главного удара в районе его армии, потому что слишком район удара удален от района, где нужна помощь. Второй крайний план, который, быть может, по обстановке данного момента теперь и надо принимать, именно – сосредоточение и главный удар от Верхнеуральск[а] – Троицка по Башкирии и наиболее решительный и быстро приводящий к результату, тогда не был принят ввиду удовлетворительного по освещению (? – А. Г.) ген[ералом] Дутовым обстановки положения и так как это решение сопровождается многими минусами, как то: трудность снабжения, медленность сосредоточения, горный район, не позволяющий работать большими силами и угрозой ему со стороны Уфы, то это решение было оставлено и принято известное уже Вам.

Полагаю, что менять в корне план не нужно и видоизменять нанесение главного удара на фронте Западной армии, но уделить больше внимания левому флангу и тылу нашей и Оренбургской армии за счет второстепенного Сибирского участка повелительно требует обстановка, иначе к моменту начала операции на Уфу можно быть вынужденным угрозой соединениям Оренбургской поспешно обессиливать занесенный удар и скомкать всю операцию, вот почему я [с] согласия Командующего Армией вначале нашего разговора и доложил Вам, что здесь нужна помощь серьезная, вполне самостоятельная, а не паллиативы, на которые способны Западная и Оренбургская армии. Первая – ввиду начатия исполнения общего плана, а вторая – обессилию. Отсюда ясно, что если Вы не пожертвуете Сибирской бригадой и второстепенными задачами, данными Гайда, то придется вывести нам часть своих сил, намеченных для удара, чем нарушить общий план на главном, а не на второстепенном, что будет при отозвании Сибирской бригады от Гайды участке»¹⁵¹⁴.

Этому документу, впервые публикуемому в полном объеме, как источнику по истории стратегического планирования на Восточном фронте нет цены. К сожалению, призыв Щепихина о помощи оренбуржцам не был услышан в Ставке. Отдельную Сибирскую стрелковую бригаду Дутов так и не получил. Что касается обвинений в адрес атамана, то, разумеется, позднейшая критика его действий допустима, однако до перехода башкир на сторону большевиков он никак не мог их считать явными врагами, соответственно и ведение боевых действий на их территории являлось бы неоправданным.

Все же февральское совещание дало незначительный результат, поскольку каждый из командующих армиями – и Гайда, и Ханжин, и Дутов – имел свой собственный план действий и руководствовался им без должной координации с соседями¹⁵¹⁵. Генерал Щепихин с грустью писал о тройке командармов, в которой у каждого коня свой кучер¹⁵¹⁶. Ситуация осложнялась постоянным соперничеством между соседями: Гайдой и Ханжиным, а также Ханжиным и Дутовым¹⁵¹⁷. Причем Ханжин явно интриговал перед Ставкой против оренбургского атамана. Еще в августе 1918 г. Дутов отмечал, что Ханжин игнорирует, несмотря на переговоры с ним Дутова и собственное согласие Ханжина, оренбургское правительство в отношении назначений командного состава в оренбургские казачьи части¹⁵¹⁸. Я уже упоминал о происходивших позднее выпадах против Дутова со стороны служивших в Западной армии генералов Н.Т. Сукина и С.А. Щепихина.

Небезынтересно, что 14 февраля Деникин писал Колчаку: «Жаль, что главные силы сибирских войск, по-видимому, направлены на север. Соединенная операция на Саратов дала бы огромные преимущества: освобождение Уральской и Оренбургской областей, изоляцию Астрахани и Туркестана. И главное – возможность прямой, непосредственной связи Востока и Юга, которая привела бы к полному объединению всех здоровых сил России и к государственной работе в общерусском масштабе. Дай Вам Бог счастья и удачи. Искренно уважающий А. Деникин»¹⁵¹⁹. Письмо дошло до адресата, но, к сожалению, дата получения на документе не проставлена.

15 февраля в 10 часов утра Верховный Правитель и Верховный главнокомандующий адмирал А.В. Колчак вместе с Дутовым прибыл в Троицк. По свидетельству очевидца, «на вокзале были выстроены казачьи и французские части. Верховный Правитель принял парад. Представители города поднесли адрес. Представитель Войскового круга приветствовал Верховного Правителя и просил посетить заседание круга. Солнечный морозный день. Верховный Правитель с атаманом Дутовым и свитой отправились на тройках, сопровождаемые почетным казачьим конвоем и киргизскими всадниками в ярко-алых чалмах. Войсковой Круг Оренбургского казачьего войска приветствовал Верховного Правителя долго несмолкаемыми криками «ура» и аплодисментами»¹⁵²⁰. Журналист С.А. Ауслендер, сопровождавший Колчака в этой поездке, писал: «Солнце и мороз были неизменными нашими спутниками. Это придавало всей поездке отпечаток какой-то праздничной бодрости. Но почему-то особенно запомнился мне этот морозный, бодрый воздух, эти сверкающие на солнце снежные поляны в Троицке. На чистеньком вокзале были выстроены казачьи и французские части. Генерал Дутов со своей атаманской булавой, круглолицый, круглоглазый, румяный, и все казаки такие же круглолицые, круглоглазые, румяные – все это какой-то спокойной радостью наполняло, хотя ведь только что они пережили отступление от родного Оренбурга…»¹⁵²¹ По мнению журналиста, казаки являлись истинными представителями демократии и народности.

На заседании Круга, которое посетил Колчак, был зачитан доклад депутатов Верховному Правителю, в котором излагалась история борьбы оренбургского казачества с большевиками и говорилось о понесенных казаками потерях. Казаки выдвинули длинный список пожеланий (фактически требований) в адрес верховной власти: признать оренбургские местные деньги общегосударственными, утвердить войсковое самоуправление и войсковой банк, переподчинить станицы Троицкого и Челябинского уездов области войска Оренбургского, подчинить все оренбургские казачьи части в административном отношении Войсковому атаману, принять обмундирование и снаряжение казаков, а также содержание Войскового правительства и призрение семей убитых казаков на счет казны, выдать безвозвратную ссуду в 50 000 000 руб. на восстановление сожженных большевиками станиц, как можно скорее мобилизовать остальные казачьи войска, чтобы весной отпустить часть казаков на полевые работы, мобилизовать неказачье население, живущее на казачьей территории, наравне с казаками, выдать хлеб неурожайным станицам, снабдить войско овсом, предоставить не менее трех маршрутных поездов Владивосток – Челябинск для снабжения войска, дать возможность покупки и доставки сельскохозяйственных машин, ускорить постройку Троицко-Орской железной дороги, развить телеграфную и телефонную связь в войске, утвердить Оренбургский почтово-телеграфный округ с включением в него Тургайской и Уральской областей. О каких-либо обязательствах со стороны самих казаков не говорилось.

В ответной речи Колчак дал высокую оценку роли казачества в борьбе с большевиками, уклад казачьей жизни он назвал выражением истинного демократизма и заверил Круг в том, что никто не посягнет на казачьи вольности. Верховный Правитель пообещал пожелания Круга передать на рассмотрение правительства¹⁵²². Днем Войсковым Кругом по случаю приезда Верховного Правителя был дан праздничный обед. В 16 часов Колчак покинул Троицк.

В канун визита Колчака, 13 февраля, Совет министров в Омске постановил «признать необходимым издание актов для Оренбургского казачьего войска, гарантирующих:

1. Неприкосновенность, до созыва Национального Собрания, казачьей территории и принадлежность земель войску, как общине, со всеми недрами;

2. Незыблемость векового уклада Казачьей жизни с признанием Войскового Круга распорядителем внутренней жизни Войска, согласно установившимся принципам выборного начала, простирающегося до выборов Войскового Атамана включительно;

3. Признание территории Оренбургского Казачьего Войска в ныне существующих границах «Областью Войска Оренбургского»¹⁵²³. По сути, верховная власть признала войсковую автономию, а заодно и фактическое положение вещей, при котором территория Оренбургского казачьего войска существовала во многом по своим собственным законам. Тогда же правительство приняло решение об удовлетворении других просьб оренбуржцев. 30 миллионов руб. было обещано на пайки и пособия, 25 миллионов – на восстановление сгоревших станиц, 1,4 миллиона руб. – в пожарный капитал войска¹⁵²⁴.

Уже 20 февраля депутаты благодарили Колчака – Круг «верит, что вслед за морально[й] и финансовой помощью истекающие кровью в неравной борьбе войск Оренбургской¹⁵²⁵ получит помощь и вооруженной силой. Председатель Круга Арзамасцев»¹⁵²⁶.

После отъезда Колчака Дутов 21 февраля направил Верховному Правителю письмо, в котором писал: «Ваше Высокопревосходительство, Глубокоуважаемый Александр Васильевич! С чувством беспредельной преданности пишу Вам это письмо. Ваше посещение нашего Круга и невероятно быстрое исполнение наших просьб сделали то, что Ваше имя никогда не забудет Оренб[ургское] каз[ачье] войско и пойдет на врага с большей твердостью, ибо оно действительно увидело Вашу заботу (предположительно, здесь и далее текст подчеркнут А.В. Колчаком. – А. Г.) о нем. Я после Вашего отъезда подвергся вновь самым невероятным нападкам и принужден был сложить свои полномочия, но Круг вновь избрал меня атаманом, дав из 159 голосов – 157 избирательных. Я горжусь этим. Был у нас на Круге генерал Сукин и давал свои объяснения, получился огромный скандал, и едва удалось уладить дело. Мне сказано им, что Вами назначена чрезвычайная следственная комиссия по моему делу и делу Ген[ерала] Сукина. Я очень рад этому, ибо все будет точно известно всем. Ваше Высокопревосходительство, пользуюсь Вашим любезным предложением и посылаю своего адъютанта с этим письмом для устройства моей семьи. Я избрал г. Ново-Николаевск, и адъютант, передав Вам письмо, поедет туда, найдя квартиру, он возвратится, и тогда я воспользуюсь любезностью Вашей предоставить мне для семьи несколько вагонов, именно: классный вагон, вагон 4 класса, ресторан, три товарных и одну платформу. Мне стыдно затруднять Вас такими мелочами, но, будучи уверен в покое моей семьи, я легче и спокойнее могу работать и отдать уже полностью всего себя в Ваше полное распоряжение. Искренно и навсегда преданный Вам и глубокоуважающий Вас А. Дутов»¹⁵²⁷.

В тот же день управляющим Оренбургской губернией был назначен Генштаба генерал-майор В.Н. Шишкин¹⁵²⁸. Весьма показательно, что предоставление семье Дутова персонального поезда из семи вагонов атаман посчитал мелочью. Письмо Колчаку повез адъютант Дутова есаул П. Чеботарев (сослуживец атамана по 1-му Оренбургскому казачьему полку), встретившийся с Верховным Правителем 7 марта¹⁵²⁹. Судя по всему, просьба Дутова была удовлетворена¹⁵³⁰.

25 февраля атаман вновь вернулся к командованию армией. В этот период в Троицк из Омска прибыли французская, английская и японская военные миссии во главе с полковником Ю.Л. Пишоном (офицеры: майор Л.Л. Гильоми, майор де Каранга, капитан Ф.Э. Парис, поручик Ю. Фонтен, подпоручик Ш. Беллада), майором Нельсоном и капитаном Андо соответственно, причем все трое владели русским языком и неоднократно выступали перед депутатами Войскового Круга. Вместе с французами прибыла артиллерийская батарея, отряд пехоты и инструктора-пулеметчики с пулеметами различных систем, благодаря чему для казаков были организованы курсы пулеметного дела¹⁵³¹. Направляя миссию Пишона к Дутову, главнокомандующий союзническими войсками в Сибири генерал М. Жанен писал Дутову 16 января 1919 г.: «Я назначил моим представителем при Вашем Превосходительстве подполковника Пишон, который прибудет в Оренбург с французским отрядом, выделенным из состава французских войск в Челябинске. Подп[олковник] Пишон покинет Челябинск в самом непродолжительном времени. Он установит связь между Омском и союзными войсками, действующими на Кавказе. Последние извещены об его прибытии в Оренбург. Я буду очень благодарен Вашему Превосходительству за все то, что Вы сочтете возможным сделать для облегчения его миссии. Я счастлив воспользоваться случаем, чтобы закрепить дружественные отношения с доблестными оренбургскими казаками, выдающаяся храбрость которых и доблесть их атамана позволяют надеяться, что в скором времени мы совместными силами достигнем решительного успеха и увидим торжество права и законности. Генерал Жанен»¹⁵³².

Излюбленным коньком советских и некоторых современных историков и публицистов были разглагольствования на тему связей белых с интервентами, причем подразумевалось, что эти связи являлись фактическим предательством национальных интересов страны. В этой связи весьма показательно, что адмирал Колчак в 1919 г. отклонил ходатайство Войскового Круга области войска Оренбургского о производстве группы союзных офицеров – почетных казаков Оренбургского казачьего войска в казачьи генеральские, штаб– и обер-офицерские чины: полковника Пишона – в генерал-майоры, войскового старшины Гильоми – в полковники, есаула Парис – в войсковые старшины, сотника Фонтена – в подъесаулы и хорунжего Беллада – в сотники¹⁵³³. На ходатайство Круга Колчак наложил резолюцию: «Никаких чинов или наград иностранным офицерам до признания соответствующими державами Правительства не может [быть] мною утверждаемо. Поэтому настоящее ходатайство Круга отклоняю. Верховный Правитель Адмирал Колчак»¹⁵³⁴. Едва ли поступок Колчака свидетельствует о заискивании белых перед союзниками.

Армия отступала с тяжелыми боями. Штаб армии требовал как можно дольше удерживать рубеж реки Большой Ик, так как далее до Орска естественных преград фактически не было. Кроме того, по реке Большой Ик были расположены населенные пункты, где в условиях суровой уральской зимы могли размещаться обороняющиеся войска¹⁵³⁵. Единственно возможным способом ведения обороны в таких погодных условиях было оставление на передовой сравнительно слабых заслонов, разведчиков и наблюдателей при сосредоточении в тыловых населенных пунктах значительных резервов для нанесения сильных ударов на угрожаемых участках фронта. На Юге России аналогичную тактику активной обороны успешно применял генерал-лейтенант Я.А. Слащов¹⁵³⁶. В период с 5 по 25 февраля начальник штаба Дутова – Генерального штаба генерал-майор А.Н. Вагин замещал его на посту командующего армией¹⁵³⁷.

Дальнейшему удержанию позиции помешала измена части башкир во главе с видным деятелем башкирского национального движения, начальником башкирского войскового управления А.-З. Валидовым. После почти трех месяцев секретных переговоров башкиры с 10 часов утра 18 февраля 1919 г. перешли на сторону большевиков и открыли им фронт¹⁵³⁸. По имеющимся данным, всего на сторону красных перешло 6556 человек¹⁵³⁹, что по меркам Гражданской войны на востоке России было довольно значительной цифрой, способной повлиять в ту или иную сторону на стратегическую обстановку в масштабе фронта целой армии, что и произошло в дальнейшем. Тем не менее даже после этого командование ставило перед войсками задачу овладеть Актюбинском для облегчения положения армии¹⁵⁴⁰. Атака Актюбинска привела к большим потерям и не дала положительного результата – войска залегли в 300–400 шагах от города, а позднее отошли¹⁵⁴¹.

Дутов тяжело переживал произошедшее. Еще до перехода башкир к красным он предлагал придать башкирским формированиям характер партизанских и в связи с острой нехваткой пехоты любыми способами попытаться сохранить их в составе своей армии¹⁵⁴². При этом накануне перехода башкирский лидер А.-З. Валидов всячески заискивал перед командованием Западной армии, осуждая Дутова и добиваясь включения Башкирского корпуса в состав этой армии¹⁵⁴³. Не исключено, что он попросту пытался выпытать у белого командования как можно более подробную оперативную информацию. Кроме того, еще в январе 1919 г. Колчак распорядился предать Валидова военно-полевому суду¹⁵⁴⁴. Имел ли право С.А. Щепихин вести после этого с переговоры Валидовым?!

В докладе Щепихина, датированном 6 февраля 1919 г., отмечалось:

«Настоящий период борьбы с советской властью России является для нас переходным от добровольческой к постоянной регулярной армии.

Если в предшествующий, чисто добровольческий период армия добровольцев являлась единственной силой, то теперь она должна постепенно уступить место регулярным формированиям…

Мы теперь стоим перед лицом полного раскола союза казаков и башкир – достаточно прочитать нелестные отзывы о башкирах Атамана Дутова…

Башкиры, раньше чем их соседи казаки, поняли, что защита родной земли не есть только защита порога своей хаты, и охотно выступали «за грань» – выражение, доставившее столько горьких минут казачьим правительствам…

Преследуя личную цель, властолюбивый Валидов, цепляясь за власть, поссорил башкир с Оренбургскими казаками и, не учтя момента, стал в резкую оппозицию с существующей властью…

К сожалению, Атаман Дутов, став в резкую оппозицию к Валидову, перенес свою антипатию сначала на все Правительство Башкурдистана, а затем, в последнее время, и на весь башкирский народ, обвинив его войска в своих неудачах.

Это несправедливо, это несчастная ошибка и тактический политический промах.

Но дело сделано – трещина слишком глубока – не со стороны Атамана Дутова ее надо исправлять!

Дабы наладить отношение с Башкирским народом надо удалить нынешнее Правительство и в первую очередь Валидова»¹⁵⁴⁵.

Едва ли уместно возлагать ответственность за переход башкир к красным на Дутова, как это делал и в 1919 г. и в эмиграции генерал Щепихин¹⁵⁴⁶. Надо сказать, что после прихода к власти адмирала А.В. Колчака и провала заговора против него и Дутова в Оренбурге, уже в декабре 1918 – феврале 1919 г., до фактического перехода на сторону красных, башкиры проявляли неподчинение командованию Юго-Западной и Отдельной Оренбургской армий, действовали самостоятельно, а башкирское руководство передавало красным секретные сведения о войсках белых¹⁵⁴⁷. Основной причиной измены были, на мой взгляд, политические пристрастия и амбиции, а также непонимание происходивших событий со стороны башкирского руководства, в особенности самого Валидова, принадлежавшего к сторонникам эсеров и считавшего Колчака и Дутова своими злейшими врагами¹⁵⁴⁸. Нельзя не отметить и отсутствие у белого командования должной гибкости в решении крайне болезненного национального вопроса. Большевики же, несмотря на первоначальные колебания, поспешили удовлетворить все требования башкир (широкая автономия), лишь бы последние перешли на их сторону¹⁵⁴⁹.

Красные продолжили наступать по казачьим землям на Верхнеуральск, Троицк и Челябинск, стремясь овладеть зерновыми районами 3-го (Троицкого) и 4-го (Челябинского) военных округов Оренбургского казачьего войска и закрепить за собой весь Южный Урал¹⁵⁵⁰. Примерно в этот период начальник штаба армии Генштаба генерал-майор А.Н. Вагин подготовил свой доклад по текущему моменту. Вагин писал:

«Исходя из условий обстановки и невозможности для армии перейти к широким активным действиям в ближайшее время, задачей армии является всемерное препятствование противнику продвигаться на восток и северо-восток и во что бы то ни стало удержать за собой узлы дорог Преображенский завод и гор[од] Орск, обеспечивая этим левый фланг Западной армии и тыл всего фронта.

Вместе с тем, имея в виду переход в наступление, по перегруппировке и пополнении наших частей, а равно по сосредоточении резервов, настоятельно необходимо удержать за собой те рубежи, которые представляют из себя наиболее выгодное исходное положение для активных действий. Таковыми являются: 1) линия настоящего нашего расположения и линия рр. Б. Ик, Уртя, Буртя, представляющая из себя Западный выход из пересеченного и лесистого Южного Урала. Допуская загиб нашего левого фланга в общем направлении на гор. Орск, и восточнее и возможность оставления г. Орска, линию Преображенский завод – Таналыцкая – Елизаветинский необходимо безусловно удержать, дабы отсюда перейти в наступление и не терять связи с Западной армией, в то же время имея в этом случае особый отряд в районе восточнее г. Орска с задачей обеспечить наш левый фланг и для развития операции последствий для обратного занятия г. Орска и действий на гор[од] Актюбинск.

Учитывая же общее политическое и стратегическое положение, требуется принять все меры, дабы не дать красным возможности установить регулярное сообщение с Туркестаном, почему линия железной дороги Илецк – Актюбинск должна остаться в наших руках или же возложить задачу по порче и угрозе этой линии на особую группу наших войск…

В[о] исполнение задачи армии представляется возможным при упорном удержании упомянутых выше рубежей, ведя активную их оборону, с нанесением противнику коротких и сильных ударов, добиваясь частичного его поражения.

Для этого полагалось бы ограничиваться на передовых линиях сравнительно слабыми заслонами с разведывательными и наблюдательными задачами, начальникам всех боевых участков держать свои части сосредоточенно, выделяя возможно большую часть сил в резерве, обосновав оборону своих участков на маневрировании при широком содействии соседних участков»¹⁵⁵¹.

В результате измены башкир на стыке Западной и Отдельной Оренбургской армий обстановка усугубилась – образовался разрыв, которым не замедлили воспользоваться красные, и возникла неотложная необходимость восстановления связи между двумя белыми армиями. Для этого левый фланг Западной армии предполагалось протянуть до станицы Кизильской¹⁵⁵². Правый фланг Отдельной Оренбургской армии и связь с Западной армией должен был обеспечивать IV Оренбургский армейский корпус. Впоследствии для прикрытия разрыва между Отдельной Оренбургской и Западной армиями на левом фланге последней была образована Южная группа под командованием Генерального штаба генерал-майора П.А. Белова (Г.А. Виттекопфа).

16 февраля командир IV Оренбургского армейского корпуса генерал-майор В.Н. Шишкин получил телеграмму командующего армией с приказом о сформировании на базе своего соединения нового, II Оренбургского казачьего корпуса в составе 4-й и 5-й Оренбургских казачьих дивизий и о своем назначении командиром этого корпуса. Буквально через несколько дней его сменил Генерального штаба генерал-майор И.Г. Акулинин (вместо Акулинина главным начальником Оренбургского военного округа на театре военных действий и помощником атамана стал Генерального штаба генерал-лейтенант Л.П. Тимашев). Из штаба IV Оренбургского армейского корпуса была выделена часть офицеров и чиновников на образование кадра штаба нового корпуса. В тот же день эти чины приступили к работе по управлению частями образованного соединения. IV Оренбургский армейский корпус должен был сдать новому корпусу свой участок фронта и срочно, в связи с глубоким обходом красных на Таналыково – Баймак, вызванным изменой башкир, выдвигаться на правый фланг армии в район станицы Кизильской. Передовые части IV корпуса должны были расположиться в районе Таналыково и войти в связь со Сводным Стерлитамакским корпусом Западной армии, действовавшим правее. Задачей Стерлитамакского корпуса было выдвижение на линию деревень Кирдасова – Баймак с целью занятия уральских горных проходов и обеспечения связи с Отдельной Оренбургской армией. Уже 4 марта IV Оренбургский армейский корпус был включен в состав Южной группы Западной армии. Во многом справедливым представляется упрек находившегося в этот период в Харбине Генерального штаба генерал-лейтенанта А.П. Будберга, что в конце 1918 г. «навеянное, как говорят, англичанами наступление в северном направлении через Пермь обрекло на съедение большевикам наиболее прочные антибольшевистские казачьи войска – Уральское и Оренбургское. Вместо того чтобы двинуть все силы на Самару и Царицын для соединения с Красновым и Деникиным, омские стратеги поперли на Пермь и этим погубили всю операцию»¹⁵⁵³.

27 февраля красные заняли Орск, 3 марта пал Актюбинск. Под Орском красные захватили 30 паровозов, до 2500 вагонов, 50 вагонов со снарядами, вагон кож (вагоны просто некуда было девать, т. к. железная дорога как раз под Орском и заканчивалась), 13 автомобилей, 2 мотоцикла, 3 аэроплана, свыше 150 000 снарядов¹⁵⁵⁴. Моральный дух армии резко упал, Отдельная Оренбургская продолжала отход с боями. Боевые действия велись в настоящем «медвежьем углу» – на территории, где полностью отсутствовали железные дороги, а передвижение в зимнее время было затруднено сильными метелями и глубоким снегом. Начался самовольный уход по домам, переходы на сторону красных и мародерство. В частности, 2-й Сызранский кавалерийский полк самовольно покинул боевые порядки и ушел в тыл, грабя этапы и станицы, попадавшиеся на пути¹⁵⁵⁵. Эти явления были вызваны как значительным переутомлением войск в результате продолжительных боев, так и милиционным характером комплектования частей.

26 февраля Дутов телеграфировал в штаб Западной армии: «Положение Оренбурга катастрофическое. Некоторые части совершенно вышли из повиновения, есть случаи грабежа складов, транспортов, невозможно учесть, во что выльется операция»¹⁵⁵⁶.

После Войскового Круга атаман намеревался отправиться в Омск¹⁵⁵⁷, но эта поездка, видимо, из-за событий на фронте была отложена. Для повышения боевого духа частей Дутову пришлось осуществить ряд преобразований в войсках (были расформированы ненадежные части, укреплена дисциплина, проведены изменения в командном составе), что дало положительный результат.

В приказе по войскам Отдельной Оренбургской армии от 18 марта 1919 г. Дутов отметил, что «одной из важнейших причин неудачного похода, боевых операций армии за последние два месяца является моральное разложение некоторых казачьих конных частей, особенно тех из них, кои сформированы и укомплектованы казаками 1-го округа. В этих частях наблюдаются повышенная нервозность, нежелание драться вообще и в пешем строю в особенности, отсутствие воинской дисциплины и любви к своему родному измученному войску. Неустойчивость в таких полках обесценивает высокую доблесть, проявленную другими, верными своему долгу, частями. Армии и родине не нужна разложившаяся и трусливая толпа. Почему начальникам всех степеней, от отделенного до командира корпуса включительно, принимать самые решительные и суровые меры к поднятию дисциплины во всех воинских частях…»¹⁵⁵⁸

По этому приказу были расформированы пять Оренбургских казачьих полков: 15-й, 23-й, 24-й, 25-й, 27-й, личный состав которых был обращен на укомплектование частей 2-й (15-й и 23-й полки), 4-й (24-й и 25-й полки) и 5-й (27-й полк) Оренбургских казачьих дивизий. Всех казаков, служивших при обозах расформировываемых частей, предписывалось поставить в строй. Расформирование требовалось завершить до 1 апреля 1919 г. 20 марта были расформированы 31-й и 32-й полки, 23 марта – 2-й Киргизский конный полк и Оренбургская казачья конноартиллерийская бригада¹⁵⁵⁹. Тем не менее степень разложения армии Дутова в январе – марте 1919 г. преувеличивать не следует – армия в основном сохранила свою боеспособность, хотя переживала не лучший период своего существования.

Развеять предубеждения поможет статистика потерь, понесенных оренбургскими казаками. Удалось выявить достаточно полные данные о характере потерь 28-го Оренбургского казачьего полка с 27 апреля по 4 июня 1919 г.¹⁵⁶⁰ (см. табл. 7).

Таблица 7

Очевидно, что казаки в целом сражались с полной отдачей и потери для конницы были достаточно велики.

Весной 1919 г. под ружьем находились оренбургские казаки до 55-летнего возраста. Всего было сформировано 33 казачьих конных полка штатного состава, а также отдельные сотни и пешая бригада – в общей сложности около 40 полков. Для восстановления боеспособности армии было осуществлено ее укомплектование и перевооружение. Присланы пополнения из 2-го и 4-го военных округов, заново формировались отдельные казачьи бригады, которые теперь укомплектовывались молодыми казаками досрочного призыва. Предпринята попытка перевооружения армии трехлинейными винтовками¹⁵⁶¹. Разнокалиберная артиллерия заменена трехдюймовой. Гаубицы и 42-линейные пушки из-за отсутствия снарядов были отправлены в тыл – восточнее меридиана Верхнеуральск – Орск¹⁵⁶².

К середине июня 1919 г. предполагалось призвать на службу казаков присяги 1921 г.¹⁵⁶³ Кроме того, в начале 1919 г. Дутов в связи с острой нехваткой пехоты на фронте своей армии и отсутствием помощи из Ставки обратил особое внимание на формирование пластунских частей (взамен ушедших к красным башкирских пехотных полков). С конца апреля 1919 г. мобилизованные казаки Оренбургского войска получали выходное пособие в размере 1000 руб. – конному, 600 руб. – пешему с конским снаряжением и 400 руб. – пешему без конского снаряжения.

В конце марта – начале апреля была проведена реквизиция лошадей, повозок и упряжи для армии. Предполагалось реквизировать 1725 артиллерийских лошадей, 550 вьючных артиллерийских и пулеметных, 2500 обозных 1-го разряда и 8492 – 2-го разряда; 5843 пароконных и 1063 одноконных повозки¹⁵⁶⁴.

9 марта Дутов направил еще одно письмо Колчаку: «Ваше Высокопревосходительство Глубокоуважаемый Александр Васильевич! Позволяю себе вновь тревожить Вас своими письмами и отнимать столь дорогое у Вас время. Ваше неизменное доброе отношение ко мне и к казачеству заставляет (предположительно, здесь и далее текст подчеркнут А.В. Колчаком. – А. Г.) высказать несколько слов, сильно наболевших в душе. Я не льстец, но при нашей встрече я вынес одно, что Вы враг интриги, дипломатии, глубокий патриот и чисто бескорыстно любите нашу многострадальную Русь. Этим Вы навсегда сделали меня самым горячим Вашим сторонником и все, что я в силах – отдам Вам и сделаю для укрепления Вашей власти, Вашего имени и не остановлюсь ни перед чем ради защиты Вас. Смею заверить Ваше Высокопревосходительство, что я хотя занимаю скромный пост, но все-таки могу немного быть полезным, пока есть силы. За последнее время я очень устал, нервы дошли до предела, и я свалился. Последняя поездка на фронт, при страшном морозе, буране и трудности переездов, окончательно расстроила меня как работающий механизм. 865 вер[ст] – в 12 дней проехать, усмирять, наводить порядок, вразумлять и быть в то же время одному – очень тяжело. Про опасность я уже не говорю, я ночевал в пос. Тереклинском в 8 вер[стах] от красных, не зная, что части ушли с фронта, и имел при себе адъютанта и урядника. Но это все еще ничего. Воспользовавшись моим отсутствием, господа казачьи агитаторы начали поговаривать о смене Командарма и Атамана. Я приехал и сделал обычный доклад, и в результате, конечно, все замолчали, но все эти интриги, сплетни становятся не под силу и жить среди них очень тяжело. Все это, взятое вместе, вылилось в той телеграмме, которую я через Наштаверх осмелился прислать Вам. Я глубоко извиняюсь за нее, но больше не было сил и думал, что для казаков это будет лучше. Ведь владеть их душой, быть с ними и жить среди них тоже нелегко и мой крест очень тяжел. Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь меня заменил, но, к сожалению, у нас нет никого. С одной стороны, чрезмерная усталость, с другой – какое-то непонятное отношение общества к казакам – еще более убедили в моей непригодности к современному течению. Если Ваше Превосходительство изволит вспомнить нашу беседу, то я говорил тогда о «бывших» людях. Вот я уже, как мне показалось, пришел к этой категории и потому имел мужество это сознать и уйти. Но никто не пускает. Затем, Ваше Высокопревосходительство, я позволяю себе немного вернуться к прошлому. Когда еще не было славной Сибирской армии, казаки дрались, как умели, с тем, что у нас было, ни на что не надеясь. За их лавой и чехами тогда происходила мобилизация и обучения, и сибиряки, обучившись, одевшись и сплотившись, широкой лавиной двинулись вперед, и теперь они непобедимы. Слава и честь доблестным сибирякам, но все-таки казаки свою историческую роль форпоста и инициатора сыграли, и если теперь идет развал у некоторых, то ведь, собственно говоря, армия не спаяна, она милиционна, она народна, и это есть повстанцы, а не войска. Настоящие войска из них на Уфим[ском] фронте и, у меня дерутся и посейчас выше всяких похвал. Значит, дело в чем-то другом. И вот я, зная их душу, лично вожу их в бой, делаю ту работу, которую ни один из командиров не делает, да и не знает. Вот почему я защищаю казаков и при всей их неустойчивости надеюсь, [что] опять можно создать огромное число полков и в преследовании они будут незаменимы. Это будет по мере движения вперед по станицам. Сейчас весь Троицк наводнен агентами большевиков и была даже одна попытка к восстанию, мною в корне и жестоко подавленная. Не смея Вас более затруднять, спешу закончить письмо. Глубокоуважающий Вас и навсегда преданный А. Дутов»¹⁵⁶⁵.

К сожалению, ответы Колчака, по-видимому, сохранились лишь в личном архиве Дутова, судьба которого неизвестна.

В своем следующем письме Верховному Правителю от 22 марта 1919 г. Дутов описал осуществленные им военные преобразования: «…Я предполагал, сократив фронт, дать отдохнуть некоторой части войск, выбросить негодный элемент, заменить худых лошадей и, вообще, привести части в надлежащий вид. Путем всевозможных мер, до расстрела и тюрьмы включительно, удалось наладить тыл и фронт. Но обстановка на войне повелевает, а потому точное проведение плана невозможно. Успех Сибирской и Западной армий не мог быть не использован, и мои полки двинулись вперед, не отдохнув. Телеграммой я донес об этом. Пока движение вперед идет прилично. Я же занялся налаживанием связи с Уральцами и со своими станицами между Оренбургом и Орском. Мне частично удается поднимать станицы, но это еще только начало. Я уверен, что мне удастся поднять весь округ. Пока образованы партизанские отряды, и они работают на сообщениях противника, но слабо. Я инако (так в документе. – А. Г.) не мыслил, как с началом весны, спадением вод и с возможностью работать вне дорог, развить конные действия в полном объеме. Схему и примерную организацию я надеюсь представить в ближайшем будущем. За полным истощением пополнений, так как в Войске уже нет людей, включая и пятидесятилетний возраст, я расформировал пока 6 полков, и офицеров и казаков передаю на доукомплектование оставшихся твердыми полков, батарей и дивизионов. В тылу имею некоторую часть, пока еще мало годную, но думаю, что через три недели и это пойдет в дело. Очень остро и скверно стоит вопрос с овсом. Войско свои запасы уже съело. Войско сеном и овсом питало две армии: Западную и Оренбургскую и, кроме того, для чехо-войск, по собранным мною справкам, из пределов Войска вывезено свыше 200 тысяч пудов овса. Ныне, когда в армии имеется свыше 6000 повозок обоза и транспорта, и произошла эвакуация 5-ти городов, Войско окончательно уничтожило все свои зерновые продукты. Не менее остро стоит вопрос с летним обмундированием; откуда и как его добыть, затрудняюсь даже себе представить. Депутаты Войскового Круга работают не покладая рук: все время ездят по станицам, собирают обмундирование, сапоги и сушат сухари, так как в половодье доставка хлеба будет невозможна. Я должен доложить Вашему Высокопревосходительству, что Круг совершенно не вмешивается в оперативные дела, но, тем не менее, всякую мою просьбу для армии исполняет немедленно и с большой готовностью. Три четверти успеха в деле восстановления фронта вверенной мне армии и перехода ее теперь в наступление принадлежит депутатам Круга, которые, невзирая на опасность, на вьюгу и на всевозможные неудобства, беззаветно и бескорыстно служили Родине и общему нашему делу. Я считаю долгом об этом Вам донести потому, что до меня дошли слухи, может быть, несправедливые, о незакономерных будто бы действиях Круга, подрывающих Центральную Власть. Ваше Высокопревосходительство, если и до Вас доходят такие слухи, не верьте им. Разве мы, Оренбургские казаки, не признали Вас и не делаем все для Вашего спокойствия и всемерно укрепляем создавшуюся Власть. Меня упрекают в пристрастности к казакам, но это не пристрастие, а лишь более близкое мое знакомство с их жизнью, чем тех, которые позволяют себе критиковать работу казаков. Мне не хочется обременять Вас повторением пережитого, но заставляют обстоятельства. Как мне, Войсковому Атаману, на котором лежит священная обязанность защищать свое Войско, не говорить о его заслугах. Из 26-ти полков, находящихся ныне в армии, свыше 15-ти работают в Западной и Сибирской армиях, и работают безупречно, а если и были развалы в полках вверенной мне армии, то, будь Командующим не Атаман, а кто-либо другой, возможна была бы потеря всего фронта. Разве легко было расстреливать своих же казаков, которые два месяца тому назад безропотно и честно защищали Родину в течение 6-ти месяцев. Но мы это делали, и Круг сам требовал этого, ибо дело шло о спасении всей Родины. Теперь опять полки перешли в наступление, и дело налаживается. Я осмелюсь себе добавить к вышеизложенному, что мои полки имели в своих рядах и 19-летних и 50-тилетних и что они воевали у себя дома и, отдавая с боем свою станицу, должны были бросать на произвол и насилие своих жен и матерей и на полное расхищение все свое трудовым потом добытое имущество, и, тем не менее, казаки делали это, и много их осталось в рядах. Разве легко было казаку, после боя, взять обратно станицу и найти свою жену сошедшей с ума от того позора, которому она подверглась со стороны красноармейцев, как это имело место в станице Кизильской. Разве легко было казаку вернуться в свою станицу и найти, вместо дома с его запасами, одни угли. И, тем не менее, казаки это переносят и воюют. А эта колоссальная подводная повинность, надорвавшая вконец все войсковое хозяйство и привлекшая к работе на оборону подростков и женщин, разве это не заслуга. Мы твердо уверены, что Вы, Ваше Высокопревосходительство, сказавши нам на Кругу столь ласковые слова, не забудете Оренбургских казаков, а Родина вознаградит их за все их лишения. Наши земли перемешаны с крестьянскими, и казаки от последних только слышат насмешки, а временами и брань за свою упорную борьбу. У крестьян имеется достаточное число рук для работы; у нас же в станицах абсолютно нет никого. Мы никого не освободили от воинской повинности; даже безрукие и безногие и те служат в обозе. Такого колоссального напряжения не дала ни одна область государства Российского. Вот причины, почему я так упорно отстаиваю Оренбургское казачество, несмотря на многие недочеты. Как курьез, я могу Вам привести следующий факт: полузамерзшая девчонка 13-ти лет привозит мне пакет от общества одной станицы и на мой вопрос, почему это она привезла, ответила: «Больше некому было привезти». Приближается весна; надо сеять, пахать, а кто это будет делать. Между тем Войско живет только землей. Нас упрекают, главным образом, Круг, в том, что мы не признаем ни чьей власти. Где же справедливость. Правда, мы, не спрашиваясь Центральной Власти, объявили мобилизацию до 50-ти лет, но зато теперь, когда нам надо взять обратно к земле до 40 лет, мы входим с ходатайством к Вам и без Вашего согласия не посмеем взять из рядов хотя бы одного человека. Разве в этом можно усмотреть неподчинение. Вы, Ваше Высокопревосходительство, своим присутствием на Круге санкционировали его, как Верховная Власть, и мы были твердо уверены, что наше народоправство стоит на определенном пути. Последовавшее затем постановление Совета Министров о признании нашей области и Войскового Круга и выборного начала окончательно укрепило нас в доверии Центральной Власти к казакам…»¹⁵⁶⁶

Дутов явно заискивал перед Колчаком: «Ваше же официальное заявление, что Вы мыслите новую Россию, построенную лишь на демократических началах, дает мне право быть с Вами вполне откровенным. И поверьте, Ваше Высокопревосходительство, что льстить Вам я не буду и ради наград или повышений говорить Вам неправду или сообщать Вам неверные сведения я никогда не стану. Я навсегда являюсь Вашим самым послушным исполнителем Ваших приказов потому, что цель одна: спасти Родину. Вы ее любите и за честь ее стоите. Этого довольно, чтобы я ради Вас пожертвовал всем, включительно до моей жизни. Это письмо передаст Вам мой чиновник для особых поручений А.К. Горяев, которого я командировал в Минвнудел для упорядочения управления делами края. В поезде, который Вы любезно прислали, я отправляю Вам лошадь; с седлом получилась небольшая задержка; оно высылается дополнительно. Прошу принять мои уверения в глубокой преданности и полном уважении. Навсегда Ваш А. Дутов»¹⁵⁶⁷.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.