Глава четвертая. Небесные стебли для драгоценных цветов

Глава четвертая. Небесные стебли для драгоценных цветов

Я отложил в сторонку кисть,

Подруга с вышивкой рассталась,

Со мной вдвоем лицом к лицу

На долее страсти оказалась.

Вся ночь до дальних уголков —

Любви блаженной обладанье.

И мне не надо крепких вин,

Когда я пью ее дыханье.

Фаинь Фаньчжань

Итак, Ян и Инь представляют собой противоположные, но дополняющие друг друга жизненные силы (мужчина и женщина обречены на вечный бой друг с другом, но стремятся выйти из него путем достижения высшей гармонии). Поэтому верования конфуцианцев и даосов можно рассматривать соответственно как противоположные мужское и женское начала в нравственных и социальных аспектах жизни. Конфуцианство выступало за патриархальное, традиционное и авторитарное общество, а даосизм с его романтическими идеалами позволял выразить более натуралистические стороны китайского духа.

По мнению последователей Конфуция, женщина была предназначена для того, чтобы служить своему господину и увековечить его имя, родив ему наследников мужского пола. Все важные решения принимал мужчина, а женщина должна была покорно и смиренно оставаться в униженном положении. Ей следовало блюсти целомудрие, не выказывать страстей и своей индивидуальности. Сторонники Лао-цзы сходились в том, что в человеческих отношениях есть и более сокровенная сторона, а умение заниматься общественными делами и решать практические проблемы — лишь часть бесконечно сложного целого. Некоторые даосские школы уверяли даже, что женщина — важнейший из двух партнеров. Ее матка вскармливает все человечество, рассуждали они, она являет собой высшее наслаждение и вдохновение для мужчины, и коли уж существует такое таинственное начало, как Жизненная Сила, оно с большей вероятностью должно находиться в крови женщины, нежели мужчины.

Вопреки классической строгости конфуцианцев, настаивавших на «правильном образе мыслей» и правильных отношениях, даосы уверовали в изменчивый, но в конечном счете гармоничный мир природы. Простейший образ жизни, заключающийся в воспроизведении себе подобных, был во все времена свойствен всем существам, и человеку надлежит скромно подчиниться этому великому предначертанию. Проблемы возникали, когда люди пытались бросать вызов естественной судьбе, позволяли себе размышлять и забивать голову великими планами, честолюбивыми устремлениями, материализмом, предавались порочному желанию навязать свою волю Вселенной. Увещеванию Конфуция «будь мудрым» даосы противопоставляли призыв «будь глупым», идеал развития «личности» оспаривали замечанием, что «личность» убила человеколюбие и выпестовала один из самых неуязвимых человеческих пороков — самодовольство.

Подобная вера в «естественное» (а не «разумное») животное была одной из причин значительного преобладания секса в идеологии и поведении даосов. То же самое можно сказать и про буддизм, пришедший в Китай впоследствии. Именно поэтому большинство книг и прочих сочинений на данную тему происходит из этих источников. Стремление рассматривать секс как естественную часть жизни, лишенную греха и стыда, было и остается принципиальной китайской позицией. Периоды господства пуританских нравов, связываемых обычно с конфуцианством, изменить ее так и не смогли. Отчасти это произошло вследствие присущей китайцам способности служить многим господам и поклоняться многим богам одновременно, а отчасти потому, что все общественные институты создавались ради удобства мужчины, и всеобъемлющее Ян вряд ли бы добровольно отказалось от того, что было существенно важно для его собственного счастья.

Умение китайцев вести два противоположных образа жизни можно рассматривать как достойное восхищения свидетельство их умудренности и воли к выживанию. По традиции китаец считал возможным придерживаться строгих конфуцианских норм в семейной и общественной жизни и в то же время спонтанно предаваться языческим удовольствиям с наложницами и проститутками, не ощущая комплекса вины. Этой двойственности, впрочем, способствовало и то, что ни одно из двух китайских вероучений не было религиозным в западном смысле слова. Стремление к удовольствиям никогда не тормозилось реальным или выдуманным присутствием карающего Бога, только и ждущего, как бы отправить человека в ад за его прегрешения или на Небо за его целомудренность.

Этот принципиальный прагматизм можно пояснить на примере статуса жен и наложниц. В среднего уровня конфуцианской семье жена занимает высшее положение среди всех женщин, она отвечает за домашние дела, воспитывает детей хозяина, ей воздают соответствующие почести — и все же скрывают ее от взглядов посторонних и редко позволяют выйти в свет. Наложницу же выбирают для того, чтобы ублажать даосскую сторону мужской натуры. Это любовница, доставляющая хозяину удовольствие в Постели, развлекающая его друзей, — очаровательное создание, обладающее не только красотой, но и прочими достоинствами.

Подобное отношение к талантливым женщинам восходит к временам легендарного Желтого императора (Хуанди) и «Пособий по искусству любви», составленных, как полагают, почти пять тысяч лет назад. В них император ведет подробные беседы с тремя таинственными богинями, которых зовут Избранная дева (Дева-ведунья)[23], Мудрая (Темная, или Сокровенная) дева и Искренняя (Чистая) дева. Его стремление к просвещенности и поиску знаний в компании женщин свидетельствует о явно выраженных симпатиях к даосизму, а подобное отношение к «инстинктивной» мудрости низшего пола было не только отличительной чертой «подушечных книг», но и показателем соответствующего статуса женщины как соперницы в сексуальных поединках.

Универсальность китайца, уживавшегося с двумя противоположными вероучениями, помогала ему и в столь непростом деле, как исполнение предназначенных ему различных социальных ролей. Как носителю романтической мужской устремленности к победе в традиционном «сексуальном сражении» ему надлежало быть беспощадным захватчиком Яшмового Павильона (Цветочного Поля, Драгоценных Палат и т. п.), а как практичному конфуцианцу ему следовало регулярно умерять свою необузданную страсть и сверяться с «подушечными книгами», разумно выбирая надлежащие позиции и правильные приемы. Эта двойственная функция и соответствующие пристрастия видны и на примере того, как достигали сексуальной разрядки. Будучи Ян-даосом, он стремился вовлечь Инь во взаимные восторги Высшего Наслаждения. Но оставаясь Ян-конфуцианцем, он прибегал к методу «прерванного полового сношения». Привлекательность этого метода в глазах китайцев заключалась в вере в то, что «цзин» (семя) в данном случае возвращается в мозг, возобновляя тем самым желания, обостряя мысль и — что самое главное — продлевая потенцию мужчины и его жизнь.

Подобный воинственный характер отношений полов с неизбежностью определял пристальнейшее внимание к выбору оружия для сражения, вследствие чего наиболее традиционные пособия по искусству любви содержат подробнейшие описания пениса и вульвы. Ремесленника узнают по рукам, певца — по голосу, а традиционные Ян и Инь считались как бы олицетворением своих половых органов. Пенис и вульва обладают характером, красотой и определенными способностями. В женские органы, впрочем, не включалась грудь. Обычно ее перебинтовывали, чтобы сделать плоской, и столь велика была сосредоточенность мужчины на вульве, что ее весьма обобщенно называли «одним квадратным дюймом».

Неспособность мужчин оценить по достоинству ту часть женского тела, что находится вне «одного квадратного дюйма» (или взволноваться ею), объясняет неудачу китайских художников, пытавшихся найти в нем вдохновение. Обнаженное тело как предмет для изобразительного искусства практически не существовало, если не считать «подушечные книги», где изображения сцен в спальне служили всего лишь наглядным пособием при половом акте. Поэты были более чуткими к физической красоте, но, поскольку источником вдохновения служили, как правило, наложницы, проститутки или краткие мгновения незаконных любовных приключений, героинь подобных стихотворений вряд ли можно считать показателем более общих взглядов, существующих на сей счет. Линь Юйтан в своей книге «Моя страна и мой народ» (1936) проницательно отмечает:

«Китайцы, совершенно не ценят женское тело само по себе, В искусстве мы его почти не видим. Китайские художники удручающе неспособны изобразить человеческие формы, и даже такой художник, как Цю Шичжоу (период Мин), знаменитый своими картинками из жизни женщин, рисует верхнюю часть обнаженного женского тела в виде картофельного клубня. Мало кто из китайцев, несведущих в западном искусстве, разбирается в красоте женской шеи или женской спины».

Подобное отношение к человеческому телу имело следствием весьма прагматический подход к выбору сексуальных партнеров. Если «подушечные книги» были источником общих знаний, то сексуальные пособия считались надежным путеводителем при оценке физических качеств желаемой супруги. Строение половых органов, гибкость суставов, структура и разновидности лобковых волос, расположение влагалища — эти и многие другие особенности были предметом пристального внимания и подробной классификации. Один из древнейших примеров такой классификации содержится в диалоге между Желтым императором и богиней-наставницей, Искренней Девой (Су нюй). Этот диалог образует часть «И синь фан» — собрания сочинений такого рода, составителем которого был современный китайский специалист Е Дэ-хуй (1864–1927). Желтый император ищет совета в выборе женщин для соития, задавая вопрос:

Вначале определим тех, кто не может доставить мужчине счастья. Каких женщин следует избегать?

Искренняя дева: Даже не обращаясь к ее половым органам, можно заметить много признаков того, что она не подходит для соития. Избегать следует женщин с растрепанными волосами, грубыми чертами лица, выпученными глазами с нечетко очерченной границей между зрачком и белком. Следует избегать женщин, обладающих мужеподобным и громким голосом, желтыми зубами, волосами возле рта или на щеках и подбородке. Худосочная женщина предпочитает при соитии быть сверху; если ей более 40 лет, в ее сердце и желудке будет постоянно отсутствовать гармония. Таких тоже следует избегать.

Желтый император: А как насчет половых органов?

Искренняя дева: Если волосы на лобке грубые и жесткие, словно щетина, растут во все стороны, такая женщина не подходит. Если половые губы не прикрывают Нефритовые Брата и те свисают наружу, если выделения из них едки, такие женщины вредны. Всего одно совокупление с подобными созданиями истощит Нефритовый Стебель, словно тот побывал в ста сражениях с нормальными женщинами.

Желтый император: Теперь поговорим о женщинах, наиболее подходящих для соития.

Искренняя дева: Женщин следует ценить не только за красоту, в них нужно видеть средство укрепления здоровья и продления жизни. Лучше всего для этой цели выбирать молодую девушку, девственницу, чье Цветочное Поле еще не засеяно. Ее грудь, в которой еще не было молока, должна быть сформировавшейся, а ее сущность — Инь — нерастраченной. Сама она должна быть упитанной, кожа ее — гладкой и мягкой на ощупь, все суставы должны быть гибкими и легкими в движении. Тело девушки не должно быть слишком длинным или слишком коротким, характером ей надлежит быть нежной и ласковой.

Желтый император: Расскажи мне подробнее о Цветочном Поле.

Искренняя дева: Внешние губы должны быть высокими, но не свисающими, плотными, но не слишком мясистыми. Нефритовые Врата должны располагаться так, чтобы не затруднять проникновение внутрь. Если же они чересчур смещены вперед или назад, это приведет к переутомлению мужчины, а то и просто будут помехой. Волосы на лобке должны быть гладкими и шелковистыми, но не густыми. Лучше, если их вообще не будет, чем если они растут в изобилии. Ее Жизненная Сущность должна истекать при прикосновении и обладать приятным запахом. Такая женщина быстро станет действовать в согласии с мужчиной и достигнет гармонии с ним. Тело ее будет содрогаться от страсти, легко будет выделяться пот. Даже если не все делается по правилам, вреда не случится.

Классификацию подходящих партнеров можно обнаружить, впрочем, не только в древних пособиях. Идеальная женщина была излюбленной темой для писателей во все века, а в том, как они перечисляли их добродетели, не было ничего возвышенного и романтического. Беллетристика была принятой литературной формой для многого из того, что считалось легкомысленным или «недостойным» для ученых и серьезных писателей. В художественных произведениях нередко пространно повествовалось о самых обычных сторонах жизни. В романе XVII века «Жоу пу туань» («Подстилка из плоти») его автор Ли Юй вкладывает в уста одного из своих персонажей явно свои собственные соображения насчет женской красоты, возможно, отражающие взгляды мужчин того времени. Сам Ли Юй был знаменит помимо всего прочего своими любовными похождениями, числом наложниц и одержанных им сексуальных побед, а также путешествиями по империи со своей театральной труппой. Когда госпожа Чэнь, женщина в возрасте, но все еще сексуально активная, говорит о «подстилке из плоти», она, вероятно, делится богатым опытом самого писателя.

«Мне кажется, — сказала госпожа, Чэнь, — всех женщин можно поделить на две категории: тех, кто приятен глазу, и тех, кто полезен для здоровея. Это две разные вещи, хотя некоторые женщины равно подходят и для того и для другого. Красавица непременно должна обладать гибким станом, известной утонченностью, изяществом черт. Самые знаменитые художники изображают женщин именно так, и никогда вы не увидите на их полотнах грубых, мускулистых и ширококостных женских созданий. Эти художники наверняка просто восхищались красотой женщин, но не их полезностью. Женщины, которых они не рисовали, но которые услаждали их иными способами, были плотного сложения, хорошего здоровея, редко когда хрупкими и утонченными, но всегда сильными и крепкими. Почему же они отдавали им предпочтение? Ответ прост: это было полезно. Сильная женщина сможет выдержать тяжесть мужчины, когда тот возлежит на ней, пропорции ее тела будут примерно такими же, как и ею собственною, поэтому его член войдет в нее, как нога в удобную туфлю, и лежать на ней будет так же мягко, как на постели. Почему это так важно? Ну это же очевидно. Худая женщина — все равно что камень или бревно. Если на нее лечь, то начнутся ломота и боль во всем теле, а когда она станет двигаться, ее острые кости будут впиваться в тебя там и сям. Разве может мужчина найти с такими уют и отдохновение? Если же это женщина для пользы, она словно мягкая постель, в которой беззаботно утопает мужчина, уверенный, что не услышит никаких жалоб; он может биться об нее бесконечно, вонзаться сколь угодно глубоко и яростно. Поэтому для опытных мужчин плотное телосложение партнерши предпочтительнее хрупкой красоты.

Можно пуститься и в еще большие подробности. Мужчина в среднем весит около 75 килограмм, это все-таки большая тяжесть. Лежать на хрупкой женщине все равно, что спать на ненадежной кровати: она внезапно может под тобой рухнуть. Одно из удовольствий соития заключается в том, чтобы предаться страстным движениям. Так как не может мужчина пуститься в бой, если ему известно, что противник слишком слаб для достойного сражения. Крепкая простушка всегда лучше, чем хрупкая красавица. К счастью для мужчин, многие из нас, женщин, сочетают в себе полезность и красоту, вот почему тот, кто нашел, скажем, по восемь десятых того и другого, может считать, что обзавелся чистокровной лошадью для прогулок».

Подобная идеализация женщин более крепкого сложения не удивительна в обществе, где представительницы этого пола были физически слабее и менее выразительными внешне, чем соблазнительные красавицы с пышными формами, которых предпочитали мужчины и художники других стран. Всякие намеки на соблазнительность сглаживались одеждой, которую предпочитали китайские женщины (не исключено, впрочем, что она была им навязана против их воли). Грудь стягивал тесный лифчик, платья бесформенно свисали от шеи до пят, а из-за широких рукавов и общей неопределенности линий женщина словно терялась в нагромождении ткани. На поверхности оставались только лицо, голова и руки, и именно на эти части тела обращали особое внимание женщины, стремясь выглядеть привлекательно. Лицо напудривали и румянили так, что оно превращалось в маску, а роскошную прическу покрывали лаком и украшали цветами и драгоценностями, гребнями и лентами.

Примерно со времени монгольской династии (1280–1368) и до того, как Китай стал в 1912 году республикой, понятие о женской красоте было дополнено новым возбуждающим элементом. К увлеченности «одним квадратным дюймом» прибавилось внезапное открытие сексуальной привлекательности перебинтованных ножек. Это может считаться культом или же модой, но исторический факт состоит в том, что в замечательно короткое время бинтовать ноги стали женщины всех сословий, за исключением некоторых служанок и крестьянок, и поскольку никакого сопротивления этой болезненной процедуре не зафиксировано, для ее распространения, должно быть, существовали весьма ощутимые (психологические) причины.

Повязки накладывали обычно в раннем детстве так, чтобы пальцы и передняя часть ноги загибались вниз; вначале это было очень болезненно, затем, по мере того, как ступня превращалась в подобие копытца, более терпимо. Эта копытообразная форма получила поэтическое название «золотой лилии», или «золотого лотоса». Идеальной по раз меру считалась ступня длиной в три дюйма.

Бинтование ног создавало физические неудобства и мешало движениям, даже ходьба превращалась в трудное упражнение. Мужчины-китайцы, впрочем, протестов не заявляли. Если начало Инь хочет уменьшить свои шансы в вечной сексуальной битве, стоит ли препятствовать этому? А цветистая сексуальная терминология даосов пополнилась еще одним названием для полового сношения — «Прогулка меж Золотых Лилий».

Разные виды женских чулок и туфелька для забинтованной ноги.

По распространенной народной легенде, обычай этот ведет свое начало с ранней династии Южная Тан[24]. Правитель был влюблен в танцовщицу по имени Яонян. Желая найти для ее исключительных талантов подходящую сцену, он велел соорудить золотой цветок лотоса высотой почти в два метра. Чтобы суметь протанцевать на лепестках, Яонян обмотала себе ступни шелком и двигалась на носках подобно современным балеринам. Однако более распространено было убеждение, будто бинтование ног способствует расширению бедер, что делает их более соблазнительными для мужчин.

Была и еще одна теория, которая стремилась объяснить, почему такие ножки пользовались популярностью у мужчин. Она состояла в том, что почти полная неподвижность женщины в спальне вела просто к беспомощности. И если можно поверить, что в прошлом акту любви предшествовала изнурительная беготня по комнате, доля истины в этой теории есть. Перебинтованные ноги, разумеется, как никогда крепко привязывали жен к дому, а наложницы и любовницы, стремившиеся поскорее улизнуть от тирана-хозяина, вряд ли могли сделать это без посторонней помощи.

В дневнике лорда Маккартнея, где содержатся записи о его пребывании в Пекине в конце XVIII в., приводятся слова китайского чиновника, прикрепленного к английской миссии: «Бинтование ног, вероятно, проистекает из восточной ревности, которая всегда была искусна по части выдумок, как бы привязать даму к ее господину, и это определенно хороший способ удержать ее дома, если сделать так, что ей будет хлопотно и болезненно слоняться повсюду. Я должен, однако, заметить, что деформация части человеческого тела для нас, китайцев, представляется менее странной, чем такие иностранные обычаи, как отделение от себя кусков плоти, что имеет место при обрезании».

На перебинтованные ноги надевались декоративные чулки, завязанные вокруг лодыжек, а иногда и на уровне икр. Стеснительность в отношении «золотых лилий» была столь велика, что женщина при половом сношении позволяла снять с себя все, за исключением чулок. На эротических гравюрах и картинах, обычно в «подушечных книгах», женщины изображены во всевозможных позициях, иногда по двое — по трое с одним мужчиной, единственный видимый на картинах предмет одежды — тот, что неизменно скрывает ступни. Своего рода культ забинтованных ножек придавал им особое значение при церемонии ухаживания. Если мужчина легонько поглаживал чулки женщины пальцами, это рассматривалось как самое непосредственное приглашение к половому акту. Мужчины нередко пользовались этим с некоторой претензией на утонченность, когда «случайно» роняли предметы на пол, сидя поблизости от избранницы, а затем шепотом испрашивали разрешения «погулять между золотых лилий».

Поскольку ноги оставались закрытыми, даже когда женщина беспечно обнажала свои половые органы, неудивительно, что они превратились в объект глубочайших сексуальных вожделений и являлись самой распространенной причиной непроизвольного семяизвержения у мужчин. Разрешение снять повязки с ног считалось высочайшей милостью, редко встречающейся на ранних стадиях половых отношений. Мужчин крайне возбуждала такая любовная позиция, при которой вышитые чулочки колыхались у него перед глазами как раз в тот момент, когда он устремлялся в Яшмовый Павильон. Чтобы получить это дополнительное удовольствие, нужны были длинные веревки, дабы привязать их к потолку (или к верхнему каркасу традиционной кровати) и поддерживать таким образом ноги женщины на весу. Компромиссом между сохранением повязок на месте и обнажением ног было использование бинтов для вышеуказанного держания ног на весу. Это, вероятно, позволяло увидеть изувеченные пальцы. Хотя элементы фетишизма во всем этом отрицать трудно, нога и туфелька являлись у китайцев традиционными сексуальными символами, чувство удовлетворения от физической беспомощности партнерши можно объяснить тем, что мужчины испытывали растущие сомнения в собственной мужественности. Период бинтования ног совпал с периодом элитарного устройства китайского общества, интеллектуального и культурного превосходства образованного меньшинства над крестьянством и столь же безраздельного господства Срединного царства над более примитивными государственными образованиями соседей-варваров. Параллельно шло осознание того, что образованному мужчине приходится платить высокую цену за свою сверхутонченность и интеллектуальность. До какой степени утрачивал он свою животную силу, поклоняясь культуре и учености?

Искалеченность его женщин, ведущая к почти полной неподвижности, помогала восстановить его мужское «я». Созерцая ее беспомощность перед угрозой физического нападения, он любил «понарошку» отождествлять ее с более похотливыми варварами и татарами. В то же время утонченные китайские мужчины ради того, чтобы еще больше утвердиться в своей мужественности, домогались крепких крестьянских девушек. Этот сорт женщин назывался «отрубленные колоды», или «большеногие», и их намеренно брали в семью в качестве служанок при условии, что они сохранят свои примитивные привычки.

Яонян, супруга танского императора Лиюя, бинтует ноги. Гравюра эпохи Цин.

Так выглядит перебинтованная нога на рентгеновском снимке.

В любом исследовании физических характеристик китайцев необходимо учитывать обширность территории страны. Расовые различия между северными и южными жителями Китая так же очевидны, как между скандинавами и средиземноморскими народами Европы. Выносливые и физически сильные, земные по своей природе монголы, татары и тибетцы принадлежат к тому же обществу, что и менее рослые и более изящные южане, этнически стоящие ближе к тайцам и вьетнамцам. Эти различия отражаются также на их лицах и в телосложении, а в признанных канонах красоты существуют сильные региональные различия. Цвет кожи, пропорции тела, черты лица, густота волосяного покрова и даже некоторые характеристики половых органов отождествляются с определенными районами страны. В области Цзянсу женщины славятся тонкими и изящными носами. Женщины одного из племен Гуйчжоу почти лишены лобковых волос, а в районе Сычуани они имеют влагалища с «двойными дверями». Этот термин означает необычную толщину больших половых губ, что дает мужчинам более сильное ощущение проникновения вглубь.

Значительные различия между физическими характеристиками народов, населяющих обширную территорию Китая, отражаются, как полагают, в их поведении и степени страстности. Как и в Европе, жители одних областей считаются особо мужественными, других — довольно суровыми, третьих — темпераментными. Рассказывают, например, об одном императоре, который выбирал себе всех наложниц из определенного района Фуцзяни. Хотя сам он обладал значительной сексуальностью, но все же не мог полностью удовлетворить девушек со столь страстными натурами, и постепенно они стали утрачивать свои веселость и жизнелюбие. Тогда император посоветовался с врачами, и те сказали ему, что лучшее лекарство от недуга, овладевшего его девушками, компания дворцовых стражников. Великодушие императора взяло верх, и он последовал их совету. Несколько дней спустя он решил лично посетить гарем, чтобы убедиться, что девушкам стало лучше. Он был в восторге от происшедших с женщинами изменений, но отвернувшись от их радостных лиц, он заметил на постелях несколько неподвижных изнуренных мужчин. Потребовав объяснений, он получил от одной из девушек ответ: «О повелитель-дракон! Это пустые склянки из-под того лекарства, что ты нам прописал».

В своих «Сексуальных обычаях», опубликованных в 1927 г., Е Дэхуй попробовал обобщить соответствующие народные верования. В разделе «Выбор женщины» он дает следующий комментарий, выдержанный в форме, в которой, возможно, вел беседы сам Желтый император:

«Вначале о ягодицах. Если они высокие и широкие, то это удобная подушка для любовного сражения. Такая женщина требовательна, ее будет трудно удовлетворить. Если же женщина обладает ягодицами плоскими, как безжизненная равнина, то она создана не для любви, а для неустанной работы на кухне или по дому. Та, у которой ягодицы узкие, редко испытывает оргазм, если же они у нее свисают над бедрами, такая женщина будет ленивой и бездеятельной.

О вульве следует сказать вот что. Наиболее предпочтительный цвет ее — медово-розовый, ткани должны быте мягкими и обладать естественной и постоянной теплотой. Интенсивно красный цвет говорит об избытке дикой животной сущности, слишком бледный — о ее недостатке. Внешние губы должны быть крепкими, но легко раздвигаться при прикосновении, раскрытые же они должны походить на цветок в лучах утреннего солнца. Нефритовые Врата должны располагаться как раз посередине между «бугорком Венеры» и анусом, в противном случае они не будут совпадать с направлением Божественною Стебля. Если Нефритовые Врата распахиваются при приближении гостя, женщина сексуально здорова. Если же отверстие узко, цвет его бледно-пепельный, входящего ожидает прохладный прием. Важное значение имеет Яшмовая Ступень (клитор) Павильона. Она должна быть круглой, как жемчужина, не выступать далеко, но быть легко доступной для пальца или языка.

Будучи лишенной покрова, Яшмовая Ступень должна, слегка приподыматься, а затем опадать, когда ласки переносят в другое место. Внутренность Яшмового Павильона должна быть глубокой, но не слишком обширной, стены его состоят из ряда складок, из которых постоянно сочится смазка. Эта жидкость должна струиться медленно, но безостановочно. Внезапного наводнения с последующей засухой быть не должно. Лобковые, волосы говорят вот о чем:

черные, словно перья лоснящейся птицы — сильная и упрямая женщина;

коричневые с золотистыми блестками — спокойная и великодушная женщина;

волосы тонкие, шелковистые и короткие — тихая и уступчивая женщина;

густая растительность, торчащая вниз, — женщина с темпераментом водопада;

клочковатые и сухие, словно растительность на вершине холма — женщина, которой недостает теплоты и чувственности».

Интеллектуальный интерес, с которым китайские мужчины относились к женским органам, распространялся в той же мере и на их собственные части тела. Осознание ими положительных и отрицательных сторон сверхутонченности и цены, которую приходилось платить за утрату физических достоинств и первобытной страсти, вынуждало их прилагать значительные усилия к восстановлению того, что они считали мужскими традициями. Для китайца с его стремлением к победе в борьбе Инь и Ян это попросту означало озабоченность размерами и дееспособностью Мужского Острия. Он знал не только о великих сексуальных подвигах своих предков, но и о том, что мужчины, подобные богу войны Гуан Юю, бросались в бой, размахивая топорами весом в сто двадцать фунтов, что богатыри древности одной рукой могли побороть тигра и были так проворны, что умели ловить на лету стрелы. Теперь же, став ученым, поэтом или чиновником, мужчина утерял эти замечательные мужские качества.

Необходимость вернуть утраченную физическую славу подвигла его на то, чтобы заменить сексом прочие формы героизма и мужских подвигов. Это выражалось двояко. Во-первых, в «олицетворении пениса» (который становился своего рода «вторым я»), во-вторых, в оснащении этого «второго я» внушительным арсеналом сексуальных приспособлений. Ему досталось то, чего был лишен сам мужчина из-за своей сверхутонченности. Поэтому герои сексуальных сражений в спальне выходят на поле брани в шлеме для пениса, известном как Шапочка Вечного Желания, нагрудном ремне, называемом Серным Кольцом Похоти[25], с резным яшмовым кольцом, надетым на основание полового члена (для возбуждения клитора), и иногда с флажками из разноцветных лент, свисающих с яичек. Об этих приспособлениях вкупе с притираниями для возбуждения страсти и постельными благовониями рассказывается в следующей главе, здесь же можно сослаться на соответствующие «боевые песни». Бот одна из них, принадлежащая автору XVII века. Наряду с прославлением оружия для сексуальной войны в ней содержится несколько иронических строк.

Что за гриб здесь поднялся из черного мха?

То Нефритовый Стебель восстал в полный рост.

В нетерпенье дрожит его нежная плоть,

В жилках часто пульсирует жаркая кровь.

Будет встреча с девицей тринадцати лет

Или с мальчиком юным — он к битве готов.

Но короткою жизнью живет этот плод,

Всякий раз увядая подобно цветку.

Скромной тощей креветкой свернется в траве

И останется жалок, недвижим и тих…

Эта увлеченность пенисом вкупе с созданием мелкого промышленного производства сексуальных приспособлений и боевых одеяний имели и более тревожные последствия. Мужчина-китаец, по крайней мере тот, которому удалось пробиться в среду чиновников, ученых, торговцев и образованных, был постоянно угнетен ощущением несостоятельности. Это вело к повышению спроса на афродизиаки, одержимости размерами члена и всякими фокусами, как будто половой акт являлся неким олимпийским состязанием. Все это нередко сопровождалось боязнью импотенции. Сохранилось много рассказов о подобных страхах, которые обуревали мужское население различных районов страны и могли сравниться с боязнью религиозного проклятия. В XIV в. сельские жители провинции Гуандун были убеждены, что их пенисы усыхают в жаркую погоду вследствие обезвоживания. Поэтому они приспособились носить привязанный к талии маленький мешочек с водой, куда днем опускали свой Нефритовый Стебель. Более современный феномен был зафиксирован среди мужчин одного большого города, которых охватил ужас от возможности уменьшения пениса с последующим исчезновением его в животе. Предотвратить это пытались различными способами. В их числе было привязывание пениса к ноге, подвешивание тяжестей к головке, приклеивание деревянных колец к основанию и протыкание крайней плоти проволокой. На улицах видели мужчин, крепко держащих член палочками для еды или подтягивающих его вверх веревочкой, обвязанной вокруг пояса.

Поскольку физические упражнения считались неподобающим занятием для культурных людей (одним из обычаев было держать спину слегка согнутой, что означало ученость и учтивость), единственным местом, где образованный мужчина напрягал мускулы, оставалась спальня. Тогда, как и теперь, в моде был культуризм. Помимо использования афродизиаков, предназначенных для повышения активности движений, предпринимались двоякого рода попытки увеличить размер пениса: посредством медикаментов и хирургического вмешательства. Снадобья можно было принимать внутрь, наносить на кожу члена и в некоторых случаях втирать в область Нефритовых Врат.

Излюбленными ингредиентами являлись: измельченные панты, морской огурец и человеческая плацента (и то и другое в высушенном и истолченном виде), экскременты ястреба, водоросли, печень собаки и половые органы быка. Правильное применение этих снадобий, как утверждалось, удлиняло член в полтора раза.

Другая область экспериментирования, т. е. трансплантация и прививки, не так уж невероятна, как кажется. Евнух был обычной фигурой в обществе не только при дворе императора, но и на менее высоком уровне, а поскольку одним из способов кастрации являлось удаление пениса вместе с яичками, «банк» органов был постоянно к услугам ученых и хирургов, занимавшихся этим делом. Они помогали не только тем, кто был недоволен малыми размерами своего члена, к их услугам прибегали и те евнухи, чьи судьбы и положение изменились, вследствие чего они стали стремиться восстановить утраченное. Преступники и военнопленные также подвергались кастрации, часто становясь жертвами «трансплантационной лихорадки».

Наиболее достоверные и живые изображения средневекового Китая содержатся в китайском романе. Ему, считавшемуся вульгарным жанром литературы, была свойственна относительно большая свобода выражения. Поэтому неудивительно, что сюжет усовершенствования человеческой природы был обычным для сексуальных историй. В сочинении XVII в. «Жоу пу туань»[26] Ли Юю удалось запечатлеть настроение мужчин того времени, а также подробно описать прививку пениса. Герой романа, Ученый-Полуночник, оставив жену, отправился странствовать в поисках мудрости. Одну из ночей он проводит на одиноком постоялом дворе. Там он встречает доброго разбойника по имени Равный Кунь Луню (великий Кунь Лунь прославился своими успехами в похищении женщин), и они быстро становятся друзьями. Но разбойник подвергает осмеянию размеры инструмента, которым гордился Ученый. Ученый становится разбойнику названым младшим братом, а тот в разговоре упоминает всех известных ему женщин, которых не удовлетворяют мужья.

Ученый размышлял над приятными сведениями о неудачах, постигших мужей при завоевании собственных жен. То, как Равный Кунь Луню живописал этих страдающих женщин и его готовность устраивать налеты вместе с новоиспеченным младшим братом не просто обещали волнующие приключения. Ученый мог таким образом исполнить данное им жене обещание пользоваться любой возможностью для повышения своего мастерства. Желая тем не менее хорошенько заручиться дружбой разбойника и показать себя сведущим человеком, Ученый многозначительно произнес:

— Давайте поразмышляем, почему этих мужей постигла неудача? То ли их жены были бесстрастными, то ли их приспособления никуда не годились. Я знаю, что здесь имеет значение не только надежное оружие. Мужская сила — это все равно, что твои надежные сбережения, которые надлежит всемерно «наращивать». — Ученый самодовольно усмехнулся. — Впрочем, я могу уверить вас в одном — если вы приведете меня к этим женщинам, я дам им то, чего им не хватает.

— Я лично знаю двух таких мужей, — заметил Равный Кунь Луню, — которые располагают всякими штуками и вполне соответствующими «сбережениями». Они теряются только на фоне самого большого и мужественного. Ну раз уж мы заговорили об этом, дорогой братец, как насчет твоих собственных приспособлений и количества «сбережений»? Скажи мне пару слов об их размерах, как долго ты можешь продержаться… В конце концов, раз ты доверяешь мне заинтересовать тобой этих женщин, ты должен сообщать мне некоторые подробности, которыми бы я мог козырять.

Ученый отвечал невозмутимо и уверенно:

— Моему многоуважаемому старшему брату не следует думать, будто мне чего-то не хватает. Моего снаряжения и капитала более чем достаточно для этого дела. Выражаясь соответствующим языком, я припас столько еды и питья, что любая женщина объестся так, что просто не сможет встать из-за стола, и будет так хмельна, что и двух слов не свяжет. К тому же надеюсь, что я не из тех хозяев, что потчуют гостей обычной пищей, а те уходят от стола более голодными, чем когда садились за него.

Равный Кунь Луню тем не менее продолжал допытываться:

— Хорошо, я не спрашиваю тебя сейчас о твоих размерах и «сбережениях», но мне хотелось бы узнать некоторые факты. К примеру, мой неоспоримо мужественный братец, нападая на Павильон Удовольствий, сколько ты можешь нанести ударов за один присест?

— Я не беру с собой в постель принадлежности для письма, — запротестовал Ученый. — И вряд ли смогу назвать точную цифру, но уверяю Вас, что гости мои всегда сыты. Где я, там всегда пиршество.

— Ну, если ты не можешь назвать точное количество толчков, скажи хотя бы, как долго ты способен продержаться на поле брани? — По правде говоря, Ученый редко когда мог сражаться больше часа, но чтобы произвести на разбойника впечатление, он удлинил это время вдвое. В конце концов, нужно было и женщин поразить должным образом. — Мое представление длится четверть ночи, — заверил он Равного Кунь Луню. — Причем я ни разу не ухожу с поля битвы.

— И ты считаешь это чем-то исключительным? — воскликнул Разбойник. — У тебя лишь средние способности, подходящие для семейной жизни и прочих домашних дел. Но для оргий с незаурядными женщинами этого вряд ли будет достаточно. Нет, до того как я буду рекомендовать тебя в любовники, ты должен проявить себя мужчиной выше среднего уровня.

Ученый начал испытывать некоторое нетерпение, но продолжал говорить с приятной убедительностью.

— Вам не стоит беспокоиться обо мне, уверяю Вас. Кроме того, недавно я приобрел некоторые воистину сильные снадобья. Одно из них я глотаю, другое наношу сверху на свое снаряжение. Настоящая трудность для меня в том, чтобы подыскать женщину, подходящую для моих талантов. Я словно мощная пушка, которой не в кого стрелять, противник явно уступает моему вооружению. Так что не волнуйтесь, с пилюлями и притираниями я смогу держаться бесконечно.

— Верно, все это может продлить твои действия, — согласился Равный Кунь Луню, — но удастся ли тебе таким образом вдвое увеличить размеры твоей принадлежности? Давай взглянем на нее, если она сама по себе невелика, никакие «укрепляющие пилюли» или «мази для стойкости» не помогут. Если не обладающий снаряжением должной величины стремится восполнить это возбуждающими снадобьями, его можно уподобить тому, кто пришел на экзамен, не имея достаточных знаний. Он может возбудить себя женьшенем и вином, трудиться настойчиво и не отвлекаясь, но что у него окажется на бумаге? Если же кандидат хорошо подготовлен и располагает всеми необходимыми знаниями, тогда возбуждающие средства придадут ему дополнительной храбрости. Ну, мы отвлеклись, твой-то насколько велик и толст?

— Больше и толще многих, уверяю Вас, — не замедлил с ответом Ученый.

— Ну так назови размеры или дай мне посмотреть самому, — настаивал Равный Кунь Луню.

Заметив, что младший брат особого желания не выказывает, разбойник взялся за его штаны с намерением стянуть их.

— Эй, что ты делаешь, — вскричал Ученый. После трех неудачных попыток выяснить истинные размеры его снаряжения Равный Кунь Луню отступил в нетерпении.

— Коли ты не собираешься уступать, не рассчитывай, что твой недостойный брат будет расхваливать тебя этим женщинам. Как я буду выглядеть, если порекомендую тебя, а там окажется всего лишь маленький огрызок? Что если женщины станут умолять овладеть ими, как только ты там прикоснешься, а ты окажешься способным лишь пощекотать их, как они будут себя чувствовать?

Довод, казалось бы, бесспорный, но Ученый сделал еще одну попытку избежать щекотливой ситуации.

— Не в том дело, что снаряжение твоего недостойного брата не выдержит проверки, — пояснил он, — просто несколько неприлично ученому вытаскивать эту штуку на свет божий, будто это всего лишь кисть для письма или платок.

Сказав это, он все же расстегнул штаны, засунул руку под платье и взялся за инструмент. Затем он распрямил руку, словно поднос, и выставил свое снаряжение на обозрение.

— Вот Мужское Острие твоего недостойного младшего брата. Смотри сколько хочешь.

Разбойник уставился вниз с непроницаемым выражением, затем принялся рассматривать инструмент с разных сторон. Ученый ждал некоторое время, что тот скажет, но Равный Кунь Луню словно онемел. Тогда он решил, что разбойника ввергли в такое состояние внушительные размеры снаряжения.

— Его надо видеть в поднятом состоянии, — гордо добавил Ученый. — Сейчас он отдыхает, и впрямь сморщенный какой-то.

Равный Кунь Луню наконец раскрыл рот.

— Лучшее, что ты можешь сделать — не вынимать его из штанов вообще, чтобы никто его не видел, — сказал он.

Ученый не сразу понял.

— А что ты имеешь в виду?

— Всему есть естественные пределы, и вполне ясно, что твой инструмент большим никогда не станет.

— Но моя жена и наложницы никогда не жаловались…

— Мой дорогой названый братец, — произнес разбойник прежде, чем Ученый успел выразить тревогу. — Твоя принадлежность размером всего лишь в треть того, чем обладает настоящий мужчина. Ты и впрямь думаешь, что этого достаточно для набегов на частную собственность других мужчин? Твои прежние рассказы о всех этих любовных приключениях заставили меня предположить, что у тебя в штанах настоящая дубинка. А что же я вижу? Нечто подходящее для расчесывания подшерстка, но вовсе непригодное для штурма главного штаба. Нет, ты определенно водил недостойного старшего брата за нос.

Потрясенный Ученый наконец ринулся защищать себя.

— В большинстве случаев его принимали с одобрением, а иногда он даже срывал аплодисменты. Даже теперь моя жена при виде его трепещет от восторга и страха.

— Если тебя когда-либо удостаивали за эту штуку похвалы, то это могли быть лишь девственница, которую ты лишал невинности, либо мальчик, впервые имевший дело с мужчиной.

Равный Кунь Луню говорил с таким пренебрежением и так авторитетно, что Ученый уже был готов поверить, что он не столь уж хорошо оснащен, как ему казалось.

— Ты действительно имеешь в виду, что у меня он даже не среднего размера? Это невероятно!

— Я высказываю мнение того, кто видел по крайней мере тысячу инструментов и, честно скажу, ни один из них не был так мал, как твой.

Это казалось невозможным, невероятным, и Ученый вновь заговорил:

— Ты говоришь так лишь потому, что передумал брать меня с собой. Быть может, у тебя и вообще не было никаких побед? И кстати, откуда ты знаешь все эти подробности о мужьях, если ты лишь мельком видел их, когда совершал набеги на их дома?

— Что касается торговца шелком, я провел дальнейшие расспросы и узнал от одного из друзей, который видел его в жаркие летние дни, что снаряжение у него внушительных размеров и напоминает большого ужа. Если у тебя нет хотя бы такого же большого, как у него, инструмента, как можешь ты рассчитывать на благосклонный прием у его жены?

Ученый выглядел как никогда подавленным.

— А мои внешность, обаяние и ум, разве они ничего не значат для женщины? Допустим, моя принадлежность несколько чахлая, разве это все, к чему стремятся женщины? Умоляю тебя во имя нашей дружбы дать мне возможность испытать себя с двумя женщинами. Я уверен, что смогу восполнить недостаточную длину другими способами.

— Разумеется, прекрасно, если имеешь приятную внешность и ум — тебя наверняка впустят в дом и проводят в спальню. Но что ты будешь делать, оказавшись там, внутри? Будучи допущенным ею в Зал для Испытаний, ты либо сдашь экзамен с успехом, либо провалишься. Нет, лучше выбрось из головы все помыслы о том, как бы соблазнить чужих жен и овладеть их дочерями. Оставь свои ограниченные способности для собственных жен и забудь о своих мечтаниях.

* * *

На следующий день Ученому-Полуночнику удалось отыскать некоего Искусного Врачевателя. Это был пользующийся широкой известностью пожилой человек с броской внешностью. Ему-то Ученый и поведал о своем личном позоре. Если то, что рассказал Разбойник, было правдой, существовал лишь один способ исправить этот очевидный физический недостаток.

— Учитель, — сказал Ученый, — я видел ваши объявления, где вы обязуетесь увеличить размеры маленького члена. Не будете ли вы так любезны разъяснить мне, как происходит это чудо и можете ли вы обещать мне нечто гигантское?

— Все зависит от исходного материала, — отвечал Искусный Врачеватель. — Во-первых, от его размеров, во-вторых, от того, насколько большим вы хотите его видеть. Есть и третье обстоятельство сможете ли вы приспособиться к столь резкой перемене?

Это разъяснение сильно взволновало Ученого.

— Пожалуйста, расскажите поподробнее. Я очень надеюсь, что вы сможете что-то сделать для меня.

— Я полагаю, вы сумеете разобраться в тонкостях языка медицины. Во-первых, вы, может быть, просто хотите, чтобы конец ваш удлинили на пару дюймов? Если так, то я дам вам мазь, которая легко произведет эти незначительные изменения, — пояснил Врачеватель. — Прежде всего она делает инструмент нечувствительным к жаре и холоду и временно препятствует мочеиспусканию. Затем его «обмывают», «окуривают» и «вытягивают». Прошу простить мне эти профессиональные выражения. «Обмывание» производится для расширения, «окуривание» для укрепления, а «вытягивание» для удлинения. Курс лечения длится трое суток. Как видите, все очень просто, и потому этот способ пользуется наибольшей популярностью.